Дядя и наглец

По приезде оставляю пакет в прихожей и спешу рассказать парням итоги "допроса" Ларионова. Те слушают внимательно: Влад – поджав губу и о чем-то думая, Матвеев – скрестив руки на груди и сморщив нос. – Ну, шо, господа? По всей видимости имеем трёх братов-акробатов, и кажись, буквально! – наёмник хоть шутки шутит, ходит напряжённо взад-вперёд. Химик лишь сильнее брови насупливает и ноги под себя поджимает, обхватывая острые коленки руками. У него волнение и переживание на лицо. Неожиданно телефон на столе загорается, демонстрируя телеграм-звонок от контакта "S", Влад спешит взять трубку. – Да? – что-то слушает, взглядом бегая по комнате. – Могу на громкую поставить, все тута, – кивает сам себе и кладёт телефон обратно на журнальный столик. – Меня слышно? – голос Шепса раздаётся, а на фоне дорожный шум. – Да, – химик голос подаёт и ближе придвигается. – Привет, Дим! Как много Костя успел рассказать? – Всё рассказал, – отвечаю и тоже двигаю стул ближе. – Отлично. Значит, вкратце и по существу: три брата Сафроновых два дня назад в Россию прилетели на частном рейсе. По всей видимости, Башаров заказал этих из-за их новаторских и жестоких методов расправ. Я Владу вышлю то, что ребята успели впопыхах накопать, будут еще заниматься поиском, – голос младшего Шепса на пару секунд прерывает автомобильный гудок. – Например в одном из последних дел, которое они обрабатывали, фигурировала очень мощная осколочная бомба, что выглядит как колода карт. Связь с клубом явно поддерживают. Где-то было задокументировано, что называют неуловимыми из-за фокусов, а точнее иллюзий и гипноза, что трое успешно применяют. Типы опасные, в России не хулиганят лет десять уже. Наши ищейки будут работать, вроде камеры в нескольких кварталах от дома Димы просмотрены, я жду отчет, – прерывается, говоря кому-то по ту сторону. – Вся инфа у Влада будет. Ваша задача – сидеть тихо, также будем надеяться, что связь между Димой и Гецати они не установят или установят не скоро. Никто не высовывается, ясно? Надеюсь ясно, – Олега вновь отвлекают. – Ладно, отбой, у меня дела, – отключается и наёмник забирает телефон. – Н-да... Всё больше к нам иностранцев приезжает и самое интересное: русских иностранцев, – бровь чешу. – Если три брата, то тройка крестей может как их фирма? – телохранитель уже откуда-то ноутбук достал. – Может, но то самая обычная карта была? – в диалог вступаю, желая опровергнуть свою идею. – Да, её тогда сняли быстро, обычная картонка. – На всякий случай надо предупредить горе-охранников, чтоб карты никакие не подбирали и колоды тоже, – к химику обращаюсь. – Тут уже другой вопрос, нужны ли они тама? Ни толку, ни пользы, ни хрена и ни хуя, – Влад от экрана не отрывается, его зрачки быстро-быстро бегают, читая текст какой-то. – А вдруг? Просто наблюдательный пост, – на мою фразу тихо угукает химик и продолжает на свои ноги смотреть. – О, нихера тут месиво. От их заказов почти ничего не остаётся, тока ножки да рожки, эффективно пацаны работают, – наёмник всё заинтересованнее документ листает. – Мясорубка, ей-богу! Посмотреть не желаете? Крайне занимательные фотки! – глазами горящими нас обводит. У меня фантазия рисует предположительные картины этой "мясорубки", смотреть как оно на самом деле желания нет. А Матвеева, кажется, стошнит прямо сейчас. Парень бледный сидит и голову сильнее опустил, глазами в противоположную сторону глядя. Зря Влад в подробности стал вдаваться. – Нет, спасибо, всё что надо уже узнали, – смотрю грозно, намекая на оплошность, и телохранитель тут же ретируется с ноутбуком в другую комнату. Я кидаю последний взгляд на сидящего химика и выхожу на задний двор, имея желание закурить. Идя по каменной дорожке, достаю пачку сигарет из внутреннего кармана пиджака, ведь переодеться не успел. Поджигаю одну и быстро затягиваюсь, чувствуя слабую горечь на языке. Посреди поляны стол и кресла стоят, с радостью сажусь на одно из них, углубляясь в свои мысли. С одной стороны у нас есть преимущество: мы знаем о Сафроновых, но с другой всё сейчас зависит от Шепсов. Для того чтобы оставаться на шаг впереди надо действовать быстро, а мы в особняке сидим, маринуемся. Сомневаться в профессионализме "говорящих с мёртвыми" плохо, однако нервы берут своё. Меня по спине аккуратно стукают, отчего я резко разворачиваюсь, готовясь дать отпор. Но сзади меня спокойно стоит химик, с