Закат Солнца, Восход Луны

После ухода Феликса, я приказала Кири никого ко мне не пускать, напитки из трав для скорейшего выздоровления ставить на тумбочку около кровати и не тревожить мой сон даже из-за смертельной угрозы. Возможные письма от Кристофера должны отправиться в огонь. Не могу выкинуть ту мерзкую сцену из головы и думать о нем в хорошем свете. Засыпаю сразу, как переворачиваюсь на бок. Из-за жара снятся уродливые, смазанные, как грязь на влажной дороге под колесами, кошмары. Их сюжеты не замысловатые и один хуже другого. Везде есть чудовище, пытающееся навредить мне, иногда у него лицо отца. Ворочаюсь и потею ещё больше. Собака засыпает подальше от меня и следит за входной дверью, чтобы предупредить о гостях. В её черных глазах отражается свет слабого огня в камине. Просыпаюсь и удивляюсь, что светло. Хоть день и приближается к концу, солнце ещё высоко. Заставляю снова лечь спать, но после выпитого лечебного терпкого чая не хочется. После отвратительного сна, я чувствую себя, на удивление, лучше, будто сквозь сюрреалистичные сны вышла боль. Рука саднит только когда её касаются. Только вот ногти почернели на обеих руках. Кири заботливо набирает ванну и добавляет в воду лаванду. Помогает мне забраться внутрь железного каркаса, снимает бинты с фиолетовой ладони и опускает её в теплую воду. Раны щиплет, но это не ощущается больнее ударов. Погружаюсь с головой, лежу, пока мозг отчаянно не попросит кислорода. Повторяю этот ритуал несколько раз, что помогает избавиться от дрянных мыслей, кружащих коршунами над моей головой, не позволяя избавиться от тошнотворного ощущения самой себя. Я жалею, что не пыталась вырваться из лап отца. Позволила ему это сделать со мной. Шла за ним, как овца на закланье, а потом понадеялась на поддержку Кристофера, вместо того, чтобы запереться в комнате брата. Верила их словам, что я особенная, а потом так же легко поверила в свою никчемность. Осталась с пустотой в районе сердца, незаполненной и невысказанной. Боль била по вискам. Их лица, всплывающие в памяти, вызывали лишь омерзение. Сколько бы раз я не попыталась смыть с себя эту прилипшую грязь от ощущения пустого сосуда, которым все могут пользоваться и делать что им заблагорассудится, ничего не выходило. Стыд, признаться самой себе, что я сделала не правильный выбор, люблю не того или не могу противостоять себе, тоже не покидал мою компанию. Пока Кири мылила и омывала мои волосы, я думала о том, как меня всё достало. Мне необходимо найти силы. Самым очевидным местом для посещения станет храм Звезд, где сами небесные светила благословят меня и даруют долгожданную стойкость. Но вот чтобы до него добраться, мне нужно в столицу. Это не должно быть большой проблемой, главное не столкнуться с отцом в коридоре дворца. После окончания ванных процедур, пикси смазала мои раны и снова замотала руку. Она принесла чистую ночную рубашку и пообещала после завтрака заплести небольшие косички, которые украсит золотыми кольцами с различными подвесками. Сопроводив меня до стола, она раскрыла железные блюда и посоветовала съесть всё, чтобы восстановление шло ещё быстрее. Только мой нос почувствовал запах сочного сэндвича, я накинулась на поднос, поглощая блюдо за блюдом, запивая всё травяным чаем из маленького голубого чайничка. Еда быстро заполнила пустоту желудка, скучавшего по ней целый день. Что-то уже начало налаживаться. Мой взгляд упал на книжную полку, где ярким корешком выделялась книжка из мира уродливоухих. Её фон был черным, но на нем расположились маленькие яркие картинки яблок, различных птичек и белок с улыбками, гномов в смешных колпаках, с бородами до пояса, находящихся среди россыпи цветов. В середине, возле серебряных букв, была изображена прекрасная девушка с черными