Dreams and other Deceptions

Гермиона понятия не имела, как она смогла войти через портрет и подняться по лестнице в спальню на трясущихся ногах, с затуманенной головой и не ощущая гравитации на протяжении всего обратного пути. Ей казалось, что она только что пережила один из тех моментов "вне тела", о которых читала, и которые видела в фильмах. Конечно, она хотела этого. Без сомнений. Невозможно было отрицать желание, которое пронизывало каждую клеточку ее тела, подталкивая к ясному и очевидному решению. Но к чему это привело? Они перешли черту. Можно сказать полностью стерли ее, но сделали это вместе. Каждый из них пытался идти по неизведанному пути на карте, которую никто из них, похоже, не мог толком разобрать, не зная, попадет ли их следующий шаг на твердую почву или в зыбучие пески. Теперь пути назад не было. Но она не жалела об этом. Глаза Джинни чуть не выпали из орбит, когда она увидела вошедшую подругу. Уизли шокированно замерла в середине своего разговора с Лавандой Браун, пристально наблюдая за каждым шагом Гермионы в их общей спальне. Лаванда выглядела не менее потрясенной и смотрела на Гермиону с таким интересом, какого никогда раньше не проявляла. Гермиона понятия не имела, как она выглядит, но могла лишь предположить, что волосы у нее торчали во все стороны, лицо раскраснелось, а взгляд был затянут дымкой. Ее одежда очевидно выглядела не самым опрятным образом. Она нервно провела руками по юбке и посмотрела на двух своих соседок по комнате. Оглушительная тишина длилась всего секунду, пока Джинни не рванула через всю комнату к ней, забралась на кровать и задернула полог. Не обращая внимания на крики Лаванды "это нечестно" и "впусти меня", Джинни наложила на их маленькое убежище чары уединения такой силы, что воцарилась оглушительная тишина. Слишком плохо соображая, чтобы сопротивляться, Гермиона позволила лучшей подруге повалить себя на матрас, отчаянно пытаясь сдержать дрожь, все еще пробивающую тело. - Расскажи мне все. И не смей упускать никаких деталей, - практически прокричала Джинни. Ее голос звучал слишком громко для все еще сверхчувствительной Гермионы. Маленькая улыбка появилась в уголках губ девушки, и она настороженно посмотрела на подругу, сузив глаза и сделав паузу. - Не знаю, захочешь ли ты знать все подробности. Я бы не хотела ранить твои невинные ушки пятикурсницы... - она запнулась, жутко покраснев, и закрыла лицо руками, чтобы скрыть свое волнение. Джинни выглядела так, словно могла взорваться: на ее лице появилась широкая, безумная ухмылка, заставившая Гермиону убрать руки. - К черту мою невинность, Гермиона! Ты хочешь, чтобы я валялась у тебя в ногах и умоляла? Ради всего святого! - яростно воскликнула она. Из груди Гермионы вырвался смех, и брови рыжеволосой девушки взлетели вверх от предвкушения. Поддразнивая ее, Гермиона ответила: - Нет, нет. Если уж на то пошло, то это я сегодня умоляла. С Джинни было проще отнестись ко всему легкомысленно, чтобы хоть немного снять с этой ночи значимость, смещающую ее мир. Джинни так широко открыла рот, что ее челюсть почти ударилась об пол. Но она тут же вскрикнула, вскочила на матрас и начала так активно прыгать, что Гермиона перекатилась на кровати. После очередного ликующего вопля ее излишне впечатлительная подруга рухнула обратно, схватив Гермиону за плечи и потянув вверх. Хихикая, Джинни встряхнула ее, заставив подругу рассмеяться. Было приятно чувствовать себя счастливой. Есть над чем покричать и забавляться, есть о чем рассказать лучшей подруге, и хоть на мгновение почувствовать себя обычной девочкой-подростком. - Начни с самого начала! Не упускай ни одной мелочи, иначе я, черт возьми, напущу на тебя сглаз и подмешаю Веритасерум в чай, - пригрозила она. Гермиона подробно рассказала подруге о событиях ночи, стараясь учесть как можно больше деталей, которые она могла вспомнить сквозь помутнение сознания. Выражение лица Джинни менялось с каждым описанием слов и действий, а рот оставался постоянно открытым, когда Гермиона рассказывала о том, что именно сделала, чтобы выполнить просьбу Малфоя. Девушка едва смогла