Он выбрал меня

Можно всё поменять, но это же будем не мы Лучше всё потерять, чем бояться сближения света и тьмы

Ебануться, джекпот. Не хватает только Дамблдора в мантии со звездочками с его этим "мальчики мои?". Охреневший Блэйз представлял собой инсталляцию "я выебан жизнью, но хорошо сохранился". Старшекурсники вокруг меняли выражения лица со скоростью мысли, друзья прикрыли руками рты, ожидая эмоциональной бури. Гарри обернулся к Тому с немым вопросом. Зажглось? Достаточно самоотверженно? Лорд ухмыльнулся и погладил его по плечу, разворачивая к дверям в кабинет. — Прошу на урок, господа. В абсолютной тишине они прошли в кабинет, где Гарри сел за первую парту, независимо приподняв подбородок. Да, я трахаюсь с Волан-де-Мортом, и что вы мне сделаете? Окей, этот роман – тяжелый вид спорта, но и его вырастил похоронный марш, и воспитали слухи за спиной. Да, он стеснительный, когда не угрожает, да, совестливый, когда не влюбляется. И вообще. Не поебать ли что говорят крысы за спиной у кисы? Рассаживаясь, студенты оглядывались на Блэйза с такой жалостью, что еще немного и начнут слать соболезнования записочками. Милый, ты куда пришел, зайка, к кому ты полез? Скажи спасибо, хоть не с прогибом. Лорд встал у своего стола с несходящей с лица легкой улыбкой, сложив пальцы домиком. Зажигалка на бензоколонке. Первый после Бога, человек присвоивший не только мир, но и Гарри Поттера. Человек, что несмотря на миллион своих недостатков, влюбил в себя того, кого ему не разрешалось даже видеть. Можешь не давать смотреть, ведь я хочу потрогать. Аудитория негласно разделилась на два лагеря. Слизеринцы транслировали всеобщую мысль: "Нахрена Темному Лорду Поттер?". Гриффиндорцы же недоумевали: "Нахрена Гарри Волан-де-Морт?". Сходились они лишь во взглядах, которые кидали то на одну звезду столетия, то на другую. Оглядывая волшебников, словно видели их впервые, они пытались представить, как "возлюбленные" любят друг друга. Любящий кого-то Волан-де-Морт – зрелище, очевидно, не для слабонервных, такое только Герой потянет. Блэйз сидел с видом, будто Вселенная его изнасиловала, и Гарри сейчас, как минимум, со всей силы не прав. Друзья Гарри сидели, оглядывая аудиторию в поисках психов и психиатров, но предвкушающий взгляд Лорда зашивал губы даже ярым любителям высказаться, так что волноваться приходилось лишь за то, чтобы высказаться не по теме не захотелось ему. — Итак, господа, сегодня вас ждет еще одна сногсшибательная новость, – стучал ногтями по столу Том. — Пришло время нам с вами расстаться. С этого дня у вас новый преподаватель по Истории Магии. Он взмахнул рукой, и в кабинет вошел бодрый старичок и скрипучим голосом начал знакомиться с классом. Лорд отошел к первой парте, за которой сидел Гарри. Парень поднял голову, и посмотрел ему в глаза, а в них – насмешка и порох, издёвка и любование. Базару зиро – Лорд снова всех и вся переиграл, взорвав за спиной последнюю сенсацию, ушел в закат на рассвете, оставив свои правила в проданной им другому игре. Лорд кивнул Гарри, указывая на дверь. Гарри молча поднялся, и они оба пошли на выход под энергичный голос нового историка. У двери Гарри обернулся, посмотрев на студентов, некоторые из которых провожали его взглядом номер "ах ты стерва надувная". Усмехнувшись, он вышел и прикрыл за собой двери. — Неужели кто-то наконец-то удовлетворил твои изуверские профешнл требования? — Плюс-минус. — Надоело играться в учителя? — Понимаешь, солнце, – начал Лорд, захватывая его ладошку длинными пальцами. — Я здесь главный. Это тяжело. Я отвечаю за всех этих людей вместе и каждого по отдельности, за каждую жизнь и каждую смерть. Если я что-то делаю не так – на них это отражается. Если косячат они – это чревато для меня. И если кто-то, мать твою, покушается на то, что ему не принадлежит, это плохо. Это непростительно. Но так как ты, засранец, не даешь мне убивать людей, мне приходится действовать по-другому. Это очень энергозатратно, потому что мне приходится сдерживаться... — Бля, ну мой герой просто, за целых полдня никого на атомы не распылил, – закатил глаза Гарри. — А он снова то ли тает, то ли течёт, – вдохновенно протянул Том. — Малыш, ты не мог бы не впадать в сексуальную кому от каждого моего выражения мысли? Понимаю, это сложно, ведь я виртуозный