короткими волосами, белоснежной кожей и доброй улыбкой — настоящая принцесса Белоснежка. В груди защемило. Отец читал её мне перед сном, из раза в раз и искренне удивлялся, что проклятье спадает с поцелуем. Папы было много в моей жизни, такого доброго и родного. Я думала, мы так и останемся отцом и дочерью в этом мире. Ничто не вечно под Луной. Он в одночасье озлобился и отвернулся от меня, что пугает своей необоснованностью. После еды, Кири позвала меня к туалетному столику. Как только я села, она принялась заплетать маленькие косички по всей моей голове, попутно украшая их. Я в зеркале наблюдала за её быстрыми ручками, завороженно. Повернувшись вправо, мой взгляд зацепила серёжка, болтающаяся на ухе. С чего Крис решил, что у нас есть что-то с Хёнджином? Он сказал, что до него дошли слухи. Кто их мог распустить? Из самых очевидных вариантов — это Ханна. Потому я и попросила Феликса быть аккуратнее с ней. Последнее время она чем-то взволнована, молчалива, даже над шутками не смеется. Подозрительно. Всё равно не ясно, зачем ей говорить брату подобное. Она не хочет нашего союза? Если Крис продолжит себя так вести, ей не о чем беспокоиться. Есть ли в этом что-то другое, более глубокое, чем простая неприязнь? Отмахиваю от головы мысли о проклятой семье и возвращаюсь в реальность. В мою комнату врываются Рейчел и Оливия, ранние пташки этого замка. Прячу раненую руку глубже в рукав ночнушки, пока они с визгом падают на кровать. Оливия сразу же ложиться на живот и болтает своими светло-голубыми ножками со звездами в воздухе. Рейчел садится рядом и накручивает золотые локоны на палец. Они всё ещё одеты в пижамы, хотя скоро их позовут к завтраку, а после отправятся в школу. — Папа сказал, что ты была наказана, поэтому не пришла вчера на завтрак и ужин, — сказала Рейчел, изучая мои волосы. — Но потом, Минхо и Феликс сказали нам, что на самом деле ты болеешь. Мы испугались, что ты заразная, но они сказали, что мы не заразимся от тебя этой болезнью, если заглянем тебя проведать, — пояснила Оливия. — Да, братья правы. Я немного приболела, поэтому провожу время в своей комнате, — я натягивала улыбку, чтобы не выглядеть такой опустошенной. — Мы рады, что тебе лучше, — весело добавила Рейчел и улеглась на спину. — Спасибо, что пришли, малышки. С вами мне стало ещё лучше, — искренняя улыбка коснулась моих губ. — Как ваша жизнь? Они лежали рядом, такие разные внешне, но такие схожие внутренне. Двойняшки больше чем мы с Феликсом. Даже сейчас по привычке наперебой говорят о школе, рассказывая о смешных моментах. — А ещё, когда учитель объявил об охоте в полнолуние, меня пригласил на обещанный танец принц Лукас, — смущаясь, поведала Рейчел. Лукас самый младший сын королевы Сильваны и младший брат Кристофера и Ханны. — И что ты ему ответила? — я повернулась к ним лицом, чтобы видеть их лица. Кири продолжала плести косички сбоку. — Конечно, согласилась. Он очень смешной и мне нравятся его тёмные волосы, — её рыжие глаза мечтательно заплыли пеленой. — Я хочу надеть розовое платье, чтобы выглядеть лучше всех. — Уверена, ты покоришь его сердце. Он увидит тебя в короне и розовом платье, и обязательно влюбится с первого взгляда, — моя широкая улыбка не могла скрыться с лица. — Оливия, а тебя тоже уже пригласили на обещанный танец? — Конечно! — воскликнула Рейчел, чем заставила покраснеть до кончиков ушей. — Да, меня пригласил принц Морт, — скромно ответила Оливия. В этом и была заключена их особая черта. Морт был сыном короля Рифа — Дила и младшим братом Лана и Чонина. — Она сохнет по нему уже полгода, а он только это заметил, — подметила Рейчел. — Надеюсь, он своим плавником не выколет ей глаз. — А Лукас тебе оттопчет копытами все ноги! — возмутилась Оливия, подключаясь к перепалке. Я