Мыло: Стинг
Страх.
Что вы знаете о страхе? Довольно неприятное чувство, возникающее часто и порой без ведомых на то причин. Страх рождается из самых мрачных глубин нашей души. Тёмных, потаённых уголков разума. Вылезает из щелей, подобно мерзким червям и начинает поживать все остальные чувства. Страх сковывает так сильно, что не даёт и шага сделать, ни вперёд, ни назад. А может заставить начать действовать вопреки вашим желаниям, запрясти как лошадь и двинуться навстречу своей цели. Страх не интересуется моралью, не следует законам. Он всегда на шаг впереди и одновременно плетётся где-то позади. Дышит в спину и молчит. Страх нем и слеп от рождения, он довольствуется одним только инстинктом. Инстинктом выживания. Рабочая смена окончилась ещё полтора часа назад. Место, где я нынче ночую, находится в пятнадцати минутах неторопливой ходьбы от работы. Но я снова засиделся, загляделся, зазевался и опоздал. Опоздал, чтобы ещё немного подождать у автомата с кормёжкой. Думал, вернее надеялся, что ещё не всё успели разобрать и для меня осталось что пожевать после тяжёлой смены, так как я был голоден. Очень голоден. Так я и простоял некоторое время, уставившись в замызганное стекло ржавого хранилища, выдавшего похлёбку строго по расписанию. Я ждал и не садился, так как боялся прозевать свою очередь, хоть вокруг меня уже давно никого не осталось, а присесть хотелось ещё с середины дня. Тем не менее, сколько бы я не терроризировал бездушный контейнер своим молчанием, в конечном счёте я так и не получил свой долгожданный ужин. Сторожила с упрёком зыркнул на меня своим косым моргалой, сверкнул фонариком с головы до пят и что-то прожужжал мне под ухо, чего я не расслышал. Однако, как только он демонстративно звякнул связкой ключей в своей обугленной клешне из двух кривых фаланг, так до меня сразу же дошло и я поспешил умчатся прочь. Он мерзко хрюкнул мне в след и опять из его моржиной пасти донёсся неразборчивый слог. Возможно, он таким образом со мной попрощался, я не был уверен, так как был занят тем, что пытался не наткнуться на торчащий гвоздь или балку в темноте коридора. Я вышел из нашего бункера и судорожно вздохнул. Я испугался, что могу остаться там на ночь. Меня никогда не оставляли в бункере ночевать, но я был уверен, что это самая сомнительная затея из всех, которые могли бы со мной приключиться. Ночью бункер уже не был тем, что есть днём. После окончания дневной смены, в свою выходили полуночники. Их боялся не только я. Мы всем коллективом дружно опасались одного только упоминания об их существовании. Говорят, они слышат чужие страхи. Я любитель чтить традиции и следовать общим законам. Таким меня воспитали, ну или я сам себя воспитал таким. Хотя мне по прежнему продолжают утвержать, что я слабое звено нашего рабочего строя. Что я ни на что годное не подхожу, что руки у меня кривые, ноги косые, голова набекрень и осанка крючком, хоть пальто вешай. Что слог мой скуден, уста корявы и сухи, а то, что лицом не вышел и подавно хоть плачь, никто спорить не станет. Говорят, что страдаю я от недостатка мозговых морщин, что пуст мой взгляд и уж больно скорбный, как будто я им всем одолжение делаю. А это, знаете ли, неприятно, когда ты по мере своих возможностей стараешься угодить своему скряге-коллеге, а он ещё потом зыркает на тебя как на свинью нечестивую. Вот же стыд! Вот уж кому действительно полезно было бы поучится манерам. Невоспитанный бездельник, скудоум и брюзга. Маленький уродец с кривым носом, таким, что так и прозвали его Стинг. От слова «жало» — по форме которого и был его крючковатый, длинный нос с выпирающим холмиком на переносице. Впрочем, у меня далеко не самое худшее имя, если не вдумываться в историю его происхождения. Так что я не жалуюсь. Всё равно лучше идеи я так и не придумал, спустя столько лет жизни. Хотя, я не так уж и стар, вроде как, мне ещё работать и работать. А значит пожить ещё придётся. А значит время для размышлений ещё целый вагон. Вот и всё. Когда я снова начал рассасывать идею о своём скромном переименовании я уже дошёл до своего обиталища. Пока топал меж дворов и переулков успел несколько раз вляпаться во что-то мерзкое и принести заразу в дом. Мои сожители ещё не подозревают о том, что утром на пороге их будет ждать неприятный