***
Через пару недель все было готово. Поскольку свадьба задумывалась как небольшое и интимное семейное мероприятие, приготовления оказались относительно простыми, о чем Кэролайн втайне сожалела. Елена и Ребекка приехали с Сальваторе на следующий день после возвращения Сильв из Мексики, и с тех пор не было другой темы, кроме свадьбы. Они знали, что это сводит мужчин с ума, но женщины разделяли тайное подозрение, что те дико преувеличивают раздражение. Не раз Кэролайн ловила Клауса и Деймона на том, что они снисходительно улыбались всей этой суете, когда думали, что никто не видит, а Кол готов был переползти по битому стеклу, чтобы осчастливить Давину. Ради забавы Ребекка попросила свою будущую невестку потребовать, чтобы он надел красный смокинг, просто посмотреть, как далеко зайдет Кол в попытках угодить своей девушке. Четыре женщины были совершенно ошеломлены и разразились истерическим смехом, когда он просто пробормотал "Прекрасно" и удалился, чтобы присоединиться к хихикающим братьям в кабинете. Сегодня на нем, конечно, не было красного смокинга. Все мужчины оделись в черные костюмы, и Кэролайн с трудом удержалась, чтобы не сорвать ткань с Клауса и не наброситься в тот момент, когда он вышел из их комнаты. Боже, от него в смокинге всегда захватывало дух! Ну, еще больше, когда он снимал его, но все же... она вспомнила, как увидела его в официальной одежде на балу Эстер, казалось, целую вечность назад. Она скорее умерла бы, чем призналась в этом, но Большой Злой Гибрид Клаус заставил ее колени ослабеть на долю секунды, когда она впервые увидела его. Боже, как упорно она весь вечер боролась с тем, чтобы не обращать внимания на его ослепительную внешность... и чарующий аромат... Стряхнув с себя оцепенение, вызванное появлением мужа, она начала организовывать отъезды. Кол первым покинет дом вместе с Элайджей, Деймоном, Стефаном, Ребеккой и Еленой. Позже невеста отправится на небольшую семейную плантацию примерно в двадцати милях к юго-востоку от города, которая была выбрана в качестве места проведения свадьбы, в сопровождении Клауса, Кэролайн и Сильв. Сильв выступит подружкой невесты, ведь между женщинами с самого начала существовала особая связь как представительниц двух древних линий колдовства, и они значительно сблизились с тех пор, как стали проводить так много времени вместе. Давина начала считать Сильв старшей сестрой и наставницей, которой у нее никогда не было и в которой она так отчаянно нуждалась, и были моменты, когда Кэролайн задавалась вопросом, видит ли Сильв в юной ведьме что-то вроде дочери. Она почувствовала на себе взгляд Клауса, когда Давина спускалась по лестнице, великолепная в своем свадебном платье и чуть ли не распираемая радостью. Кэролайн знала, что Клаус спрашивал себя, действительно ли она чувствовала себя лишенной большой, пышной церемонии с семьей и друзьями, учитывая приватную церемонию на Аитутаки, и сожалеет ли она о том, как они связали себя узами брака. В высшей степени глупо! Да, она любила вечеринки, приготовления и организацию празднеств, но ни на йоту не изменила бы свою собственную. Не сводя глаз с Давины, она прошептала: — Это было прекрасно, Никлаус. Все, о чем я когда-либо могла мечтать. — Читаешь мои мысли, не так ли? — Я знаю тебя. — Это так. Времени продолжать разговор не осталось. Давина спустилась к подножию лестницы, и Клаус подошел, чтобы предложить ей руку, одарив очень редкой, трогательной улыбкой, которую он приберегал для тех, кого считал своей семьей. — Ты прекрасно выглядишь, сестра. Остается только надеяться, что мой невыносимый младший брат не упадет в обморок при твоем виде и поймет, что он определенно тебя не заслуживает. И Клаус был прав. Давина действительно выглядела потрясающе. Этим утром женщины провели несколько часов в ее комнате, и им было так весело готовить ведьму к свадьбе. Шампанское лилось рекой, и даже Давина сделала несколько глотков, чтобы успокоить свои расшалившиеся нервы. Но теперь она, казалось, совсем не нервничала. Она светилась от счастья и предвкушения, причем так заразительно. Ее платье было простым, длиной до пола, из атласа цвета слоновой кости, с открытыми плечами и длинными рукавами, украшенными бельгийской вышивкой. Когда Кэролайн впервые увидела ее в нем, ей не удалось сдержать слезы. Она не могла представить себе ни одной женщины в истории, которая была бы больше похожа на принцессу из диснеевских сказок. Длинные блестящие локоны цвета красного дерева свободно ниспадали на ее плечи, а лицо светилось от эмоций. Кэролайн просто ничего не могла с собой поделать бросив быстрый взгляд на Клауса. Несмотря на все, через что они прошли, и на тот факт, что она была уверена в его верности, она все еще чувствовала те маленькие моменты ревности, неуверенности, и ее безмерно успокоило отсутствие влюбленности в глазах мужа, смотрящего на ведьму. Сильв спустилась по лестнице следом за Давиной, неся букет из кремовых и бледно-розовых роз, и с сияющей улыбкой вручила его молодой невесте. И она, и Кэролайн были одеты в одинаковые платья длиной до пола с воротником-стойкой из антрацитового шелка, без рукавов и с поясом на талии. Более ранней реакцией Клауса при виде своей жены было приблизить губы к ее уху и прошептать: — Ты никогда не перестанешь ошеломлять меня до потери дара речи, не так ли, моя опьяняющая девочка? И как ты все еще можешь вызывать у меня чертовых бабочек, мой невероятно горячий муж? Они как раз собирались уходить, когда Клаус внезапно остановился и повернулся к невесте. — Я думаю, тебе чего-то не хватает. Три женщины удивленно посмотрели на него, когда он достал маленькую коробочку и протянул ее Давине. Кэролайн пришлось подавить улыбку при виде ошеломленного выражения лица ведьмы, когда она открыла ее. — Можно сказать, что это семейная реликвия, — объяснил он, беря колье и быстро застегивая его на шее Давины. — Я не буду вдаваться в какие-либо подробности его происхождения, но оно было с нами на протяжении многих столетий, и я убежден, что сейчас настало время для того, чтобы его снова увидел дневной свет. Считай это небольшим свадебным подарком. Ведьма прикоснулась к колье, состоящему из множества бриллиантов в оправе «паве», закручивающихся друг вокруг друга кольцами разного размера, выглядящих как какой-то таинственный языческий символ в одном большом круге из еще большего количества бриллиантов. Украшение, по-настоящему подходящее для новой невесты, для ведьмы. В глазах Давины появился подозрительный блеск, когда она подняла взгляд на Клауса. — Спасибо тебе... брат. Я действительно не знаю, что сказать, это… так красиво, и я... — …прекрати хлюпать носом прямо сейчас, потому что я буду крайне расстроен, если ты хотя бы отдаленно скомпрометируешь произведение искусства, в которое я превратила твое лицо, — шутливо вмешалась Сильв, лучезарно улыбаясь Давине. — Давай, сестренка, отведем тебя к машине. Кивнув и промокнув глаза, Давина прошептала: — Спасибо тебе, Клаус. — Пожалуйста. Пока Сильв пыталась без особых происшествий затащить Давину со всеми сопутствующими вещами в лимузин, Клаус взял Кэролайн за руку и сказал: — Послушай, любовь моя, я действительно надеюсь, что ты не обижена. Наверное, мне следовало бы подарить его тебе, как и многие драгоценности, собранные за эти годы, но... по какой-то причине у меня никогда не было такого желания. Я полагаю, это как-то связано с тем, что я не хочу запятнать тебя какими-либо вещами из моего прошлого. Я хочу давать тебе только новое, незапятнанное. Что-то, что создаст нашу историю, наши собственные воспоминания. Так что я надеюсь, ты простишь меня, особенно принимая во внимание тот факт, что на самом деле именно Кол украл это колье еще в пятнадцатом веке, должен добавить, к большому неодобрению Элайджи. И он всегда питал к нему особую привязанность, так что я считаю, это подходящий свадебный подарок для его невесты. Она недоверчиво посмотрела на него. — Ты же не думаешь, что я расстроена из-за того, что ты преподнес свадебный подарок моей новой сестре? Да ладно, Никлаус, тебе следовало бы знать меня лучше. Кроме того, я всегда говорила, что ни один драгоценный камень в мире даже отдаленно не может быть таким дорогим для меня, как ты. Ты подарил мне свое сердце и любовь, не говоря уже о твоем потрясающем теле и, между прочим, доме на Оаху и нескольких невыразимо красивых голубых бриллиантов, — переместившись в его объятия, она усмехнулась и притянула его к себе, прижавшись щекой к щеке. — Это был очень, очень милый свадебный подарок, любимый. — Я известен как очень и очень милый человек, не так ли? — он хихикнул, заставив ее улыбнуться в ответ, нежно поцеловав нежную кожу под мочкой ее уха.***
Кэролайн и Сильв прошли по импровизированному проходу в прекрасном парке и заняли свои места напротив Кола и Элайджи, улыбаясь Ребекке, Елене, Стефану, Деймону и Реми, когда Давина вышла из здания под руку с Клаусом. Глаза Кола, казалось, вылезли из орбит, а челюсть отвисла, заставив женщин радостно засмеяться, увидев, как младший брат Майклсон по-настоящему избавился от своего «я-слишком-крут-для-вас». Он почти упивался видом своей будущей жены и произнес губами что-то подозрительно похожее на «Боже мой». Элайджа улыбнулся и ободряюще похлопал Кола по плечу, пробормотав, что три стакана скотча, по-видимому, были слишком слабой дозой, чтобы успокоить его нервы. Кэролайн почувствовала невероятный прилив гордости при виде Клауса под руку с Давиной, идущими по проходу к большому, покрытому мхом дубу, под которым они собрались. Он быстро подмигнул ей и улыбнулся, показывая ямочками на щеках. Она не могла точно определить причину, но эта роль каким-то образом ему подходила. Элайджа всегда был спокойным, уважаемым старейшиной семьи, но Клаус так сильно вырос за последние пару лет, и она была за него счастлива. Он всегда хотел быть любимым и уважаемым центром семьи. Ладно, он также хотел быть внушающим страх властелином вселенной, но пока ограничивал свои амбиции теми, кто не подходил под определение семьи или друзей, Кэролайн это вполне устраивало. В конце концов, Большой Плохой Гибрид Клаус все еще ее волновал. Подойдя к Колу, Клаус официально поцеловал Давину в щеку и вложил ее руку в руку Кола. Пристально глядя на своего брата, он сказал: — У меня все еще есть под рукой несколько кинжалов, Кол, и я не откажусь воспользоваться ими, если ты когда-нибудь подумаешь о том, чтобы относиться к моей новой сестре не совсем так, как она того заслуживает. Жених, похоже, даже не слушал, судя по тому, как он не сводил взгляда с ведьмы и просто проворчал: — Угу. Клаус закатил глаза, но не смог сдержать улыбки, заняв свое место рядом с Элайджей. Священник, который был вынужден провести церемонию бракосочетания, не задавая вопросов и не сохраняя воспоминаний, прочистил горло и начал говорить. Давина и Кол просто смотрели друг на друга, не обращая внимания на все, что происходило вокруг. Затем священник откашлялся и мягко напомнил, что они, возможно, захотят присутствовать при предстоящей части, он на самом деле улыбался. Кэролайн почувствовала большой комок в горле, а бабочки запорхали как сумасшедшие, когда глаза Клауса встретились с ее во время произнесения клятв... и его рука незаметно прикрыла сердце. Она приложила руку к собственному сердцу в ответ, чувствуя, как глаза наполняются слезами. Боже, какой же она была сентиментальной слабачкой! Весь этот плач! И? Ну и что, Кэролайн Майклсон? Это свадьба, черт возьми! Ты должна быть сентиментальной! — Я обожаю тебя, — произнесла она одними губами. — всегда и навечно. Его лицо посерьезнело, и внезапно она увидела, как его глаза закрылись, а рука потянулась к Сигнуму. Казалось, он очень сильно сосредоточился на чем-то. И через несколько секунд она поняла, что это было, когда почувствовала его пальцы на своей шее! Это невозможно, он стоял в добрых двенадцати футах от нее! Это определенно не было галлюцинацией, она почувствовала, как он прикасается к ней! У нее отвисла челюсть, и Кэролайн уставилась на своего мужа с выражением полного недоумения. Очень медленно его глаза открылись, сфокусировавшись на ее растерянном лице. С нежной улыбкой он кивнул. — Позже, — прошептал Клаус, прежде чем снова обратить свое внимание на священника. Остальная часть церемонии прошла как в тумане, наполненная вопросами о том, что только что произошло, но в тот момент, когда Кола попросили поцеловать его невесту, мысли Кэролайн снова сосредоточились на молодоженах, и она широко улыбнулась страстному поцелую, заставившему мужчин хихикнуть, а женщин вздохнуть. Не то чтобы кто-то из них мог пожаловаться на отсутствие страсти в их собственных отношениях, но это было просто нечто, от чего можно было упасть в обморок.***