не могла перестать смеяться и радоваться, за то, что хоть у кого-то будет нормальное детство и первая любовь. Мы с Кристофером были знакомы с детства, хоть он и старше меня, чаще всего время проводили вместе из-за их дружбы и близкородственных связей с Минхо, к которому всегда приклеивалась я. Так или иначе, наши отношения были одобрены нашими родителями, и пусть он мне симпатичен, о его мыслях в свой адрес я так и не знаю. Прошло не так много времени, чтобы говорить о серьезном, но Кристофер старается ускорить любое наше сближение, часто забывая об эмоциональной составляющей. Все говорят о свадьбе, а мне становится тошно от мысли, что я выйду замуж за нелюбимого человека. Поэтому такие искренние разговоры сестер меня радуют до глубины души. Среди прекрасноухих любовь лишь дорогой аксессуар, дозволенный не каждому, особенно монаршей крови. Хотя, мой отец всё-таки выбирал жен по любви, всех четырех. Почему же и я не могу быть этого достойна? Мои желания могут идти рядом с любовными чувствами. — А ты чего смеешься? — интересуется Рейчел, глядя в мои фиолетовые глаза. — Кому ты обещала танец? — Ты чего? Конечно Кристоферу, — одёргивает Оливия младшую сестру. — Эх и что ты в нем нашла. Хорошо, что они с Лукасом разные, — фыркает младшая. И я радуюсь этому факту вместе с ней. — А ну брысь, мелочь, — в комнату заходит Минхо, а за ним следуют Феликс и Джисон. — Взрослые будут разговаривать. Рейчел и Оливия показывают языки старшим братьям и убегают через открытую дверь. Кири кланяется мне и тоже выходит, она пока закончила со своей работой. Я смотрю на шёлковый в рисунках халат Минхо, запахнутый небрежно, на то как на его голове покосилась корона. Джисон тоже одет в халат, только ярко-расшитый, почти режущий глаз. По сравнению с ними, Феликс одет бедновато, в черные брюки и черную широкую рубашку, заправленную под пояс. Сразу ясно, кто из них собрался в школу, а кто на очередную вечеринку в покоях. Я продолжаю сидеть на расшитой сидушке пуфа перед туалетным столиком. Джисон скромно расположился на софе в окружении декоративных подушек. Его взгляд изучал комнату и ненадолго задержался на балдахине кровати выполненного из воздушной ткани глубокого цвета королевской сирени. Феликс занял ближайший ко мне край кровати, откинувшись назад, на упирающиеся в матрас руки. Минхо остался стоять около изножья кровати и внимательно смотрел на меня. — Как ты? — его голос хоть и звучит агрессивно, в нем много волнительных ноток. — Лучше, чем вчера, — честно отвечаю. — Я хотел навестить тебя ещё тем вечером, но ты приказала никого к себе не пускать, — Минхо сделал шаг в мою сторону. Оказавшись довольно близко, опустился на одно колено и склонил свою фиолетовую голову. Корона зацепилась за его рожки. — Я прошу твоего прощения. Мои бездумные действия повлияли на твою репутацию в глазах отца. Мне жаль, что я не стал достойным старшим братом и не смог уберечь тебя от гнева короля и сам не стал достойным примером. — Да, ты виноват, — жестко сказала я. Феликс и Джисон уставились на меня, широко раскрыв глаза от удивления. Они не ожидали подобного от меня, ведь Минхо сам пришел и первым произнес слова извинений. А вот Минхо не казался удивленным, он будто знал, что я так отреагирую. — Но не больше остальных. И не больше меня. Минхо, успокойся и встань, — мой голос прозвучал более раздраженно, чем мне хотелось. Брат лишь поднял голову. Его избранный в это время изучал глазами ковер на полу, а Феликс закрыл глаза ладонями, снова плачет, так тихо, чтобы никто не заметил. — Я действительно виноват… — В том, что отец сам воспитал нас такими, а теперь согласен принимать грешных сыновей, но никак не дочерей? Или в том, что ему не хочется терять лицо великого дома, когда он заключает брачную