Дядя и наглец

После полученной гаммы эмоции и пережитой эйфории делать что-то попросту невозможно. Меня уже совершенно не интересуют ни братья Сафроновы, ни клуб картёжников, ни Ларионов, досье на которого я собирался изучить. В голове живы и свежи воспоминания о тёмных глазах, мешающихся угольных прядках, проворных руках, мягких губах и довольной улыбке, брошенной напоследок. Хочется в душ, желательно под холодную воду или, как вариант, под дождь выйти, капли которого по стеклам не перестают барабанить. Сезон летних ливней и гроз начался, лишь бы гравийные дороги не размыло. Под прохладными струями мозг вновь подкидывает яркие картинки татуированных рук, длинных пальцев и юркого языка Матвеева. Своими ладонями усердно тру лицо и голову, целиком становясь под ток воды. Хотя бы на остаток дня, да что там, на ближайшие часы хочется выбросить воспоминания о тех пошлых вещах, что химик без зазрения совести исполнял, не забывая улыбаться бесовской улыбкой, явно наслаждаясь происходящим. Чем больше стараюсь забыть, тем больше мыслей, тем сильнее напряжение внизу живота. Рычу, выключая воду, и выхожу из душевой кабины, понимая, что Дима со своими рисунками, фразами, улыбками далеко залез. Чувства к нему уже не между рёбрами теплятся, а глубже – в сердце, в голове, в крови. Книга по психологии, вроде как, надолго не увлекает. Разбор полетов автора и его пациентов никак в голове не откладывается, из-за чего на помощь приходит телефон с онлайн игрой в карты, в покер лучше в живую играть, а вот в дурака самое то. Игра за игрой, и я медленно из сидячего положения перетекаю в лежачее, диван в гостиной оказывается куда мягче матраса на моей кровати. Вдруг краем глаза замечаю химика, идущего по коридору. Парень, смотрящий в телефон, заходит в гостиную и перед самым диваном поднимает взгляд. – Ой, ты тут уже... – едва слышно произносит, глаза отводит и быстро скрывается из виду. Сейчас в его поведении меня напрягло всё. От нехарактерной ему интонации речи и поведения, до быстрого исчезновения. В обычной ситуации наглец, даже при моём отказе освободить место, уселся бы мне на колени, я уверен на сто процентов. Если же парень предпочёл скрыться – что-то не ладное. Во мне переживание рождается, и я встаю быстро, надеясь найти химика в ближайших комнатах. Вопреки моим догадкам, Матвеев оказывается у себя в спальне, точнее в хозяйской, которую отжал. Он на кровати сидит по-турецки в новых футболке и шортах, по всей видимости, душ принимал после своих пошлостей. – Можно? – на пороге стою, смотря на парня. Зашёл я без стука, ведь не был уверен, что химик здесь. Парень смотрит, как будто испугано, у него брови подняты, глаза округлены и губы изломаны. В ответ лишь головой мотает, запрещая. Его отказ удивляет. Чем же выражена столь резкая смена поведения? Любопытство и беспокойство во мне побеждают уважение к личным границам, хотя тут спорный момент, и я захожу, прикрывая дверь и направляясь в сторону кровати. Матвеев вскакивает, отдаляясь с каждым моим шагом, действуя в противовес. – Ты чего? – останавливаюсь, наблюдая, как парень в занавеску вжимается. – Не подходи... – смотрит своими прекрасными глазами, а в них пелена слёз. – Пожалуйста! – поднимаю руки вверх и делаю пару шагов назад. Его поведение уже не настораживает, оно пугает. Это сейчас не просто бойкот происходит, а боязнь и избегание. Что же произошло за эту пару часов? Что, блять, опять придумала эта гениальная, молодая и чересчур наглая головушка? Прогоняю в уме наше последнее взаимодействие: уходил из моего кабинета химик вполне себе в нормальном настроении, игривом, я бы сказал. А сейчас что? – Дим, что случилось? – тон как можно тише и спокойнее пытаюсь сделать, борясь с внутренним возмущением. – Ничего, – глазами по комнате бегает, специально не смотря на меня. – Ничего не случилось, уйди, пожалуйста, – ещё сильнее в стену вдавливается. Раньше, будь этот наглец