1 ноября, 198Х
День
Переполненный шумом город жил своей повседневной жизнью. Сколько парочек смеялись и обнимались друг с другом, сколько дорогих и не очень машин разъежались по городу! Ни у кого не было времени остановится и насладиться видами высоких домов, архитектурой, и величественными статуями. Они жили тем, где родились, позабыв о том, что это за место. А запах то какой! Удивительно, как выхлопные газы становились слабы с ароматами сладких духов и свежей выпечки, а к ним присоединяется дерзкий кофе. Повсюду, на улицах и в табакерках, играет живая музыка с блудными скрипачами и заблудшими гитаристами, ищущие свою любовь. Приятный и душевный город, как и любой другой при свете милого солнышка. Через душевный и кружащей джазом музыки центр, через жилые кварталы, проезжала знакомая чёрная машина в спальный район города, жильё в котором мог позволить не каждый. Двухэтажные, белые дома хоть и не выделялись внешне, но по цене очень даже. В каком-то смысле, тишина дороже денег. По тротуару гуляло парочку подростков, обсуждающие свои школьные сплетни да вредных учителей, сами не понимая, что сами могут стать такими же вредными. На заднем сидении авто разносился приятный запах картошки фри и бургеров из ближайшей забегаловки, а на переднем — дымный запах от сигареты, что частично попал в салон. Крутя стеклянную бутылку газировки в руках, Майлз оглядывал формы зданий, с улыбкой восхищаясь их красотой. Шеф же, докуривая табак, уже тысячу раз их видел, от чего любование ими переросло в раздражение. Мужчина лишь искал своё домишко, игнорируя происходящие вещи вокруг. — А здесь красиво, — сказал себе Крэклин, осматривая остриженные в виде фигур кусты. — Знаете, я именно в таком районе и представлял ваш дом. — Тебе действительно нечем заняться кроме как представлять где я живу? — непонимающе спросил начальник, сваливая лишнее в пепельницу. — К слову говоря, у меня дома слегка не убрано. — Ой, да ничего, — подбодрил его парень, повернувшись к нему. — Уверен, ваш дом чище моего раз в сто! — Блондин был в этом чётко уверен, ведь кабинет Дмитрий всегда держал в чистоте и порядке. — Тогда пеняй на себя. Говорю, чтобы не удивлялся, — догоревшая сигарета вновь отправилась к губам мужчины для последней затяжки. И вот, на горизонте показался нужный двухэтажный дом, на территорию которого подъехала машина. Это было большое двухэтажное здание с побеленными стенами, чёрной черепицей и с заросшим газоном, на котором даже клумб нет. Все окна были закрыты и плотно занавешены шторами, не позволяя увидеть хоть что-то изнутри. У стены стоит старая, напоминающая груду ржавого металлолома газонокосилка, пропитанная запахом масла и скошенный травы. Да и если приглядеться, ржавчина была и на замке, запирающую железную дверь гаража, но беглым взглядом этого сразу и не заметишь. Остановившись, машина перестала мурлыкать, предварительно закрыв свои окна. Первым вылез выпустивший в воздух дым от сигареты с выжженным фильтром, после крупноватый мужчина, а за ней и блондинчик с газировкой, что полез доставать пакеты еды с задних сидений. Честно признаться, Крэклин не ожидал, что его начальник, жалующийся о химии в продуктах и нездоровом питании лаборанта лапшой быстрого приготовления, купит по дороге фастфуд. Даже больше, он не видел, как Шеф вообще ест фастфуд. На обеды он всегда брал приготовленные дома блюда в контейнерах. Но в каком-то смысле понять можно, ведь у него может не хватать времени на готовку. Или может он так сильно есть хотел? Крепко обхватив руками всё нужное, Майлз побежал к двери, где Дмитрий уже выкинул сигарету и открывал дверь дома. Отперев её, рука толкнула её вперёд, знакомля с запылённой прихожей и тёмным коридором, на пол которого