Волны гладят место разлома, но оно до сих пор горит. Ч. 1
22 сентября 2023 г. в 04:04
Примечания:
Глава, в которой Ши Цинсюань видит страшный сон про Черновода.
Черная птица сидит на окне в серебристом свете майской луны, бледные лучи которой, подобно рукам утопленника, тянутся к ложу, где неспокойно спит Повелитель Ветров. Волосы разметались по подушкам, пальцы комкают во сне простыни…
Ши Цинсюаню снится недобрый сон. Нехорошее, не любимое мной заклятие проясняет взгляд вороны, чтобы я мог заглянуть в эти сны, увидеть его глазами.
Снится холод. Страшный, могильный, пронизывающий до костей. Обжигающе-холодный металл на запястьях, вода под коленями, вода с потолка, запах крови, запах сырости, запах склепа. Далёкий, едва слышный гул волн, страшный… Что-то в этом звуке пугает до дрожи, но никак не понять, что.
Отрубленная… Нет, оторванная рука в луже крови. Рука, которая трогала в детстве лоб («похоже, ты идёшь на поправку, братик»), рука, которая крепко держала на празднике фонарей, не давая потеряться в страшной толпе взрослых… Родной. Глубоко неправый, но всё равно родной.
Серебристые узоры волн на чёрном фоне… Крупная белая рука, по длинным пальцам стекает кровь, исчезая в черноте одеяния. Рука, растившая мне цветы; рука, что заваривала самый вкусный на свете чай; рука, которую мечтал целовать… Лишившая жизни единственного родного человека.
Два разорванных веера в грязи — прекрасные, брошенные, ненужные…
Лицо – безразличное лицо – тоже родное, изученное до мельчайшей чёрточки, но в то же время чужое, почти не знакомое.
Так хочется что-то сказать, что-то сделать, как-то исправить, но… Полное, ослепительное бессилие. Четыре урны с прахом, на которые от стыда нет сил взглянуть – как это исправишь? Что дать взамен? Чем компенсировать столетия, проведённые в аду? Хочется умереть, тысячу раз умереть, если потребуется, но прах не оживёт, время не повернётся вспять… Ничто не изменит правоту жестоких слов брата, которые ранят меня самого едва ли не больше, чем... Как Его теперь называть?
Не вернуть. Бессилие… Не исправить.
Его ад проникает в мою душу, просачивается холодной водой и остывшей родной кровью.
Нестерпимая мысль о том, какое ужасное горе, не ведая, причинил самому близкому, самому нужному… Вина и гнев, на который нет никакого права. Гнев на брата, сотворившего моей рукой это злодеяние. Гнев на Него за то, что позволил так к себе привязаться… Гнев на себя – за никчемность, слабость, трусость, слепоту!
Ему же всё это время было больно, Цинсюань, ты же видел, что Ему больно, ты же знал, каждую секунду рядом с Ним ты знал, что у Него что-то болит, эта боль была под твоими пальцами... Почему ты ничего не сделал, почему ничего не выяснил, как ты позволил Ему жить в этой боли!
Так хочется умереть, но я не посмею – Он ясно дал понять, что не хочет моей смерти. Так кристально-страшно осознание, что сейчас Он оставит меня. Такой безразличный, такой холодный…
Чёрные волосы по безупречной спине… Неужели даже не обернёшься?
Не уходи. Пожалуйста, не сегодня. Хоть один день! Я не знаю, что сделаю, но хоть один шанс…
Не отворачивайся, не покидай меня… У меня ведь никого не останется. Я слаб, мне не собрать по кусочкам тело брата, не собрать по кусочкам Твоё сердце, не вернуть жизнь ни одному из вас…
Никто больше не придёт помочь мне, моего гэ больше нет, но Ты, Ты же всегда спасал меня… Не бросай меня – мне холодно, не бросай – я боюсь…
Умоляю, не оставляй меня! Не оставляй! МИН-СЮЮЮН!!!!!
Связь обрывается, Ши Цинсюань садится на постели, протягивая руку в темноту и захлёбываясь криком.
Птица едва успевает упорхнуть в тёмный сад, когда прибегает встревоженный Лэ Ян. Он опускается на край кровати и прижимает к себе Повелителя Ветров, дрожащего от рыданий и тихо повторяющего в полубеспамятстве:
— Не уходи… Холодно… Не уходи…
А-Фэн, всхлипывая, прячется у него на груди, господин гладит наложника по волосам, лицо его полнится нежностью и скорбью.
… А потом чёрные, как уголь, глаза безошибочно находят спрятавшуюся в саду птицу и укоризненно смотрят на меня, горя ненавистью…