Цветок, плывущий в тёмной воде

— Почему господина всё ещё нет? – Ши Цинсюань не находит себе места, глядя на солнце, что склоняется к горизонту. Мы сидим на садовой скамейке напротив главного входа в поместье – Ветер настаивал на этом месте, чтобы не пропустить возвращение хозяина. — Император его частенько задерживает, – вру я с простодушной интонацией Сана, расчёсывая волосы Повелителю Ветров. Такие мягкие, скользят между пальцев… Даже не столько расчёсываю, сколько просто перебираю – все равно нормальной причёски не сделать. А-Фэну нравится тактильный контакт, поэтому он не обращает внимания на некоторую фамильярность моих действий. — Он ведь ничего не сделает нашему господину?       Как оказалось, ничего. Зато я сделаю. На мосту через речку, тотчас по выезду из столицы, тринадцать моих лучших вассалов будут встречать его с транспарантами. Конечно, истинное воплощение бога они бы сильно повредить не смогли, но я уже подсуетился и достоверно знаю местонахождение истинных воплощений всех небожителей, и ни одно из них через эту реку сегодня не едет. Так что Лэ Ян – хоть и очень мощный и качественно сделанный, но всё же двойник. Тринадцать вполне приличных водных демонов без особых проблем должны разобраться с ним. Не самому же утруждаться ради таких глупостей. Я лучше пока поутешаю нашего Повелителя Ветров. Как там его слуги называют за глаза? Малыш Цин?       По моим расчётам, Весёлый Хер уже должен был прибыть на торжественную встречу, и потому утешения мои звучат особо цинично: — Не переживайте так, младший господин! Наш хозяин у императора на хорошем счету!       Ветер замолкает, разглядывая чернильный цветок ириса, слишком мрачный для его светлой руки. — Я не боюсь за него – он сможет о себе позаботиться. Я боюсь, что он не вернётся, потому что… Сан, тебя когда-нибудь бросали? – яркие глаза Ши Цинсюаня смотрят на меня печально и пристально. Надо начинать врать, а у меня ком в горле стоит. — Всех хоть раз бросали, – нейтрально отзываюсь я, гладя его волосы и заплетая в косу. – Мне кажется, лучше и вовсе ни к кому не привязываться. — Я с тобой не согласен, – говорит А-Фэн. – Терять больно, но остаётся хотя бы память. От одиночества не остаётся ничего.       Что бы ты понимал в этом. Память – самая страшная часть утраты. — Господин ведь не покинет меня, как думаешь? – ветряной колокольчик его голоса звенит тревогой и какой-то обречённостью, словно в глубине души небожитель чувствует, что произошло.       Я открываю рот, чтобы ответить, но не успеваю сказать ни слова. — Может, спросишь меня самого? – гремит низкий голос, и я от удивления выпускаю косу Ши Цинсюаня из рук. — Господин! – А-Фэн, позабыв приличия, бросается к высокой белой фигуре в дверях, волосы его распускаются на бегу.       Я не могу поверить глазам. Цел и невредим. Ни единой царапины. Всё такой же безупречный. Как это? Он разминулся с отрядом, что ли?       Но на самом краешке белоснежного подола я вижу узкую полоску крови. Лэ Ян обнимает Повелителя Ветров, а у меня голова идёт кругом и в ушах стоит звон. Как это? Как такое возможно? Это же… Не может, не может такого быть!       Забыв о конспирации, забыв обо всём на свете, я бросаюсь прочь от целующейся парочки, в глубину сада, где распадаюсь на стаю птиц. Некогда рассусоливать, я должен своими глазами увидеть, что произошло!       … С моста в реку падают крупные капли крови. Три демонических генерала привязаны к перилам – что это? Струны? Или… Неужели волосы? Боги милостивые… В самом деле, иссиня-чёрные, острые, как сталь, волосы держат их руки и горло, мучительно впиваясь при каждом движении и рождая потоки демонической крови, что засоряют реку. Эти ещё живы, а от остальных нет и следа. — Владыка, – хрипит привязанный вассал, когда я воплощаюсь на мосту и склоняюсь к нему. Он вздрагивает, и его глаза расширяются от ужаса, когда меня видит. Крепко же вам досталось… Я должен посмотреть.       Мои пальцы, смазывая кровь, скользят по страдающим лицам, и я вижу их глазами.       Белоснежная обувь, уверенный шаг, летящий подол… Хищная полуулыбка, изящный жест белой руки… Кровь, повинуясь этому движению, покидает тела десяти демонов, что вышли на мост против одного Лэ Яна, и те разрываются, налету обращаясь в прах, который уносит ветром… Никаких брызг – кровавый поток лентой обвивается вокруг узкого запястья, скользит между длинных пальцев под заинтересованным взглядом хозяина и постепенно словно впитывается в белую кожу… Чисто…       Те трое, что оставались под мостом в засаде, пытаются напасть, но удостаиваются лишь беглого взгляда – чёрные путы впиваются в их тела, причиняя невыносимую боль, не давая ни малейшего шанса сопротивляться… Любое движение – больно, любое движение – кровь.       Белоснежная обувь, уверенный шаг, летящий подол… Большая рука, поигрывающая пальцами… «Море волнуется раз, – тихо напевает низкий голос в такт шагам, – море волнуется два…» Край одеяния чуть задевает кровавую лужу… Белые пальцы касаются подбородка связанного врага, заставляя поднять глаза на безмятежный лик… Чёрная струна невыносимо сжимает горло… — Передай тому, кто вас прислал, что я хочу войны, – голос звучит почти ласково, в глазах могильный холод. – Спроси того, кто вас прислал, помнит ли он моё лицо?       Ненавижу тебя, ненавижу, НЕНАВИЖУ!       Страшный, нестерпимый гнев захлёстывает всё моё существо. От гнева разрывается сердце и болит голова, хочется крушить, хочется кричать… Оскверненная речная вода вперемешку с кровью устремляется ко мне, но ей не унять этой ярости. Чернеет небо, небесные воды низвергаются тоже, повинуясь моей вышедшей из-под контроля силе. Вода реки, вода с небес, даже вода растений на берегу – всё собирается в один чудовищный водоворот вокруг меня. Оставшихся в живых демонов развеивает по ветру, верёвки-волосы растворяются, как только становится некого держать. Но кровь не утекает, она тоже, по большей части, вода – и она принадлежит мне.       Я не помню твоего лица, ублюдок, но мне оно и не нужно. Кем бы ты ни был, я тебя уничтожу.