крайне понурым видом и уставшими глазами. – Можно? – запинается отчего-то, неопределённо запястьем вращая. – Сигарету? – Отчего же нельзя? – улыбаюсь с зажатым меж губ фильтром и достаю сигарету с зажигалкой. Матвеев на соседний стул садится, подворачивая под себя ногу. Отмечаю, что бинты сменились аккуратной белой полоской пластыря, оно и к лучшему. Парень дым выдыхает едва видимый в воздухе и смотрит вперёд себя задумчиво-мечтательно. Хотя нет, взгляд больше пуст и отрешетён. Курит, словно на автомате, как я пару минут назад. – Мне страшно, – шепотом произносит, а я только сейчас осознаю, что смотрел на его профиль не отрываясь. – Только сейчас дошло, что меня на куски порубить хотят, – продолжает признаваться, мысли выворачивая. – И буквально ни за что, – на последних словах новую порцию дыма выдыхает в остывающий летний воздух. – За ущемлённое эго Башарова, – не удерживаюсь от комментария, а после тушу сигарету в пепельнице. – Хуйшарова! – сигарету откидывает на стеклянный стол и полностью ко мне поворачивается. – Я же не жил вообще! Ни черта не видел, только Китай этот ебаный. Совсем ничегошеньки не сделал полезного. Ни музыкальный проект развить не успел, ни триста шестьдесят шестого! Ни семьи, ни детей, ни дома нормального! Двадцать шесть это же вообще нихуя, ты это понимаешь или нет? – на крик переходит, скорее истерика из глубины души вырывается. – Согласен, хуёво, – мой комментарий краток, ведь я не способен ощутить всю ту гамму эмоций, что парня захлестнула. – Это не просто хуёво, это пиздец полный! – химик губу закусывает, пока я его слушаю, не перебивая, позволяю высказаться. – Блять, а если они этот дом найдут, то и меня и тебя порежут! Ты ведь тоже в зоне риска, – глаза ладонями трёт и пряди волос откидывает. – Ну, меня не так-то просто порезать, без боя не дамся, – без улыбки говорю, но атмосферу разрядить пытаюсь. – И тебя не дам. Зря, что ль, мы с Владом тут торчим? – а вот теперь позволяю себе улыбнуться. Совсем не широко, наоборот, мягко и скромно, самую малость подняв уголки. – Ночью зарежут втихую, и никакой Влад с Толиком не помогут! – пальцы было в рот тянет, но отводит ногти от зубов в последний момент. – Знаешь... – нагибаюсь и из под штанины достаю нож небольшой, что на резинке крепился к ноге. – Держи, у тебя шорты широкие, если на бедре закрепишь, почти не видно будет и достать легко, – протягиваю холодное оружие, которое почти дрожащими пальцами берут. – А... – запинается, вытаскивая нож из чехла, и смотрит то на лезвие в своей руке, то на меня. – Спасибо, – кивает и прячет в ножны. Его пальцы как-то нервно и дрожаще обхватывают оружие, в глазах легкая пелена слез, что почти незаметна из-за частого моргания. Парень по всей видимости с оружием не в ладах, людей не убивал, а пистолет носит на всякий случай. Побаивается использовать, но ничего, при опасности, если жить захочет, и человека зарежет, и пулю выпустит. Погода словно улавливает общий настрой, всю нависшую ситуацию. Небо, давно затянутое серыми облаками, дарит мелкие и редкие капли дождя. На стеклянной столешнице появляются первые водяные блики. – Раз мы на откровенности перешли, что за игнор длиной в целый день? – решаюсь спросить, но зрительный контакт не устанавливаю, лишь боковым зрением вижу как возмущением заходится химик. – Да, что ты! – руками взмахивает, заставляя на него обернуться. – А вчера по-другому говорил! – закипает и быстро дождевые капли с щеки смахивает. – Ну, не люблю я постель с кем-то делить! Еще руки во сне контролируй, чтобы по лицу не дать. Я привык один по всей кровати валяться! Судить меня за это будешь? – повышаю тон, смотря строго в карие глаза. – Так ты... Блять... – шипит, взгляд потерянным становится за мгновения, а после ладошками лицо накрывает и голову откидывает назад, навстречу усиливающемуся дождю. – Что я? Говори раз начал, – продолжаю смотреть на тонкую фигуру. У химика плечи поддергиваются, словно тот плачет или смеётся в ладони. – Теперь точно не скажу, – в руки бурчит, потирая пальцами глаза. – Ты издеваешься? – возмущение переполняет всю мою натуру. – Именно так я думал весь этот день про тебя, – посмеивается грустно и едва слышимо. – Ты либо ржать сейчас будешь, либо я со стыда сгорю. А скорее всего этим же ножом харакири себе сделаю, – ладони от лица отнимает и ресницами хлопает очаровательно. – Облегчишь задачу Башарову? Я