произнести это вслух, прячась за руками и мысленно благодаря темноту полога, но постоянное подбадривание подруги многочисленными "а дальше?" помогло ей закончить историю. - Ты просто богиня! - воскликнула Джинни, прикрыв рот рукой и качая головой в неверии, - Я хочу быть тобой. А еще теперь я тоже хочу застать Гарри в пустом классе. - Джинни! - воскликнула Гермиона, испытывая и веселье, и отвращение одновременно, и закрывая глаза руками, - Не говори мне такого! Я не хочу представлять никого из вас в таком виде. В ответ на это Уизли лишь фыркнула, и Гермиона попросила, наконец, отпустить ее и дать поспать. Следующие три дня Джинни при каждом удобном случае хитро улыбалась ей. *** Две недели прошли как в тумане, сочетая череду уроков, принудительных ужинов со Слизнортом и его "коллекцией" учеников, наблюдением за тем, как ест Драко, и ночами без сновидений. Все было хорошо, даже обычно, хотя ничто в жизни Гермионы нельзя было назвать обыденностью. Отношения между ней и Драко, или, как она их называла, "недоотношения", в основном, не изменились, не считая того, что они перестали открыто друг друга игнорировать. Она ни в коем случае не рассчитывала на кардинальные перемены, но ждала чего-то большего после того, что произошло в классе зельеварения. Чего-то большего, чем обмены взглядами или очень редкие непринужденные разговоры. Драко действительно смотрел на нее из-за стола Слизерина и в коридорах, но скорее так, как раньше. Только когда они встречались в пустых коридорах или оба приходили на занятия раньше времени, Гермиона ловила краткий проблеск осмысленного внимания в его глазах. Казалось, что он хочет сказать что-то личное, как будто искренний разговор или вопрос так и вертелся на языке. Но как только она это видела, все исчезало, и он лишь отрывисто кивал головой, после чего быстро уходил. Иногда он садился рядом с ней на лекциях, когда Рон не зажимал ее между собой и Гарри. Эти занятия всегда проходили как в тумане: она уделяла больше внимания теплу, исходящему от его тела, или тому, как его мятное дыхание ударяло ей в нос, если он глубоко выдыхал. Он говорил "доброе утро", приветствуя ее, или "Грейнджер", прощаясь с ней, но больше они не общались, кроме как в коридорах. Да и это случалось редко. Следующей ночью после их встречи в классе Гермиона пришла к Выручай-комнате, надеясь застать его. Она не стала прятаться за углом или придумывать, как удержать его на месте. Вместо этого она села у стены, скрестив ноги, и достала книгу. Возможно, она снова надела ту шерстяную юбку... А может, и нет. Драко как раз вышел из-за угла и остановился, коротко усмехнувшись. Она не поднимала глаз от книги до тех пор, пока он не подошел и не встал прямо перед ней, глядя вниз на то место, где она сидела. Улыбнувшись, она быстро произнесла "Малфой", как будто их встреча была совершенно случайной. Он поднял бровь: - Грейнджер. - Итак, мы снова встретились в нашем обычном месте, - бесстрастно сказала Гермиона, перелистывая страницу книги, чтобы поддержать свой непринужденный образ. - Нет никакого обычного места для нас. И, как бы я ни наслаждался твоим обществом вчера, сегодня я не могу. И завтра. И в любой другой вечер. Голос его звучал подчеркнуто официально, но Гермиону так просто было не сломить. Отложив книгу, она встала перед ним, наблюдая, как он отступил на шаг и настороженно посмотрел на нее. Гермиона вздохнула и наклонила голову вбок. - Послушай, Малфой, это не обязательно должно быть как прошлой ночью. Я просто хочу поговорить, быть другом или не другом, неважно, - пробормотала она, не сумев придать своим словам беззаботности. Он по-прежнему выглядел настороженно, сделав еще один шаг от нее. - То, что произошло между нами, было очередной ошибкой с моей стороны, и я просто не могу больше так поступать, когда дело касается тебя. Я не могу говорить с тобой о прошлой ночи и уж тем более об этом, - сказал Драко, указывая на стену, где появилась дверь. - Нам и не нужно об этом говорить, - возразила она, - Мы можем говорить только о тебе. Малфой насмешливо хмыкнул, закатив глаза. - Ну да. Как будто