Позже тем же вечером, когда празднование у Реми было в самом разгаре, Кэролайн наконец удалось схватить Клауса и вытащить его на улицу. Ей очень хотелось расспросить его о том, что произошло ранее, и она уже пыталась пару раз, но не было возможности найти момент, чтобы кто-нибудь не подслушал. Как только дверь за ними закрылась, Клаус прижал ее к себе, обхватив руками. — Признайся, Кэролайн, ты надела это только для того, чтобы опозорить меня перед всеми, — хрипло пробормотал он. Когда она открыла рот, чтобы возразить, он схватил ее за руку и направил ее к своей промежности, заставив ахнуть, почувствовав его твердый как железо член под тонкой тканью брюк. — Ты серьезно веришь, что это осталось незамеченным? — он усмехнулся, снимая одну бретельку с ее плеча. — Боги, я когда-нибудь говорил, насколько невероятно соблазнительны твои плечи? Прежде чем она успела вымолвить хоть слово, его губы оказались на ней, осыпая поцелуями кожу, поднимаясь к шее и обратно к плечу. Кэролайн привалилась к двери, не потрудившись остановить вырывающиеся тихие стоны. Она почти не замечала, как руками лихорадочно теребила его рубашку, отчаянно желая ощутить тепло и шелковистую гладкость кожи. Ее голова откинулась назад, когда она, наконец, провела пальцами по его лопаткам, вдоль позвоночника и вниз, к подолу брюк. Одним движением ее руки оказались у него под брюками, обхватили ягодицы и сильно сжали, притягивая к себе изо всех сил. Его громкий и настойчивый разжег в ней такое отчаянное желание, что казалось, они не занимались любовью неделями. Безумие, но кого это волновало? Без предупреждения он оттащил ее от двери, подхватил на руки и умчался прочь. Несколько секунд спустя они оказались в переулке, полном ящиков, гниющих бочек и другого неопределимого хлама. Клаус швырнул ее на пожарную лестницу, одновременно расстегивая молнию на своих брюках. — Держись за лестницу, — приказал он шипящим голосом, и Кэролайн схватилась за перекладину высоко над головой, в то время как его руки скользили по бедрам, задирая платье... и обнаружили ее обнаженной под ним. Он резко вдохнул, прежде чем впиться в нее глазами. — Как ты хочешь меня, Кэролайн? Говори быстрее. Прикусив губу, она приняла вызов. — Я хочу тебя. Сильно и громко. Трахни меня, трахни так, чтобы все услышали. Его глаза стали почти черными от желания. — Как пожелаешь. Она уже была горячей и влажной, когда его член полностью заполнил ее. — Поговори со мной, — прошептала Кэролайн, и слова превратились в стон, когда он схватил ее за колени и резко раздвинул ноги, прижимая спиной к пожарной лестнице и так широко открывая для себя. Его глаза были прикованы к их соединенным телам и тому, как твердая длина скользит в ней, почти сводя с ума. — Ты хочешь, чтобы я заговорил? — его слова были заглушены громкими стонами, которые не получалось подавить. — Рассказать, как мне хочется кричать от удовольствия, когда чувствую, как ты вся мокрая и горячая сжимаешься вокруг меня? Как ничто в мире не может остановить меня? Как мне нравится видеть, что ты полностью в моей власти, чувствовать, как ты дрожишь каждый раз, когда я врезаюсь в тебя вот так? Кэролайн вскрикнула, когда он снова наполнил ее, испытывая безумное желание, чтобы ее швырнули в грязные ящики, разорвав платье и просто, блять, трахнули. — Еще, — потребовала она срывающимся голосом. — мне нужно больше! Боже, как ты мне нужен! Следующее, что помнила Кэролайн, как он грубо толкнул ее, ноги остались на земле, туловище - на деревянной бочке. Пытаясь отдышаться, она ожидала, что он продолжит столь желанную атаку, но внезапно она почувствовала его рот и дьявольский язык. — Так... восхитительна, — простонал Клаус между облизываниями, и Кэролайн не смогла удержаться и бесстыдно пошевелила попкой, чтобы почувствовать его на каждом дюйме своей кожи... и... складочках… о, это было так... он был... Отчаянный звук протеста вырвался, когда его рот внезапно исчез, а член оказался у входа. Прислонившись, он водил кончиком члена по клитору, снова и снова, пока она не превратилась в хнычущее месиво, — Умоляй меня, — потребовал он, два слова, которые, казалось, исходили откуда-то из глубины души. — Умоляй меня, Кэролайн. Она знала, что ему нравилось слушать ее мольбы точно так же, как ей нравилось, когда умолял он. Сделав чувственное движение навстречу члену, она услышала, как он издал горловой, мрачный стон. — Пожалуйста, Никлаус. Не останавливайся! Я хочу тебя так сильно, что это убивает меня... пожалуйста! — Пожалуйста что? — шелковистый голос прозвучал совсем рядом с ее ухом, и Кэролайн вздрогнула от божественного трения члена о ее пульсирующую плоть. — Может ты уже трахнешь меня? — нетерпеливо воскликнула она, близкая к отчаянию. — Мне нужно, чтобы ты снова был во мне сейчас же, или я сойду с ума! — А мне бы не хотелось довести тебя до сумасшествия, не так ли? — он скользнул в нее, очень медленно растягивая под себя, и они застонали в унисон. Какое-то мгновение движения не было, только наслаждение наполненностью, прежде чем его голос снова вторгся в ее разум. — Потерпи, потому что я больше не могу сдерживаться, моя удивительно бесстыдная любовь, — прошептал он, и все, что Кэролайн могла сделать, это подчиниться приказу, прежде чем он действительно превратился в Большого Плохого Гибрида Клауса. Его член наполнил ее, вышел, снова наполнил. Они были так настроены друг на друга, ритм стремился к идеальному, и даже в таком грязном, темном переулке, при всей жестокой необузданности совокупления, в этом было что-то чистое. Жаркая, быстрая поездка по их личному раю, ни один из них не хотел, чтобы это заканчивалось. Оба чувствовали, как другой сдерживается, отчаянно пытаясь продлить пребывание на небесах. — Кэролайн, — голос Клауса был едва слышен сквозь чувственные стоны. — Мне нужно, чтобы ты кончила со мной, я не могу больше ждать. — Да, — прошептала она. — Заставь меня! С первобытным рычанием он увеличил скорость, звук столкновения плоти с плотью эхом отражался от стен переулка. У Кэролайн перед глазами заплясали звездочки, когда его умелые пальцы оказались у ее промежности, легко скользя по клитору и заставляя сжиматься. Она поняла, что готова. — Сейчас... о боги, сейчас, — закричал он почти неузнаваемым голосом. — Пожалуйста! Последний выпад стал их погибелью. Руки переместились на бедра, раздвигая ноги еще шире и прижимая ее к себе. Она больше не могла двигаться, когда оргазм заставил ее рухнуть на деревянную бочку с его именем на губах, чувствуя, как Клаус содрогается от собственного освобождения, и разрываясь от эмоций в его мрачном рычании. — Моя прекрасная женщина... моя. Моя. Моя. В секунду, когда Клаус пришел в себя, он притянул ее к гранитной груди, обхватив руками и покрывая лицо нежными поцелуями. Со вздохом простого, неподдельного блаженства она закрыла глаза, наслаждаясь его ласками. Они обнимали друг друга, впитывая любовь. Только гораздо позже Клаус начал хихикать. Отстранившись, он обхватил ее лицо ладонями и посмотрел ей в глаза. — Знаешь, моя милая малышка, я действительно люблю тебя всем сердцем, не говоря уже о душе, и я говорю это с благоговением и уважением, но, боги, как я обожаю, когда ты ведешь себя как портовая шлюха! Они расхохотались, и Кэролайн нежно поцеловала его. — Я возьму за правило делать это почаще. — Это избавило бы тебя от необходимости покупать мне подарки на день рождения, — хихикнул он, легонько ущипнув ее за ягодицу. — Как бы мне ни было неприятно это говорить, но я считаю, что нам нужно возвращаться, хотя больше всего на свете я хотел бы отвезти тебя домой и провести еще несколько часов в твоих… довольно грязных руках. Вскрикнув, Кэролайн посмотрела на себя сверху вниз. Ее руки действительно были покрыты темными пятнами, вероятно, от пожарной лестницы, платье измялось, и кажется она потеряла туфлю. — Боже! Где моя туфелька? Я не могу вернуться к Реми в таком виде, и... — Пожалуйста, воздержитесь от паники, уважаемые пассажиры, спасательных шлюпок хватит на всех, — ухмыльнулся Клаус. — Он наклонился, поднял туфлю, что таинственным образом оказалась на бочке и с любовью поцеловал жену в висок, — Подожди здесь, я сейчас вернусь. Он исчез с порывом ветра. Покачав головой, Кэролайн посмотрела на платье, с этим ничего нельзя было поделать, по крайней мере, не сейчас, но она должна была хотя бы попытаться стереть грязь с рук. Потерпев сокрушительную неудачу, она разочарованно вздохнула как раз в тот момент, когда Клаус вернулся, протягивая ей полотенце, смоченное теплой водой. — Я уже говорила тебе сегодня, что ты совершенен? — она улыбнулась, взяла салфетку и промокнула руки. — О, пожалуйста, — смущенно пробормотал он и взял полотенце у нее из рук. — Вот, позволь мне. Клаус нежно ухаживал за ее руками, не забывая осыпать легкими, как перышко, поцелуями каждое очищенное место. Кэролайн закрыла глаза и покачала головой. — У меня действительно не хватает слов, чтобы сказать, как сильно я люблю тебя, Никлаус, — когда наступила тишина, она открыла глаза и увидела пробежавшую по его лицу тень. — Что? Выдавив из себя улыбку, он ответил: — Ничего. — Никлаус. Он провел рукой по волосам и погладил ее по щеке. — Твоя любовь стала для меня такой насущной потребностью, Кэролайн. Хотя это не новость, все еще бывают моменты, когда я не могу понять, насколько радикально изменилась моя жизнь из-за тебя, благодаря тебе, и как отчаянно я хочу никогда не возвращаться к одиночеству, что преследовало меня так долго. — Тебе и не придется, — прошептала она, потрясенная тем, что у него тоже время от времени возникали сомнения. — Ты больше не одинок. Есть человек, для которого ты значишь все и который больше никогда не сможет жить без тебя. Кто-то, для кого твое мнение важно больше всего на свете, кому не терпится его услышать, какой бы ни была тема и какими бы, хм, временами радикальными ни были твои взгляды. Кто-то, кто ложится спать каждую ночь не в силах понять, как ей могло посчастливиться заполучить тебя навсегда. По крайней мере, я надеюсь, что так и будет. Посмотри на меня, Никлаус. Я здесь, на твоей стороне. Времена одиночества закончились навсегда, и они никогда не вернутся. Никогда. Прижавшись лбом к ее лбу, он закрыл