Цветок, плывущий в тёмной воде

      Ши Цинсюань плывёт по коридору к кабинету хозяина, а я в облике евнуха уже поджидаю под дверью. — Ой, Сан, ты тоже вернулся! – сияет при виде меня А-Фэн.       Это вообще удивительно, что я не сгинул в квартале гильдии портных. Все, кто держат там лавки – мошенники и ростовщики ещё бессовестнее Хуа Чена. Все посетители – сплошные Ши Цинсюани в женском или мужском варианте. Чудовищное место. Им бы ещё Се Ляня поваром нанять.       Хорошо, что я в какой-то момент принял решение говорить без акцента, иначе до утра бы не разобрался. — Молодой господин желает примерить новую одежду? – глядишь, и не дойдёт до своего любезного.       Но, к моему удивлению, даже наряды не сбивают Повелителя Ветров с курса. — Позже, Сан, – изящно отмахивается он. – Я сперва должен поприветствовать хозяина.       Ах, так. Сейчас поприветствуешь. — Ааа, я понял! – расплываюсь в профессиональной улыбке дурака. – Хозяин вернулся от императора в плохом настроении, наложник спешит помочь ему расслабиться!       Почти уже отчаливший А-Фэн резко тормозит и смотрит на меня с подозрением: — Это ты о чем сейчас?       Строю удивлённое лицо. — Молодой господин Цин не знает, для чего берут наложников? Если господин не в духе, нужно пойти и… – показываю похабным жестом – беру в рот указательный палец и делаю пару возвратно-поступательных движений.       Повелителя Ветров прошибает пот. Выражение его лица в этот момент не поддаётся описанию.       Меня ужасно разбирает смех, я едва держусь, но продолжаю ломать комедию: — Господин очень любит такие вещи, – я вообще без понятия, что любит их господин – со слугами он такое не обсуждает, за непристойностями его никто не заставал. Поговаривают только, что изредка навещает пару борделей – кстати, весьма неплохих, я там как-то бывал. По делам, разумеется, а не ради утех. — В самом деле? – кажется, Ши Цинсюаня сейчас хватит удар. — Да-да, – улыбаюсь я. – Всё его наложники такое делали!       Ага, все его ноль наложников. Но А-Фэн об этом узнает не скоро. Сейчас он либо дезертирует, либо и вправду отправится выполнять «супружеский долг». Учитывая отсутствие опыта, если правильно накрутить, будет вести себя развязно и нелепо, чем вызовет отвращение и разозлит Лэ Яна, который и вправду вернулся изрядно не в духе. Ну, либо тот в самом деле воспользуется его услугами, и отвратительно станет самому Ши Цинсюаню – все-таки не стоит начинать знакомство с миром постельных утех таким образом. В любом случае, я немного испорчу их расчудесные отношения. — К тому же господин прислал наложнику подарок и будет ждать благодарности, – забиваю последний гвоздь в гроб их приятного вечера. — А… Я… - Ветер, кажется, совсем растерялся. – А ты такое когда-нибудь делал?       Я не могу. У меня сейчас ребра треснут, и хохот вырвется наружу. — Что Вы, молодой господин! Сан – не мужеложец! – принимаю вид оскорбленного достоинства. — Прости, – с совершенно беспомощным видом произносит бывший небожитель. – Я просто не знаю, как быть. — Да в этом нет ничего сложного. Открыл рот – и поехали! Разберётесь на ходу! Любая крестьянка справится, – на меня накатывает лихое веселье.       Бедный юноша шумно сглатывает, вообразив, о чем идёт речь. — Наверное, ты прав, – то краснея, то бледнея бормочет Ши Цинсюань, – я должен разобраться. Ох, пожелай мне удачи! – и толкает дверь кабинета, словно нырнув в ледяную воду.       Ага, удачи. Попутного ветра буквально. Счастливо опозориться.       Никому из слуг не дозволено войти в кабинет Лэ Яна без приглашения, поэтому моим соглядатаем становится ворона, удачно спрятавшаяся в ветвях яблони прямо под окнами. Я не особо хочу смотреть, но уж очень интересно, как глубоко скорбит Ши Цинсюань, который только что чуть ли не лил слезы по нашему общему прошлому. Да и дальнейшую судьбу моей шутки очень хочется отследить.       