то думал, ты поборешься ещё, – улыбаюсь, аккуратно забирая нож и откидывая его в траву. На всякий случай, для безопасности химика. – Ладно, всё равно в скором времени меня зарежут, – намокшие пряди с глаз отбрасывает и решается наконец. – Я подумал, что не нравлюсь тебе. А все эти поцелуи, как издевательство были, для твоих личных целей каких-то, – на одном вдохе выпаливает и отворачивается. А я пытаюсь переварить услышанное. – Дим, ты подумал, что я тогда о сексе говорил? – улыбку еле сдерживаю, ведь ситуация забавная вышла, а видеть сейчас, как парень от этого переживает, буквально душу разрывает. Умилительная картина. – Угу, – бурчит себе ещё что-то под нос, а я улыбаюсь искренне его неожиданной стеснительности. Даже не поверишь, что перед тобой наглец с царскими замашками сидит. – Может ещё и целуешься только по обоюдной симпатии или любви? – не переставая губы в улыбке тянуть, смотрю на химика, уже переставшего смахивать капли со своего лица. – Как хорошо ты меня охарактеризовал, – соглашается, и мои мысли бурей поднимаются, доставая из глубин мозга воспоминания о теплых и пухлых губах. – Иди сюда, – немного перегинаюсь через кресло и цепляю чужой подбородок пальцем, приближая к себе. Матвеев смотрит заворожённо, но не противится, не отстраняется, поэтому я действую дальше, медленно накрывая его губы своими. Они у него мокрые от капель дождя, как и мои собственные. Целую нежно, даже почти невинно и едва касаясь. Пальцами заправляю насквозь мокрую челку за уши парня и оставляю свою руку на его затылке, массируя кожу головы. Дима мягкий и податливый, как тесто или глина, лишь языком по губе мажет и пальцами татуированными по моей щетине проводит. Поза неудобная, шеи вывернутые, по лицу всё чаще попадают тяжёлые капли воды, а воздуха отчего-то вовсе нет. – Так значит нравлюсь, а, дядь? – отстраняется и глаза щурит, защищаясь от дорожек воды, что со лба текут. – Я тебе киндеров взял, кстати, – вместо ответа вспоминаю, а у парня напротив глаза округляются в приятном удивлении. – Правда? – отвечаю коротким кивком с улыбкой и Дима начинает прямо сиять. – Но на вопрос ты так и не ответил! – Нравишься, но бесишь до чёртиков! – снова аккуратным, почти любовным, жестом заправляю прядки его чёрных волос. – Прошу любить и жаловать таким какой есть! – улыбка, граничащая с усмешкой. Именно эту его эмоцию я ждал целый день. Промокнуть под дождём – меньшая плата. – Наглец! – посмеиваюсь, улавливая искры радости в карих глазах. – Пошли, а то до нитки промокнем, – встаю с кресла и рукой влагу с лица стряхиваю. Матвеев слушается, тут же становясь на ноги, и резко притягивает за затылок к себе, целуя забвенно и тягуче. Дождя не существует, противно липнушей рубашки – тоже. Существует лишь Дима, что руками за шею обхватывает да сквозь поцелуй воздух жадно глотает. Существуют лишь губы его мягкие, язык горячий и мои мысли, кричащие об получаемом удовольствии. В дом заходим улыбаясь и оставляя за собой мокрые дорожки, даже лужи. Придётся искать швабру и убирать бесчинство. По комнатам разбредаемся, чтобы переодеться, а после пойти готовить ужин. Я рад, что наши отношения в который раз прояснились. Симпатия и влечение явно взаимные, огромный плюс. Также я для себя отметил ранимость и хрупкое доверие химика, которое никак не стоит подрывать. И вправду китайский фарфор, во всех смыслах. Ночью я оставляю дверь в свою спальню открытой, хоть и достаточно ясно дал понять о личных границах и предпочтениях. Однако в глубине души роилась и теплилась надежда. А вдруг? А мало ли? Под ворохом собственных мыслей я погрузился в беспокойный сон. Около трёх часов ночи – подсказали электронные часы не подалёку, – возле кровати знакомый силуэт вырисовался в объемной футболке. Сначала показалось, что это сон, но вихрастая макушка уверено качнулась в сторону вместе с прозвучавшим вопросом. – Можно? – еле слышный шёпот с ощутимой надеждой в голосе. – Ложись, – сил отказывать нет, ровно как и желания. Немного сдвигаюсь в сторону, и Матвеев радостно заваливается на соседнюю подушку, завладевая одеялом. – Меня кошмары мучают, – неловко начинает, будучи повернутым ко мне спиной. – Крови море... Моей. Твоей. Всех, – сжимается почти в комочек, и я его настроение улавливаю, начиная переживать и вспоминать похожую ситуацию много лет назад. Матвеев в каких-то моментах и вправду ребёнок обычный. Хотя страх перед смертью и потерей родных это неподвластно объяснениям, то что бьет под дых, выбивая не только воздух из груди, но и способность здраво мыслить. Двигаюсь ближе к хрупкой фигуре и рукой обнимаю нежно, стараясь удобнее перехватить парня и к себе вплотную прижать, защищая от злых мыслей. Дима жмется, ластится словно зверёк дикий к моей ладони, дарит поцелуй в костяшку и успокаивается, начиная размеренно дышать.