глаза. — Клянусь богами, я люблю тебя, Кэролайн. Не думаю, что ты имеешь хоть какое-то представление об истинной степени моих чувств. — Почему бы тебе не отвезти меня домой и не показать мне? После того, как объяснишь, почему я почувствовала прикосновение, когда ты стоял так далеко. Клаус предложил руку и подождал, пока она разгладит платье настолько, насколько это было возможно. Они вышли из переулка и пошли по темной улице, когда она услышала его глубокий вздох. — Что ж, моя дорогая, похоже, наш четырехликий колдун все-таки был прав. У меня действительно есть некоторое ограниченное количество магии. Я упомянул об этом Давине по прибытии в Новый Орлеан, и она дала мне несколько очень простых упражнений, чтобы пробудить эту дремлющую способность. То, что практикуют юные ведьмы перед посвящением — левитируют маленькие предметы, зажигают свечи и тому подобное. Одно из упражнений заключается в том, чтобы заставить кого-то другого почувствовать прикосновение, фактически не прикасаясь к нему, сравнимо с тем, что культ Вуду делает с куклами. И это то, что я сделал с тобой сегодня, моя Кэролайн. Она очень долго молчала. — Когда ты планировал рассказать мне об этом, Никлаус? — требовательно спросила она, не в силах скрыть боль в голосе. Он поделился этим секретом с Давиной, но не с ней? — Я говорю тебе это сейчас. И не могла бы ты, пожалуйста, не смотреть на меня так? Это не имеет никакого отношения к хранению секретов от тебя. Я хотел вначале изучить все, а потом уже кому-либо рассказывать. И я не хотел, чтобы ты знала, на случай, если я потерплю неудачу. — Послушай, Супермен, меня не волнует, если есть что-то, чего ты не можешь сделать. Но что меня действительно волнует, так это то, что ты скрыл от меня нечто настолько важное, и, очевидно, тебя бы не беспокоило, узнай Давина о твоем промахе. Клаус закатил глаза, и его тон стал немного резче. — Она не та женщина, которую я люблю, Кэролайн, так что ты права, меня бы это не беспокоило. Однако я бы никогда не хотел, чтобы ты видела, как я терплю неудачу, в чем бы то ни было. Кэролайн остановилась и, уперев руки в бока, уставилась на него, ее глаза горели яростью. — Серьезно? Я твоя жена, черт возьми, и я должна делиться с тобой и победами, и поражениями, но что ты хочешь, чтобы я увидела в тебе? Сверхидеального супергероя? Он провел рукой по взъерошенным волосам и глубоко вздохнул. Она видела, как Клаус терял самообладание, и как бы ни злилась, просто не могла остановить свое сердце в попытках тянуться навстречу, когда он выглядел так... уязвимо и не в своей тарелке. Их глаза встретились, и он поднял руки в знак поражения. — Мне жаль, любовь моя. Но покажи мне хоть одного мужчину, что не хотел бы выглядеть идеальным в глазах женщины, которой он поклоняется. И тут же он топит твой линкор, Кэролайн Майклсон! — И покажи мне хоть одну женщину, которая стала бы хуже думать о мужчине, которого она обожает, только потому, что он не может заставить летать перышко, — пробормотала она, раздраженно качая головой. — Ты просто невозможен, Никлаус Майклсон. И, пожалуйста, перестань строить из себя обиженного щенка, или я начну плакать. Она была рада услышать его тихий смешок, и со вздохом продолжила. — Значит, ты действительно владеешь магией. Кивнув, он сделал один неуверенный шаг по направлению к ней. — Как я уже сказал, очень ограниченной, но да. — Покажи еще раз, — потребовала Кэролайн, указывая на его руки. Он отодвинулся, увеличив расстояние между ними на несколько футов, и закрыл глаза, выражение глубокой сосредоточенности появилось на лице. Очень медленно рука поднялась, и он провел костяшками пальцев по собственной щеке. У Кэролайн перехватило дыхание, когда она почувствовала это. Его рука гладила ее по лицу, очень мягко и трепетно. Это было... волшебно. Она не могла придумать другого слова, когда закрыла глаза, сосредоточившись на невероятных ощущениях. Они стояли так долгое время, пока она не почувствовала прикосновение к нижней губе, заставляющее издать приглушенный стон. — Никлаус, — прошептала она, совершенно загипнотизированная. — разве ты не видишь? Все возможно. Всё. Для нас с тобой. В следующее мгновение она оказалась в его объятиях, на этот раз по-настоящему, Клаус прижался щекой к ее волосам. — Мне не нужно все. Мне нужно только, чтобы ты была рядом со мной, любила меня, заботилась обо мне. Позволяла мне любить тебя. Больше ничего. — Отвези меня домой. Я хочу любить тебя, Никлаус. Медленно и сильно. В течение нескольких часов. Дыхание перехватило. — Я приношу извинения, моя Кэролайн, за то, что не сказал тебе. Не думаешь, что я скорее заслуживаю наказания, чем часов, проведенных на небесах? — Да, заслуживаешь. Но когда жизнь была справедливой?***
Спустя четыре дня они отправились в Париж на поиски Луи Ван Тэйла. Париж! Клаус поклялся, что, несмотря на текущие дела, они не торопясь осмотрят город. Он рассказал ей столько невероятных историй о французской столице, в голосе и глазах было такое неподдельное волнение, что сердце Кэролайн переполнилось любовью к предприимчивому Клаусу с талантом раскрашивать все в самые яркие цвета. Элайджа однажды сказал, что это те моменты, когда показывалась человечность его младшего брата, и она едва могла сдержать свое волнение от встречи с Клаусом-человеком, как только они вместе откроют для себя Париж. Ранее она пересмотрела "Мстителей", все еще не веря в то, насколько невероятно Локи Тома Хиддлстона был похож на Лау Ван Тэйла. На долю секунды она задалась вопросом, действительно ли актер был родственником колдуна. Разве это не было бы забавно? Когда Кэролайн перегнулась через спинку сиденья и задала этот вопрос Сильв и Элайдже, что сидели позади, Сильв одобрительно хихикнула, а мужчины закатили глаза с некоторым отчаянием. — Что они все нашли в этом Хиддлстоне? — спросил Элайджа у Клауса, пожавшего плечами в ответ. — Ну, он действительно похож на Лау, и, если мне не изменяет память, Лау при жизни приходилось практически отбиваться от дам. За одним исключением, конечно. Должно быть, сексуальные скулы. Или волосы. Он повернулся к жене с мальчишеской улыбкой с ямочками на щеках. — Значит, ты хочешь, чтобы я отрастил волосы? Кэролайн знала, что он ожидал испуганный визг, но она просто блаженно улыбнулась и сказала: — Честно говоря, да. Я бы хотела увидеть тебя с длинными волосами! Элайджа чуть не пролил напиток на свои безупречно сшитые брюки при виде ошарашенного выражения лица Клауса. — Как всегда, ваше желание для меня закон, прекрасная леди! — усмехнулся гибрид и вернулся к своей книге без каких-либо дальнейших комментариев. И она знала, что ни один из них не уступит... не раньше, чем его волосы достигнут, по крайней мере, длины плеч. Держу пари, с длинными волосами он выглядит еще сексуальнее. Боже, мне придется заставить его надеть пиратскую рубашку, оседлать Калигулу, и он будет выглядеть как один из тех парней с обложек любовных романов! Фабио Майклсон! Им потребовалось еще пять часов и три фильма с Хиддлстоном перед приземлением в аэропорту Шарля де Голля, который несколько разочаровал Кэролайн. Это было очень невзрачное, старое здание. Что интересно, так это его круглая форма, но в остальном она ожидала чего-то другого. Клаус объяснил, что если бы они летели рейсом Air France, то прибыли бы в несколько более современный терминал, но на данный момент конкуренция французского национального перевозчика ограничивалась старым, обветшалым зданием. Снаружи рядом с большим черным седаном "Мерседес" с тонированными стеклами ждал водитель, и они выехали в плотное утреннее парижское движение. Им потребовалось больше часа, чтобы добраться до своего отеля, и Кэролайн чуть не споткнулась о собственные ноги, когда они наконец добрались. — Barrière Le Fouquet’s? Отель из моей мечты? Этот сон? Руки Клауса обвились сзади вокруг ее талии, и Кэролайн вздрогнула, почувствовав мягкое дыхание у своего уха. — Президентский люкс, моя дорогая. Я не могу дождаться, когда займусь с тобой любовью в этой постели по-настоящему. — Ты не забыл, — выдохнула она, накрывая его руки своими и закрывая глаза, прижимаясь, глубоко вздыхая от ощущения его губ на своих волосах. — Как я мог? Кэролайн, ты хоть представляешь, как часто я прокручивал этот сон в своей голове? Как много он значил для меня? — И для меня, — прошептала она. — Я только хотела бы дать тебе больше... все. Его хватка усилилась, и она почувствовала, как он уткнулся лицом ей в шею. — Что мне нужно сделать, чтобы заставить свою жену увидеть, что она для меня все? Моя прекрасная, прелестная девочка, не могла бы ты, пожалуйста, перестать сомневаться? Она как раз собиралась ответить, когда Сильв тихо прокашлялась, и им пришлось вернуться в реальность.***
Париж стал для нее откровением. После увиденного с каждым пройденным шагом Кэролайн все сильнее влюблялась в старый город. Причиной тому была не Эйфелева башня, не Собор Парижской Богоматери и не Елисейские поля, хотя и в этом было свое очарование. Она полюбила причудливые улочки в квартале Марэ, канал Сен-Мартен, улица Монторгей рядом с центром Помпиду, кладбище Пер-Лашез, которое она когда-то видела в своих снах. Остров Сен-Луи посреди Сены, который, как она знала, был одним из любимых мест Клауса, и где они прижались друг к другу и целовались до наступления темноты, прежде чем отведать то, что, по словам ее мужа, было лучшим мороженым на планете в заведении под названием Бертильон. Съев первую ложку соленой сливочной карамели, Кэролайн была готова полностью согласиться с ним – это, пожалуй, самое декадентское блюдо, которое она когда-либо ела. Но атмосфера стала еще более роскошной на ужине в La Tour d'Argent в латинском квартале, очень традиционном, до смешного дорогом заведении, основанном в 1582 году и в пору своего расцвета даже принимало Людовика XIV и Александра II, русского царя. Фирменным блюдом заведения было блюдо под названием "Канард Тур д'Аржан", утка в панировке, и, пока Кэролайн ела, закрыв глаза от необыкновенного вкуса, она лениво размышляла, перестанет ли когда-нибудь удивляться всем новым кулинарным изыскам, звукам и зрелищам. Все они молча согласились отложить поиски Луи Ван Тэйла на несколько дней и просто провести время, наслаждаясь Парижем. Последняя передышка перед тем, как придется по-настоящему погрузиться в стоящие перед ними задачи. Клаус был в своей стихии, играя роль экскурсовода и показывая Кэролайн все, что он полюбил в этом городе за прошедшие столетия. Однажды ночью, после посещения площади Бастилии, он показал ей сон о том, как выглядел Париж и его жители до нападения на тюремную крепость. В том сне он также свозил ее в Версаль Людовика, провел по городу разных веков, не скрывая менее привлекательных сторон. Проснувшись утром, Кэролайн все еще не могла прийти в себя от бедности, которую она видела во сне, от мрачных условий жизни в прежние времена и от резких контрастов между богатыми и бедными. Когда она спросила Клауса, как людям удавалось так жить, имея надежды и мечты, он склонил голову и сказал: — Надежды и мечты — все, что у них было. Ну и религия, в большинстве случаев. Мы будем путешествовать по миру, Кэролайн, и ты обнаружишь, что такая жизнь существует и сегодня, в наше время, точно такая же, как тогда во Франции. Трущобы в Калькутте, Лагосе, Монровии и других частях света почти такие же бедные, как то, что я показал во сне, если не хуже. Человечество удивительно легко приспосабливается, любовь моя. Есть очень мало