***
Арсений делал вид, что её нет (получалось довольно неплохо). Будто она — штанга, которую нужно поднимать и опускать. Соколовская была вся на нервах. И не мудрено — получалась только половина. Да и лицо Горшкова, не выражающее ни единой эмоции, надежды особой не придавало. Саша лишь вздыхала, пропуская мимо ушей крик тренера, стараясь вывести Арса на разговор и, в худшем случае, на временное перемирие. Как же он, блять, не понимал, что совсем не время играть в обиженку?! Они выступают через несколько часов! Судьба её решится через несколько часов! Арсений Горшков на контакт не шёл.***
Our next skaters represent Russian Olympic committee, Aleksandra Trusova and Arseny Gorshkov!
Скольжение, лёд под ногами, как родной. Арсений напрочь отказывается смотреть ей в глаза. Мелодия начинается. Саша вживается в образ.***
Элемент, который у них всегда получался. Который давался с лёгкостью. Глазами с Горшковым Трусова так и не встретилась. И это, мягко говоря, давило. Совсем чуть-чуть. Заезд, толчок, что-то пошло не так. Крик Светланы Владимировны, боль в спине и ноге, руки на талии, сирены и вакуум в голове.***
От белого начало тошнить на второй день. Белые стены, белые халаты, белые простыни. Белая, стерильная, чистая ложь. — Вы идёте на поправку! — Ого, какой прогресс, Александра Вячеславовна! Такими темпами вы уже скоро будете бегать! Внутри было болото. Затягивающее, поглощающее нечто, в которое, Александра понимала, нельзя было отдаваться, но та-ак хотелось. Поверить в то, что восстанавливаться ей всё-таки немного осталось. Была у Саши некая особенность: она с самого детства аэрофоб. В пятнадцать лет Трусова нашла странное занятие, коим перед полётами занимается до сих пор. Читает на разных сайтах информацию про травмы, переломы, раны. Чтобы знать, что есть нечто хуже, чем просто разбиться на самолёте. Саша смерти не боялась. Саша боялась жить без спорта, без фигурного катания. Саша не смогла бы жить без тренировок, побед, нагрузок, радости.***
Поздним вечером, когда лампа аккуратно освещала кровать, а за окном было видно только луну, Саша перевернула последнюю страницу книги любимого детектива Агаты Кристи, который днём ранее принесла ей мама вместе с огромным термосом домашнего зелёного чая. Выдохнув, Трусова поняла, что заняться больше нечем: телефон она даже мизинцем задеть боялась — предполагает, что там в новостях будет. Петли двери тихо скрипнули. На пороге стоял Арсений. Немного потрепанный, со съехавшим больничным халатом. И букетом полевых ромашек в руках. — Ты что здесь… — фигуристка быстро села и, немного задев гипс, зашипела. Горшков выглянул в коридор, осмотревшись по сторонам, закрыл дверь. Он прошёл вглубь палаты и сел на край кровати. — Я надеюсь, ты понимаешь, что приёмные часы с четырёх до шести? — Конечно, Рыжик. Но это ведь так романтично, а ты любишь романтику, я то знаю, — Арс широко улыбнулся, заключая Сашу в объятия. На глаза Трусовой наворачивались слёзы, но она так звонко смеялась, утыкаясь носом в плечо Горшкова. — Я уже и забыла, как с тобой весело. — Знаешь, без тебя так пусто на катке. Мне аж не по себе. Ты возвращайся скорее, мне не хватает тебя, — заглянув Саше в глаза, произнёс Арсений. В мгновение лицо Трусовой помрачнело, а сама она вся напряглась. Она старалась об этом не думать, правда старалась, но раз уж Горшков заговорил… — А что если нет? — шёпотом спросила девушка. — Что «нет»? — Что если я не вернусь, Арс? Я, конечно, не пессимист, но эти выражения лиц врачей нихера не обнадёживают! — повышая голос, продолжила Саша, — Да и сама не дура, знаешь ли, понимаю, что травмы — штука серьёзная. А может у меня вообще нет желания возвращаться? Может, осточертели мне постоянные тренировки, лёд и коньки, п… — запнулась, переводя дыхание и отводя взгляд в сторону, — падения, в конце-то концов. А если мне ты надоел? Ты же не спрашиваешь даже! Трусова видела, как в взгляде Арсения появляется боль. — Значит, я тебе надоел? Она чертыхнулась, поняв, что размышления зашли не туда. Горшков ей не надоел, нет. Ей надоели их отношения, до боли странные, даже пугающие. Ссоры, крики, недопонимания. Боль, обида, злость. Объятия, поцелуи, обещания. Обещания, которые обязательно разрушатся в момент очередной ссоры. И так по кругу. — Да, мне надоело постоянно тащить тебя за собой. Надоело постоянное ощущение, что я одна! Одна