Хозяин поместья сидит за письменным столом, и выглядит при этом очень знакомо – то делается отстраненным, будто всматривается в невидимые глазу дали, то, словно проснувшись, возвращается в реальность, чтобы записать несколько иероглифов на лежащих перед ним листах. По всей видимости, он за кем-то наблюдает чужими глазами – мне ли не знать, как это происходит.       Ши Цинсюань входит в комнату, и Лэ Ян моментально теряет сосредоточенность. Суровое лицо добреет, резкие черты будто немного смягчаются. — Цин'эр, – улыбается он приветственно, – ты прекрасно выглядишь.       Ветер, судя по всему, едва сдерживается, чтобы не броситься к нему на шею. Скучает он по мне – оно и видно. И почему только меня это так задевает… — Господин вернулся, – с теплотой в голосе констатирует Повелитель Ветров, словно желая убедиться своими глазами. Когда он проходит мимо окна, замечаю, что причёсан он все-таки немного криво. Я не считаю себя виноватым – чтобы сделать нормальную причёску, пришлось бы приколотить Ши Цинсюаня к стулу гвоздями. Я испытываю огромное сочувствие к тем, кто приводил в порядок его шевелюру, пока тот жил в небесных чертогах. Понятно теперь, почему он носил волосы только до лопаток в то время, как большинство небожителей отпускали их до талии и ниже – не хватало терпения дождаться, пока заплетут. Не представляю, как можно жить с такой неусидчивостью. — Спасибо за украшение, господин. Я никогда не видел подобной вещи, – Ветер поворачивается спиной к Лэ Яну, демонстрируя, как на нем смотрится подарок.       Надо сказать, Ши Цинсюань отлично держит лицо, вспоминая его настроение при входе в кабинет. — Тебе очень идёт, Цин'эр, – хвалит дворянин. Голос его звучит устало. – Но тот, кто тебя причесывал, заслуживает порицания.       Вот ведь привередливый хер! Поглядите-ка, работа ему моя не нравится. Сам попробуй причесать того, кто вертится, как веретено косое, а ему и сказать об этом нельзя! — Не ругайте Юйлань, господин. Это я виноват – не сидел спокойно, – примирительно улыбается А-Фэн. – Она сделала всё, что могла.       Святая правда, между прочим. — Цин'эр своей добротой скоро разбалует всю мою прислугу, – Лэ Ян улыбается одними глазами. — Господина сильно утомили государственные дела? – Ши Цинсюань плавно перемещается за спину хозяина поместья. – Этому наложнику следует уйти и не тревожить его?       Однако изящные пальцы ложатся на плечи, почти растворяясь в белизне одеяния, и напряжение, сковавшее Лэ Яна, заметно ослабевает. Ну, теперь точно не выгонит… — Нет, Цин'эр, – шепчет императорский шпион, целуя руку, лежащую на его плече. – Не уходи, пожалуйста. Я действительно устал, но от твоего присутствия мне лучше.       Повелитель Ветров за его спиной смущённо улыбается. Поздравляю, господин Весёлый Хер. Плакала твоя работа. — Какой красивый почерк, – отмечает А-Фэн, мельком взглянув в бумаги. – Наверное, мне не следует спрашивать, в каком качестве господин служит императору? — В этом нет никакого секрета, – улыбается Лэ Ян, млея от движений пальцев. – Я – нечто вроде придворного сыщика. Собираю информацию и предоставляю её государю, только и всего.       Какой изящный эвфемизм для того, чтобы совать нос не в свое дело. Я теперь себя тоже буду сыщиком величать.       Ши Цинсюань усмехается с озорством. — Господин не боится, что меня подослали к нему шпионить? – хозяин поместья вдруг хватает руку бывшего небожителя и притягивает его к себе, находу развернув так, что А-Фэн, заливаясь смехом, оказывается сидящим у него на коленях. — Цин'эр думает, что ко мне так запросто можно кого-то подослать?       Ну, вообще-то можно. Всё твоё поместье полно моих глаз и ушей, а тебе и горя нет. Впрочем, по мне судить не стоит – всё-таки я могу пролезть даже в чертоги Верхних Небес, где, кстати, и по сей день разгуливает пара десятков моих двойников, никем так и не узнанных. На дела небожителей мне плевать с высокой ёлки, мой интерес они исчерпали. Но долг сам себя не отработает, а Хуа Чен желает знать, чем заняты эти клоуны – дабы не устроили ещё какой-нибудь переполох, мешая ему наслаждаться семейным счастьем. Коль скоро сам он божественные рожи созерцать не намерен, приходится мне тереться среди них по старой памяти и приглядывать вполглаза.       