такого, чего человек не мог бы вынести и к чему не смог бы привыкнуть, особенно если он родился в таких обстоятельствах и никогда не знал иного. Она понимала, что Клаус был прав, но показанное все равно глубоко тронуло ее, и она не была уверена, что хочет видеть примеры из реальной жизни. — Можем ли мы пойти и посмотреть сегодня что-нибудь красивое? — спросила она, притягивая его ближе, чувствуя себя успокоенной, когда он заключил ее в свои объятия и прижал голову к изгибу своего плеча. — Мы так и сделаем. Тогда одевайся, иначе у меня будет очень сильное искушение вообще не выходить из комнаты. А мы бы этого не хотели, не так ли? Кэролайн услышала озорство в его голосе и распознала попытку отвлечь ее от мрачности. И... ах... она отвлеклась. — Боже упаси! — выдохнула она в притворном возмущении, позволив своей руке скользнуть по его промежности, развернувшись в направлении ванной. Кэролайн не успела далеко уйти, как ее оторвали от земли и опустили на матрас. Она радостно взвизгнула, когда муж внезапно оказался сверху. Его поцелуй был мягким и любящим, а руки ласкали лицо легкими, как перышко, движениями. — Мне так жаль, любовь моя. Я не хотел тебя расстраивать. Обещаю, что до конца дня ты не увидишь ничего некрасивого. Ее глаза сияли, блуждая по лицу Клауса. — Я уже вижу истинную красоту прямо сейчас. — Вы бредите, миссис Майклсон. Думаю, мне придется что-то сделать с твоими галлюцинациями. Она хихикнула и запечатлела обжигающий поцелуй на его губах, заставив задохнуться. — И что же ты планируешь со мной делать? — спросила она, чувствуя, как в животе все сжимается от предвкушения. Молниеносным движением Клаус поднял ее руки над головой. — Я планирую позволить своему рту заниматься с тобой любовью до тех пор, пока ты не забудешь обо всем, кроме моих губ, языка и зубов. Это избавит тебя от галлюцинаций. — Никлаус, — простонала она, когда он скользнул вниз и зарылся головой между ее ног. Опытный язык заставил Кэролайн биться в конвульсиях и мотать головой из стороны в сторону. Она услышала, как муж прошептал ее имя у клитора, и бедра приподнялись навстречу неумолимому рту. Несколько мгновений спустя она кончила, мощно и очень сладко, почти развалившись на части, пока он поглощал ее оргазм. — Я люблю тебя, — прошептала она, все еще находясь в ловушке освобождения и вскрикнув, когда почувствовала, как он входит в нее. — Я люблю тебя. Он двигался очень интимно и о-о-очень медленно, не сводя с нее глаз... пока внезапно не остановился и не взял ее руку, приложив к своему сердцу. Его глаза закрылись, а на его лице появилось то странное выражение глубокой сосредоточенности, которое она видела в день свадьбы Кола до того, как он... — Боже мой! Это был почти крик, но она не могла сдержаться. Это был… один удар сердца. Единственный, изолированный удар сердца в его груди. Она уставилась на него, качая головой в полном недоумении, когда его глаза снова открылись и остановились на ней, смотря с такой нежностью. — Нет, — ответил он на ее невысказанный вопрос. — Это было волшебство. Маленький кусочек волшебства для тебя, моя прекрасная девочка. Еще один способ сказать, как сильно я люблю. Кэролайн недоверчиво закрыла глаза и откинулась назад, потянув Клауса за собой и обвившись вокруг, пока он продолжал свое нежное, страстное поклонение ей. Как она вообще могла быть достойна этого невероятного мужчины? Как она сможет вернуть хотя бы малую толику того, что дал ей он?***
Клаус и Элайджа прогуливались по Сен-Северен. Сравнительно небольшой готической церкви с прилегающим к ней кладбищем, построенной в XIII веке и расположенной в самом центре Парижа, рядом с оживленной улицей Сен-Жак и всего в двух шагах от Собора Парижской Богоматери, но, казалось, остающейся блаженно нетронутой массовым туризмом. У церкви был неф с высокими потолками, широкие хоры и красивые витражи, но особую привлекательность ей придавали темные, мрачноватые боковые приделы. В жаркий летний день толстые каменные стены сохраняли холод, и посетители, зашедшие в молитвенный дом лишь для того, чтобы ненадолго передохнуть от удушливого, густого и влажного воздуха типичного парижского лета, в конечном итоге влюблялись в старое готическое здание и его тенистое средневековое очарование. На мгновение Клаус задумался, можно ли считать "средневековое очарование" оксюмороном, учитывая тот факт, что очень немногие вещи в Средние века на самом деле были очаровательными. По крайней мере, в глазах обычных людей. На этот раз они недолго оставались в церкви. Через пару минут Клаус уговорил старшего брата выйти во двор, что вел к крошечному кладбищу. Он хотел поговорить с Элайджей наедине в течение нескольких недель, но из-за того, что семья постоянно собиралась вокруг них, и всего, что происходило, это было трудно, поэтому, когда Кэролайн и Сильв объявили этим утром, что планируют совершить набег на крупнейшие дома моды, Клаус воспользовался возможностью и потащил брата в Сен-Северен. С задумчивой улыбкой Элайджа указал в сторону церкви. — Я был здесь, когда это все еще строилось. Помнишь таверну на противоположном берегу реки? Ту, где подавали дикого кабана с каштанами? Клаус молча кивнул. Это было странно... все монументальные события, свидетелями которых они были на протяжении веков, и вот они здесь, вспоминают маленькую таверну из-за еды. Нет, ему пришлось поправить себя, он также вспомнил девушку, которая подавала еду. Одну из немногих женщин, которую все трое братьев Майклсон действительно делили. Боги, это казалось другой жизнью. В те дни он был почти таким же неконтролируемым, как и Кол, моментами наблюдая за паникой населения Парижа после очередной своей убийственной выходки. — Если быть до конца честным, иногда я нахожу развитие мира пугающим, — размышлял Элайджа. — Когда церковь достроили, нам было уже двести лет, но даже в самых смелых мечтах мы не могли себе представить, во что превратится окружающий ее город, не так ли? — Наверное, нет, — рассеянно ответил Клаус, срывая лист с дерева, под которым они проходили. Он почувствовал на себе испытующий взгляд Элайджи и услышал вздох. — Брат, поделись со мной своими тревогами, ладно? Мы уже давно по-настоящему не разговаривали, и я чувствую твое огорчение. Так что, пожалуйста, скажи мне, что тебя беспокоит. Колдуны? Разорвав листок пополам, Клаус поднял лицо к затянутому дымкой небу и на мгновение закрыл глаза, прежде чем повернуться к брату. То, что он увидел на лице Элайджи, было искренним беспокойством... и теплом. Он все еще не совсем привык, но это согревало его сердце. И на этот раз он позволил рухнуть маске безмятежности и ослабил бдительность. — Элайджа, у меня проблема, и я не знаю, как с ней справиться, не разбив сердце Кэролайн. Они подошли к обшарпанной скамье, спрятанной в самой глубине кладбища, и Майклсон-старший указал на нее жестом. — Присядем? Когда они уселись, Элайджа скрестил ноги и пристально посмотрел на своего младшего брата. — Как ты можешь разбить сердце Кэролайн, Никлаус? Я полагаю, ты не имеешь в виду измену? — Конечно, нет, — потрясенно ответил Клаус. — Мне невыносима даже мысль о том, чтобы прикоснуться к другой женщине. — Звучит знакомо, — с улыбкой сказал Элайджа. — Тогда в чем же дело? Клаус наклонился вперед, упершись локтями в бедра, и нервно провел рукой по волосам. — Кэролайн хочет найти способ родить мне ребенка. — прошептал он. Последовало долгое молчание, прежде чем Элайджа глубоко вздохнул. Когда он заговорил, в голосе слышалось напряжение. — Это действительно проблема. Могу я предположить, исходя из твоего нынешнего беспокойства, что ты не испытываешь особого энтузиазма по поводу всей этой идеи? — Ты прав. Кэролайн, похоже, верит, что Сигнум может быть ключом к преодолению естественных барьеров, и она полностью убеждена, что мне чего-то не хватает в жизни. Элайджа, это не так! Впервые за все время моего существования я полностью удовлетворен, не обращая внимания на тот факт, что нам нужно будет покончить с двумя страдающими манией величия колдунами, и я ни на йоту не хочу менять свою жизнь. Я люблю эту женщину безмерно, и последнее, что я когда-либо хотел — причинить ей боль, но я не знаю, как сказать своей жене, что я не хочу ребенка. Не говоря уже о том факте, что я был бы ужасным отцом, но это не главная проблема. Главная проблема заключается в том, что я много думал об этом с тех пор, как она впервые упомянула о продолжении рода, и я действительно этого не хочу. Мы все знаем, что я чертов эгоистичный монстр, что еще раз доказывает — я хочу, чтобы она принадлежала мне, только мне, я не хочу делить ее ни с кем. Вообще ни с кем. Это тот, кто я есть, — Голос повысился, и Клаус знал, что Элайджа слышит отчаяние в его тоне. — Кэролайн твердо намерена найти выход, а я совершенно беспомощен. Что мне ей сказать, Элайджа? Как я могу смягчить удар? Я понятия не имею, и, клянусь богами, я не хочу причинять этой замечательной девушке ни толики боли! Кивнув, Элайджа положил руку на плечо брата. — Дай мне минутку подумать, ладно? — Конечно. Они замолчали, погрузившись в собственные размышления. Клаус никогда не говорил об этом с Кэролайн, но думал о ее желании очень часто и обстоятельно. В тот день, когда он наконец пришел к выводу, что действительно не хочет ребенка, независимо от того, возможно это или нет, пришла бессонница. Он всю ночь смотрел на прекрасное лицо Кэролайн, баюкая ее в своих объятиях, лаская волосы и целуя в глаза. То, как она вздыхала в ответ на каждое прикосновение, то, как она прижималась к нему во сне, чуть не заставило его расплакаться той ночью. Он не хотел, чтобы она грустила, беспокоилась или страдала даже мгновение, и мысль о том, что именно он причинит эту боль, была почти невыносимой. Но ему нужно было сказать ей сейчас, прежде чем она начнет по-настоящему погружаться в выяснение того, есть ли шанс. Он не мог представить себе никаких обстоятельств, но если последние несколько месяцев и научили его чему-то, так это тому, что, казалось, для всего есть лазейки. — Ты же понимаешь, что поговорить с ней все же придется, — заявил Элайджа через некоторое время, нарушая дружеское молчание. — Понимаю. Но что мне сказать, Лиджа? Старший брат улыбнулся, услышав свое прозвище, и понял, что Клаус действительно не в себе и отчаянно нуждается в совете. Элайджа полностью повернулся к нему, положив руку на спинку скамьи. — Прежде всего, нужно иметь в виду одну вещь. Кэролайн едва исполнилось двадцать. Она очень молода, и, как ты хорошо знаешь, ее человеческие инстинкты все еще довольно сильны. Один из этих инстинктов заключается в продолжении рода сразу после соединения со своей парой, прошу прощения за то, что это звучит так по-животному, но речь идет о гораздо большем — это специфический инстинкт, подкрепляющийся природным характером Кэролайн. Она чрезвычайно заботлива сама по себе, и даже больше, когда дело касается тебя, поэтому вполне нормально, что она хочет дать все, что в ее силах. Сочетание этих факторов создает очень убедительную мотивацию. Более того, Кэролайн нравится, когда в ней нуждаются, а кто может нуждаться в ней больше, чем ребенок? Сглотнув, Клаус опустил голову. Его голос был едва слышен, когда он признался брату в своей величайшей слабости. — Я. — Я знаю. Но скажи мне вот что – она просто хочет ребенка или именно ребенка от тебя? — Разве это не одно и то же? — Совсем нет. Если Кэролайн полна решимости завести ребенка, потому что это то, чего она хочет всем сердцем, больше