сделку? — Брачную сделку? — медленно повторил мои слова брат. Все уставились на меня, будто я сказала что-то шокирующее. — Я предполагаю, что он заключил с королевой Сильваной брачную сделку, на нас с Кристофером. А вчера была показательная порка. Король хочет видеть и выдать непорочную принцессу, вышивающую крестиком в башне, подчиняющуюся любому слову. Они оба стыдили меня за сексуальную связь, но почему-то их версии расходились. Очевидно, они обладают лишь слухами, что донесли их крыски. Минхо осел на пол и схватился за голову. Три пары глаз смотрели на меня, не моргая, переваривая новую информацию. — Вот почему ты просила быть осторожной с Ханной, — шмыгая носом, сказал Феликс. — Ты думаешь, она что-то рассказала брату? — Возможно. Я хочу об этом узнать больше, а пока мы просто будем наблюдать за ней. И я не спущу с рук наказание Линфорда, пока не знаю, как, но просто так не оставлю. — Мы понимаем тебя, — громко сказал Джисон и встал с софы. — Я думал о произошедшем и хочу сказать, как принц королевства Пески, мы готовы дать тебе убежище, если того пожелает твоя душа и сердце. Если ты почувствуешь, что тебе здесь невозможно больше находится, я дам тебе свою защиту. — Спасибо, дрогой принц Джисон. Твои слова радостью отзываются в сердце, и я буду держать это в своих мыслях. Благодарю тебя за поддержку и смелость её оказать, — я встала и поклонилась ему, приложив свою правую руку к сердцу. Никогда не сомневалась в доброте Джисона и его искренности. Несмотря на жестокость королевских семей, он был удивительно добросердечным и безоружным к этому миру. — Могу посмотреть, — Минхо встал и дотронулся до моей левой руки. Я кратко кивнула. Развернув бинты, Минхо отшатнулся и поднял взгляд к потолку, по его щеке пробежала слеза. Края синяков стали желтеть и где-то сукровица побагровела, но это всё ещё была жестокая и отвратительная картина, которую я быстрее пыталась скрыть. Феликс и Минхо, не сговариваясь, обняли меня, склонив головы и пряча слезы в моих плечах. Мне стало так легко, я ощутила себя любимой и то, как сердце расцветает от любви к ним. Они моя семья и всё, что есть хорошее в моей жизни. Без них нет смысла дышать, нет смысла существовать. Они мой дом, каким бы он ни был, с ядом в бокале, кинжалом в руке, мятным чаем с брауни, сном в обнимку, догонялками в саду и детскими улыбками.

⸸⸸⸸

После ухода парней, я села на диванчик, стоящий на балконе, смотрела на столицу. Небо окрасилось в цвета спокойного моря, красной рябины и пестрых одуванчиков. Ватные облака разбавляли синеву и придавали нежности. Воздух пах сыростью, пророча дождь. Ветер набирал силу, а после затухал, так и не обдав холодом. — Ваше высочество, — зовет меня Кири, стоя на пороге балкона. — Рыцарь Чанбин прибыл по приказу вашего старшего брата Минхо. Он занял позицию в ожидании у ваших дверей. Перед уходом Минхо, я попросила его предоставить личного рыцаря для поездки в Первую столицу. Я не обладаю достаточной силой, чтобы составить свою охрану самостоятельно, поэтому приходится просить Минхо выделять мне достойных рыцарей для поездок, вместо тех, что выбраны моим отцом и обязательно доложат ему, какие места мы посещали или нет. — Отлично. Попросите его приготовить карету для поездки в столицу, от имени старшего брата, разумеется. И приготовь одежду для поездки. Найди все перчатки, что у меня есть, нужно скрыть рану. Пикси кланяется и возвращается в комнату. Я недолго смотрю на кромку леса, потом снова на город, на небо и возвращаюсь в комнату. На софе меня уже ждет длинный плащ из полуночного синего бархата, черные штаны в обтяжку и кофта с квадратным вырезом с корсетом. Рядом лежат несколько вариантов перчаток различных расцветок и рисунков. Выбираю черные с золотыми звездами и