Так что, если оценивать безопасность поместья объективно, сюда не всякий бог сможет попасть – о смертных и говорить нечего. — Господин наводил обо мне справки? – Кажется, Ши Цинсюань находит это забавным. – Что же ему рассказали? — Дай-ка вспомнить, – Лэ Ян делает вид, что копается в глубинах своей памяти. – Например, что ты был одним из тех, кто защитил столицу от злых духов два года назад.       Глаза Повелителя Ветров чуть расширяются от удивления. — Что ты – настоящий герой… Что нищие считают тебя чуть ли не богом и плетут о тебе небылицы… – продолжает шпион императора, поглаживая волосы небожителя.       Надо же, и вправду похвальная осведомленность – практически максимум, что мог узнать смертный. Снял бы шляпу, будь у меня таковая. — Так Цин'эр пришёл в мой кабинет, чтобы выведать важные сведения? – Кажется, Лэ Ян откровенно забавляется смущенным видом А-Фэна. — Нет, – тот опускает ресницы. – Я пришёл к господину с просьбой.       Хозяин поместья удивлённо приподнимает бровь. — Всё, что захочешь, Цин'эр. — Я бы хотел, – собираясь с духом, произносит Ши Цинсюань, – чтобы господин поцеловал меня вновь. Этому наложнику сегодня грустно – наверное, скоро будет дождь. Мне кажется, поцелуй бы развеял мою печаль.       Ах, вот оно что. Дождь, значит, виноват. Я на это шапито уже смотреть не могу. — Цин'эр может сам целовать меня, когда ему захочется, – хрипло шепчет Лэ Ян, глядя на Ветра потемневшим взглядом.       Ши Цинсюань понимает это, как приглашение, припадая к губам своего господина. Неужели он и вправду этого хотел? Изгнать печаль поцелуями? А что делать мне с моей печалью?       Поганый внутренний голос нашептывает, что мою печаль никто поцелуями не лечит, потому что я сам упустил такую возможность, но слушать этот бред я не буду. Если бы все было так просто.       Поцелуи этих двоих становятся всё раскованнее – кажется, Ветер не в полной мере понимает, что делает, ведь Лэ Ян уже с трудом держится. Он едва заметно дрожит и так сжимает тоненькое запястье, что, кажется, оно сейчас сломается. Ши Цинсюань явно играет с огнём.       Но темноволосый дворянин всё же отстраняется от раскрасневшегося бога ветра. — Развеялась ли твоя печаль? – шепчет он в пылающие губы. — Нет. Нужно еще! – А-Фэн снова тянется к господину, целует и кусает его, такой разгоряченный и отзывчивый. Кажется, оба уже забыли, что у них это за деньги. Ничего, сейчас вспомнят.       Я не знаю, зачем на это смотрю. Но не смотреть уже не могу. — Так уже лучше, – игриво шепчет Ши Цинсюань, на миг прервавшись. — Я, наверное, тоже должен помочь господину избавиться от усталости? – он закусывает нижнюю губу, касается Лэ Яна в неприличном месте и тут же вспыхивает, отдернув руку, словно от ожога. – Ой, господин, вы уже так сильно…       Черт, разумеется, он уже «так сильно»! Ты тут такие вещи болтаешь, что даже меня проняло, а я, между прочим, птица!       Лэ Ян смотрит на бывшего хозяина ветров с недоумением. — Ну, то есть, – Ши Цинсюань возвращает руку на то же место, пряча взгляд, – я ещё не знаю, как это правильно делать, но разберусь, обещаю! Если господин мне поможет… — Цин'эр, – строго произносит черноволосый дворянин. Я жалею, что у меня нет с собой каких-нибудь орехов или семечек – подобное зрелище нуждается в аккомпанементе. Он перехватывает запястье Ши Цинсюаня, убирая руку от опасного места. – Что ты творишь? — То, ради чего заводят наложников, – с вызовом во взгляде и еле слышной ноткой истерики отвечает Повелитель Ветров. – То, чем до меня занимались другие.       Удивительно, как тебя это зацепило. Неужели наш небожитель уязвлен, что оказался не уникален? — Какие ещё другие, Цин'эр? – вопрошает Лэ Ян с усталостью в голосе, и этот вопрос несколько деморализует А-Фэна. — Ну, наложники, которые были у господина до меня! — И где же они? Я, по-твоему, их съел? – похоже, Весёлый Хер начинает потешаться. Между прочим, всякое бывает. — Ну, не знаю, – как-то смешавшись, бормочет бывший бог ветра, – может, надоели. Может, прогнал… — Ты откуда этого всего набрался, скажи на милость? – Лэ Яну уже откровенно смешно, но он не гневается, как я рассчитывал. – Кто тебе сказал такую чушь?       