всего на свете, тогда у вас двоих действительно очень сложная ситуация. Если, как мне кажется, речь идет о тебе, Никлаус, о том, чтобы дать тебе то, в чем, по ее мнению, ты нуждаешься, все проще. А теперь, пожалуйста, скажи, наблюдал ли ты какой-либо повышенный интерес или более сильную реакцию Кэролайн при виде детей на улице? Откинув голову назад, Клаус скрестил руки на груди и задумался. — Нет, мне не кажется, что ей все больше хочется обнять их или что-то в этом роде. В общем, при виде собак она визжит громче, чем при виде младенцев. Оба мужчины рассмеялись, и Элайджа продолжил. — Это звучит обнадеживающе. Но все же нельзя совершать ошибку, не принимая всерьез ее пожелания, и я рад, что ты пришел ко мне. Клянусь богами, ты действительно повзрослел, брат. Клаус попытался скрыть свое смущение. Да, во многих аспектах он действительно повзрослел за последние два года. Но было так же много других вещей, что все еще заставляли его реагировать вспыльчиво и импульсивно, как он вел себя на протяжении тысячелетия. Несколько недель назад, вернувшись в Новый Орлеан, они все вместе поужинали, и один из официантов почти раздевал Кэролайн глазами весь вечер напролет, подмигивая ей, когда думал, что Клаус не видит, и вертелся рядом с ней при любой возможности. Он даже пару раз прикасался к его жене, подавая на стол или убирая посуду, и Клаус заметил, как Кэролайн незаметно отшатнулась от прикосновения, хотя и приложила огромные усилия, чтобы не показать этого. Она не хотела смерти официанта. И только это остановила Клауса от того, чтобы перелететь через стол и обезглавить юношу на месте. Мужчина получше отвез бы свою жену домой, занялся с ней страстной любовью и просто насмехался бы над бедным человеком, у которого не было ни единого шанса. Что ж, он отвез Кэролайн домой, и их занятия любовью были волнующими, в высшей степени эротичными и приносили полное удовлетворение, оставляя его купаться в прекрасном послевкусии, заставляющем чувствовать себя самым счастливым из живых мертвецов. Но это не убавило его желания преподать дерзкому парню урок, и поэтому он ушел из дома с Колом поздно вечером следующего дня, сказав Кэролайн, что будет сопровождать брата на встречу с Софи Деверо. Когда они отошли, Кол вопросительно посмотрел на старшего брата, но Клаус только покачал головой в ответ. Ресторан как раз закрывался, и ему не пришлось долго ждать. Официант вышел из задней двери с горящей сигаретой в руке и остановился как вкопанный при виде двух вампиров и убийственной ярости на лице Клауса. Он бесцеремонно впечатал мальчика в ближайшую стену и прокусил шею. Существовало много способов питаться от человека, большинство из них были относительно безболезненными для жертвы, но некоторые из них приводили людей в мучительную агонию. Он опустошил мальчика самым жестоким из возможных способов, остановившись только когда парень был уже на грани смерти. — Вот что происходит, когда ты прикасаешься к тому, что принадлежит мне. Справедливое предупреждение. Только взгляни еще раз на мою жену, и ты умрешь так медленно и мучительно, что это будет преследовать тебя даже после смерти. Это понятно? Хорошо. Теперь ты ничего из этого не вспомнишь и никогда больше не прикоснешься к жене другого мужчины. Когда они вышли из переулка, Кол, который, казалось, нисколько не удивился и не осудил его, бросил на брата любопытный взгляд и спросил, чем официант так сильно расстроил его, ведь все знают, что Кэролайн никогда бы даже не подумала о ком-то другом. И у Клауса не было ответа. Впервые за очень долгое время его прежнее импульсивное "я" взяло верх, и он не был уверен, сможет ли когда-нибудь полностью избавиться от того, кем был так долго. Вот почему он счел комплимент Элайджи смущающе неоправданным. — В любом случае, — продолжил старший брат. — тебе нужно будет очень открыто и недвусмысленно сказать Кэролайн, что ты не хочешь никакого потомства, даже если станет возможным. Не говори, что считаешь себя плохим отцом, это приведет к обратному эффекту: она захочет доказать твою неправоту. Я, кстати, действительно тоже считаю, что ты ошибаешься на этот счет, но оставим. Объясни ей так, как объяснял мне. Что ты очень боишься причинить боль, но она имеет право знать правду. И что ты пойдешь на все, чтобы показать — Кэролайн есть и всегда будет всем, что тебе нужно. Возможно, ты захочешь опустить часть про эго-монстра, потому что думаю, Кэролайн это уже знает, — он подмигнул, затем положил другую руку Клаусу на плечо. — Я вижу, тебе очень не по себе, юноша. Поможет ли, если я попрошу Сильв незаметно прощупать почву? Я бы сделал это сам, но уверен, именно такой разговор Кэролайн предпочла бы вести с женщиной. На мгновение Клаус думал отказаться. Он не хотел действовать за спиной Кэролайн или чтобы кто-то, кроме Элайджи, знал обо всем, но его старший брат был прав. Кэролайн нужен был кто-то, с кем она могла бы поговорить о своих желаниях, кто-то, кто не был бы ее мужем и кто мог бы дать ей совет, и у него не получалось представить никого лучше своей невестки для этой роли. Медленно кивнув, он посмотрел на брата и пробормотал: — Эта тема когда-нибудь поднималась между вами двумя? — Да, поднималась, — ответил Элайджа, и Клаус уловил нотку тоски в голосе брата. — Был очень... напряженный момент, вскоре после того, как я обратил ее, когда Сильв спросила, чувствую ли я себя обделенным детьми. Последовало недолгое молчание, прежде чем Клаус спросил: — А ты? — Нет. У меня был ты... неважно. Нет, я не чувствую себя обделенным, ни в малейшей степени, Никлаус. — А Сильв? Элайджа покачал головой. — У нее была такая возможность, и она решила отказаться от материнства. — Только потому, что этот ребенок не был бы твоим, — как ни в чем не бывало заявил Клаус, твердо глядя в глаза брату, сжавшему челюсти в ответ. — В ту ночь, ту очень напряженную ночь, о которой я упоминал ранее, она рассказала мне. В тот момент, когда Сильв влюбилась в меня, она сделала выбор. Если бы у нее когда-нибудь были дети, то от меня. И поскольку я не мог произвести потомство, она решила, что у нее никогда его не будет. Я был тем, кто забрал это у нее. Его голос звучал жестко, и Клаус понял, что это, должно быть, уже некоторое время мучило совесть его старшего брата. — Элайджа, это был выбор Сильв. Когда она ушла от тебя, еще в двадцатые годы, у нее было все время в мире, чтобы завести детей от человека, но она решила этого не делать. Думаешь, она сожалеет? — Никогда этого не замечал. Но сейчас ситуация касается тебя и Кэролайн, Никлаус, и мы должны помнить, что, в отличие от моей жены, Кэролайн сознательно не принимала решения не заводить детей. Несмотря на то, что это не ты обратил ее, твой долг — помочь ей справиться. И я абсолютно уверен, что со временем вы это сделаете. Позволь Сильв сначала поговорить с Кэролайн, и помни, что я всегда буду рядом с вами обоими, брат. Клауса посмотрел на серьезное, искреннее лицо Элайджи, и большой ком встал у него в горле. Как ему потребовалось так много времени, чтобы осознать — его старший брат всегда будет рядом с ним, независимо от того, какую разрушительную бурю им пришлось пережить? Что так сильно ослепляло его тысячу лет? — Лиджа, я... Майклсон-старший озорно ухмыльнулся, что быстро перешло в хихиканье, когда он встал и направился к выходу со двора. — Пожалуйста, брат. Меня пугает, когда ты становишься сентиментальным. — Меня тоже. И все же... Я люблю тебя, Лиджа.***
Кэролайн и Сильв опустились в два роскошных кожаных кресла в баре "Хемингуэй" отеля "Ритц". Они были приятно измотаны после второго дня походов по магазинам, очень удачного дня, судя по огромному количеству сумок и коробок, громоздящихся рядом. Этим утром Сильв внезапно решила, что нужно осмотреть еще около дюжины бутиков, и, несмотря на то, что она обожала шопинг, Кэролайн с некоторой неохотой присоединилась к своей невестке. Ее предыдущая ночь с Клаусом была невероятно пылкой и интимной. Он был таким любящим, таким страстным и нежным – чувствовалось что-то почти отчаянное в том, как он занимался с ней любовью еще долго после того, как солнце село за горизонтом, и ей было очень трудно согласиться с разлукой на несколько часов. Сегодня Клаус с Элайджей отправились на встречу со старым знакомым колдуном, чтобы попытаться выяснить о известных ему ещё не посвященных молодых ведьмах и колдунах, надеясь, что он разгласит местонахождение Луи Ван Тейла. Она знала, что это важно, но, о, как же она уже скучала по своему мужчине! Достав из сумочки телефон, Кэролайн решила отправить ему короткое сообщение. «Я уже говорила, что прошлая ночь была абсолютно божественной? Что ТЫ был абсолютно божественен? Скучаю по тебе, любовь моя.» Его ответ занял всего несколько секунд. «Тогда не строй никаких планов на сегодняшний вечер. Или в любую другую ночь с этого момента и до вечности, если уж на то пошло. Кэролайн Майклсон, я не могу насытиться временем с тобой... прокосновениями к тебе... разговорам с тобой. Ощущением того, как глубоко меня любят. Ты все для меня.» Внезапно она почувствовала прилив угрожающих пролиться непрошеных слез. Чувство абсолютной, бесповоротной принадлежности к кому–то и того, что ее любят так сильно, вызывало желание кричать от радости, бегать по прекрасному городу и целовать каждого встречного. Хотя лучше не надо. Население значительно сократится, если он увидит это. Она подавила слегка истеричный смешок. Но ей нужен был выход переполняющим, бурлящим эмоциям. Она просто хотела, чтобы это чувство никогда не заканчивалось. Осознавая собственную глупость, она снова схватила телефон. «Отель "Ритц". Бар "Хемингуэй". Где бы ты ни был, подойди и поцелуй меня. Сейчас.» Не дожидаясь ответа, она убрала телефон обратно в сумочку и повернулась к Сильв, изучающей меню бара. — Для разнообразия мне хочется чего-нибудь другого, кроме шампанского. Что думаешь? — не поднимая глаз, сказала брюнетка. — Почему нет? Кэролайн прикусила губу, вспомнив о бутылке Кло д'Амбонне, стоявшей рядом с гостиничной кроватью. Она была уверена, что сегодня вечером ее будет ждать еще одна. Вздох. Почему я сегодня чувствую себя такой небрежно-романтичной? Должно быть, это Париж. — Тогда что ты предлагаешь? — Хм. Коктейль? — Хорошо. Выбирай, я соглашусь на что угодно. Сильв ухмыльнулась. — В этом вся ты. Она махнула рукой официанту, незаметно наблюдающему за ними из-за стойки, и поспешившему принять их заказ. — Два глинтвейна Хемингуэя, пожалуйста. Мужчина кивнул и одарил Сильв лучезарной улыбкой. — Будет сделано, мадам. Когда он вернулся к бару, Кэролайн вопросительно приподняла бровь. — Что ты заказала? Глинтвейн Хемингуэя? Что это, черт возьми, такое? — Это одно из фирменных блюд заведения, вообще-то зимний напиток. Он состоит из ко…, — Сильв замолчала, когда внезапный порыв ветра прервал ее. Без предупреждения Кэролайн подняли с кресла, и она оказалась в объятиях мужа. Сильный, восхитительный и мягкий рот прижался к ее губам, заставляя раствориться в нем и забыть, кто она и на какой планете находится. Клаус поцеловал ее с такой самозабвенностью, которую обычно не демонстрировал на публике. Его руки были в ее волосах, губы соблазняли так же властно, как и всегда, и Кэролайн почувствовала напряженный член на своем бедре. Жар отозвался внутри нее, заставив издать низкий стон и прижаться, желая большего... большего... О Боже, Никлаус, ты нужен мне сейчас! Отведи меня в комнату, на крышу, в туалет... Мне все равно, пока ты просто берешь