натягиваю их до самого локтя. Кири снова шнурует мои высокие сапоги и помогает с корсетом, а после, обязательно наносит румянец на щеки. Натягиваю на голову капюшон и выхожу в коридор, там меня ждет Чанбин. Сегодня он без привычного рыцарского обмундирования, в тёмно-коричневых штанах, зеленого цвета кофте, которая обтягивает мышцы на его руках и жилетке на шнуровке, такого же цвета, как и его брюки. Он кланяется мне и поворачивается в сторону служебной лестницы, чтобы пройти незамеченными к конюшне. Мы идем по круговой каменной лестнице с железными поручнями. Выходим недалеко от кухни, откуда доносится сладкий запах десертов, готовящихся к ужину. Невольно рот наполняется слюной, но я напоминаю себе, что не голодна. Проходим через служебный коридор к выходу в конюшню, идем мимо рядов стойл. Здесь пахнет сеном и навозом, а обитатели так и норовят зацепить нас своими рогами. У выхода стоит запряженная тремя оленями карета. Её отделка из кожи аметистового цвета, с золотыми ручками, оконными рамами, светильниками и цепями. Колеса выполнены из темного дерева, почти чёрного. Двери отмечены гербом Синоды: золотой половиной Луны и Солнца на заднем фоне и на переднем меч со звездой на эфесе. На месте кучера сидит парень из уродливоухих с рыжими вьющимися волосами, закутанный в длинное пальто. Чанбин открывает дверь и протягивает руку, помогая забраться. Я сажусь на мягкое синее сиденье, откидываюсь на спинку. Привстаю, чтобы зашторить окна плотными шторами. Чанбин садится напротив меня, закрывает дверь и стучит кучеру, что мы готовы к движению. Карета плавно начинает движение и я снимаю капюшон. В подвешенном под потолком фонаре начинают летать светлячки, освещая темноту кареты. Глаза Чанбина светятся зеленым, и всё его лицо выглядит агрессивнее, опаснее, при таком свете. Я же сейчас выгляжу бледной, с фиолетовыми глазами и болезненными синяками под глазами. Вижу, что рыцарь смотрит на руку, спрятанную в перчатку, но ничего не говорит. Я благодарна за эту комфортную тишину. Он один из немногих, кто лучше всех умеет себя вести в любой ситуации и знает, когда ему стоит говорить. Прикрываю глаза и отдыхаю, пока мы едем до города. Стараюсь не думать обо всём, что происходит в жизни. Нетерпеливо перебираю кольца на правой руке. Думаю о Минхо, о том, как он подливал яд в мои кубки с вином, чтобы научить отличать отравленные напитки и не умереть от одного глотка. Думаю о том, как он делился своими падшими. А до этого дрался со мной до крови, бил железным мечом по моим ногам, оставляя шрамы и синяки. Вспоминаю, как мы учились стрелять из лука, и он поставил меня к мишени, а после его стрела чуть не угодила в мою голову и свезла часть левого уха. Размышляю о его действиях, задумывался ли он о вреде, который может нанести или просто хаотично вел себя, как обычно. Не слишком ли легко я простила его, разжалобилась его сладкими речами. Мне не позволено, долго держать обиду на брата, который лишь хотел как лучше. Они все хотят как лучше, никогда не спрашивая, что мне действительно нужно. Карета останавливается, Чанбин выходит первым, осматривается и затем предлагает мне выйти. Мы остановились около публичного дома госпожи Клиодны, изогнутого, как тело танцовщицы, с красными окнами, горящими на каждом этаже. Несколько парней в компании девушек направляются к нам, но Чанбин одним жестом прогоняет их. Рыцарь тянет меня за правую руку в сторону главной дороги, я спешу за ним, скользя на каменной брусчатке. — Там безопасное место для стоянки, — объясняет Чанбин. — Я так и поняла, — хмыкаю, ровняюсь с Чанбином, когда мы выходим на главную улицу. Все столицы твердынь похожи своей планировкой и расположением недалеко от дворца или особняка лорда. Главные улицы шире в два раза, чем проездные, и