падали мягкие, светлые полосы из проёмов. В нос заполз специфический запах, похожий на мокрый мох. Переступив порог и закрыв дверь, Шеф снял свою обувь, чем значительно удивил парнишу. — А зачем вы разулись? — спросил Крэклин, косо разглядывая его ботинки. — Нечего грязь по дому таскать, — ответил мужчина, взяв у того пакеты. — Это вас, американцев, приучили в обуви шляться везде где не попадя. Мы по дому в носках ходим, и тебя это тоже касается, — он взглядом указал на жёлтые кроссовки Майлза с лежащими на полу белыми шнурками. — Хорошо, буду тогда знать, Шеф! — согласившись с таким условием, его ноги начали снимать обувь, зажав носком на пятку. Закончив с этим и сняв верхнюю одежду, парниша поднял свою лохматую голову, и заметив отсутствие своего предмета обожания, стал искать его по дому, но на первой же комнате впал в недоумевающий ступор. От комнаты, называемой залом, остался только зелёный диван с катышками, горящий ТВ ящик и деревянный столик между ними. Всё остальное пространство было начисто забито до окна подоконника различным мусором: банки из под пива, упаковки от быстрозавариваемой лапши, пакеты забегаловок, осколки от стеклянных бутылок, остатки еды и даже одежда валялись на полу, выделяя специфический запах тухлого яйца, смешанный с табаком и спиртом. Эта гора была настолько огромной, что перекрывала любые другие предметы интерьера, скрывая даже шкаф. Да и выжившая мебель не в лучшем состоянии. На спинке дивана лежала мятая одежда, у постоянно работающего телевизора поцарапан монитор, а стол завален банками от картофельного пюре, полное до краёв пеплом и окурками. Было темно, лишь экран освещал черты мебели, заменяя отсутствующие лампочки на люстре. Нельзя описать словами, эпитетами или фразеологизмами уровень удивления парня, оставшиеся стоять на пороге, при виде такой картины. Он готов стоять на том, что они заехали в чужой дом, но Шеф же не мог перепутать своё убранство? С трудом вериться, что на этой свалке хоть кто-то живёт. Это что, он такой выбрал или сам учинил подобный беспорядок? Мужчина всегда был чистоплотным и держал мусор в руке до первой урны, и, кажись, эта организованность оставалась лишь в социуме, на улицах и работе. Боже, а в других комнатах такой же бардак или это одному залу так не повезло? — Чего встал, тюбик? Сзади резко послышался недовольный бас, испугавший Милфорда до чёртиков. Мурашки толпой пробежали по спине и рукам. К затылку подступил холод. Рефлекторно, с криком подпрыгнув, парниша вбежал в комнату и повернулся на звук, прижимая руками бутылку в области груди. Напугавший его голос принадлежал Шефу, с приподнятой бровью стоявший с пакетами и кружкой кофе. Блондин стоял так долго в проходе, что тот успел заварить себе крепкий напиток. Молчание, в голову не приходил ни один ответ для этого вопроса, а если и да, то он казался чересчур грубым. А незнакомое ему обращение "тюбик" пролетело мимо ушей. — А такое… — Парень, наконец, нашёл необходимый вариант. Он указал на мусорные кучи взглядом. — А такое в каждой комнате? Дмитрий недовольно цокнул, закрыв глаза. — Ну предупреждал же, что удивляться не стоит. Ты меня вообще слушал? — открыв очи, его ноги без всякого волнения прошли внутрь, после чего он поставил еду на стол. — Садись давай. Уверен, ты, как всегда, ничего не ел. Похлопав глазками, Крэклин повернулся к Шефу и молча, без каких либо вопросов, сел на диван. Правда, он уже сомневался, что рядом с ним тот самый Шеф, с которым он работал, которого он обожал. По телевизору шли ленты новостей, не говорящие о чём-то серьёзном. Как только мужчина сел на скрипучее сиденье, его руки взялись за края бумажного пакета, начиная неаккуратно рвать его верх, а оставшиеся ленты летели в