тебя волнует хоть что-то, кроме драгоценного Поттера и его праведного дела, или получения от меня ответов. Я прекрасно узнаю игру, когда вижу ее, Грейнджер, и в твоем случае я всего лишь пешка, - его голос был ледяным, и он пронзил ее сердце острой, холодной болью. - Это неправда. Ну, по крайней мере, не совсем. Мне не плевать на тебя, - настаивала она, не желая, чтобы он отступил от нее еще дальше, не дав ей договорить. Наступила пауза, и Гермиона ждала, выдержат ли его защитные стены или потоки воды прорвут плотину, ждала, не подействуют ли ее слова на него так, что он снова рассыпется перед ней. - Почему? - мягко спросил он, голос его был тверд, но брови нахмурились в искреннем замешательстве, а лицо перестало быть совершенно каменным. - Потому что, вопреки моему здравому смыслу и всем твоим предостережениям, я хочу быть частью твоей жизни. Какой бы частью ты не позволил мне быть, - пролепетала она, и слова вылетели у нее изо рта прежде, чем она успела их обдумать. С его лица спали последние остатки контроля, а челюсть слегка сжалась. - Я говорю это не потому, что хочу, чтобы все было именно так, а потому, что так должно быть. Ты никогда не будешь частью моей жизни, Грейнджер. И она не должна иметь для тебя никакого значения. Мне нужно, чтобы ты уважала это и отказалась от всего, что ты думаешь. - Это не так просто... - начала она и, не задумываясь, протянула к нему руку. Резко отпрянув от ее жеста, словно она хотела его ударить, Драко покачал головой, защелкивая свою каменную маску на место. - А должно быть, - отрезал он, прерывая ее и стремительно разворачиваясь, чтобы коснуться стены. Дверь материализовалась, и он шагнул в нее, не оглядываясь. Когда дверь начала исчезать, Гермиона бросилась вперед, чтобы успеть схватиться за ручку, но к тому моменту, когда она дотянулась, дверь снова стала стеной, а Драко исчез. Отступив назад и посмотрев на пространство, в котором он только что растворился, Гермиона почувствовала, как на глаза наворачиваются предательские слезы. Бежал ли он к чему-то другому или просто прочь от нее? Она проклинала его с каждым шагом на обратном пути в общую гостиную, борясь с противоречивыми желаниями поплакать у его ног и ударить по лицу. Она не знала, от чего ей станет легче. Если вообще станет. Самое страшное и непонятное заключалось в том, что на этот раз он не был жестоким или злым, но смысл его слов был ясен. Он не хотел, чтобы она встречалась с ним или заботилась о нем. И не из-за собственного желания, а скорее какой-то необходимости. Необходимости защитить ее от себя самого? От того, что он задумал? От правды или того варианта будущего, который он считал неизбежным? Гермиона старалась уважать его желание. Следующие две недели она здоровалась с ним, вежливо улыбалась, говорила тихое "привет" его друзьям и пыталась найти удовлетворение в этих коротких взаимодействиях. Она старалась убедить себя, что этого может быть достаточно. Теперь он хотя бы больше не делал вид, что ее не существует. А этого вполне могло быть достаточно. Она повторяла это снова и снова, изо всех сил стараясь не смотреть на то, как его фигура исчезает с карты каждый вечер, и игнорировала невидимую силу, которая тянула ее к нему всякий раз, когда они оказывались в одной комнате. Притяжение к нему было постоянным. Как луна, призванная навечно быть прикованной к орбите вокруг планеты, так и она застряла, ориентируясь на него. Она пыталась смириться и терпеть, желая, чтобы это прошло само собой, пыталась запереть чувства в коробку и вытеснить на задворки сознания, но как бы она ни старалась, этого было недостаточно, чтобы сдержать безумное притяжение. Джинни уже надоело слушать, как она снова и снова анализирует их последний разговор в коридоре. В первые дни подруга терпеливо слушала, как Гермиона перебирает все возможные варианты того, что он мог от нее скрывать, но по мере приближения матча по квиддичу со Слизерином она дала понять, что больше не станет это слушать, если Гермиона не собирается предпринимать никаких действий. Она сказала, что так будет лучше для них обоих. И вдруг оказалось, что