***

Утро заметно позже начинается чем обычно. Химик рядом с моей рукой под одеялом лежит, а я без него вовсе. Встаю совсем тихо, чтобы не разбудить парня, но, как только нога вместо пола чувствует нечто мягкое и теплое, матерный вскрик сквозь зубы вырывается сам по себе. Быстрым движением головы оглядываюсь на спящего, тот лишь ворочается, но продолжает своё сладкое посапывание. Абсолютно беззащитный, милый и всё такой же красивый с растрёпанными волосами и исчерченной шеей. Таймуразу картина нравится, а Константину подавно. Хоть в чем-то сошлись. На полу, возле моих ног спокойно, как и хозяин, спит доберман. Как собака попала в мою комнату – загадка. Неужели вместе с Матвеевым пробралась ночью? Возле окна вижу второго добермана, также спящего на полу. Сонное царство. Не собственная спальня, а хостел. Когда я выхожу из ванной после утренних водно-гигиенических процедур, замечаю, что ни химик, ни его преданные псы уже не спят. Последние так вообще на встречу бегут, норовя на задние лапы встать. Мне такого счастья не надо, поэтому отстраняюсь как могу. – Доброе утро, успокой своих псов, пожалуйста! – смотрю на кареглазое чудо, развалившееся на кровати и наблюдающее за каждым моим шагом. – До-о-оброе, – слово из-за зевка растянутым получается. – Они просто рады тебя видеть! Джи, Хэн, ко мне! – собаки тотчас срываются к хозяину. Мне остаётся молиться, чтобы псы на кровать не полезли. – Что они тут делают вообще? – беру с тумбочки свой телефон и сажусь на кровать. – Со мной пришли, – лёжа на животе трепит псов, сидящих на полу, по головам, те лишь языки высунули и радуются. – А что значат их имена? – интересуюсь, ведь клички китайские явно. – О-о! – радостно тянет, а я готовлюсь к длинному рассказу. – Хэн – это как друг, ближний товарищ. Тот кто не бросит, преданный очень. Джи – везунчик, любимец фортуны, вот в этом роде. Он когда щенком был, с третьего этажа упал и ничего не повредил, но бывшая хозяйка все равно в приют сдала. А я, узнав эту историю, решил так назвать, – чтобы догадаться, что Матвеев улыбается, не надо оборачиваться. По голосу слышно, как парень в широкой и теплой улыбке расплылся, говоря о питомцах. – Но это больше как придумки и виденье хозяев, по факту их имена обычные иероглифы, – раскрывает карты, а я усмехаюсь. – Всё равно интересно, – продолжаю проверять почту и читать сообщения, что Никита прислал за ночь. – Кость, – по шуршанию сзади себя понимаю, что Матвеев ближе подполз. – М? – То есть я правда тебе нравлюсь? – по моей спине прохладными ладошками ведёт, хладя кожу. Я телефон убираю, выпрямляясь и подставляясь под своенравный массаж. – Нравишься. И это не только плотское желание, если ты об этом, – голову поворачиваю, тут же натыкаясь на внимательный взгляд карих глаз. – Точно-точно? – с прищуром смотрит, желая заметить каждое изменение моей мимики. – Точно, – улыбаюсь, подмечая, что у химика возможно проблемы с доверием, а у меня проблемы с нехваткой кислорода из-за лица красивого, что передо мной в паре сантиметров. Дима лишь ладони на груди моей сцепляет в замок, обнимая, и голову на плечо кладёт. Мне остаётся лишь перехватить изрисованные руки и оставить невесомый поцелуй на косточке где запястье. – Попробуем? – его горячие дыхание голой кожей ощущается ярко. – Что? – Ну... – мнётся, словно стесняясь. – Отношения... – еле слышимо, почти на самое ухо шепчет. Понимаю, что инициативу стоит взять в свои руки, мне за это только спасибо скажут. – Я не против, – поворачиваюсь, даря улыбку, и смотрю в постепенно краснеющее лицо. – Отлично! – быстро чмокает в щеку и вскакивает с кровати. – Всё пошли, я сейчас со стыда сгорю, – уже дверь открывает, зовя за собой. На завтрак мы спускаемся вчетвером, Матвеев сразу убегает насыпать собакам корм и менять воду, а я вновь наблюдаю кулинарное чудо от Влада, что ещё теплое на плите стоит. Буквально телохранитель: и от пули защитит, и от голода. Блины на две тарелки раскладываю, ставя