для меня едва знакомым парнем, я бы без оглядки ушёл, не мотая себе нервы. Но сейчас, когда мы вроде как в отношениях даже состоим, я должен был уважить его личные границы, выполнить его просьбу. Однако Гецати срать хотел в данный момент на личные границы. Настроение химика чересчур переменчиво, и я собираюсь докопаться до истины. – Что произошло? – всё также спокойно и методично проговариваю слова, не желая давить на парня. – Расскажи, пожалуйста, – Матвеев лишь головой судорожно мотает, выражая полное нежелание произносить звуки. – Меня пугают твои перепады настроения, я переживаю, – продолжаю стучать в закрытые двери чужого сознания. – Переживаешь? – повторяет слово, будто только его и запомнил из всей моей речи. – Да, переживаю. С утра всё было хорошо, а сейчас ты вновь избегаешь меня, – наконец устанавливаем зрительный контакт. – Я могу чем-то помочь? – всё также стою в отдалении, но замечаю, что химик уже не желает слиться со стеной, спрятавшись за занавеской. – В отношениях принято разговаривать, так ведь? – его голос неожиданно дрожит, а взгляд он прячет, уводя на свои руки расписанные. – Так, это правильно, – соглашаюсь, чувствуя себя психологом. Но с другой стороны понимаю, что у Матвеева есть какая-то тема, которую ему тяжело поднимать, и, возможно, из-за неё весь этот балаган с характером. – А я не могу, ведь считаю каждое второе своё решение неправильным! – на крик срывается, а я понимаю, что у химика истерика начинается. – Если ты обсудишь это, то твои взгляды поменяются, – смотрю на парня напротив, а тот вновь к стене прижимается. – Я готов тебе помочь с этим, без осуждения и смеха. Честно и серьёзно, – стараюсь уверенность в свой голос вложить. – Позволишь? – химик вновь на меня карими глазами смотрит и словно сдаётся в борьбе против себя самого. – Хорошо. Я не уверен в наших отношениях, в своих решениях и вообще во всём, – выпаливает и сильнее глаза прячет, закрывая веки совсем. Я молчу, давая химику возможность подумать и продолжить. – Блять, какой же я долбаёб... – лицо в ладонях прячет и медленно по стене стекает, усаживаясь на пол. – Час назад отсосал тебе, а сейчас виню себя в этом, – его слова как мысли вслух звучат. Голос надрывается. – Я же тебе нахуй не сдался, тебе же вообще ничего не стоит меня бросить или вообще убить, – смешок истеричный пробивается. – Н-да, лучше бы ты меня пристрелил уже десять раз, – рук от головы не отрывает, но продолжает шепотом говорить. – С чего я вообще тебе поверил? Никому не нужен, тебе так тем более, – голос глухо звучит, особенно сквозь всхлипы редкие. – Какая нахуй симпатия? Какая нахуй любовь и отношения? Я просто повелся в очередной раз, – замолкает, не переставая глаза вытирать и носом шмыгать. Слышать подобные слова в свой адрес обидно, даже очень. Однако я принимаю во внимание факт нестабильности Матвеева сейчас. По всему сказанному на эмоциях, легко сделать вывод, что прошлые отношения химика прошли, мягко сказать, неудачно, если ни вовсе хуёво. Возможное предательство, игра чувствами и пользование доверчивостью парня привели к тому что имеем. Полное недоверие ко мне, моим словам и поступкам, неуверенность в собственных – вот она насущная проблема. – Если я правильно догадался, твои прошлые отношения были не самыми удачными? – перехожу на более тихий тон, желая узнать больше, дабы понять, что делать с парнем дальше. – Да, – носом шмыгает, – Я бы не хотел об этом говорить, но меня пиздец как наебали, – сильнее головой в колени утыкается. А я медленно к парню подхожу, присаживаясь рядом на корточки. – Можно? – нахожусь на расстоянии, ожидая одобрения химика. Тот лишь голову едва поднимает, смотря на меня красными глазами. – Обнять, – уточняю и руки развожу. Матвеев кивает слабо и сам придвигается ближе, утыкаясь мне в грудь и по-прежнему пряча своё лицо в ладонях. Я руки не сцепляю, а ладонями по спине и плечу вожу медленно, стараясь успокоить