единственная ее отдушина исчезла, и Гермиона решила ходить на тренировки по Квиддичу с теми, у кого не было выбора, стараясь оправдывать свою растущую репутацию. Чаще всего ее сопровождали Гарри или Рон - из-за их связи и, можно сказать, семейных обязательств, но у Гермионы все равно оставалось много свободного времени. Она старалась быть как можно более занятой. Когда она не разговаривала с Невиллом, не выполняла задания, не читала, не наблюдала с трибуны за тренировками своих друзей, она уходила в свои мысли, представляя, что в этот момент делает Драко. Стараясь следовать желанию Драко держаться от него подальше, она перечитала в библиотеке все, что смогла найти о том, какие формы принимала Выручай-комната в истории. Если Комната считала человека достойным и действительно нуждающимся, она предоставляла ему любой облик, который лучше всего подходил для его целей: тайную оранжерею, зал для дуэлей, как для Отряда Дамблдора, большую лабораторию зелий и, конечно же, печально известную кладовую Хогвартса - Хранилище Забытых Вещей. Возможности были безграничны, и она быстро поняла, что без дополнительной информации у нее нет никакой надежды выяснить, чем занимается Драко. После двух недель, в течение которых она не могла найти удовлетворения в их странной рутине, она, наконец, решила, что этого совершенно недостаточно. В субботу, за неделю до матча, Гермиона не смогла больше слушать, как ее друзья обсуждают стратегию игры, и решилась на импровизированный и, наверное, глупый поход в коридор. В конце концов, она вела себя хорошо и держалась в стороне, как он и просил. Она заслужила один маленький разговор с ним. Максимум два вопроса. Он ведь задолжал ей их, правильно? Когда она поднялась на седьмой этаж, было уже поздно - половина одиннадцатого. После того, как она в общих чертах проверила, нет ли еще упоминаний о Выручай-комнате в сопутствующих текстах в ее бисерной сумочке, ей быстро стало скучно и тоскливо. Она устала искать ответы и ничего не находить. Отложив бесполезные книги и порывшись в оставшихся томах, Гермиона нашла маленький дневник сновидений, который забросила в начале семестра. Любопытство захлестнуло ее, когда она вновь обратилась к сумбурному пересказу снов, которые сейчас имели для нее еще меньше смысла, чем тогда, когда между ней и этими записями лежала перспектива и месяц беспробудного сна. Ища общие черты во всем написанном, она быстро поняла, что точек соприкосновения нет. Здесь было слишком много недостающей информации. Единственный сон, который она не записала в дневник, был тот, что приснился ей на том месте, где она сейчас сидела, - странный и тревожно реалистичный кошмар в ночь после проклятия Кэти Белл. Она вздрогнула, вспомнив ощущение мокрого пола, пронизывающего до костей холода и то, как она судорожно всхлипывала, пока Джинни не нашла ее. Эмоции той ночи превосходили все, что, по ее мнению, мог испытывать один человек. Почему та ночь так отличалась? Этот сон не был похож ни на один из предыдущих. Единственным отличием было то, что она стала свидетелем проклятия Кэти Белл всего за несколько часов до того, как заснула. Да, это травмировало, но были ли еще какие-то сходства между реальными событиями того дня и образами из сна? Место показалось ей знакомым, его форма и расположение раковин всплывали в памяти, но она не могла до конца разобраться. Гермиона чувствовала, что находится в замке, но это не сильно сужало местоположение. Она подумала, не связано ли это помещение с Кэти. Или, может быть, сон был связан именно с этой частью коридора у Выручай-комнаты? Как будто это было какое-то пророческое место или в воздухе вокруг нее в ту ночь витала особая энергия? Она ничего не читала о том, что сновидения зависят от места, но у нее не было и других веских гипотез, почему сон, который она увидела здесь, практически во всех отношениях отличался от остальных. Был уже почти час ночи, когда она решила, что единственный способ проверить свою новую теорию - это попытаться воспроизвести события. Вздохнув и не обращая внимания на ужас в груди, она достала из зачарованной