на стол, а после решая, что налить химику: молоко или сок. Простояв пару секунд перед холодильником, словно телевизор смотрю, просто ставлю пачки молока и сока на стол вместе с различными соусами и джемами для блинов. Ждать парня нет сил, слюни от румяных блинов чуть ли не по подбородку текут. Пробую для начала без ничего, а после смело поливаю мёдом. – О, а Влад постарался! – в столовую возвращается Матвеев, оглядывая накрытый стол. Впрочем, его накрытая поляна не устраивает и холодильник открывается ещё раз, и только после химик садится напротив с киндером руках. Тарелку с блинами от себя отодвигает, но наливает сок в стакан. Сидеть Матвеев по-человечески не умеет: одна нога согнута в колене, вторая на стуле сложенная лежит. – Это и весь завтрак? – из глубины души слышен вой Таймураза, что заботой окружить хочет. – Ну, да, – откусывает батончик. – Может еще второй возьму, – делает глоток сока и подбородок на коленку острую кладёт. Спорить и что-то доказывать наглецу бесполезно, уже проходили, поэтому молча продолжаю свою трапезу, изредка кидая молчаливые осуждающие взгляды. Уверен, парень всё понимает. Ведь усмехается явно не беспричинно. – Господа, вы задрали, будьте вы честны пред матерью и богом! – появление телохранителя вычурной фразой ознаменуется. Недоумения на наших лицах считывается очень явно, ведь Влад продолжает сразу. – По углам зажимаетесь, по ночам трахаетесь, а с утра и по именам друг друга не зовёте! Иль такая магия? Ночь прошла и в голове даже имечки не осталось? – руки на груди складывает, переводя взгляд с одного на другого. Сказать, что я в ахуе от дерзости наёмника и его смелости – ничего не сказать. Тут даже Константин в шоке пребывает, думал, что сильнее наглеца его никто не поразит. А нет, вот – Влад с украинским акцентом и русским безрассудством. К моему удивлению, лицо маской застыло, не выдавая ни шок, ни зарождающееся желание вступить в драку с языкастым. Мозг активно подсовывает мысли, о серьёзном разговоре и конфиденциальности наших отношений. И это правильным кажется. – Мы не трахаемся! – но рот мой своей жизнью живёт, выдавая нотку возмущения. – Но очень хотелось бы! – дополняет Матвеев, и тут-то моя челюсть отвисает. Наглец вновь осмелел и взялся за старое, вступая в баттл за самый острый язык на диком Западе. Я возмущен, я недоволен, я хмурюсь, строго смотря на парня перед собой. Сам по себе скрытный, вообще не люблю обсуждать чьи либо отношения кроме как с партнёром. И если Влад меня просто возмутил дерзостью, то Матвеев, как контрольный выстрел сделал, довёл дело до конца. Хотя, если так подумать, я сам начал... Чёрт, теперь вообще ничего не понятно. Однако намекнуть телохранителю держать язык за зубами надо, как и провести беседу с химиком, что лыбится не перестаёт, уплетая свой Киндер. – Так, всё, отношения после выяснять будете, – стопорит накаляющуюся атмосферу. – Вы мне лучше скажите, в ресторанчике вашем веганские пирожные есть? – ко мне обращается, заставляя переключится от ситуации насущной. – По поводу выпечки ничего не могу сказать, но вегетарианское меню было, – подбородок чешу, мысленно вспоминая. – Не-е, мне именно веганское нужно, Линка животных вообще не ест, – в улыбке расплывается. – Главные животные это люди, – парирует Матвеев, крадя с моей тарелки намазанный мёдом блин. За этот поступок удостаивается моим тяжёлым взглядом. – Давай так, я тебе дам номер шефа, скажешь, что от Таймураза, и он тебе хоть осетра достанет, так ещё и скидку сделает, идёт? – начинаю в телефоне номер нужный искать. – Заебись! – быстро переписывает себе нужные цифры и удаляется звонить. Матвеев быстро на меня взгляд переводит, округляя глаза. – Прости, я не удержался, – ладошки вместе складывает, извиняясь. А я даже не сержусь уже, не получается. – Бывает, – молча доедаю свои блинчики, за которые мы наёмнику и спасибо не сказали. Сам виноват, нечего с порога такие темы начинать. – Вау! – Что? – в глаза карие смотрю, а после на губы, что маслом перемазаны. – Я ожидал другой реакции, – улыбается и языком по нижней губе ведёт. – Какой же? – завороженно смотрю, не в силах оторвать взгляд от языка, так и акцентирующего внимание. – Рвать и метать будешь, стаканами кидаться или чем-то ещё, – вновь улыбается, но теперь губу закусывает. – Интересная у меня репутация, – улыбаюсь с прищуром, вступая в игру. – Но это в прошлом, – встаю