***
— Джин-хён, в каком у нас состоянии Месяц? Сокджин аж вздрогнул, услышав серьезный вопрос младшего брата. Тот молчал с того момента как вернулся со встречи с хамом на дорогой тачке, на вопросы не отвечал, и вообще находился вроде не в этой вселенной. — В прекрасной, как и всегда. У нас остались только Луна и Месяц на конюшне, так что я лично забочусь о них. Они здоровы, бодры, веселы и так далее по списку. А в чем дело? Стоп! Тэхён! Ким Тэхён, не смей даже на секунду подумать, что я могу позволить тебе продать моих последних звездочек! Да, мы должны денег, но в их сторону даже не смотри! Я проще продам себя на органы. «А еще лучше — тебя…» — но это Сокджин прошептал совсем тихо, еще и заслоняя рот рукой. Просто мысли вслух, да! — Нет, я не собираюсь продавать наших последних лошадей, хён. Я все еще надеюсь, что можно будет немного заработать разведением. Месяц — прекрасный конь и будет чудесным папашей. Я о другом. — Ну, главное, ты не собираешься их продавать. Остальное уже не так страшно. — Продавать — нет. А вот что насчет скачек? Джин вытаращился на младшего брата и с трудом пробормотал: — С-скачек? Ты хочешь выставить его на скачки? — Ты же сам только распинался как наш конь бодр, весел и далее по списку? Или тебе реально проще продать задницу брата? — Тэхён уставился на старшего брата тяжелым взглядом. — Тэ, про к-какую з-задницу идет речь?! — глаза Джина приняли вполне себе круглую европейскую форму. — Тэ, солнышко, ты что такое сейчас ляпнул? Тэхён сцепил зубы, запоздало вспомнив, что так и не рассказал брату об условиях Чонгука. Блять, ну и зачем он это ляпнул и как теперь выкручиваться? Ему совершенно не хотелось, чтобы брат был в курсе его унизительного положения. — Мы обсудим это позже. Я устал и иду спать. А ты к утру подумай про скачки, — пробормотал он стремительно улепетывая в сторону своей комнаты и оставляя тихо охреневающего брата одного. С самого утра братья лихорадочно решали, что делать. Ближайшие скачки были через тринадцать дней, то есть ровно в тот день, когда нужно было отдать деньги Чону. Если все провалится, то у них даже не будет времени придумать что-то еще. Сокджин взял на себя подготовку Месяца, а Тэхён повис на телефоне, старательно обзванивая всех знакомых и пытаясь уговорить занять ему денег. Звонки, встречи: все это слилось у него перед глазами в бесконечный хоровод унижения. В лучшем случае ему вежливо отказывали. В худшем откровенно глумились, при этом Тэхён внезапно осознал, что тот же Чонгук был по сравнению с этими уродами образцом вежливости и тактичности. А еще Тэхён, понаблюдав во время жуткого обеда с Чоном за его сальными взглядами, с ужасом обнаружил, что часть его знакомых смотрит на него точно так же плотоядно. Ему казалось, что его привычный мир в одночасье рухнул и внезапно наполнился похотливыми животными, охочими до его задницы. Даже на улице он ловил на себе подобные взгляды от совершенно незнакомых мужиков и шарахался от них как черт от ладана. Уже через неделю он готов был на все что угодно, начиная от веревки и петли и заканчивая самостоятельным вырезанием у себя почки без наркоза. Однако мысль о продаже собственной задницы все еще вызывала священный ужас. Поржав сам над собой за такие заскоки, он проверил список контактов, не обнаружил там больше никого, к кому еще можно было бы обратиться с просьбой и пригорюнился. Следующая неделя была посвящена обиванию порогов банков, многочасовому стоянию в очередях и очередной порции унижения, когда холеные клерки смотрели на него кто просто свысока, кто скучающе, а кто и откровенно презрительно. У него не было залога, не было постоянного дохода, черт, да у него даже законченного образования, и того не было. Разумеется, везде он получил отказ.***