имею мечту, одна к ней иду, стараюсь. Я не хочу обесценивать твой труд, поверь, не будем возвращаться к этому разговору, — сказала Саша, только увидев, как он открыл рот. Они уже обсуждали это. Если, конечно, крики друг на друга и пелену в глазах Трусовой можно назвать обсуждением. Это была основная проблема: они никогда не обсуждали косяки, которые приводят их к этому, гасили обиду тактильными контактами и «забывали». Она знала, что это не хорошо. Знала, что ни к чему дельному это не приведёт. Но Арс просто гладил её по волосам, шепча что-то о светлом будущем. Дарил мнимое ощущение комфорта и спокойствия. — Но ты делаешь недостаточно! Пойми же ты, впусти это в свою светлую, но пустую голову! — Перестань меня оскорблять, прекрати, — спокойным тоном проговорил Арсений. — И не подумаю! — отрезала Саша, добавляя следом: — Тем более, я ещё даже не начинала, ты же меня знаешь, Сенечка. Что-то во взгляде Горшкова вмиг изменилось. Он провел дорожку глазами от её оголённых ног до открытой шеи. — Иди сюда, — Арс притягивая её к себе, шептал всякие нежности на ухо, обнимал, целовал в щёки. И явно надеялся на продолжение. Он ступил на эту тропу опять. «Забыть». Замять конфликт, будто его не было. Вернуться обратно, к хорошим отношениям. — Хватит, прекрати! Горшков, блять, пожалуйста! Нам нужно решить этот вопрос, хватит ко мне лезть! — Да о чём нам разговаривать?! Ты просто долечишь ногу и вернёшься на каток, что из этого должно подвергнуться обсуждению? Всё прекрасно понятно! — Ты даже не спрашиваешь моего мнения! Как будто бы оно тебя вообще не интересует! — несмотря на стойкую выдержку и непоколебимость, глаза обвалакавала пелена из слёз, а в груди что-то непроизвольно сжималось. — А тебя разве волнует моё мнение? Мои чувства? — Ах, простите, милорд, — девушка взмахнула руками в воздухе, изображая реверанс, — чай, кофе, сломанный нос? — Трусова, прекрати. Ты вернёшься, мы опять будем кататься. Всё будет хорошо, как прежде. — А разве раньше всё было так уж хорошо? — вновь переходя на шёпот, спросила Саша. — Что было хорошего? Наши постоянные цапанья, бронза Чемпионата Европы или, быть может, Олимпиада? Что из этого было самое хорошее, а? Арсений молчал. Просто смотрел в стену, как будто бы девушка не ждала ответа, и краска лимонного цвета была намного привлекательнее. Боль постепенно распространялась по венам, затягивала. Мысли о окончании карьеры в большом спорте появлялись уже не только, чтобы позлить Горшкова. Они обосновывались в голове, постоянно повторяясь, и уже не казались такими безумными. Только вот о спорте в данный момент думать не хотелось. Потом. Разберётся, решит, примет последствия. У самой главной проблемы сейчас в голубых глазах отражалось отчаяние. Этот человек стал близким в самые короткие сроки. К нему она могла прийти, чтобы получить поддержку, почувствовать себя живой. Да, Господи, открытым текстом, без лишних, никому не нужных соплей: она влюбилась! Первый раз. Первый раз доверилась (и не только в плане выполнения элементов на льду) кому-то, кроме родителей и тренера. Уделяла большое количество времени, которое обычно отводилось под учёбу и заслуженный отдых. Саша понимала, что не будет жалеть о проведенном времени. Её не страшила утрата этого ресурса, ей казалось, что оно проведено так, как должно быть. Она страшилась того, что уже мысленно отпускает Арсения Горшкова. Прощается с ним, хоть и пока только в своей голове. — Тебе лучше уйти, — так и не дождавшись ответа, заключила Саша. Казалось, это было завершением. Большой, жирной точкой. Финалом её карьеры и отношений с Арсом. И он тоже должен был это понять. Как будто всё только к этому и шло. И шло не два дня, проведенные ей в больнице, а уже практически целый соревновательный сезон. В голове Трусовой были сомнения на этот счёт, папа всегда не зря говорил, что сферы жизни нужно разделять. Как семья и работа, например. Как каток и личная жизнь. То ли гормоны это были, то ли желание быть любимой и желанной. Да и какая разница сейчас, когда на её ноге гипс, перед глазами помятый Арсений, а внутри — пустота. Казалось, что для Горшкова это тоже станет концом, что он просто возьмёт и уйдёт, и больше никогда не вернется. Это было логично. Это было правильно. — Где моя Саша Трусова? Что такого произошло, что ты больше не борешься, почему так просто опускаешь руки? — тяжело