из-за стола, противясь тщательным соблазнениям. – Спасибо за компанию... – химик, кажется, удивлён и опечален. – Дима, – напоследок оборачиваюсь, произнося имя парня с улыбкой на губах, и Матвеев понимает всё, начиная смеяться. Наёмник обнаруживается в гостиной за просмотром какого-то видео в Ютубе. Отлично, значит с шеф-поваром уже поговорил. Завидя меня, отключает телефон и даже прямо усаживается, я же остаюсь стоять неподалёку. – Влад, надеюсь тебе не стоит напоминать, что язык стоит держать за зубами? – официально получается, с едва уловимой ноткой угрозы, как я и хотел. – Тьфу, обижаешь, дядь! – улыбается, а меня чуть на куски изнутри не разрывает. Слышать подобное обращение из его уст как издевательство и осквернение. Я буквально в шаге от того что бы накинуться на наёмника с кулаками. – Не смей меня так называть! – рычу, отчеканивая каждое слово и делая паузы. Сбрасываю маску невозмутимости и открываю ярость направленную на парня. Лицо моё в гневе страшно, и от этого улыбка напротив меркнет. Думаю, Влад достаточно умён, чтобы понять что перешел рамки дозволенного. – Всё-всё, понял, не моя прерогатива! А вообще молчать – это первый критерий нашего отбора, так-то! – руки в знак капитуляции поднимает. А я вспоминаю слова младшего Шепса, если Олег ему доверяет, значит и я должен. Мы должны. – Отлично. Я бы посмотрел на документы, касающиеся Сафроновых, если можно, – взгляд мой падает на недалеко стоящий ноутбук телохранителя, отчего тему перевожу быстро. – Да без проблем, я по сети архивчик сброшу, пароль: рыба ёж и далее через нижнее подчёркивание год основания Москвы, – ребус загадывает, не переставая улыбаться, словно прилипла к нему эта улыбка весёлая. – Спасибо, и за блины тоже, вкусные, – благодарю коротко, разворачиваясь на выход. – Ага, пригодился жёнушкин рецептик, – посмеивается, но улыбка моментально на самую тёплую и чуть менее широкую меняется. Покидаю гостиную, сразу поднимаясь к себе в кабинет, гоняю в голове мысль, что в браке наёмник явно счастлив, раз мимика так сильно поменялась, на более искреннюю и настоящую. Разобравшись с делами Таймураза Гецаева – пришли некоторые документы, требующие одобрения или отказа, – открываю архив, который Влад перекинул. Перед окном с вводом пароля начинается мозговой штурм. Рыба ёж. Прям так и писать? Но тут на английском только, да и вряд ли бы он напрямую сказал, раз там ребус целый. Что за рыба такая? Фугу может? Хорошо, теперь нижнее подчёркивание и следом год основания Москвы, ну, это я знаю, историю не прогуливал. Архив открывается, демонстрируя большое количество упорядоченных папок. В самой первой текстовый документ на двадцать три листа с характеристиками братьев и их послужным списком, что известен. В некоторых строчках и абзацах больше количество вопросительных знаков, а некоторые имена закодированы гиперссылкой, и раскрыть их можно только по шифру, доступа к которому у меня не имеется. В общем типичная база данных Шепсов, уже работал с такой, ничего нового. Папки с названием "Отчёт заказа: ***" и с номером года я игнорирую, не собираясь смотреть на "мясорубку", что Влада воодушевила. Почти в самом конце нахожу интересующее меня: документ с известными сведениями о клубе, однако о деятельности Сафроновых там мало что написано. Приходится открывать другой архив, который специализирован на карточниках. Там информации куда больше: имена бывших и действующих членов, история развития, вклад определённых личностей. А отдельной папкой их изобретения представлены. С интересом листаю, вчитываясь в строчки под фотографиями. Люди Шепсов достаточно нарыли, где-то даже принцип действия очень подробно описан, но встречаются модели, где информации по минимуму. С боку тихий шум слышу и голову поворачиваю, смотря как Матвеев в дверную щель просачивается и закрывает за собой. Парень со скучающим видом проходит и коротким прыжком на стол усаживается. – Так и знал, что здесь тебя найду. Занят? – смотрит внимательно, даже изучающе зрачками бегает по мне. – Нет, – захлопываю ноутбук, готовясь к возможному разговору. – Отлично! – в ладоши хлопает и слезает с деревянной поверхности. – Откатись от стола, пожалуйста, – неожиданная просьба, но я выполняю, послушно отталкиваясь от деревянной поверхности. Матвеев тем временем ко мне подходит, смотрит сверху вниз, голову вбок склонив, а после быстрым движением на колени