сумки подушку и одеяло. Наложив в каждом конце коридора отвлекающие чары на случай, если Филч или миссис Норрис вздумают побродить по этой части замка, Гермиона легла и закрыла глаза. *** Чужая, как и прежде, Гермиона стояла на месте другого человека. Перед ней было что-то темное, деревянное и лакированное, но она была слишком близко, чтобы рассмотреть, что именно она видит. Старинное, находящееся в состоянии почти негодности, на нем были видны пятна, где откололся черный лак. Гермиона пристально смотрела на доступное, открытое пространство перед собой, пытаясь найти что-то, что могло бы оживить ее память. В голове защекотало, что-то знакомое потянуло вспомнить. Потом появилась бледная рука, которая потянулась вперед, но, казалось, была окутана дымом. Все в этом видении приобрело то искаженное качество, которое было в ее предыдущих снах, и Гермиона попыталась прищуриться, прежде чем вспомнила, что это тело не ее собственное. Почувствовав раздражение, она услышала шепот невнятных слов, в которых смутно различила что-то похожее на латынь. В кончиках пальцев появилось покалывание магии, и биение концентрации, которое на время вытеснило раздражение. Приглушенный скрип, словно дерево или металл сопротивлялись, вызвал новую волну гнева, а затем она повернулась и посмотрела на книгу. Тяжело дыша от злости, она перелистывала страницы, отчаянно пытаясь найти ответ. Сквозь дымку разочарования и гнева она уже начала различать слова на странице, когда сон сместился, как песок в часах. Эта часть сна была ярче. Яснее. Она оказалась перед большим котлом, железным и потертым от старости, в темной, но роскошной комнате. В нем громко булькало ярко-зеленое зелье, а внизу бушевало дикое пламя, наполняя воздух запахом гари. Сочетание серы и смерти заполнило все ее органы, выползая из котла в виде густого, как грязь, тумана, достаточно сильного, чтобы вызвать рвотный рефлекс. Шестое чувство, еще одно собственное восприятие, поползло по ее коже - вокруг нее была темная магия, просачивающаяся сквозь ее плоть. И затем пришел ужас. Он побежал по венам, стремительный и всепоглощающий, а тело, в котором она находилась, застыло, не в силах пошевелить ни единым мускулом. Единственным звуком, который она могла слышать за бурным потоком крови в ушах, было бормотание, похожее на ритуал, - ритмичные повторения и синхронизмы. Все было приглушенным и чужим, когда она изо всех сил пыталась уловить знакомые слова. Ей показалось, что она разобрала в повторяющихся фразах слово "кровь" и попыталась зафиксировать слог, когда зеленая субстанция начала левитировать. Она заворожено наблюдала, продолжая произносить непонятные и неразборчивые заклинания. Вдруг комната всколыхнулась, словно по ней пронесся сильный ветер, и всепоглощающий страх усилился, в животе все перевернулось, а к горлу подкатила желчь. Она смотрела, как густое зеленое зелье светится все ярче и ярче, пока заклинание становилось все более пылким и громким. Она разобрала слова "дай", "возьми" и "сдайся". Повиновение. Служение. Долг. Слова звучали все быстрее. Гермиона услышала низкий гул, раздавшийся где-то рядом. Она хотела повернуться и найти источник голоса, но вместо этого тело, которое она занимала, стояло неподвижно, вынужденное наблюдать за тем, как начинает мерцать жуткое зелье. Она чувствовала, как каждый мускул застывает на месте, несмотря на всепоглощающий ужас, побуждающий бежать. Что бы ни происходило, это было не добровольно. Мерцающий в воздухе состав начал неистово пульсировать, словно живой. Гермиона только успела отвести взгляд, как призрачная белая рука подняла в ее сторону палочку. По комнате разлился ярко-красный свет. Жгучая боль, не похожая ни на какую другую, пронзила плоть ее левой руки, когда заклинание попало в нее. Она хотела закричать от боли, молить о пощаде, но тело никак не реагировало на ее внутренние крики, и в комнате стояла жуткая тишина, словно проводился священный ритуал, требующий абсолютной сосредоточенности. Гермионе захотелось рухнуть на пол и корчиться в муках, но тело упорно оставалось на месте. Агония продолжала прожигать