такими жестами размеренными. Чуть позже, когда всхлипы стали редкими нарушителями тишины, начинаю говорить, тщательно подбирая слова. Критерий их отбора: искренность. – Я не знаю, что случилось у тебя в прошлом, не могу отвечать за того человека, но зато могу говорить за себя. В моей голове никогда не появлялись мысли о предательстве, пользовании, получении каких-то выгод, – медитативно говорю, вспоминая книжки по психологии, что нежданно-негаданно пригодились. – Ещё я не согласен с твоим утверждением, что ты никому не нужен. Насколько я знаю, вы неплохо дружите, что с Олегом, что с Линой, – мысленно кривлюсь от упоминании их имён. – И мне ты нужен. Мы ведь только наладили контакт, я наконец начал тебя узнавать, и мне ты очень сильно нравишься. Дим, как мне доказать истинность своих слов? – рукой перебираю чёрные волосы, всхлипов и шмыганий носом уже нет. Матвеев сидит тихо в моих объятиях, замер и даже не шевелится. – Не надо ничего доказывать, во мне проблема, – выпутывается из объятий. – Проблема не в тебе, а в ситуации, запомни, пожалуйста, – смотрю в карие глаза, в тех пелена слёз сошла, но краснота осталась. Химик напротив сидит, обнимая себя за плечи, в попытке закрыться или защититься, но зрительный контакт не прерывает. – Ладно, если страдать, то до конца, – вздыхает и тянется обратно, льня ко мне в поцелуе. Жмётся сильнее, притягивая руками за шею, мне остаётся поддаться его порыву, поэтому кладу свои ладони на его щеки, пальцем очерчивая скулы и линию подбородка. Губы друг на друга наслаиваются в нежных, размеренных движениях. Матвеев прекрасно целуется, но сейчас в его движениях вселенская грусть и желание быть нужным читаются. Каждый жест – попытка урвать больше, пальцы, зарывающиеся в мою футболку, – акт запоминания ситуации. Парень даже едва дышит, не теряя время на поглощение кислорода, он отдаётся процессу, терзая мои губы и сознание. Но как только мои пальцы чувствуют влагу на мягкой коже – слёзы, что сквозь поцелуй вырываются, я отстраняюсь медленно, вытирая мокрые дорожки с бледных щёк. – Пойми, я не хочу, чтобы ты страдал, – улыбаюсь, стараясь приободрить парня. – Ты мне вправду нравишься, я бы не стал сейчас этого говорить, не стал бы целовать будь мне всё равно... – хочу продолжить, но к моим губам длинный палец приставляют, прося остановить поток слов. – Кость, я верю, – в глаза смотрит, стараясь не отводить взгляд. – Верю каждому твоему слову, но мне сложно это принять. Сложно поверить, что я нужен, и ты в этом не виноват. Прости, что вынужден всё это слушать, – опять палец приставляет, требуя молчания, ведь я возразить хотел. – Я попытаюсь, буду работать над собой, сделаю всё, чтобы оставить прошлое в прошлом, но, пожалуйста, пообещай, если твое отношение ко мне изменится, ты мне сразу скажешь. Не через неделю или месяц, а сразу. Хорошо? – мои руки всё ещё на его щеках, и химик голову на мою ладонь кладёт, прижимаясь кожей к коже. Киваю, соглашаясь с условием, и улыбаюсь, видя как парень веселеет и смаргивает остатки слёз. – Говорю так, будто меня не хотят расчленить три фанатика, – вновь истерично смеётся. – Пообещай, что реже будешь думать в таком ключе. Пока ты тут, то находишься в полной безопасности, – убеждаю и вновь улыбаюсь. – Обещаю не задумываться о скором конце, – тянет уголки губ вверх и придвигается ко мне в объятия. – Хочешь на ужин доставку закажем? – губами в чёрную макушку утыкаюсь, по-прежнему обнимая и оберегая химика руками. – Звучит отлично, сориентируешь в кавказской кухне? – голову поднимает, смотря своими невозможными глазами и пленяя меня всё сильнее и сильнее. – Конечно. – Только надо Влада позвать ещё, – опять прижимается к моей груди и футболку на спине ладонями мнёт, цепляясь пальцами. – Но сейчас давай так посидим, пожалуйста, – на шепот переходит. – Без проблем, Дим – крепче обнимаю парня, чувствуя как он постепенно расслабляется в моих руках.