горы мусора почти моментально. Напряжённо смотря на такую распаковку, Майлз просто достал из пакета тёплый свёрток, всё ещё не отдавая газировку. Голубые солнца в глазах Дмитрия осмотрели гостя, заметя лёгкую дрожь в руках. — Что-то не так? — спросил он, преподняв бровь, — Больно ты испуганный. Милфорд не ответил внятно, лишь пересёкся с ним взглядом и почти мгновенно увёл его, заставив мужчину вздохнуть. — Это ты из-за дома так? — предположил он. Блондин кротко кивнул головой. Голос начальника от ответа стал раздражёнее. — Говорю же, не парься из-за этого хлама. За неделю он набирается быстро. Завтра закажу чистку и ничего этого уже не будет. — За неделю?! — воскликнул лаборант, открыв глаза шире. — Да как такое…? Вы же…! — он всё ещё не мог найти подходящих слов, чтобы описать своё изумление, параллельно размахивая руками. — Но вы же не такой! — Какой "не такой"? — он скрестил руки на груди, сгорбившись. Кажись, поднимать эту тему ему не хотелось, да и ничего такого в домашней свалке не видел. — Успокойся, Крэклин, или ты будешь весь день это размусоливать? — Я… — Блондин сжался, положив руки на колени. Глаза вновь забегали по дому, колени прижались к друг дружке. — Извините, Шеф. Приятного вам аппетита. Собеседник на это лишь хмыкнул, шурша упаковкой забегаловки. Это было согласие или недовольный жест? Глубой вздох, парень убрал тёмно-коричневую жидкость за спину и опустил взгляд, дабы распаковать свою порцию. Свёртки бумаги выпустили запах свежих овощей и сыра в воздух, обнажая румяные булки с говяжьей котлетой, луком, помидорами и несколькими ломтиками расплавленного из-за тепла сыра. Приятный белый соус каплями стекал вниз по бумаге, образуя выпуклые пятна на салфетках и слюнки в полости рта. Пальцы не специально в нём марались, немного обжигаясь. Бургер так привлекал внимание к себе, так гипнотизировал съесть его, так удобно располагался в тонких пальцах, что мысль о поедании такой красоты вызывала жалость. Открыв пошире челюсть, зубы вцепились в приготовленную сласть и откусили кусок, впуская внутрь град различных вкусов и ощущений. Каким бы мусором не была еда, она была вкусной, позволяя с удовольствием набить желудок и рот. Салат приятно хрустел, а пожаренный кусок фарша выделял приятный сок, вытекающий из губ на подбородок вперемешку с соусом. Изумительно, и словами никак не передать. И солёное, и острое, и белковое, и даже сладкое, создавало необычайный микс. Парнишке он всегда нравился, хоть и ощущал его примерно два раза в неделю. Довольно мычание каждый раз прорывалось через его рот от такого неописуемого наслаждения, как в самый первый раз. Переживав кусок, Крэклин непроизвольно глянул на Шефа, посмотреть на его действия. Он, с каменным лицом, жевал эту быструю пищу настолько пессимистично, что его бургер казался невкуснее и картоннее, а самому Дмитрию словно не доставлял удовольствия. Его целью было набить желудок, чтобы он противно не урчал и не самовысасывался. Да и выглядит он так, будто его заставляют есть этот фастфуд, эту холодную булку и резиновые овощи. Никакой радости от вкуса или набивающегося желудка, лишь безразличие, без ощущения чего либо вообще. А взгляд опусташённый, не желающий видеть кого-либо перед собой. Аппетит у блондина пропал, а краем глаза замеченная горка из бумажных газет и жмыха от кофе, сделали желанную еду отвратительной и сырой. Обстановка на многое влияет, на многое… Убрав свёрток на стол, руки потянулись к сзади стоящей, ещё не тронутой бутылке газировки, чтобы освежить сухое горло. Взяв её, пальцы обхватили металлическую крышку и резко дёргали вверх, дабы открыть. Сколько не пробовал, ничего не выходило, лишь небольшие ранки щипали фаланги, не давая схватиться также. Через