меня! Кэролайн едва успела закончить мысль, как ее мягко усадили обратно в кресло. И он исчез. Нет! Ты не можешь оставить меня сейчас вот так! Изо всех сил пытаясь прийти в себя и взять под контроль либидо, она встретилась взглядом с Сильв. Ее невестка склонила голову набок и закинула ногу на ногу. — Ну, как я уже говорила, его готовят из коньяка, портвейна, бордо, апельсина и корицы, а подают теплым. Первоначально он был изобретен в этом баре, одном из любимых мест Хемингуэя, и, должна добавить, вызывает сильное привыкание. Секунду они смотрели друг на друга, потом глаза расширились, и они расхохотались. В этот самый момент телефон Кэролайн завибрировал. «У меня нет слов, чтобы описать то, что ты делаешь со мной.» Бабочки заплясали в животе, заставляя задуматься, сможет ли она когда-нибудь сама найти подходящие слова, чтобы выразить свои чувства. «Я люблю тебя, Никлаус Майклсон. Телом, сердцем и душой. Но должна сказать, мое тело сейчас очень расстроено.» «Жена – ты звала, я пришел*.» Она почти видела его кривую усмешку и не смогла удержаться от смешка. «Нет. Ты этого не сделал. Но сегодня вечером я исправлю ситуацию, муж. Много раз.» «Правда? Как?» О, теперь он разыгрывал невинность? «Своим ртом, руками и всем, что у меня есть. Пока не закричишь.» На этот раз молчание затянулось, и Кэролайн уже собиралась убрать телефон, когда он снова зазвенел. «Благодарю. Теперь мне придется продолжить разговор с чертовски возбужденным видом. Я уже упоминал сегодня, что люблю тебя? Если нет... Я обожаю тебя, моя Кэролайн. Телом, сердцем, душой… и стояком.» Ее сердце снова готово было разорваться, не говоря уже о жаре внизу живота, и на мгновение Кэролайн задалась вопросом, установится ли когда-нибудь рутина в их отношениях. Она очень надеялась, что нет, хотя что-то подсказывало, что даже рутина была бы захватывающей, если бы Клаус был рядом. Подняв глаза, она увидела, что Сильв пристально наблюдает за ней, и слабый румянец покрыл ее щеки. Она любила свою невестку и делилась с ней столькими секретами, но все равно было неловко оттого, что кто-то воочию увидел, как Клаус управляет каждой ее мыслью и всем существом. С другой стороны, Сильв и сама не так уж сильно отличалась. Всякий раз, когда ее взгляд останавливался на Элайдже, она, казалось, так же терялась в чувствах к нему, как Кэр в своих к Клаусу. Кэролайн не раз случалось видеть их поцелуи, и когда они наконец отпускали друг друга, глаза оставались закрытыми еще несколько мгновений, прежде чем они возвращали свое внимание к окружающим. Нет, на самом деле не было никакой необходимости стыдиться своих чувств перед Сильв. Когда подошел официант с напитками и тремя маленькими серебряными вазочками, наполненными орехами, оливками и крошечными ломтиками сыра пармезан, Сильв подняла свой бокал. — За любовь, — тепло улыбнулась она. — За любовь, — потягивая странный напиток, Кэролайн слегка расширила глаза. — Потрясающе! Я определенно могу к этому привыкнуть. — Знаю, — ухмыльнулась Сильв. — я пару раз пыталась приготовить его, рецепт есть в интернете, но такое чувство, что они что-то скрывают. Ни разу не получалось так вкусно, как в этом баре, — она поставила бокал и вернула на Кэролайн испытующий взгляд. — Прошло уже довольно много времени, но я все еще не могу перестать удивляться тому, каким стал Клаус с тех пор, как вы познакомились. Элайджа сказал, что даже в самых смелых мечтах он не мог представить своего младшего брата таким безумно счастливым. Он очень, очень благодарен тебе, Кэролайн. Ты вернула ему брата, так долго скрывающегося под маской Большого Плохого Гибрида. Незадолго до твоего появления он почти потерял надежду. Сделав еще один глоток, Кэролайн на мгновение закрыла глаза, чувствуя, как тепло алкоголя разливается по всему организму. Или все-таки дело было в теплоте слов Сильв? Она надеялась, что ее невестка права. Счастье Клауса было очевидным, но что, если в конечном счете этого недостаточно? Она провела рукой по волосам и закрыла глаза. До сегодняшнего дня она ни с кем не говорила о своем страхе оказаться недостаточной, о желании дать ему больше, чем просто себя. Возможно, сейчас самое время. Если кто-то и мог ее понять, так это Сильв. Когда она снова открыла глаза, то поняла, что женщина прочла в них сомнение. — Сильв, могу я поговорить с тобой кое о чем, что беспокоит меня уже некоторое время? Мне бы очень пригодился твой совет. — Конечно. Просто подожди минутку, — Сильв встала и грациозно подошла к бармену, заставив закрыть бар на час и забыть все, что он услышит, пока они будут здесь. Кивнув, мужчина запер двери и вернулся к бару. Сильв заняла свое место и взяла бокал. — В чем дело, Кэр? Собравшись с духом, Кэролайн глубоко вздохнула и посмотрела на свою невестку. — Я знаю, что Клаус любит меня, и я знаю, что он счастлив со мной. Но... Боже, я не знаю, как это сказать! — Просто скажи. Ничто из того, что ты можешь сказать, никогда не шокирует меня. Обещаю. Вероятно, так и есть. — Ладно, я боюсь, что ему меня недостаточно. Он всегда хотел иметь семью, и я хочу дать ему это. Я хочу дать ему нечто большее, чем просто себя. Семья так важна для Клауса, и именно поэтому я хочу найти способ…, — она сделала паузу, прикусив губу и опустив взгляд на свои руки. — Я хочу найти способ подарить ему ребенка, Сильв. Я знаю, что это невозможно, но ничто в мире сверхъестественного не высечено на камне, не так ли? Сигнум сделал так много вещей, о которых мы никогда не даже думали, что они могут случиться, так что вдруг есть лазейка. Я просто хочу дать ему все, что в моих силах, и понятия не имею, как это сделать! Кэролайн знала, что голос звучит немного отчаянно, но ей было все равно. Ей хотелось поговорить об этом с кем-нибудь, кроме Клауса. Сжимая бокал, она пристально смотрела на Сильв, немного нервничая из-за ожидания. Вдруг Сильв скажет, что она совершенно ненормальная. Лицо невестки было задумчивым, и она не торопилась, прежде чем очень медленно кивнуть. — Я полностью понимаю тебя, Кэр. Поверь, это так. Желание отдавать, желание воплотить в жизнь все мечты своего мужчины — это то, что ты не можешь не испытать в какой-то момент, когда по-настоящему любишь. — С тобой тоже такое случалось? — прошептала Кэролайн, крепче сжимая пальцами бокал. Сильв и Элайджа казались такими... целостными, настолько гармоничными. Было трудно представить, что кто-то из них может быть неуверен в отношениях. Или желать большего. Откинувшись на спинку кресла, Сильв снова кивнула. — Видишь ли, когда я впервые влюбилась в Элайджу, все было так ново. Помнишь, как я говорила тебе, что на самом деле не была уверена в его чувствах ко мне и не была готова к обращению, когда он попросил. Одна из причин — мне нужно было еще немного времени, чтобы принять решение о детях. Если бы мне суждено было провести вечность с Элайджей, у меня никогда бы их не было. Это так пугало, я хотела подумать основательно. Когда мы расстались и я вернулась в Англию, чувства наконец стали кристально понятными. Помимо того, что я совершила величайшую ошибку в своей жизни, покинув Элайджу, это научило меня тому, что если у меня когда-нибудь и будут дети, то они будут его и только его. За те десятилетия разлуки я не вела жизнь монахини. У меня были отношения и не одна возможность завести детей, но такая мысль даже не приходила в голову. Когда мы снова нашли друг друга, я... ну, это была одна из моих первых мыслей. Могло ли это случиться? Могу ли я найти способ? Итак, однажды я поделилась этим с Элайджей. Это был очень душевный разговор, изматывающий, в конце которого мы оба плакали. — Элайджа? Плакал? Сильв улыбнулась и сжала руку Кэролайн, прежде чем вернуться к своему напитку. — Знаю. Честно говоря, это был шок. Он плакал, потому что винил себя в том, что у меня не было детей, пока я была ведьмой, а я плакала, потому что у него не могло быть детей, — она замолчала и очень серьезно посмотрела на Кэролайн. — Пожалуйста, не говори Клаусу о том, что я сейчас скажу, можешь мне это пообещать? С трудом сглотнув, Кэролайн торжественно кивнула. — Обещаю, Сильв. Даю слово. — Спасибо. — Сильв вздохнула и на мгновение закрыла глаза, голос был очень тихим, когда она заговорила снова. — Когда я спросила Элайджу, мечтал ли он когда-либо о детях, он ответил, что нет, потому что у него уже есть... сын. Кэролайн только что сделала глоток своего коктейля и чуть не выплюнула его. — Что? — воскликнула она, глаза расширились и почти выпали из орбит, когда она уставилась на Сильв. — Значит, в течение своих человеческих дней он…? — Нет, ничего подобного. Разве ты не можешь догадаться? — тихо сказала Сильв. Несколько мгновений никто из них не произносил ни слова. Внезапно Кэролайн почувствовала новый прилив слез, когда до нее дошло. — Никлаус, — выдохнула она, и слезы потекли по щекам. — В некотором смысле он считает Никлауса своим сыном, не так ли? О, я... Кэролайн не смогла закончить предложение, так как ее начали душить рыдания. Она понятия не имела, почему так сильно плачет, но эта мысль была такой милой, такой прекрасной и такой... подходящей. Ей всегда нравилось видеть Клауса и Элайджу вместе, и не раз в их отношениях проскакивало что-то такое… Вспоминился день, когда она рассказала Клаусу о Ральфе, и он упоминул, что Элайджа действительно был ему как отец. Это заставило заплакать еще сильнее, и она отругала себя за то, что снова была такой эмоциональной. Казалось, в последнее время это случалось слишком часто. Сильв поднялась со своего кресла и пересела на подлокотник к Кэролайн, притянув и крепко прижав ее к себе. — Мне жаль, — выдавила Кэролайн между всхлипываниями. — Через минуту все закончится. — За что, черт возьми, ты извиняешься? Ты любишь Клауса всем своим сердцем, и ты также любишь Элайджу как брата, поэтому я была бы удивлена, если бы ты просто кивнула и заказала еще один бокальчик. Кстати, об этом... Сильв взглянула на бармена и указала на их почти пустые бокалы. Кивнув, мужчина принялся за работу. Еще раз обняв Кэролайн, она с улыбкой посмотрела на нее сверху вниз. — Лучше? — Да. Спасибо, Сильв. Фу, я такая неженка! Так вот почему Элайджа никогда не переживал из-за того, что у него не было детей. Но... а как насчет тебя, Сильв? Если бы ты могла, если бы была возможность родить ребенка от Элайджи, ты бы это сделала? Схватив свой бокал, Кэролайн допила остатки напитка и бросила благодарный взгляд на невестку, вернувшуюся на свое место. Бармен принес им новые напитки, забрав пустые бокалы. — Я не уверена, — ответила Сильв, слегка нахмурившись. — Это решение, которое Элайджа и я должны были бы принять вместе. Что подводит меня к моему следующему вопросу. Ты говорила об этом с Клаусом? Лицо Кэролайн вытянулось. — Да. Он думает, что возможности нет и мне не следует развивать эту мысль дальше. Но я не уверена, что он вообще хочет детей, понимаешь? — Ты спросила его о том же, о чем только что спросила меня? Действительно ли он хочет ребенка, если способ найдется? — Нет, в таком плане нет. Он очень неохотно реагирует всякий раз, когда я поднимаю эту тему, и действительно говорил что-то о том, что ему никто не нужен, кроме меня, но он всегда хотел семью, не так ли? И разве не каждый мужчина хочет наследника? Наклонившись вперед, Сильв уперлась локтями в бедра и заговорила: — Мужчины хотят, чтобы наследники продолжили их фамилии, деяния и наследие. Клаусу ничего из этого не нужно – он будет жить вечно, Кэролайн, ему не нужен наследник. Ему не нужно, чтобы