сюрприз в виде грязных следов от моей обуви. Я встал на половичок и боялся разуться. Мелек был бы вне себя от ярости, если бы застал меня в грязной обуви в доме. Выставил бы за порог и заставил слизывать всю пакость с подошвы языком, а потом проглотить, чтобы точно утилизировать эту мерзость. Я знаю. Он так уже делал. Поэтому я застыл как вкопанный в полнейшей темноте, зная, что он спит сейчас здесь на своей верхней полке. Лежит, сопит и может проснуться в любой момент от любого шороха. Я снова подумал о страхе, о том, как боюсь его разбудить. Он и в приподнятом настроении с удовольствием разукрасит моё лицо во все оттенки фиолетового с красным, а если его разозлить, то можно смело вызывать себе ритуальные услуги. Я знаю. Он так уже делал. Когда проходит немного времени я набираюсь смелости и осторожно нагинаюсь, чтобы развязать шнурки ботинок. Поясница заодно с коленками предательски хрустят, как пакет чипсов. Я думаю о чипсах и желудок продолжает эту какофонию телесных звуков своим журчанием. Какой кошмар. С горестью я расправился с проклятыми ботинками и крадучись, словно крупный мышь, заползаю в ванную комнату и закрываюсь за защёлку. Мы ремонтировали этот маленький замок раза три, так как Соня, все эти три раза его взламывал. Мы так и не выяснили, зачем он это делал. Во многом это осталось локальной тайной потому что Соня немой. В конечном счёте Мелек сдался и поставил средневековую защёлку с внутренней стороны, чтобы никто и никогда не больше не взвизгивал от неожиданности видя перед собой вечно заспанное лицо Сони в дверном проёме во время принятия водных процедур. Думая об этом, я также думал о том, как бы смыть всю слякоть с обуви при этом не издав ни единого звука. В ванной комнате было тесно и горела одинокая настольная лампа, которая периодически мигала. Я с трудом расправился с верхней одеждой и сбросил тяжелую кожанку на кафель. Со скрипом повернул кран, совсем чуть-чуть. Тонкой струи хлорированной водицы будет достаточно, я полагаю. Я достал из шкафчика старую тряпку, намочил её и стал протирать свои коричневые ботинки. Делалось это с трудом, а ведь мне ещё предстояло отстирать коврик у двери. Чёрная, смолистая грязь словно въелсясь в подошву обуви, а когда я на мгновение остановился от растирания, то почувствовал, как кожа начала больно зудеть. Поднёс поближе к лампе и понимаю, что мои руки сильно покраснели. Это довольно странно, но не так важно, так как нужно было избавиться от грязи как можно скорее. Когда оставляю ботинки в покое, то берусь за коврик. Натираю его также усердно под звук льющейся воды и нескончаемый зуд на коже рук. Однако в ворсинки ковра эта гадость въелась сильнее, чем я ожидал и отмыть его до блеска не получается. Чёрт… Я с минуту думаю и блуждаю взглядом по комнате, пока случайно не натыкаюсь на маленький кусочек мыла с краю ванной. «Это мыло Мелека» — вспоминается мне. Я долго не решаюсь. Всё гипнотизирую маленький кусочек мыла и параллельно в кровь растираю свои пальцы о ворсирки ковра. А может так получится? Смотрю. Всё ещё грязно. Снова смотрю на мыло. Уже не чувствую пальцев, но всё равно боюсь. Я боюсь того, что меня поймают. Боюсь, что Соня вдруг выглянет из-под дверного проема и тут же притащит с собой Мелека, показывая ему своим немым жестом, мол «Вот, вот он мерзавец! Он твоё без проса берёт! Бей его! Бей, да так, чтобы у него искры из глаз посыпались! Из глаз, которых у тебя самого нет!». Зажмурившись, я отгоняю от себя навязчивые мысли. Да что может случиться? Не убивать же теперь из-за какого-то проклятого мыла?Или убивать?
Ну нет. Хватаю мыльце и судорожно растираю его в ковер, когда он вовсе не исчезает. Ковер чист, ни следа от грязи. Смотреть на свои руки я боюсь также, как на край ванной, где теперь непривычно пусто без кусочка мыла. Выжимаю воду и на цыпочках выхожу в прихожую, где у входа в жилище укладываю чистый коврик, а рядом мои менее чистые ботинки. Мелек ничего не заметит. Ковыляю к своей койке и заваливаюсь спать. Но сплю плохо, тревожно, час через час просыпаясь в страхе с мыслями о пропавшем мыле, о едкой чёрной грязи и своих руках, о замках в ванной, о страшных полуночниках в бункере и о своём имени. Мне страшно. Мне всегда страшно. Что вы знаете о страхе?Всё. Я знаю всё о страхе.