ведут к выездам из города, храмам и торговым площадям, где открываются ярмарки и рынки. В центре столицы всегда стоит храм Звезды — самое высокое здание города. Они все прекрасны и выполнены из темного камня, с большим количеством окон витражей и знаков небесных тел, рассказывающих о тех или иных событиях прошлого и будущего. Дома остальных жителей выполнены из серого камня, не выше двух этажей, с круглыми окнами и черепичной крышей рыжего цвета. В ночи они все выглядят одинаковыми даже для моих глаз. Мы недолго идем, оказываемся на площади Святой Звезды перед храмом. Кленовые деревья украшают её, располагаясь рядом с клумбами, усеянными голубыми фиалками. Резные скамейки стояли возле деревьев, на их спинках были вырезаны 12 созвездий знаков зодиака. В этой части были мраморные плиты, выложенные в форме солнечной системы, где в центре находилось солнце с гербом Синоды. Со стороны рыночной площади доносился гул, но такой слабый, почти сравнимый с легким шорохом. Ветер приносил сладкие, вперемешку с душистыми, запахи. Небольшие фонари слабо освещали площадь и улицы, пока в домах горело несколько окон. Здесь всё ощущалось незначительным и живым, как в самом свободном месте. Мы приблизились к высокому храму с множеством острых башней и шпилей. Спереди и издалека он казался треугольным, с небольшим количеством окон и одной тяжелой дверью. Чем мы подходили ближе, тем отчетливее видели выточенные из камня сюжеты, арки окон и двери, скульптуры заключенные внутри башней и так по всему периметру. Боковые выходы всё же удостоились окна во всю длину стены, разделенного на несколько частей. Множество арок придавали воздушности, казалось, что он вовсе парит в облаках, а не стоит на земле. Каждый шпиль заканчивался статуей друида служившего в этом храме, отчего здание казалось ещё более величественным и пугающе властным. А из-за своей остроты, он напоминал ряд клыков посередине города. Деревянная дверь была открыта, нам оставалось преодолеть лестницу и войти внутрь. Свечи освещали зал, расположившись на позолоченных многоярусных люстрах, возле внутренних колон. Здесь мраморный пол, выложенный в рисунке цветов, светлый, как камень внутренних стен. Нас снова преследуют статуи в колоннах, изображающие предсказания предков, фрески, вырезанные на стенах, широкие своды с арками и витражные окна. На полу стоят ряды одинаковых скамеек, а перед алтарем стоит стол из золота со свечами. Возле алтаря стоит друид в золотой рясе, его серебряные волосы спадают вниз, перекрывая вышитый рисунок звезды на спине. Прохожу к полукруглой ванночке из мрамора до краев наполненную серебряной водой и омываю в ней руки, даже не снимая перчаток. Возвращаюсь к входу и кланяюсь, прикладывая правую руку к сердцу. Оборачиваюсь на Чанбина, а он остается в дверях, кивая на мой вопросительный взгляд. Возле ванночки нахожу белесую свечу и беру в руки. Прохожу вперед под шум собственных шагов, отражающихся от стен. Останавливаюсь около кадило. Склонив голову и выставив перед собой свечу, шепчу: — Молю вас, доблестные Звёзды, что указывают путь. Молю вас, честные Планеты, что являются мерилом души. Молю вас, верная Луна, что защищает. Молю вас, могущественное Солнце, что озаряет и открывает. О вашей благосклонности молю, дарованной силе и заслуженной справедливости. Да, простите меня за пороки, да приласкайте за добродетель. Свеча загорается белоснежным светом и в нос ударяет знакомый запах воска, полыни и молока. Я ставлю её к своим сестрам на кадило и присаживаюсь в первый ряд для продолжения молитв. Первая часть принятия моих слов произошла, осталось высказать остальное. Раскаиваюсь в своих грехах, прошу о справедливости и силе, молю об облегчении, пока слова не перестают появляться в моей голове, и