Отведенный срок неумолимо приближался к концу. Наступил день скачек. Буквально выскребав собственный счет, они набрали нужную сумму на перевозку Месяца, врачебное освидетельствование и взнос за участие. Оставив коня на попечение персонала и нанятого жокея, братья разместились на трибунах и приготовились ждать. Солнце нещадно пекло, но они так волновались, что даже позабыли принести с собой воду. Просто сидели, прижавшись друг к дружке и нервно смотрели прямо перед собой. — Нервничаешь, принцесса? — Тэхён вздрогнул от раздавшегося рядом тихого голоса и прикосновения холодной бутылки с водой к ладони. Чонгук всучил ему бутылку и передал такую же Сокджину. — Ну привет и тебе, истеричка. Сокджин от подобного хамства просто онемел, но воду взял. Потому что нервы нервами, а умереть от обезвоживания он не планировал. Тэхён, закаленный происходившим с ним последние две недели пиздецом, спокойно открутил крышку, отпил несколько глотков и только после этого задал вопрос: — Что ты тут делаешь, Чон? — Повежливее, принцесса, — он, как и тогда в ресторане, склонился к самому уху Тэхёна и прошептал: — Я планирую наблюдать, как твоя последняя надежда отвертеться от меня втаптывается в пыль под копытами. Он распрямился и привычно спокойно развалился на сиденье, попивая воду и неспешно оглядывая сидящих рядом людей. Иногда кому-то улыбался, махал рукой или даже легко склонял голову в приветствии. А все, что мог делать Тэхён, это опять замереть испуганным сусликом, пытаться дышать и ждать, пока мурашки, разбежавшиеся от уха по телу по хаотичной траектории наконец успокоятся, а сердце перестанет трепыхаться в груди. Стремясь успокоиться, Тэхён наконец начал оглядываться вокруг. Площадка ипподрома была овальной формы, трибуны находились у ее вытянутой части, что давало больший обзор. Чуть поодаль — стартовые ворота, где уже находились лошади, участвующие в забеге и их жокеи. Сегодня устраивались обычные гладкие скачки для молодых и не очень лошадей, у которых еще не было побед — «мейден». Это был первый заезд в жизни Месяца, и братья вполне обоснованно волновались, но старались верить в лучшее. Все же это было их последним шансом. Сокджин косился на замершего младшего брата, хоть тот так и не рассказал ему об условиях, выдвинутых вальяжно развалившимся рядом с ним Чоном, догадки у него, разумеется, были. Все же упоминания о заднице и короткие, но оценивающие с головы до ног, взгляды мажора, не давали фантазии особо разгуляться. Наконец-то раздался сигнал, все дверцы ворот одновременно распахнулись и скачки начались. Братья уставились на красавца караковой масти: черная лоснящаяся шерсть с рыжими подпалинами на морде и вокруг глаз и небольшой белой отметиной в центре лба в форме полумесяца, за которую он и получил свою кличку. Жокей, на форме которого красовалась цифра семь, подгонял коня, заставляя его вырваться вперед остальных на целый корпус. Братья счастливо засмеялись, предвкушая скорую победу и не замечая ехидного выражения лица Чона. Первый круг, второй — Месяц продолжал лидировать. Толпа на трибунах ревела — мало кто поставил на новичка, и люди реагировали крайне эмоционально. Но на третьем круге произошло что-то странное: Месяца стал постепенно догонять белоснежный красавец под третьим номером. Вот он уже отстает только на полкорпуса. Вот они уже идут практически голова к голове, а до финиша жалкая сотня метров! У Тэхёна заложило уши то ли от дикого рева толпы вокруг, то ли от предчувствия. Последние пятьдесят метров. Третий номер вырывается вперед. Сердце Тэхёна вяло трепыхается, дыхание перехватывает. Финиш. Третий номер выигрывает, обогнав Месяца на полкорпуса. Сердце Тэхёна замирает окончательно. Он смотрит вперед, но ничего не видит. Вокруг дикий шум, но он слышит только непонятный звон в ушах. Он просто пытается вспомнить как дышать. Как в замедленном кино, он неторопливо поворачивается к Чонгуку. На удивление, тот не издевается, смотрит мягко, тепло улыбается, протягивает руку и гладит Тэхёна по щеке. — Вот и все. Теперь ты мой. Несмотря на окружающий шум, Тэхён прекрасно разбирает сказанные ему слова. В глазах темнеет, и он впервые в жизни теряет сознание.