слои плоти, словно пробираясь к костям. Она пыталась закричать, отползти от источника боли, но будто примерзла к полу. Как раз в тот момент, когда ей показалось, что эти мучения сломают ее, зеленое зелье внезапно вырвалось вперед и поглотило ее обнаженную и горящую кожу, добавив к пытке еще одну жгучую боль. Она с ужасом наблюдала, как вещество обволакивает руку от запястья до локтя. Агония не должна была усиливаться, но, когда масса впиталась в кожу, она могла поклясться, что та разлагается на глазах. Она бы в любой момент выбрала огонь или кислоту, даже молила бы об этом в качестве милосердной замены этой немыслимой пытке. Такая боль могла быть только от темной магии. Гермиона чувствовала ее каждой костью. Смерть была бы сладостной пощадой по сравнению с еще одной секундой этой агонии. Затем боль трансформировалась, став совершенно иной, но столь же мучительной. Она ничуть не ослабевала, а превратилась из всепоглощающей в острую, как нож, муку, рассекающую плоть. Слуга. Хозяин. Навсегда. Слова продолжали доноситься с шипением, над ней нависла тень. Присутствие чего-то зловещего было слишком близко, но тело оставалось непоколебимым. Рука задрожала, когда невидимое лезвие прорезало узоры глубоко в плоти, оставляя за собой дорожки крови, сочащейся из глубоких порезов. Гермиона смотрела, как кровь стекает по дрожащей руке, капая на пол, словно падающие рубины. В комнате раздался тихий всхлип: невидимый нож продолжал вырезать на бледной коже замысловатый узор порезов. На мгновение она подумала, что это, должно быть, ее собственная рука, но поняла, что все еще заперта в беззвучном крике. Она с ужасом смотрела, как рисунок начинает приобретать очертания чего-то зловещего. Зеленое зелье начало просачиваться в неровные края порезов и исчезать с поверхности, погружаясь в плоть. Внезапно боль взорвалась с новой силой, когда чернила начали заполнять контур. Череп. Змея. Черная метка. Здесь, перед глазами, во плоти. В ушах раздался зловещий смех, а затем все вокруг потемнело, загораживая изображения и боль. Гермиону накрыло странное ощущение бесконечного падения. *** Лед пронесся по ее венам, когда она вскочила с пола. В ушах звенел пронзительный звук, когда она ногтями вцепилась в кожу левой руки. Она все еще чувствовала эту жгучую боль, это лезвие, разрывающее плоть. Задрав рукав мантии по локоть, она попыталась найти хоть какой-нибудь след от чернильной метки, выжженной на коже. Но ее дрожащая рука была совершенно чиста. Она долго всматривалась, ища хоть что-нибудь - следы засохшей крови, хоть одну царапину, но ничего не было. Когда Гермиона провела пальцами по тому месту, где несколько секунд назад была зазубренная рана, наступила тишина, и она поняла, что этот пронзительный звук в ушах был криком. Ее криком. На ощупь кожа была нормальной, боль не чувствовалась. Но мучения казались такими реальными. Неужели эта агония была только в ее голове? Когда знакомая картина коридора предстала перед глазами и туман в мыслях рассеялся, она огляделась и замерла. Малфой стоял перед ней всего в двух шагах, широко раскрыв глаза и настороженно вытянув руки в ее сторону. Он выглядел испуганным и не двигался, словно сомневаясь, что его помощь будет принята. Она долго смотрела на него, пока ее сердцебиение не вернулось к нормальному ритму. Ледяной страх исчез с кончиков пальцев вместе с воспоминаниями об агонии, и она сосредоточилась на знакомом сером цвете его глаз, чувствуя, как тело расслабляется, постепенно отпуская напряжение. Когда она вновь смогла ровно дышать, Драко тоже расслабился. Он опустил локти на колени, спрятав лицо в ладонях, и глубоко вздохнул. - Мне приснился кошмар, - тихо сказала Гермиона, опустив рукав мантии и положив руку на колени. - Ты кричала, как резаная, блять, Грейнджер. Я услышал тебя даже через стену, - сказал он сквозь стиснутые зубы, проводя руками по волосам и протирая глаза, как будто он тоже был в шоке от пережитого. Боль в горле, когда она сглотнула, подтвердила слова Драко, и девушка прислонилась к стене позади себя. - Во сне мне было больно. Это было так реально, - пробормотала