падает между моих ног. Мозг генерирует сотню мыслей, но ни одна своей живостью не сравнится с карими глазами, что вверх смотрят прямо на меня. Что происходит, черт возьми? – Ты что делать собрался? – думаю ноги вместе свести, но руки химика, расположившиеся на моих бёдрах, уверено мешают мне осуществить задуманное. – А на что это похоже? – голову в бок наклоняет, не разрывая зрительный контакт. Ладони татуированные тем временем выше ползут, добираясь до резинки штанов. Я сопротивляюсь, мягко своими руками перехватывая чужие, но Матвеев смотрит грозно, перекладывая их на подлокотники. Мой взгляд, как в панике, от карих глаз до происходящего внизу бегает. – Дим... – не оставляю попыток понять творящееся в голове химика. Ведь мне его резкость в развитии отношений не то что бы не нравится, настораживает скорее. – Ты не должен если не хочешь, – у меня мысль закрадывается, что парень себя обязанным теперь чувствует, хоть и не должен ничего. – Замолчи уже наконец, – брови хмурит, медленно стягивая мои штаны вниз. – Может я тут ходил, сдерживался днями, – улыбается бесовской улыбкой, а у меня сердце ёкает от его фраз, явно однозначных. – Так что расслабься и наслаждайся, дядя! – всё еще прожигает меня карими омутами, а шаловливой рукой сквозь бельё до причинного места добирается. У меня тяжёлый вздох вырывается, как только чужая ладонь активнее начинает пах массировать, стараясь сквозь трусы очертания увидеть. Действо, развернувшееся передо мной, – что-то запредельное. Хитрая лисья ухмылка, небрежно спадающая чёлка, аккуратный нос, внимательные глазки, смотрящие прямо в зону моего паха. Мой член заметно крепнет от открывающейся картины и понимания, что именно химик хочет сделать. Когда же Матвеев пробирается ладошкой в белье, обхватывая ей основание и намерено касаясь головки, мне приходится сдерживать вопль отчаяния. Пальцы сильнее сжимают подлокотники, голова откидывается назад, сейчас я вижу лишь потолок, и зрелище невыносимое. По всей видимости, у меня зависимость. Мне просто жизненно необходимо смотреть на лицо Димы, что процессом уже увлечён, освободив мой член от белья. Матвеев рукой двигает, пробуждая интерес и распаляя меня. Ладонью уверенно двигает, не забывая пальцами смазку с головки размазывать по всей длине. Ощущения невероятно остры, как никогда прежде. Всё, что мне дозволено – смотреть и наслаждаться. Ещё немного и голова официально возьмёт обеденный перерыв на пятнадцать минут, которые закончатся не пойми когда. – Ты бы хоть презерватив взял, – шёпотом, ведь мне воздуха не хватает дико. – Зачем? – поднимает голову, демонстрируя свои бесстыжие и наглые глаза. Он весь бесстыжий и наглый. Квинтэссенция этих качеств. – А если у меня болезнь какая-то? – слова с большим трудом даются, центр речи перегружен, скоро воспламенится. – Ты сказал "если", а значит ничего нет, – опускает взгляд вниз, а я бессильно выдыхаю, понимая, что переспорить парня подобно победе над самым сложным боссом в игре. Анриал, если быть кратким. Его горячее дыхание опаляет нежную кожу, заставляя мои руки мурашками покрыться. Матвеев развлекается, медленно двигая рукой и часто дыша, а потом резко дует. Меня буквально то в жар, то в холод бросает. А когда члена касается до невозможного горячий, словно пламя, язык химика, глаза сами собой закатываются, а зубы по-сильнее стискиваются, не выпуская стон. Видеть эту пошлую картину – Дима всей поверхностью языка вверх-вниз проходится и кружит самым кончиком по головке, – до звезд перед глазами приятно. Парень никуда не спешит, облизываясь распутно и медлительно, не забывая на меня взгляд поднять. Впервые ловлю себя на мысли, что смотреть в шоколад, что горечью через расстояние отдаёт, его глаз стыдно и неловко. Мне хватает пары секунд созерцания прикрытых ресниц и улыбки нечеловеческой, явно бесовской, дабы румянцем залиться и ощутить как горят щеки, уши и шея. Пока я борюсь сам с собой, ведь смотреть и не смотреть хочется одновременно, Матвеев губами к головке прикасается, целуя, а далее в издевательском действии отстраняется. Дразнит, осознавая какое влияние на меня возымает, и этим фактом наслаждается. Просить приступить к более активным действиям – у меня не хватит ни совести, ни воздуха в лёгких. Однако Дима тонко улавливает настроение или же моя мимика слишком выразительна и читабельна без масок. Парень рукой пару раз проводит