оратор, да и вообще просто лапочка... — Ой, пыщ-пыщ, укротитель сердец, угомони свои таланты, – медленно аплодировал ему Гарри. — Открывай давай. — Что, не терпится раздеться? – ухмыльнулся Том, снимая чары со своих апартаментов. — В смысле? – потерялся Гарри. — Я... Что? — М-м-м, любимый рак речи у моего малыша... — Какой же ты всё-таки мудак! — Ахуеть, вот это новости! – засмеялся Том. — Ну и как тебе вообще всё это? Жить можно? — Ты о чем? – плюхнулся на диван Гарри. — О каминг-ауте твоем, – открыл шкаф Лорд. — Ты так боялся, что все узнают о наших отношениях, но то, как ты стоически принял этот удар в конечном итоге... просто браво. — Я не и боялся, просто я, знаешь ли, вполне способен прожить без чужого блядовнимания. И вообще, не люблю с огнем играть. — Полегче с выражениями, солнце, я не по делу ничего не жгу. Том начал магией собирать свои вещи, выдергивая из комнат то одно, то другое, а Гарри отвлекся на записи на столе. Там были и куски из отчетов Люциуса, и личные письма Беллы, которая спрашивала о желаемой участи повстанцев. Гарри с грустью вчитывался в случайные пергаменты, понимая, что Том сейчас вернется к своей жизни царя и Бога. Вернется, а Гарри останется. Его не страшили неизбежные заголовки газет, сплетни и глупые вопросы одноклассников. Его пугала тоска, которая кралась, дышала в затылок, обещала бессонницу и холод этой зимой, ощущение ненужности, грозила обернуть страну знаний королевством печали. Надобность закончить школу была неоспорима, и то, что Том был с ним здесь эти полгода – уже невиданная щедрость, но эгоизм, перенятый у Тома воздушно-капельным, был неумолим. Заметив, что в комнате стало тихо, Гарри поднял взгляд и увидел, что Том смотрит на него, задумчиво и меланхолично. — Я так сильно тебя боюсь, парень, – и было сложно понять, это сарказм, насмешка или часть какой-то странной правды. Кольнуло где-то в сердце. Боится. Его, за него, за себя. Волан-де-Морт боится. Каких признаний тебе еще нужно? Каких слов и поступков? Объятия щемящие, без страсти, но с обреченной нежностью. Том прижал его к себе, заражая своим древесно-угольным одеколоном, смертью, опасностью, своей репутацией и сутью. Гарри закрыл глаза и вжался лицом в его плечо, крепкое, обещанное, нужное. А ведь всё могло быть не так. Они могли бы быть равными, будучи врагами. Там, где у обоих был шанс проиграть, потерять своё достоинство, отдать своё место и возможности получить что-то, что есть у другого. Где не было начальников и подопечных, только магия и грязные уловки. Лорд по жизни ходил и обжигал и без того накалённую обстановку, давил на людей, чтобы те кричали, бунтовали, сопротивлялись. Но они молчали. Гарри был единственным, кто подал голос, возразил и покорил то самое сердце, в существовании которого сомневался весь мир. Он влюбился в Дьявола, и Дьявол выбрал его. Я знаю все твои вопросы, что ты прячешь за глазами-океанами. — Снова лечишь меня собой. — Полгода, да? — Полгода. Лорд смотрел на Гарри и улыбался тому, как этот чертов пацан провожает его так, словно он уходит навсегда. Через несколько недель рождественские каникулы, которые они проведут вместе, а впереди, в идеале, вся жизнь. Ему правда пора. Нужно решать вопросы, делать дела и воротить страной. Но уйти сложнее чем казалось. Том правда не ожидал, что то, на что он пошел по приколу, перерастет в то, чем он будет дорожить. Теперь он страшно боялся потерять то, над чем смеялся всю жизнь. И сквозь печаль расставания, он прямо сейчас ощущал то, что давалось ему всего несколько раз в жизни, урывками, мельком. Счастье распирало грудную клетку не приспособленного к нему тела. Гарри поднялся на носочки и, запрокинув голову, поцеловал Лорда. Поцеловал с привычным трепетом и лаской, вспоминая, как долго ждал самого первого их поцелуя. А теперь ты постоянно целуешь меня, как я всегда и хотел. Целуешь меня по утрам, целуешь меня на ночь. Ты целуешь меня, когда я прихожу к тебе, по-настоящему радуясь тому, что я пришел. Ты целуешь меня, когда я веду себя глупо, ты целуешь меня, когда хочешь заткнуть. Ты целуешь меня, когда я злюсь на тебя, и когда я счастлив, как сейчас. Просто продолжай делать это, я клянусь, это никогда не станет моей привычкой. Просто продолжай целовать меня. Просто продолжай, ведь я так люблю твои чёртовы губы.