вздохнув, спросил фигурист. — Твоя Саша Трусова лежит на льду со сломанной ногой. У неё ужасно болит спина, на которую она приземлилась по милости одного болвана, видимо, не понимающего, что Олимпийские игры — не прятки во дворе. Каким же дураком нужно быть, чтобы нарываться на ссору, вести себя, как полнейшая тварь перед самым важным стартом в жизни! Твоя Саша Трусова, дорогой Сенечка, сидит в номере в ночь перед произвольной программой и задыхается от слёз и твоей непробиваемой тупости, вместо того, чтобы настраиваться на прокат. И если до этого момента Арсений Горшков гордо и уверенно сохранял невозмутимость и спокойствие, необходимые ему для разговора с этой девушкой, то после последней фразы это стало невозможным. — Ладно, я приду, когда вернётся моя Саша Трусова! — заорал он. — Да пойми же, не вернётся она! Я изменилась! Ты изменился! Всё уже не будет так, как было. — Это значит, что я могу больше не приходить? — Арсений подскочил с кушетки. А вот и этот момент. Два пути. Либо одно, либо второе. Красная таблетка или синяя. Она потеряет Горшкова, раз и навсегда. Эмоциональность вообще никогда не помогала в принятии решений, особенно сейчас. Сейчас Саша была, уж извините, пиздец как зла. И хотелось просто плюнуть на этого Сенечку, чтобы убрал своё смазливое личико и поганый характер куда подальше. Конечно, Трусова пожалеет о своём решении. Буквально через час, когда остынет. Но даже понимая это, решиться не кажется чем-то непостижимым. — Именно так, — отрезала Саша и демонстративно открыла книгу, начиная читать по новой. Слышала тяжёлый вздох, шаги, хлопок двери. А потом, будто кто-то разбил стекло. Только что она вырвала из себя часть, свою плоть, и выставила на общее обозрение. Все смеются, называют её дурой и показывают пальцами, кривляясь. А она стоит, не двигаясь, смотря через пелену слёз и принимая происходящее, как должное. Кулаки впечатываются в подушку, рот открывается в немом крике. Нет, она не сможет. Не сможет просто сидеть и смотреть, как другие обсуждают её беспомощность. Арсений, всё-таки, прав: Саша Трусова — не та, кто опускает руки, если ещё есть возможность бороться. Уснула она только после ответа «Я что-нибудь придумаю» от Соколовской. Саша изменилась. Саша научится разделять личное и профессиональное. Она обязана. Иначе заветного Олимпийского золота не видать. Проверила, так сказать, на собственном опыте. «Мне нужен новый партнер» — писала Трусова Светлане Владимировне.***
Сейчас ледовая арена была, словно из каких-то старых воспоминаний. Как книга, прочитанная в детстве и чётко визуализированная в голове, отрывок старого кино, которое показали Саше в детстве на кассете. Или же сон. Но этот сон был реальным. На самом деле всё это происходило не с ней, не с настоящей Сашей. А с Сашей из прошлого. С маленькой глупой наивной девочкой, которую надурили и обманули, которую использовали и выбросили. На тренировку она пришла первая. Перерыв ещё не закончился, а Светлана Владимировна ещё даже не пришла. Она, наверняка, пила кофе в тренерской. Это слегка успокаивало. Что за время отсутствия, мало что изменилось. Или почти ничего. Саша бы не хотела возвращаться в какое-то новое для себя место. Ей нравилось, что её здесь все ждали и что верили в неё. Сейчас поддержка была важна, как никогда. Без неё, наверное, Трусова бы больше не вышла на лёд. Раскатавшись, Саша впервые за последние десять лет, ощутила себя фигуристкой одиночницей. Приходилось отрабатывать не выбросы и твизлы с партнёром, а прыжки и вращения одной. И хотя ей это одиночество сейчас нравилось, ей нужно было продолжать начатое. А значит, найти нового партнёра. Заметив идущую впереди Соколовскую, Саша без раздумий подъехала к борту и поздоровалась. — Ну наконец-то, Сашка! Мы по тебе тут все соскучились. Ты тоже, я смотрю? Аж первая на лёд выбежала, — посмеивалась тренер. — Я очень скучала по льду. И по Вам. СветланВладимировна, — девушка оглянулась, боясь быть услышанной чужими ушами. Убедившись, что они здесь пока одни, Саша наконец спросила. — Вы нашли мне нового партнёра? Женщина по-доброму усмехнулась и отпила недопитый кофе из кружки. — Сашка, тут знаешь в чём дело-то... Пацанов мало свободных оказалось. Хороших пацанов, твоего уровня, — уточнила она, спустя паузу. — Я позвала одного попробовать, но я очень не уверена, как вы срастетесь. Саша