по уже полностью вставшему члену и мучительно медленно пропускает за щеку, в плен горячего рта и юркого языка. Пока я остатки мыслей в кучу собрать пытаюсь, чтобы хоть как-то осознавать происходящее, длинные пальцы по уздечке вниз ползут, нежно касаясь кожи яиц и сминая их в ладошке. Теперь идентифицировать окружающий мир в сто раз сложнее. Мне неподвластно всё кроме осязания и зрения. Новое движение головой и член по языку парня проезжается, химик лишь щеки втягивает, да зубами еле касается. Всё запредельно чувствуется, настолько, что весь мой организм изнывает, не понимая, как заслужил такое зрелище. Матвеев быстрее головой насаживается и рукой член у основания пережимает, полностью контролируя процесс. Мои костяшки даже побелели, ещё чуть-чуть и в материале кресла навсегда останутся отпечатки ладоней. Чтоб хоть как-то отвлечься, заставить мозг разбавить невероятный жар чем-то нейтральным, пальцами вперёд тянусь к голове беспрестанно движущейся и прядку чёрную за ушко заправляю. В следующее мгновение карие глаза поднимаются, заглядывая в душу мою грешную, разглядывая все-все тайны, надёжно спрятанные, читая желания и претворяя в жизнь. Все происходящее – одно сплошное невыносимо, непрошенный стон вырывается, отчего химик будто сиять ярче начинает. Дима ускоряется и головой, и рукой, активно рождая в моём организме искры, что в костер пионерский превратятся рано или поздно. Парень языком по стволу ведёт, окольцовывает головку, а следом губы смыкает, вновь погружая член в рот. Такие понятия, как эмоции и чувства, перестают для меня существовать. Есть лишь желание жгучее и что-то ещё, теплящееся в груди, меж рёбрами застрявшее. Организм легкими спазмами предупреждает о скором оргазме, мне хочется сказать химику, чтобы отстранился, может даже руками его голову патлатую отодвинуть. Однако Матвеев, по всей видимости, чрезвычайно тонко чувствует любые перемены в моём организме, и выпускает член изо рта, продолжая очень быстро двигать рукой, стимулируя и приближая будущую эйфорию. Шумный, хриплый выдох ознаменовывает окончание моей слишком сладкой пытки. В теле свинец разливается, даря опустошение в голове. Но стоит достаточно низко опустить взгляд, как раз на лицо фактурное, то сердце делает пару бешеных ударов и замирает на секунд пять точно. Дима всё также на коленях сидит и лицо его забрызганно белёсыми каплями, что спермой моей являются. Улыбается своей фирменной улыбкой, которая обычно после очередного "дядь" идёт. Ладонь парня всё еще по моему органу движется, заставляя меня опустошиться целиком и полностью, ведь расплавленных мозгов не достаточно. Не только мозг, но и сердце нужно. Капли спермы, застывшие на пухлых губах и аккуратном носе, стекающие по скулам и лбу – совершенно точно самое пошлое и развратное зрелище, которое я когда либо видел. А в следующую секунду появляется розовый язык, бесстыже слизывающий белую жидкость с распухших губ. От всего этого новый полустон-полувыдох вырывается, и голова запрокидывается. Пошлости – слишком, ощущений – слишком, Димы тоже – слишком. Я глаза разлепляю, всё также созерцая стоящего на коленях Матвеева, чьи очи выражают все мысли. Руку к чужой щеке тяну, заставляя встать с пола и ко мне наклониться. – Иди сюда, вижу же что хочешь, – улыбаюсь обессилено и целую губы покрасневшие от минета и скользкие от смеси слюны, смазки и спермы. Дима целует, почти не прижимаясь как следует, не углубляя поцелуй, хоть всегда инициатива за ним. Сам меж чужих губ протискиваюсь, ведя следом по зубкам и клычкам. Матвеев сдаётся, выдыхая прямо в поцелуй и сталкиваясь языком с моим. Танец похоти, страсти и бушующих чувств. Моё сердце кульбит делает каждую чертову секунду. – А ты не из брезгливых, – отстраняется, смотря на меня сверху вниз. – Я в крови врагов купался, брезгливость не про меня, – улыбаюсь и показательно языком по своей же губе провожу. Химик шаг назад делает и рукой пытается остатки спермы с лица стереть, протягиваю ему салфетку, заботливо вытянутую из пачки. Пару движений и Дима вновь к моим губам прикасается в самом легком и безобидном поцелуе, а после шаг за шагом делает, пятясь к двери. – Сбегать вошло у тебя в привычку, – я самую малость ошарашен и расстроен. – В самую лучшую! Видеть твое лицо в такие моменты – бесценно! – улыбается и шлёт воздушный поцелуй, как издевательство, скрываясь за дверью. Это было нечто.