некоторое количество попыток, Крэклин недовольно выдохнул, глядя на бутылку, а после молча протянул её своему начальнику, намекая помочь. — Ну и бестолочь же ты… — высказал мужчина, забирая у него напиток, на что лаборант стыдливо увёл взгляд. Толстые пальцы схватились за тонкое горлышко, другие немного крутанули крышку за края и, зацепишись за одну из сторон, согнули её попалам. Красный, плоский кружок металла не мог больше держаться и упал вниз с негромким, но звонким звуком. Приятное шипение, на поверхности жидкости образовывалась колючая пена, что быстро прибежала к отверстию, и стала медленно исчезать, опускаяясь вниз. Рука ещё не желала отпускать бутылку. Постучав короткими ногтями по стеклу, на лице начальника возникла загадачная, от того непонятная, лёгкая ухмылка. — Что такое? — спросил паренёк, заметив непривычное для Шефа выражение лица. — Да так, вспомнил кое-что забавное, — ответил он, поставив газировку на стол. — Ой, а расскажите? — на лице Милфорда появилась тёплая улыбка. Что-что, а шутки у Дмитрия были хорошими, хоть и заметно устаревшими. Может это сгинет эту гнелую атмосферу, дав расслабиться? Мужчина вздохнул, опустив уголки губ. — Я так полагаю, выбора у меня нет, — заявив это, он опёрся локтями на колени. — Не говорите так! У вас всегда есть выбор, Шеф! — воспросивился блондин, скрестив пальцы между собой. — Знаю я твой "выбор"! — Дмитрий повернул к нему голову, раздражаясь — Я же знаю тебя! "Ну пожалуйста, Шеф!", "ну расскажите, Шеф!", "Шеф, Шеф, Шеф!"! Гость неловко увёл взгляд в другую сторону, понимая, что он в какой-то мере прав. Выбор был либо да, либо пассивно-уговорительное да. Крэклин уж чересчур любопытен, настолько, что забывает о личном пространстве. — Ну, бывало пару раз, — он неловко захихикал, поглаживая волосы сзади. — Все мы без косяков, верно? Мужчина тяжко вздохнул, и поставив бутылку на захламленный стол, облокотился об спинку, дабы начать свой рассказ. Он уже понимал, что ему всё же придётся рассказать это. Но он не боялся: впервые в его жизни появился человек, которому он способен полностью довериться, открыть все ящики Пандоры до единого, зная, что не получит осуждения. По крайней мере, от низенького мальчика аутиста с пристрастием на дракончиков и чупа-чупсы. Эту вещь он никому не говорил, более того, угрызения совести ещё не достигли его, ведь вины своей не видел. — В общем, — начал Шеф, откашливаясь, — Ты же знаешь, что у меня есть дочка? — Угу, — согласился паренёк, вернув на на него взор. — Так вот, она была не первым моим ребёнком, — глаза закрылись, лёгкие вновь выдавили из себя воздух, пальцы рук скрестились на коленках, поглаживая вены на ладони, — До этого был ещё один. Через несколько месяцев, после помолвки с Маргаретт, моей женой, она забеременела нашим первенцем. Это был… мальчик, вполне здоровый, только проблемы со слизистой, Петром назвали. Я помню, как она радовалась ему: не отходила от него ни на минуту, с большой улыбкой одевала его и пела колыбельки. — Мужчина легко улыбнулся на пару мгновенний, приоткрыв глаза на полный пылью потолок. — Недолго. Не успело малышу исполниться и года, как его не стало. Ночью, Маргарет нашла его в кроватке, тёплым, но не дышащим. — О боже… — Милфорд закрыл свой рот, волнуясь за своего седого друга. Всё стало только хуже, теперь испорченный воздух комнаты сигаретным дымом давил на лёгкие, а в голове всплывали картинки заставшего месячного младенца, — Ужас какой. И от чего? — Синдром внезапной детской смерти. Проще говоря, хуй знает, — выругавшись, его пальцы расстались, сжимая ткань рубашки. — Там много причин, но точную нельзя выявить. По крайне мере, так сказали врачи. У парнишки внутри всё сжалось. Это действительно сильный