***

Всё время до ужина Матвеев от меня не отходил ни на шаг, а как прознал о моём увлечении онлайн картами, тут же продемонстрировал свой золотой ранг в приложении и предложил сыграть. Не как в шахматы, в них химик совсем ничего не смыслит. В дурака парень играл отлично, как и в покере фортуна была на его стороне, поэтому козырей было вдоволь. А также он оказался любителем отправлять смайлики когда надо и не надо, его любимый тот что с цветами, ведь так часто я его ещё никогда не наблюдал. Ужинали втроём, блюда из моего ресторана оперативно привезли в термобоксах, так что почти как с плиты. В дополнение к кавказской кухне была заказана бутылка вина, вот только химик отказался пить что либо кроме виски, избирательный алкоголик, блин. А я не пожалел своих сил и умений и сделал ему лимонад, так что весь остаток вечера парень довольно потягивал напиток через трубочку, слушая шутки Влада. За разговорами и обсуждением всего на свете время пролетело невероятно быстро. И вот уже перевалило за полночь, мы втроём складываем тарелки, стаканы и вилки с ножами в посудомойку, а парни попутно обсуждают меню на завтра. Матвеев изъявил желание приготовить что-то, название чего я не запомнил, из китайской кухни, а Влад по-обычному решил заняться завтраком. Мне, по всей логике, должен был достаться обед, но вот только мы не обедаем. Летом в невероятную духоту и жару, спасибо, сейчас дожди хоть, есть совершенно не хочется. Это желание обоюдное и все обязанности с меня снимаются – не жизнь, а сказка! Вскоре телохранитель покинул наше общество, предварительно пожелав спокойной ночи. Но так ехидно улыбаться при этом было не обязательно, Ларисочка Гузеева, блять. Я комкал остатки картонных упаковок, а Матвеев, сидя на барном стуле, всё также подогнув под себя ногу, пил лимонад, где льда больше чем самого напитка, наверняка. – Я сегодня наверное один спать буду, хочу обдумать все хорошо и психотерапию провести. Ничего страшного? Не обидишься? – отставляет высокий стакан, наблюдая за каждым движением моих рук. – Или тебе только в радость, дядь? – ухмыляется, продолжая фразу в тот момент, когда я уже хотел сказать, что не против. – Как я на это должен отвечать? Вопрос с подвыпертом, – наконец избавляюсь от картона и мою руки. – С чем? – С подвохом, – упрощаю химику задачу. – Нет, это-то понятно, но кто так сейчас говорит? Или на тебя общение с Владом влияет? – голову в сторону склоняет и одной ногой в воздухе болтает. – Не думаю, что Влад мог сильно повлиять на мой лексикон. А что касается твоего решения – делай как считаешь нужным. Если надо побыть в одиночестве, подумать – делай, я поддержу, – задумчиво подбородок чешу, приглаживая бороду, что отрасти успела за пару дней. – У-у, какой ты серьёзный, – брови хмурит и губы в трубочку складывает, кривляясь. – Иди сюда, – руки распахивает для объятий. Подхожу вплотную, позволяя тонким ручонками сцепиться в замок за моей спиной. Хоть Матвеев и на высоком барном стуле сидит, всё равно голову запрокидывает, смотря мне в лицо. В какой-то момент любования друг другом одновременно не выдерживаем, сливаясь в поцелуе. Парень мою нижнюю губу сразу зубами прихватывает, оттягивая, играя и дразня языком следом. Поцелуй контрастный выходит: я с обычной температурой тела и горячей кровью и Дима с ледяными губами и