она, все еще слегка ошеломленная, и рассеянно потерла левое предплечье. Подняв голову, она заметила, как на лице Драко, что-то вспыхнуло при взгляде на ее руку. - Что случилось с твоей рукой? - спросил он, внезапно сильно напрягшись. Она перевела взгляд на Драко и увидела, что его серые глаза пристально смотрят на ее предплечье и не выражают никаких эмоций. Гермиона на мгновение задумалась, прежде чем ответить: - Я... Я думаю, что принимала Черную Метку. В кошмаре. - Что ты имеешь в виду, говоря, что принимала Черную Метку, Грейнджер? - он произносил слова нарочито медленно и затянуто. Она не выдержала его пристального ожидания, и сразу продолжила. - Я имею в виду, что именно так это выглядело и... Ощущалось. Это была чистая агония, поэтому я и кричала. Никогда раньше не испытывала такой боли, - объяснила она, чувствуя, как ее желудок переворачивается при воспоминании об этом. Когда она снова посмотрела на Драко, его глаза, казалось, смотрели сквозь на нее. Наступило долгое молчание, прежде чем он снова заговорил. - Что ты видела? Гермиона покачала головой и закрыла глаза, не желая вспоминать, желая, чтобы образы исчезли из ее головы, и ей не пришлось бы рассказывать ему. Она пыталась выровнять дыхание и успокоить загнанный стук сердца, когда он снова заговорил. - Мне нужно, чтобы ты мне рассказала, - попросил он, голос его стал мягче, почти умоляя. Она не хотела смотреть на него и уж точно не хотела, чтобы он слышал подробности этого кошмара. Если она задвинет воспоминания еще глубже в свое сознание, закроет их поплотнее, то, возможно, сможет забыть совсем. Просто выкинет из головы, как будто этого никогда и не было. Мягкая рука обхватила ее челюсть, а большой палец провел по щеке, побуждая открыть глаза. Драко придвинулся ближе и потянулся к ней, чтобы смахнуть слезу с ее лица. Его рука задержалась, даря тепло, которое распространилось по всему телу, успокаивая ее. Прильнув к его ладони, она глубоко вздохнула и начала с самого начала. - Передо мной стоял котел с зеленым зельем, и я была в бешенстве. Я хотела бежать, но не могла, словно оказалась там против своей воли. Запах в воздухе обжигал мне нос, он был гнилостным и пах смертью. Еще были звуки, как будто несколько человек произносили какие-то заклинания, но неразборчиво. Так, будто я была под водой, - пробормотала она, сосредоточенно качая головой. Драко еще раз провел большим пальцем по ее щеке и, отняв руку от лица, опустил ее на колени. - Продолжай, Грейнджер, - тихо поторопил он, с нечитаемым выражением лица и эмоцией в голосе. - Внезапно зелье левитировало, и прямо мне в руку выстрелило заклинание. Боль была невообразимой. Потом зелье пролетело по воздуху и окутало меня, обжигая. И тут же появилось ощущение, что нож вырезает на моей коже какой-то узор. Зелье стало проникать в порезы, чернила заполнили пространство между линиями, как внутренняя татуировка. Я увидела, как они обрели форму змеи и черепа, и в этот момент проснулась. Лицо Драко взорвалось эмоциями, пустота разом исчезла. Его тщательно выстроенная защита и раньше распадалась на осколки перед ней, но это было нечто совершенно иное. Он вздохнул, отшатнувшись, как будто что-то толкнуло его. Переместив свой вес так, чтобы сесть напротив девушки на пол, он молча изучал ее лицо, пытаясь собрать себя заново. Она была слишком потрясена, чтобы давить на него, и ждала, когда он будет готов. - Ты сказала, что слышала голоса... Что они говорили? - спросил он, по-прежнему пристально изучая ее. Вздрогнув, она услышала, как эти слова отдаются эхом в ее сознании, словно кто-то снова шепчет их ей на ухо. - Странный набор слов. Кровь. Слуга. Хозяин. Долг. Навсегда. Остальные я не могу вспомнить. Драко заметно побледнел, и Гермиона могла поклясться, что видела, как с его щек уходят все краски. Его тело было неподвижно, как камень, и ей захотелось взять его за руку, чтобы вернуть, как он сделал это для нее всего несколько минут назад. Но, зная, что он не захочет прикасаться к ней, она медленно наклонилась к нему. - Малфой, в чем дело? - Скажи мне, чем ты думала, когда уснула