шаг рассказать об этом! Он и его жена, наверное, так страдали, когда узнали, хоронили, пытались пережить весь этот кошмар. Может, это та причина, по которой ему выписывают эти таблетки или то, почему он так холоден и мрачен со стороны? Такого ужаса и врагу не пожелаешь. Но даже не смотря на столь трагичную историю, было кое-что, что сильно беспокоило ещё больше, чем всё это. — Шеф, я вам сочувствую, правда. Но… — Майлз потёр свои запотевшие ладони друг об друга, глядя с сочувствием, — Это не очень то и забавная история. Что в ней такого смешного? И как она связана с… бутылкой газировки? Это было его ошибкой, лучше бы он помалкивал и не задавал лишних, для него, вопросов. Мужчина выпрямил ноги, прикрыв глаза, и принялся продолжать. — Как бы тебе помягче сказать… Да я не очень и хотел этого ребёнка, — признался честно Дмитрий, вспоминая весь этот случай. — Не сказать, что я был готов к подобному. Постоянные крики, стресс, недосып и слишком большая ответственность. Я узнал о беременности слишком поздно, чтобы с этим что-то сделать. Тем более, не думаю, что тогда бы я смог стать хорошим родителем. И всё дошло до того, что… я решил не мучать его. Последние слова напряги юнца, заставив сжаться сильней и предполагая худшие варианты, что он сделал с ребёнком. Мысли бились о черепную коробку, крича "Да быть того не может!", "Не навязывай!", "Всё будет хорошо!", намеренно говоря неправду, отгоняя сомнения и плохие мысли. — Вы убили… — не успел он продолжить, как его сомнение подтвердили. — Да, я убил его, задушил. Причина смерти была другой. Не горжусь собой, но и угрызений совести не было, — глаза решили удостовериться в состоянии собеседника. Несмотря на дрожь и побледневшее лицо лаборанта, мужчина решил, что всё нормально, но взгляд не убрал. Шеф выглядел слишком спокойным для человека, пережившего ужас. Если заметить, то он… легко улыбался, — Ночью. Поначалу я пытался задушить его за шею, но когда я начал, Пётр издал звук, похожий на шипение. Тогда я испугался и просто закрыл его лицо подушкой, а после вернул её обратно на место, когда малыш перестал двигаться, и пошёл дрыхнуть. Стоит ли говорить, насколько этот рассказ шокировал юного лаборанта? Он отвернулся, пустым взглядом смотря в никуда. Дрожь проходила по всему организму сильнее, дыхание стало тяжелее и медленней, в затылок ударил жар, губы посинели. Желание услышать продолжение полностью испарилось вместе с аппетитом, придя на смену пришедшему из желудка кому в горле. Уже не важно, почему он подумал об этом, держа бутылку за горлышко. Это не Шеф, это не может быть он. Он спокойно говорил об этом как о чём-то обыденном, привычном для него. А эта улыбка… Надежда Крэклина пыталась отрицать всё сказанное им, вспоминать его хорошие черты, подарки, комплименты, но при каждом аргументе разумность издевательски напоминала: "Но это его не оправдывает, ведь так? Прекрати придуриваться и прими.". А страх невзначай, не специально вкидывал ужасающие мысли о том, что он мог сделать это и со своей нынешней дочерью, и со своей женой… И с ним. Мужчина достаточно силён и крупен, он сможет в любой момент сделать это. И сразу картинка: парень кашляет, пытаясь поймать исчезающий кислород обратно, а его тонкую шею сжимают, как куриную на мясобойне. Носки тянуться к полу, взгляд замутняется, и последнее, что глаза успевают заметить - до ушей растянутую улыбку… и смех, который навсегда засядет в голове, что будет громче писка. Тьма, пустота, а больше ничего. Но он продолжал верить, что его начальник не убийца. Сам не зная зачем. Надежда ведь умирает последняя, ведь так? Но факт фактом: сейчас ему было страшно находится рядом с ним.1 ноября, 198Х
Вечер