Не сдавай меня. — Я… Я просто подумал, – краснея, как смородина, Ши Цинсюань смотрит в пол, кажется, мечтая сквозь него провалиться.       Лэ Ян крепко обнимает этого дурачка. — Я, может, и не столь невинен, как мой Цин'эр, однако ты первый, кто понравился мне настолько, чтобы я привёл его в свой дом. К тому же, толком даже не попробовав, – осознав, что именно подразумевает дворянин под словом «попробовать», А-Фэн прячет лицо в его волосы. – Что же касается твоего предложения… Этого пока не требуется. — Пока? – голос Повелителя Ветров звучит придушенно. — Я хочу, чтобы твой вкус раскрывался для меня постепенно, – вот ведь любитель гастрономических метафор. Те, кто считает, что я целыми днями мечтаю только о еде, просто не встречали этого парня. — У нас в меню столько пикантных закусок… – говорит он, поднося руку Ветра к губам, и голос звучит порочной хрипотцой. – Грешно будет сразу набрасываться на десерт.       Ши Цинсюань забывает дышать, когда Лэ Ян жарко целует его запястье, ладонь, берет губами пальцы, не сводя с Ветра хищного и откровенного взгляда. — Скажи, – шепчет господин, – ты просил о поцелуе лишь из-за тех глупостей, что тебе кто-то наболтал? — Нет, – едва слышно отзывается Повелитель Ветров, плавясь от прикосновений. – Мне просто очень понравилось то, что случилось утром, и я весь день хотел почувствовать это снова, – от этих слов Лэ Ян вздрагивает и жадно впивается в тонкое запястье зубами, вызвав тихий стон. — Я думал, – задыхается Ши Цинсюань, – может, мне и другое понравится? По крайней мере, когда я коснулся господина там, – он показывает одним дразнящим взглядом, – это было… Волнующе.       Железные нервы, однако, у этого Лэ Яна... Скажи мне А-Фэн подобные вещи, я бы уже драл его прямо на столе. А этот держится… Впрочем, может, он не так чувствителен к нескромным речам.       Этот парень словно читает мои мысли – мгновение спустя Ши Цинсюань уже оказывается на том самом столе прямо поверх бумаг, с прижатыми к столешнице руками, осыпаемый жадными поцелуями, от которых на нежной коже остаются алые следы. А Ветер и не думает вырываться – лишь улыбается, запрокидывает голову, подставляя шею требовательным губам, и обнимает ногами нависшего над ним мужчину. Удивительно быстро ориентируется в ситуации для девственника – словно чувствует, как надо лечь и как лучше повернуться, куда девать руку или ногу… Ни малейшей неуклюжести – просто диву даюсь.       Я знаю, что не должен на это смотреть. Что лучше уйти прочь из глаз птицы, вообще из поместья, в какой-нибудь из любимых борделей Лэ Яна… Принять истинный облик, наплевать на долги, снять там парня, похожего на А-Фэна – а лучше двух. Иметь их всю ночь, а на утро убить и сожрать без остатка… Лишь бы унять этот нестерпимый жар и мучительный голод.       Но я остаюсь, проклятый неумением сдаваться.       Я хочу видеть, как далеко они зайдут. Хочу видеть, как выглядит Ши Цинсюань, когда ему хорошо. Хочу видеть, к чему мог привести тот несбывшийся поцелуй на маковом поле.       Майское небо сотрясает удар грома.       Одной огромной ручищи Лэ Яна хватает, чтобы держать оба запястья Ветра, поэтому второй он ловко распахивает его одеяния, добираясь до желанной наготы. А-Фэн лишь краснеет и замирает в ожидании, но всё же не удерживается от тихого вздоха, когда пальцы хозяина скользят к низу живота.       Лэ Ян забирает этот вздох поцелуем, словно желая присвоить всё, что может дать ему Ши Цинсюань. И вот уже Ветер дрожит от прикосновения его руки, сжавшей напрягшийся член. Пылая от смущения, юноша пытается свести ноги, отстраниться от непривычной ласки, но решительные движения пресекают попытки сопротивляться, и без того не слишком убедительные. — Господин, я… – А-Фэн, кажется, сам не знает, что хочет сказать – лишь мечется в истоме, сминая под собой бумаги, выгибается навстречу медленным и ритмичным движениям умелых пальцев, захлебываясь поцелуями… И издаёт лёгкий стон разочарования, когда желанные прикосновения прерываются.       