наступает благодатное ощущение настоящей свободы и отпущения. Моего плеча касается друид, его перстни тяжело бьют. Встаю и кланяюсь ему. — Что тебя привело сюда, Селена Лунорожденная? — спрашивает он, пока его глаза улыбаются. — Хотелось совет получить от Звезд, и чтобы Луна боль душевную облегчила, — не скрывая отвечаю. — Удачный вышел разговор? Твоя боль отступила? — всё так же по-доброму спрашивает друид. — Определенно стало лучше. Одной Вселенной известно. Будущее покажет, что было моим достоинством, а чего никогда не достанет. — Мудра не по годам, принцесса Селена. Хорошо учишься на ошибках и душой не кривишь, только когда бес тщеславия не правит тобой, — почему-то он всегда знает, о чем говорит. Говорят, друиды сумасшедшие из-за того, что постоянно говорят с Вселенной и получают её ответы. Даже звездочеты-предсказатели не так безумны. — Твои слова, достигнут цели, не сомневайся. У Вселенной есть план на тебя, не гневи её попусту, и она дарует тебе заслуженное. — Благодарю, — снова кланяюсь, а когда поднимаю голову, друида уже нет передо мной. Он будто растворился в воздухе. Снова кланяюсь алтарю и иду к выходу, где меня ждет Чанбин. Мы молча выходим и идем по улице. Нам везет, почти все жители на ярмарке или заняты делами, потому не шастают и не встречаются на нашем пути. Тем не менее, я натягиваю капюшон плотнее. Я не боюсь встреч с народом, я боюсь, что они заметят мою слабость и используют против меня. Вернувшись к месту, где нами была оставлена карета, я вижу того, кого уж точно не ожидала здесь увидеть. Красные волосы, которые невозможно ни с чем спутать. Хёнджин выходил из темной подворотни, мрачно оглядываясь по сторонам. В его руках был небольшой фонарь с разожжённым огнем внутри. Он прошмыгнул во двор публичного дома, и я решила проследить за ним, ведомая любопытством и невероятной удачей от столкновения в столь необычном месте. Чанбин не сразу понял моего намерения и даже хотел возмутиться, но вовремя столкнулся с моим гневным взглядом и сомкнул губы в одну линию. Я прислонилась всем телом к каменной кладке дома, выглянула из-за угла. Во дворе стояли диваны и кресла, на которых отдыхали работники дома и курили что-то завернутое в бумагу. Там стояли маленькие столики, сделанные из винных бочек, поверх них стояли завядшие цветы в мутных вазах и кривые бокалы с зеленой жидкостью — гномье вино, пьянящее с одного глотка. Кто-то из них играл в карты, кто-то танцевал, несколько пикси играли для них на дудке, контрабасе, лютне и импровизированных барабанах. Получалось довольно прилично. Большинство просто общались друг с другом, обмениваясь новостями. Среди работников были не только прекрасноухие, но и уродливоухие, и пикси. Мой взгляд выискивал Хёнджина и нашел в дальнем углу. Его фонарь стоял на бочке, возле букета понурых ромашек. Там он разговаривал с прекрасноухой с огненно-рыжими волосами, собранными в высокий и тугой хвост. Её кожа была темного цвета, а глаза горели голубым. Она пару раз засмеялась, оголив острые зубы, но после неизвестных мне слов Хёнджина, её улыбка померкла, и она озлобилась. Рука неприкаянного вынула из сумки алый мешочек с монетами, после чего протянула девушке. Та стала озираться и приняла его, после чего протянула парню листок, сложенный в несколько раз. Он кивнул и спрятал его во внутренний карман. Его тело резко развернулось, и взгляд упал на угол дома, к которому я была прислонена. Мне хватило скорости, чтобы спрятаться, но он точно бы не заметил меня из-за зрения уродливоухого. Мы с Чанбином понеслись в сторону кареты и залезли в неё так быстро, что олени сами решили начать путь от испуга. Я выглянула в заднее окно, но мы уже съехали с дороги, ведущей к публичному дому. Хёнджин не видел нас, но зато мы видели его.