часть его самого продолжала жить в ком-то другом, потому что он сам будет жить вечно. И я действительно верю, что он был искренен, когда сказал, что ему никто не нужен, кроме тебя. Кроме того, сейчас у него действительно есть семья, сколько бы времени ни потребовалось, чтобы осознать это. Скажи мне, Кэр, ты хочешь ребенка, потому что ты действительно этого хочешь или из-за твоей глубоко укоренившейся потребности дать Клаусу все, что можешь? Пожалуйста, не пойми меня неправильно, я не хочу отговаривать тебя, но прежде чем ты причинишь себе настоящую душевную боль и огорчение, ты должна быть абсолютно уверена в своих собственных мотивах. Хочу ли я ребенка? Действительно хочу? Или я хочу доставить ему удовольствие? Тебе следует хорошенько подумать об этом, Кэролайн, Сильв права. — Можешь дать мне минутку? Я выйду и... — Нет, останься здесь, пожалуйста. Я отойду, так как все равно собиралась позвонить Давине. Скоро вернусь. Она одарила Кэролайн теплой, проникновенной улыбкой и вышла, махнув бармену, чтобы он следовал за ней из зала и дал Кэролайн немного пространства. Глубоко вздохнув, Кэролайн взяла свой бокал и снова сделала глоток, погрузившись в мысли. Дети... было ли это чем-то, о чем она мечтала, когда еще была человеком? — Можешь дать мне минутку? Я выйду и... — Нет, останься здесь, пожалуйста. Я отойду, так как все равно собиралась позвонить Давине. Скоро вернусь. Она одарила Кэролайн теплой, проникновенной улыбкой и вышла, махнув бармену, чтобы он следовал за ней из зала и дал Кэролайн немного пространства. Глубоко вздохнув, Кэролайн взяла свой бокал и снова сделала глоток, погрузившись в мысли. Дети... было ли это чем-то, о чем она мечтала, когда еще была человеком. — Я не знаю... Я действительно не могу вспомнить. В то время было еще много лет, чтобы принять это решение. — Давай представим, если бы ты потеряла его из-за этого, ты бы все еще хотела ребенка? — Нет. Однозначное "нет". Ничто не может стоить того, чтобы потерять его. Даже ребенок. — Тогда почему ты так стремишься найти способ? — Потому что я так сильно люблю его, а он так долго был одинок. Я хочу, чтобы он никогда больше не был одинок, и чтобы он знал, где его место и кто рядом с ним. — Тебе не кажется, что он уже это знает? Посмотри, какой он сейчас, по сравнению с тем, каким был, когда вы впервые встретились. Почти все, что он делал тогда, он делал от одиночества. Помнишь, как Бекка однажды рассказала об их разговоре, когда он взбесил весь Мистик Фоллс, создавая гибридов? Как она спросила его, сделал ли он это только для того, чтобы больше не быть одиноким? — Да, конечно, я помню. К чему ты клонишь? — Кэролайн Майклсон, у твоего мужа, возможно, вспыльчивый характер, возможно, он все еще жаждет власти и лишь самую малость мстителен. — Но неужели ты всерьез думаешь, что все это проистекает из одиночества? — Не совсем, уже нет, но... — Никаких "но". Он счастлив с тобой, ослепительно счастлив, и ты это знаешь. Он уступил Новый Орлеан Колу, потому что хотел путешествовать с тобой в течение многих лет. Ему нравится быть со своей семьей, но он предпочитает оставаться наедине с тобой в каждую свободную минуту. — Это потому, что он сексуальный маньяк! — О, а ты нет? — Это к делу не относится. — Я хочу сказать, что тебе, вероятно, следует поверить ему на слово, когда он говорит, что ему никто не нужен, кроме тебя и семьи, что сейчас у него есть. — Но разве не все они говорят это в начале, а потом сходят с ума по детям, как только те появляются? — Хм... как сказал Никлаус, Кэролайн, это не "Сумерки". Спроси его. Спроси его прямо, хочет ли он ребенка, если вы найдете такую возможность. — А если он скажет нет? — Тогда поверь ему. Он всегда был честен с тобой, с чего бы начинать лгать сейчас? — Потому что он не знает, что где-то в глубине души все-таки этого хочет? Кэролайн, ты действуешь мне на нервы. Этому человеку больше тысячи лет. Поверь мне — он знает, чего хочет, а чего нет. Это все потому, что ребенок так важен для тебя, или потому, что у тебя отняли шанс на продолжение рода, и ты зациклилась на том, чего не может быть? Или что-то другое? Я не знаю. Тогда подумай! Ну, я... думаю, я хочу, чтобы наша связь еще больше укрепилась. И иметь возможность выбора. Быть в состоянии принять это решение, как и следовало бы. Ах, вот теперь мы к чему-то приходим. Итак, если бы вы оба были людьми, приняла бы ты это решение самостоятельно, не согласовывая его с Никлаусом? Конечно, нет! Тогда почему ты пытаешься сделать это сейчас? Может быть, потому что... О, я не знаю! Кэролайн Майклсон. Ты поговоришь с ним. По-настоящему поговоришь. И если его ответ будет отрицательным, то придется с этим смириться. Ты сама сказал – нет ничего важнее, чем он. Вам нужно обсудить это вместе, как и подобает супружеской паре, которая так сильно любит друг друга. И ты примешь его точку зрения, точно так же, как он всегда будет принимать твою, это ясно? Крепко зажмурившись, Кэролайн взяла свой бокал и осушила его. Ей определенно нужно было еще выпить.***
Когда в тот же вечер они уединились в номере, Кэролайн очень нервничала. После своего внутреннего диалога она снова поговорила с Сильв, и та немедленно позвонила Элайдже, попросив отвезти ее в Руан в Нормандии в тот же вечер и остаться там на ночь. К удивлению Кэролайн, ни Элайджа, ни Клаус не возражали. Когда Клаус спросил, не хочет ли она пойти куда-нибудь поужинать, Кэролайн просто пожала плечами и ответила, что ей нужно с ним поговорить. И вот теперь они были здесь, сидели на удобном диване на роскошной террасе своего номера. Когда молчание затянулось, Клаус встал и опустился перед ней на колени, притянул к себе и обнял за талию, по-хозяйски положив ладони на поясницу. Взглянув в ее напряженное лицо, он крепче сжал ее и запечатлел нежный поцелуй на нежной коже ее декольте, прямо под ложбинкой у горла. — Кэролайн, пожалуйста, поговори со мной. Ничто из того, что ты могла бы сказать, не может быть достаточной причиной для беспокойства. Что бы это ни было, мы разберемся с этим вместе. Пожалуйста, моя дорогая. Он поднялся и скользнул на диван рядом с женой, посадив ее к себе на колени и надежно заключив в объятия, прежде чем поцеловать в макушку. Закрыв глаза, Кэролайн на несколько минут отдалась его любовным ласкам, наслаждаясь сладким звуком довольных вздохов. Прижавшись к изгибу его плеча, она поцеловала его в шею и начала говорить тихим, нервным шепотом. — Я знаю, мы уже затрагивали эту тему раньше, и знаю, что тебе это на самом деле не нравится, Никлаус, но я хотела бы снова поговорить о... детях. Она ожидала, что он окаменеет, но Клаус просто кивнул, уткнувшись в ее волосы. — Да, нам следует поговорить об этом, любовь моя. Я знаю, что это занимало твои мысли уже довольно давно, и я не был слишком щепетилен по этому поводу, за что хотел бы извиниться, Кэролайн. Мне следовало завести этот разговор гораздо раньше, вместо того чтобы сворачивать тему всякий раз, когда ты ее поднимала. Прости меня. Ее сердце пропустило воображаемый удар от искреннего сожаления, которое она услышала в его голосе. — Мне нечего прощать, Никлаус, и, пожалуйста, не волнуйся. Мы говорим об этом сейчас, и я рад, что это так. Наверное, я просто немного нервничаю. — Я тоже. Не предпочла бы ты присесть за стол? — нерешительно спросил он. — Нет. Я хочу, чтобы ты обнял меня, Никлаус. — Всегда, — прошептал он, прижимая жену к своей груди и ненадолго зарываясь лицом в ее шею, прежде чем усадить их обоих так, чтобы они могли смотреть друг на друга. Кэролайн задавалась вопросом, взорвется ли когда-нибудь ее сердце, переполненное всей любовью к этому прекрасному мужчине. Глубоко вздохнув, она очень легко поцеловала его в губы и откинулась назад, чувствуя, как руки крепко обнимают ее. — Можем ли мы просто пропустить обсуждение осуществимости всего этого и исходить из предположения, что способ уже быть найден? — осторожно спросила она, не сводя с него глаз. Клаус кивнул с серьезным выражением лица, и она продолжила: — Хорошо.Перейдем к делу. Ты бы хотел детей, Никлаус? От меня? Затаив дыхание, она следила за реакцией на его лице, и сердце неприятно сжалось, когда Клаус крепко зажмурил глаза, очевидно, собираясь с духом, и снова открыл их, чтобы с трепетом посмотреть на нее. Он прерывисто вздохнул, прежде чем ответить. — Нет. Я бы этого не хотел, — когда ее лицо исказилось от внезапной, дикой вспышки боли, он поднял руку и продолжил. — Пожалуйста, позволь мне объяснить, Кэролайн. Ты удивишься, услышав это, но с тех пор, как ты впервые сказала мне о детях, я много думал, спрашивая себя, действительно ли это то, чего я втайне желал. Мне очень жаль, любовь моя, но это не так, и это чистая правда. Тем не менее, ты знаешь, что я люблю тебя больше всего на свете, и что твое счастье — это единственное по-настоящему важное для меня. Важнее моего собственного. Для меня жизненно важно, чтобы ты была довольна. Так что, если это желание твоего сердца, если ты говоришь, что не можешь быть по-настоящему счастлива, что твоя жизнь неполна без ребенка, тогда я... поддержу твое желание. Но ты должна знать, что я сделал бы это только ради твоего счастья, Кэролайн. Это не то, что мне нужно, и не то, что дополнило бы мою жизнь. Приношу свои извинения, если это звучит грубо, моя дорогая. Уверяю, я не хочу причинять никакой боли, говоря все это, но считаю, что ты должна знать о моих настоящих чувствах. Я никогда не проявлял чрезмерного энтузиазма по отношению к детям не из-за того, что они мне не нравятся, просто это не то, к чему я когда-либо стремился. Но я тоскую по тебе, Кэролайн, до самых темных глубин моей души. Ты так сильно нужна мне, что иногда это пугает. Когда я просыпаюсь от одного из своих кошмаров, именно ты даришь мне душевный покой, заключая меня в объятия и шепча, что все будет хорошо. Когда я занимаюсь с тобой любовью и чувствую, как ты отдаешь мне свое сердце, душу и тело, и как ты берешь взамен все, чем я являюсь, я хочу опуститься на колени и поклониться тебе. Открывая глаза утром я вижу твое прекрасное лицо, такое расслабленное и доверчивое, и понимаю, что я цельный. Ты нужна мне, Кэролайн Майклсон, ты нужна мне каждый день, и это то, что никогда не изменится. Так что, если ты сможешь честно сказать мне, что хочешь ребенка, я помогу найти способ. Однако, если ты хочешь этого из-за желания дать мне то, что, по твоему мнению, мне нужно, тогда мой ответ — нет. Искренне и правдиво. Потому что все, что мне нужно — это ты, моя прекрасная девочка. Я закончил. Она даже не попыталась скрыть слезы, бежавшие по щекам. Клаус наклонился вперед и с бесконечной нежностью поцеловал каждый сантиметр ее лица, снова и снова, пока она, наконец, не перестала плакать и не прислонилась к его плечу, тихо шмыгая носом. Руки мягко поглаживали ее спину, удерживая в крепких объятьях. Они сидели так целую вечность, пока она не услышала его сдавленный шепот. — Скажи что-нибудь. Пожалуйста. Он страдал. Страдал, потому что думал, что делает ее несчастной своей честностью, потому что верил, что ей нужно нечто большее, чем он, чтобы быть полноценной! Точно так же, как и она! Внезапная мысль пришла Кэролайн в голову, когда она смотрела в искаженное страданием лицо. Возможно она просто хотела привязать его к себе с помощью ребенка? Глубоко внутри, в самом темном уголке сознания, действительно ли она все еще боялась, что он однажды оставит ее? Было ли это одной из причин? Пыталась ли она найти дополнительный