Как же ему к лицу возбуждение… Ши Цинсюань так дьявольски притягателен, что даже я на грани потери самообладания, хотя он горит не под моими руками, я не чувствую его запаха, вкуса его кожи – как держится Лэ Ян, я вообще себе не представляю.       Видно, в прошлой жизни я натворил бед, если судьба послала мне красивого врага.       Пальцы господина проникают между припухших от поцелуев губ Повелителя Ветров – тот послушно открывает рот им навстречу. — Оближи как следует, – хрипло приказывает Лэ Ян, и наложник с видимым удовольствием подчиняется.       Да что ты творишь-то, сукин сын… Будто издеваешься надо мной.       Моё волнение столь сильно, что его, кажется, чувствуют все двойники. Вокруг поместья заходится буря, но ей далеко до той, что творится в моей душе.       Тем временем влажные длинные пальцы Лэ Яна вновь устремляются вниз – только на этот раз выбирают для прикосновения ещё более интимное место. Ветер вздрагивает, начинает вырываться: — Господин, не надо, я ещё не… — Замолчи и расслабься, так будет проще, – в шёпоте дворянина звучит власть. – Я не сделаю больно, помнишь?       А-Фэн судорожно кивает, откидывается на стол и слегка разводит ноги, доверчиво закрыв глаза. Лэ Ян накрывает его губы своими, одновременно вводя один палец в отверстие – в самом деле очень осторожно, будто у него не кружится голова от возбуждения. Ветер вздрагивает, но не прерывает поцелуя – лишь начинает дрожать в ответ на медленные движения внутри. А те становятся все быстрее – и вот уже Ши Цинсюань выдыхает у самых губ Лэ Яна сладостный стон. — Нравится, Цин'эр? – голос горячее вулкана Тунлу. — Д-да, – прерывистым шепотом, – ох, господин… Мне кажется, можно больше…       Слушай, если ты его и после этого не возьмёшь, то я начну сомневаться, человек ли ты вообще. Такая сдержанность противоречит законам природы. Хочешь ведь! Сколько можно играть с едой!       Второй палец Лэ Яна скользит внутрь Ши Цинсюаня, и тот, уже не сдерживаясь, стонет, подаваясь навстречу руке, что так сладко его терзает, постепенно растягивая и проникая глубже. — Сейчас я отпущу твои руки, Цин'эр, – строго произносит хозяин на ухо наложнику, сопровождая слова настойчивыми движениями внутри, – и они должны остаться там, где лежат. Пошевелишься без разрешения – я прервусь и отправлю тебя в твои покои, не закончив начатое. — Да, господин, – выдыхает Повелитель Ветров, опустив затуманенный взгляд. – Я буду хорошо себя вести, господин. Только не останавливайтесь.       Оказывается, Ши Цинсюань вполне способен лежать смирно, если правильно мотивировать. Кто бы мог подумать…       Вторая рука Лэ Яна охватывает напряжённый почти до предела член А-Фэна, быстро поймав ритм. Я вижу эти движения, я их почти чувствую – как нарастает возбуждение, как Ветер весь трепещет, кусая губы, но не смеет шевельнуться и лишь плавится, словно мёд.       Буря пригибает к земле деревья в саду, с неба хлещет яростный ливень – если стихия так бушует вдали от моря, то я даже не хочу думать, что творится в Чёрных Водах. Кажется, небо скоро упадёт на землю, а я смотрю, как Лэ Ян трахает Ши Цинсюаня пальцами, и не могу оторваться, лишь впадая во всё большее смятение. Я хочу уйти и не видеть это, я хочу участвовать, я хочу, чтобы они оба умерли в мучениях, или только проклятый Лэ Ян, я хочу, чтобы он вставил ему поглубже, я хочу умереть сам, я не могу больше, не могу…       Я теряю контроль над своей силой как раз в тот миг, когда Повелитель Ветров срывается, заходясь в сладкой муке, стоная и всхлипывая, выгибаясь в пояснице, насаживаясь на эти огромные пальцы, изливаясь на бумаги и одеяния…       Слишком велико напряжение. Я больше не вижу ничего – все мои птицы падают на землю, не перенеся такого потока энергии. Я не вижу, что происходит в кабинете, я не могу пока оживить птиц. Мне нужен человек, помешать им… Кто там поблизости… Я должен остановиться, то есть, остановить…