языком. Руками опираюсь на стойку, что за спиной парня находится, а Матвеев ладошки на мои щеки кладёт, пальцами ведя по отросшей щетине верх, проводя чуть выше уха, за ухом и наконец зарываясь в волосы. Целуемся требовательно, желая насладиться минутами наедине, вниманием и губами друг друга. Химик мою голову на себя тянет, сильнее прижимая и языком глубже мне в рот залезая, переплетаясь с моим. Воздух через раз вдыхаем, не имея ни малейшего желания отстраняться друг от друга. Мир вокруг пышет желанием и страстью. – Согрелся? – вопрос задаю, как только отодвигаемся, но глаза в глаза смотрим, запоминая оттенки коричневого. – Ага, а то не поверишь, лёд ледяной! – смеется, прикрывая веки, а я умиляюсь, начиная улыбаться. – Кто бы мог подумать, наверное и температура ещё нулевая, а? – поддерживаю дурачество, и раздаётся новая волна смеха. – Спокойной ночи, – произносит тихо после спада смеха, а после целует в губы одним касанием. – Спасибо, – со стула слазит, – За всё! – кидает прощальную улыбку и скрывается за углом, направляясь к лестнице. Мне остаётся отзеркалить улыбку в пустоту и подойти к крану, чтобы ополоснуть лицо холодной водой. Взбодряясь, вновь прокручиваю сегодняшний день в своей голове и заверяю себя, что всё хорошо и будет ещё лучше. Уже лёжа в кровати, ловлю себя на мысли, что пусто. Пусто без химика, что так неожиданно и быстро в мою жизнь вклинился. Далее мысли сами текут в русло переживаний Матвеева и догадок о его прошлом. Как бы там ни было, ясно одно: иголки, коими покрылся парень, для защиты служат. Выросли от пережитого травмирующего опыта, и теперь химик защищается от людей, что больно ему могут сделать. Острый язык, закрытый характер и выстроенные границы – всё из-за опасения свершения прошлого. Возможно, в прошлом Матвеев был совсем другим человеком, без тату так явно, с мягкой улыбкой и без наглых выходок, что своеволием поражают любого человека. Матвеева хочется узнать ближе, разузнать о его интересах и прошлом, докопаться до проблемы и помочь решить. Когда я стал таким психологом-волонтером одному Богу известно. Но факт остаётся фактом: Дима давно перестал быть мне безразличным, он уже занимает не маленькое место в моей жизни. Парень буквально ворвался в неё, вышибая все препятствия ногой, а затем строя свои, из-за собственных сомнений и страхов. Я намерен вовсе не снести эти стены, всего-то поставить двери. Для связи и взаимодействия. Мозг сам рождает воспоминания о моих бывших отношениях и отчего-то начинает сравнивать истерики прошлых пассий со случившимся сегодня. К сожалению, большинство истерик заканчивались требованием купить сумку Birkin или очередной брендовый браслет. Нет, конечно же, у меня были вполне себе хорошие отношения, да и расстались с той девушкой мы мирно, без скандалов. Но большая часть моих бывших, обеспеченных или не очень, были теми ещё суками или продажными. Сучий характер одной из них ни в какое сравнение с наглостью Матвеева не идёт, вот только с ней тогда быстро все решилось, как только девушка осмелела, показывая себя настоящую. С Димой одновременно сложнее и проще. Как минимум: его истерика была обоснована и не пустословной. Как максимум: парень сам тянется ко мне, и в словах его искренность чистая плещется. Да и на худой конец не думаю, что Матвееву от меня деньги