способ укрепить их связь? Ужаснувшись себе, она вскочила с дивана, вырвавшись из объятий и принялась расхаживать по террасе. Его глаза расширились, и боль в них пронзила Кэролайн насквозь, оставив кровоточить. Но ей нужно было еще мгновение побыть одной, чтобы найти ответ на невысказанный вопрос. Расхаживая взад-вперед, она позволила разуму блуждать, зная, что единственный способ добраться до сути — это позволить своим мыслям течь свободно, не осуждая и не отчитывая себя за них. Она знала, что Клаус любил ее всем сердцем, она также знала, что помогла ему найти себя. Золотой сигнум, они были так глубоко связаны. Но она понимала, что где-то внутри неуверенная в себе девочка-подросток иногда поднимала руку, чтобы спросить, что этот красивый, интеллигентный, сообразительный, грамотный и безумно сексуальный мужчина увидел в ней. Эта девочка также была единственной, кто тихо прошептал, что ей нужно убедиться, что Никлаус, которого она так безумно любила, никогда больше не сбежит от нее. А что было эффективнее, чем ребенок, чтобы привязать мужчину? Боже мой. Я действительно пыталась это сделать, не так ли? Как, черт возьми, я могу быть такой жалкой? Она закрыла глаза и перестала бешено расхаживать по комнате, не в силах поверить, как могла быть такой глупой. После всего, через что они прошли, после всего, что они сделали друг для друга, у нее все еще оставались сомнения. Как она могла? Как? Она вела себя как величайшая идиотка на этой долбаной планете! Она действительно не заслуживала его, не так ли? Со стоном Кэролайн опустилась на колени и закрыла лицо руками, стыдясь самой себя. Меньше чем через мгновение она почувствовала, как ее подняли и унесли. Он опустил ее на кровать и снял туфли, а затем и свою обувь, прежде чем скользнуть на матрас рядом, обхватив руками и прижав к себе. Кэролайн все еще не осмеливалась открыть глаза, даже когда почувствовала, как он взял ее руку и приложил к своему сердцу. — Кэролайн. Ты посмотришь на меня? Она покачала головой. — Посмотри. На. Меня. Постепенно она открыла глаза. На его лице застыла маска беспокойства и кое-что еще. Спокойная решимость. Выражение, которое всегда появлялось во время принятия жизненно важного решения. Он обхватил ладонью ее щеку и заглянул в лицо. Его голос был очень напряженным, что ясно указывало на то, как дорого ему обошлись его следующие слова. — Любовь моя, я имел в виду то, что сказал ранее. Если для тебя это так важно, я помогу найти способ. Я буду поддерживать тебя во всем, и мы как-нибудь справимся с этим. Даю тебе слово, Кэролайн. Мы найдем способ. Он бы сделал это. Для нее. Новая волна горячего стыда прокатилась по всему ее существу. Не было ничего, чего бы он не сделал, чего бы он не отдал ради нее, а она вела себя как истеричная болельщица, которой когда–то была и, очевидно, до сих пор в какой-то степени остается. Ладно, ты трусиха. Скажи ему, какая ты идиотка. Сейчас. Она полностью открыла глаза, чтобы увидеть его искаженное болью лицо. Затем она взяла его лицо в свои руки и глубоко поцеловала, вкладывая всю любовь в поцелуй, от которого у них обоих перехватило дыхание. Высвободившись из страстных объятий, она отодвинулась, чтобы посмотреть в глаза, но при этом удерживала его лицо. — Нет, Никлаус. Мы этого не сделаем, — его глаза расширились, но когда Клаус открыл рот, Кэролайн приложила палец к его губам. — Я хотела сделать это для тебя, дать тебе семью, но это была не единственная причина. Я... Она замолчала, пытаясь собраться с духом и потерпела сокрушительную неудачу. Теперь его губы были на ее, невыносимо нежно, и он поцеловал веки, прежде чем прошептать: — Скажи, сердце мое. Мне нужно знать. Громко сглотнув, Кэролайн кивнула. — Я думаю, это было потому, что я... хотела... убедиться, что ты... — пробормотала она, не в силах закончить предложение. Взгляд Клауса стал таким нежным, что она с трудом подавила следующий надвигающийся приступ плача. — Ты хотел убедиться, что я никогда не брошу тебя? — тихо спросил он, резко выдохнув, когда она кивнула. Стиснув зубы, Кэролайн приготовилась к его гневу, ожидая крика, что она ведет себя глупо, что он разочарован ее неуверенностью в себе и что ему нужно будет пересмотреть все их отношения. Чего она определенно не ожидала, так это того, как он крепче прижал ее к себе и посмотрел на нее с такой любовью и обожанием, что все вокруг замерло. — Слушай очень внимательно, моя дорогая. Никто не понимает сомнения и неуверенность в себе лучше, чем я, и я никогда не смог бы винить тебя за эти маленькие моменты скептицизма. Мне приходится проходить через все это самому. Довольно часто я в недоумении спрашиваю себя, неужели я заслужил все это райское блаженство, что испытываю с тобой. Так что позволь мне успокоить тебя, Кэролайн, — его глаза пылали от напряжения, а руки притянули ее ближе. — За последнюю тысячу лет я немного узнал себя, поэтому могу сказать одно с абсолютной уверенностью. Твоя власть надо мной вечна и нерушима. Она не нуждается в подкреплении, стимуле или чем-либо еще. Я выбрал тебя так же безоговорочно, как ты выбрала меня, и я больше никогда не смогу и не буду жить без тебя. Мы не были вместе слишком долго, вот почему я понимаю, что, несмотря ни на что, такие моменты все еще случаются. Поэтому я дам тебе обещание, здесь и сейчас: какие бы сомнения ты ни испытывала время от времени, любовь моя, я заставлю их исчезнуть. С каждым проходящим днем, каждым годом и каждым столетием. Ты никогда не потеряешь меня, моя любовь никогда не уменьшится, и ты всегда будешь той, вокруг кого вращается моя жизнь. Ничто из того, что ты делаешь или говоришь, никогда не сможет разлучить нас. Я знаю, что в любви нет гарантий, но это единственное исключение из правил, я даю тебе эту гарантию, Кэролайн. Я буду принадлежать тебе через сто тысяч лет так же безоговорочно, как принадлежу сегодня. Прошу прощения за мелодраматическое заявление, но я хочу, чтобы ты точно знала, что я чувствую, хочу, чтобы ты мне поверила. Кэролайн уже давно перестала дышать. Она не могла оторвать взгляда от абсолютной честности, сияющей в глазах мужа, и все внутри нее, казалось, светилось теплом и ее беспомощной любовью. Его руки крепче обхватили ее, и он нежно поцеловал ее в висок, прежде чем снова заговорить. — Как я уже говорил ранее, я много думал об этом, и серьезно, ребенок — это не то, что мне нужно для целостности, и это не сблизит нас. Мы так близки, любовь моя, уже так сильно близки, и это никогда не изменится. Поверь мне, пожалуйста. Пока у меня есть твоя любовь, у меня есть все. Но что самое важное в этом сценарии, так это твое благополучие. Ребенок — это то, что даст тебе счастье, которого ты так жаждешь, Кэролайн? Было трудно стряхнуть с себя оцепенение. Она еще долго молча смотрела на него, прежде чем медленно покачала головой. — Нет, — прошептала Кэролайн и поняла, что говорит правду. — Ты — тот, кто делает меня счастливой. Вот почему я хотела дать тебе больше, и почему я так отчаянно хочу удержать тебя. Может быть, это также немного связано с выбором, который был отнят при обращении, но... Я могу прожить и без ребенка. Но я не могу жить без тебя. — И тебе никогда не придется этого делать. Я уже говорил однажды, мне очень жаль, что у тебя отняли этот выбор. Ты была так молоды, когда тебя обратили, всего лишь подростком, и я уверен, что вопрос о детях на тот момент еще перед тобой не стоял. Эта мысль будет возвращаться время от времени на протяжении многих лет, и я хочу, чтобы ты пообещала, что всегда, всегда будешь приходить ко мне и обсуждать это точно так же, как я дам тебе слово всегда быть рядом, — Клаус сел и потянул ее за собой, усаживая между ног лицом к себе на середине кровати. Клаус притянул жену и прижался щекой к ее щеке, а губы почти касались ее уха, когда он продолжил говорить низким, шелковым шепотом. — Я люблю тебя, Кэролайн, и мне нужно, чтобы ты была счастлива, довольна и в безопасности рядом со мной. Чего бы ни стоило, я готов это сделать. Ее руки медленно скользили вверх и вниз по его спине, когда она закрыла глаза и вдохнула родной запах. Очень постепенно Кэролайн почувствовала, что расслабляется, обдумывая все услышанное. Нет, она ничего не упускала, пока была рядом с ним. Клаус был домом, любовью всей жизни, и ее счастье зависело от него и только от него одного. Он был готов пойти ради нее против своих собственных желаний. Но разве это давало ей право навязывать ему их, зная, что это не то, чего он на самом деле хочет? Не будучи уверенной в том, что она сама действительно этого хотела? Ответ на этот вопрос оказался гораздо проще. Кэролайн притянула его ближе, принимая решение — компромисс с самой собой. Она не стала бы активно пытаться выяснить, есть ли лазейка. Но если бы такой шанс когда-нибудь представился в грядущие столетия, она бы снова поговорила с мужем и заново изучила его позицию. Открыто и честно. Боже, будто с моих плеч свалился груз! Это чувствуется... правильно. Откинувшись, она взяла Клауса за руки и посмотрела в его лицо. — Пожалуйста, перестань волноваться, любимый, — выдохнула она. — Кажется, у меня есть идея. Излагая мысли, она не сводила с него глаз, пока говорила, испытывая облегчение от того, что его взгляд немного смягчился. Когда Кэролайн закончила, он поднес обе ее руки к своим губам и поцеловал каждую. — Я полностью согласен. Если мы когда-нибудь наткнемся на что-нибудь подобное, мы поговорим снова. А пока не забывай приходить ко мне всякий раз, когда тебя будет волновать тема детей. Или любая другая тема, если уж на то пошло. Обещаешь? Кэролайн поднялась на колени, положила руки на плечи мужа и заглянула в его грозовые глаза. — Обещаю. Мне нужно заняться с тобой любовью, Никлаус, — настойчиво прошептала она. — Прямо сейчас. Он сглотнул, и она почувствовала руки на своих бедрах, медленно двигающиеся выше. — Да, — выдохнул он почти неслышно. — пожалуйста, Кэролайн, люби меня. — Больше, чем свою собственную жизнь. Заглушив стон глубоким, чувственным поцелуем, она начала медленно раздевать его. Много позже, когда они оба наконец насытились и отдыхали, прижавшись друг к другу, Кэролайн подняла голову и спросила: — Мы остановим колдунов, не так ли? Клаус улыбнулся и притянул ее к себе, так что она полностью растянулась на нем. — Конечно. — Хорошо. Тогда появится ли Большой Плохой Гибрид Клаус? Усмехнувшись, он приподнял бровь. — О, он мог бы. Почему ты спрашиваешь? Она пошевелила бедрами, чувствуя, как он твердеет. От его приглушенного вздоха тепло разлилось у нее между ног. Снова. — Потому что мне нравится, когда этот парень трахает меня до самозабвения. Он горячий. — Он твой. В следующую секунду Кэролайн уже стояла спиной к широкой каменной стене террасы, раздвинув ноги. Одним быстрым толчком Клаус оказался внутри нее. Глаза загорелись желтым, темные вены проступили на лице, пока он вонзался в нее изо всех сил, грубо и дико. Глаза Кэролайн остекленели, когда клыки вонзились в ее шею, и девушка издала глубокое, первобытное рычание, прокусив его нежную кожу в ответ и позволив крови наполнить рот, все это время встречая толчки один за другим, пока они оба не отдались блаженству. Совместные крики освобождения разносились в ночи, растворяясь в бархатистом воздухе и воспоминаниях где-то между звездным небом и мерцающими парижскими огнями. Воспоминание об ослепительной красоте. Воспоминание о безусловной любви. Воспоминание, которое они никогда не устанут воссоздавать. Пока все время не закончилось.