вздохнула. Длинные ресницы опустились, на лице так и не появилось улыбки. Вытянув ногу, она поскребла лёд зубцом, а потом мысленно извинилась перед ним за плохую привычку. Отъехав, Саша начала уже настоящую тренировку. Постепенно подтягивались другие ребята. Все лица были знакомы, со всеми она здоровалась и мило улыбалась. Но её нового тренировочного партнёра всё ещё не было. Хотя все уже начали работать. Прокатавшись минут десять, девушка всё же подъехала к Соколовской и прямо у неё обо всём спросила. — Я ему сказала подъехать к девяти, ну, думала, он разминается. Время девять пятнадцать, никого не видно. Он бы предупредил, если бы не приехал. — Мне уже не нравится этот оболтус, — высказалась Саша и сложила руки на груди. — Не спеши с выводами. Всякое в жизни может случится. Ну, может, в пробке застрял. — Метро, видимо, существует для дебилов. Прошло ещё около пяти минут, прежде чем в поле зрения появился молодой парень. Внешне Сашу он даже устраивал. Во-первых, явно не её типаж, что идёт сразу в плюс. Ей не нужно повторение старой истории. Во-вторых, он — полная противоположность Арса. Торопливо сняв чехлы и буквально выпрыгнув на лёд, парень застыл, не зная куда себя деть и к кому бежать. Саша не сводила взгляд. Высоким ростом он не отличался, что было не свойстенно для парного катания. Да, конечно, тот был явно выше Трусовой, но не намного. По крайней мере, в сравнении с Арсением. Соколовская толкала ему какую-то явно важную речь, пока Саша наворачивала круги по льду. — Ну, иди. Успехов, — услышала девушка от тренера, прежде чем он подъехал к ней. Удивительным было и то, что Саша видела партнёра, кажется, первый раз в жизни. А это значило, что парень был неопытный, и придётся начинать всё с начала. — Привет, — неуверенно прокартавил тот и протянул руку. Трусова оценивающе оглядела его, не спеша протянуть руку в ответ. Она ещё думала, что сделать первым: поздороваться или обматерить за опоздание. Первый вариант перевесил тем, что им ещё стоило кататься вместе хотя бы остаток сегодняшней тренировки. — Привет. Представишься? — Марк Кондратюк. Ты Саша Трусова, можешь не представляться, — слабая улыбка мелькнула на лице и девушка смогла расслабиться, понимая, что никакого напряжения между ними нет. — Кошка выйти не давала? Или метро сломалось? — Что? — не понял он. — Ты опоздал почему? — А, ты будешь смеяться, но... Я проспал, — пожал плечами Марк, посмеиваясь, словно это совсем не было каким-то промахом. — Но я готов понести наказание. — Наказание? — Саша расхохоталась, хватаясь за живот. — По попке тебя отшлёпать что ли? Иди раскатывайся давай! — У меня кот, кстати, — подмигнул он и уехал. «Какие же они все тупые, — подумалось Саше». Сегодня Светлана Владимировна была полностью занята новой парой. Она внимательно смотрела, давала указания и задания. Саша с Марком оперативно их выполняли, что устраивало не только тренера, но и саму Трусову. Давно она не чувствовала такого, чтобы второй партнёр тоже был вовлечен. Чтобы ему это было нужно. Но, с другой стороны, это Сеня знал, что Саша от него никуда не денется, что их всё равно пропихнут на Олимпиаду. У Марка же нет других вариантов, кроме как работать, работать и работать, чтобы стоять в паре с уже состоявшейся спортсменкой. Кондратюк стеснялся, пока брал Сашу за руки и талию неуверенно, боясь сделать что-то не так, хотя девушка всё понимала и не смущалась, пытаясь вызывать одобрение на лице Светланы Владимировны. — На сегодня свободны, — сказала Соколовская, переключаясь на других спортсменов. У них ещё было время, но их почему-то больше не стали задерживать. Саша опасливо глянула на парня, тот пожал плечами, уходя со льда. Девушка осталась ждать. — Как вам он? — Трусова выловила тренера у выхода с арены и взолнованно спросила. — Это мне у тебя надо спросить: «Как он тебе?». — Я не понимаю. Дурак дураком, но вроде выполняет всё хорошо. Но вот честно, СветланВладимировна, мне сейчас уже всё равно, с кем кататься. Я хочу выступать. Хочу быть на льду. Хочу тренироваться. — Пожалуйста, тренируйся. Насчёт выступлений договаривайся с Марком. Если он готов работать ради этого, то флаг вам в руки. В коридоре Саша помахала Марку, после его неуверенного «Пока» и ввалилась в раздевалку. Наспех развязав коньки, она разблокировала телефон. Арсений заблокировал её во всех социальных сетях и мессенджерах.