Дальнейший день, проведенный в доме Дмитрия Сергеевича, полностью вывалился из головы. Удивление замазало это время чёрной краской, оберегая. Крэклин не помнил ни своих слов, ни дальнейших разговоров, ни действий, ни того, успокоился ли он в конце то концов. Разум помутнел, глаза слипались от усталости всего произошедшего за эти дни. Периодически лишь всплывали отрывки этой встречи: гостиная, сигареты, ночь, машина, фонарь, ванная… Последнее запомнилась ярче всего по своим причинам. А речи Шефа он не слышал, хоть уши выделяли заметно тревожащие моменты, по типу размышления о том, что если сзади стоящая машина врежется в него. Сознание вернулось в норму лишь тогда, когда обнимая своё худощавое тело, Майлз, едя в машине, заметил свой собственный дом с горящими окнами. На улице давно восторжествовал мрак, пробирая холодными руками под одежду. Шеф что-то рассказывал, но речь закрылась плотной стеной. Наконец! Дом! Тёплая кроватка! Осталось немного, и он может уйти из этой чёрной коробки! Рычащая машина остановилась у забора его дома, тесно прижимаясь к бордюру колёсами. Вот! Осталось только выйти и всё это закончиться! Лишь дёрнуть на себя ручку и свобода с удовольствием обнимет, пустит в иной мир! — До свидания, — кротко попрощался парень, не глядя. — Сладких вам снов. Не успели пальцы дотронуться до прохладной ручки, как послышался неизвестный щелчок. Блондин замер, момент, он попытался открыть дверь. Ещё раз, и ещё раз. Она не хотела его отпускать из машины. Кажись, Шеф запер выходы изнутри. Ещё раз. Пальцы сжимались, дёргали сильнее, желая выбраться. Бесполезно, всё это бесполезно. Паника нарастала с каждой минутой нахождения здесь. — Что ты делаешь? Машину мне задумал сломать? — спросил недовольно начальник, пристально смотря на человека на соседнем сидении, отчего он замер. — Не открывается, — ответил внятно Крэклин, а после нехотя повернул голову к водителю. Мужчина вновь казался ему знакомым. Тот же вечно печальный взгляд, тот же запах одеколона. — Зачем вы… Не успев высказаться, как пальцы хватают его за подбородок, и поудобней расположившись на щеках, приближают голову вперёд, ближе к голове его начальника. Сердце готово выпрыгнуть из груди от недоумения. В любой другой момент, Крэклин бы уже радовался этому действию, с глупой улыбкой спрашивая риторический, известный вопрос, но не сейчас. Дмитрий пристально осмотрел лицо юного лаборанта, обводя контур каждого органа чувств, и остановился на тонких губах, сверху которых виднелся лёгкий пушок. — И тебе спокойной ночи, Крэклин. Пауза. Большой палец прошёлся вверх по щетине и приоткрыл рот, проникнув внутрь. Отведя его в сторону, его голова сама приблизилась к Майлзу. Всё ближе, и ближе, и… Тёплые губы перекрывают более холодные, даря не только тепло, но и застывший поцелуй. И то, это громко сказано. Оба лишь застыли, не решаясь продолжать или что-то ещё делать. Щетина мужчины ёжиком кололась об чужой подбородок, внутрь рта проник запах жжёного сигаретного дыма, проявляя желание прокашляться. Будь это дня три назад, лаборант бы сам, после эдакого, пододвинулся ближе и принялся тереться об его губы своими, согреваться теплом тела и плакать от незыблемой радости, благодаря всех, кого он знает, за такой подарок судьбы. Но не сейчас. Он не хотел этого. Весь этот день настолько разочаровал, так ужасал, что лучшая награда в жизни, к которой он, по сути, стремился, ощущалась больше как издевательское наказание за все совершённые им грехи. Отвратительно. К горлу поступил тошнотный ком, из глаз ринулись слёзы. Его смысл жизни разрушился, он не видел в этом смысла. Тепла больше нет, как и доверия. Пусть это побыстрее закончиться. Ему нужен отдых, он пережил достаточно. Оставьте в покое, дайте разрыдаться водопадом.