здесь, зная, что не приняла зелье? Да еще и посреди гребаного коридора? - резко спросил он, вновь обратив на нее свой взгляд, все еще отрешенный, но уже решительный. Незаметные изменения были единственным свидетельством того, что он снова натянул маску. Она постаралась не подавать виду, но слегка вздрогнула от его резкого тона. - Я... Проверяла гипотезу. Он посмотрел на нее так, словно у нее выросла вторая голова. - Гипотезу? Какой чертовски интересный эксперимент. Не хочешь рассказать поподробнее, Грейнджер? Она нахмурилась, услышав его снисходительный тон, и с досадой вздохнула, решив начать с самого начала. Она знала, что время для правды неизбежно, и, видимо, оно пришло. - Я знаю, что не много рассказывала тебе о своих кошмарах, но зелья не всегда достаточно, чтобы прогнать их. С начала года каждую ночь мне снится одна и та же серия снов. Обычно в случайном порядке, но одни и те же сцены повторяются снова и снова. Только два сна выбивались среди остальных. Однажды мне приснился этот коридор, но в остальных случаях, только когда я спала здесь, мне снилось что-то помимо повторяющихся образов, - пояснила она, жестом указывая на место, где они оба сидели. - Ты и раньше спала здесь? - с сомнением спросил Драко, нахмурив брови в недоумении. - Только один раз, и то случайно. Тебя не было, и я уснула, пока ждала тебя. Это было в ночь после проклятия Кэти Белл, - сказала она, не сводя глаз с его лица. Он напрягся при упоминании имени девушки. - И в ту ночь тебе тоже снилось, как ты принимаешь Черную Метку? - спросил он жестко и холодно. Значит, это действительно была Черная Метка. Она спокойно приняла его подтверждение, изо всех сил стараясь сохранить нейтральное выражение лица. Гермиона покачала головой, вглядываясь в его лицо. - Нет, мне снилась ванная комната или туалет где-то в замке. Я сидела на мокром полу, было холодно, и я плакала. Его глаза, широко раскрытые и потрясенные, нашли ее. Он смотрел на нее так, словно она только что ответила на все оставшиеся вопросы в мире. - Что это значит, Драко? Она знала, что у него явно есть предположение, видела это по тому, как он смотрел на нее. Даже воздух изменился между ними. Они смотрели друг на друга в течение долгого времени, и Гермиона наблюдала, как за его глазами неуклонно вращаются колесики. В тот момент, когда девушка уже собиралась спросить его, о чем он думает, Драко вздрогнул и резко выпрямился. Он поднялся на ноги и потянул ее за собой, заставляя встать. - Это значит, что ночью у тебя особо активное воображение, - пренебрежительно бросил он, избегая ее взгляда, - А теперь давай отправим тебя в постель, чтобы ты могла немного отдохнуть. Полагаю, у тебя еще есть запас зелья? Драко уже развернулся и направился прямо по коридору, пока Гермиона растерянно смотрела ему вслед. Он на мгновение остановился и обернулся, чтобы взглянуть на нее. Было очевидно, что он что-то скрывает. В груди кольнуло от мысли, что она доверила ему свою честность, а он не сделал того же в ответ. Но Гермиона знала, что его раны были глубоки, намного глубже, чем она могла себе представить. Поэтому она не стала давить на него. Пока. - Идешь? - спросил он, глядя на нее все более нетерпеливо, пока она колебалась. Гермиона удивленно подняла брови. - Ты собираешься проводить меня до общежития? Я в порядке, Малфой, и могу дойти сама. - Я должен увидеть это своими глазами, Грейнджер. Не могу рисковать тем, что ты уснешь где-нибудь в замке и разбудишь невинных студентов своими воплями. Не обращая внимания на сарказм, она подняла свою сумочку и записи и отправилась вслед за ним. Они шли в полной тишине, аккуратно ступая по освещенным огнями коридорам. Когда они подошли ко входу в общую гостиную, Полная Дама с подозрением посмотрела на Драко. Взглянув на него, Гермиона снова почувствовала желание протянуть к нему руку, задать еще несколько вопросов и попросить еще миллион вещей, которые, как она знала, делать нельзя. Но ограничилась фразой "Спокойной ночи, Малфой" и кивком головы. А проходя через портрет, услышала, как он попрощался с ней в своем фирменном стиле: - Грейнджер.