нужны, свои есть, однако в казино при первой встрече мои деньжата честно загрёб. Или не честно, слабо верится в его невероятную удачу. Может он тот еще шулер? Как бы там не было, я понимаю, что готов к таким истерикам и трудностям, помочь химику – первостепенная задача, оправдать его доверие и не дать засомневаться в моих чувствах – тоже. Отношения это работа как никак, работа двоих, взаимопомощь и понимание. Сейчас и Таймураз, и Константин четко понимают свои желания и цели. Хотят одного – сложного и по воле обстоятельств наглого Матвеева. Добиться его полного и безоговорочного доверия. Гецати воспринимает это как соревнование, где самый сладкий и дорогостоящий приз – химик, что смог своей наглостью покорить. Тем временем дверь в комнату тихо открывается и я, сильно прищурив глаза, различаю в темноте силуэт Матвеева, что с одеялом в охапку идёт. Улыбаюсь, тут же сдвигаясь на край, освобождая место на кровати. – Не спится или опять кошмары? – интересуюсь, как только матрас рядом со мной прогинается. Два темных глаза смотрят прямо на меня. – Кошмары. Ты, кстати, отлично с ними борешься, – сквозь сумрак вижу как его уголки губ поднимаются в улыбке. – Двигайся ближе, – руку поднимаю, позволяя Матвееву вплотную ко мне прижаться, а после обнимаю крепко этой рукой. Пальцы в мягкие волосы зарываются, массируя кожу головы, а губы сами собой в лоб целуют. Идиллия. Хочется пролежать так долгие часы, а может и дни. Чувствовать пальцами мягкую ткань футболки химика, грудью его ровное дыхание, губами теплую кожу лица. Чувствовать рядом Диму – идиллия. – А Джи и Хэн где? – интересуюсь шепотом, боясь нарушить атмосферу единения. – В гостиной остались спать, – говорит, щекотя своим дыханием мою шею. – Надеюсь, не на диване. – На диване, – произносит после тяжелого вздоха, а я лишь улыбаюсь, радуясь моменту и прощая шалость псам. – Что-то ты на гитаре совсем не играл, – продолжаю черные прядки перебирать, что в сумраке поблескивают немного. – А ты хочешь послушать? – голову задирает, немного отстраняясь и ища мои глаза. – Хочу, – улыбаюсь, заправляя чёлку за ухо уже привычным жестом. – Прости меня, – вновь мне в шею утыкается, пряча лицо в сгибе. – За что? – я удивлён, извинений я, ни то чтобы не просил, не ждал. – За все те слова что сегодня наговорил. Ты невероятный, прости пожалуйста! – шепчет и шепчет, почти на одном вдохе всё произнося. – Все нормально, Дим, не переживай, – вновь целую, но уже в макушку. Нежность из меня плещет через край, желая вылиться целиком и полностью на парня, что так робко ко мне прижимается, но руками крепко обвивает мой торс. – Спать будем? – улыбаюсь, приглаживая волосы химика. – Только если ты отгонишь кошмары, – шепчет, но улыбка чувствуется, а после чувствуются его губы на моей шее в нежном поцелуе-касании. – Что угодно, Дим, – посмеиваюсь и поудобнее устраиваюсь, не забывая обнимать парня. – Спокойных снов! – И тебе, – вновь еле-еле касается моей кожи, пару раз ерзает и замирает, настраиваясь на сон. Пока Матвеев шумно сопит, я обещаю себе отгонять от него и кошмары, и Сафроновых с Башаровым вместе взятых, всех недоброжелателей. Обещаю оберегать и заботиться, не подвергая свою любовь сомнениям. Да, это наверняка она. Совершено точно. Сердце громко стучит, отвечая на вопросы мозга, и я проваливаюсь в сон.