Он выбрал меня

И день такой длинный, Как сон нехороший, день С неба до земли Достают солнца лучи Не плачь, не кричи Он рядом

— На нашем первом уроке, господа и господессы, мы с вами посмотрим, кто чего стоит в этой жизни на сегодняшний день, и сделаем из этого соответствующие выводы, – разносился по классу бодрый голос Долохова. — Сперва я и, любезно согласившийся мне в этом помочь, мистер Крауч, покажем вам легкую дуэль без вреда для здоровья и вашей нежной психики, затем вы разделитесь на пары и покажете на что способны. В этом классе есть лишь два ученика, за которых я могу поручиться, потому что учил их лично, остальные же должны понимать, что это учебная дуэль, а не санкционированное убийство! Поэтому никаких Трансмогрифианских Пыток, костедробильных и запрещенных законом заклинаний, Адского Пламени и неснимаемой порчи! Лично посажу на лодочку в Азкабан! Ученики с любопытством смотрели на светловолосого широкоплечего волшебника, по-солдатски отрывисто излагавшего цель и задачи урока. Гарри же с улыбкой ждал, когда Долохову надоест любезничать, и он перейдет на своё любимое: "Вы все говно!". Показательная дуэль была балетным танцем мальчиков-зайчиков по сравнению с тем, что видел Гарри в ставке. Он скучающе переглянулся с Драко, пока остальные завороженно наблюдали за пусть и зрелищным, но беззубым боем. Трейни-Пожиратели привыкли наблюдать в битвах не сухие, внятно проговоренные, словно на спеллинг-орфографии, заклинания, а азартную улыбку Барти, грязную ругань Долохова, истерический смех Беллы и великолепную трансфигурацию Милорда. Повторение может и мать учения, но мачеха развлечения. Окончание дуэли и рукопожатие Пожирателей были встречены восхищенным рукоплесканием. Долохов, шутовски поклонившись, разделил студентов на пары и дал старт. Обходя класс вместе с Барти, он раскидывал замечания и объяснял, обильно сдабривая каждое предложение насмешливыми интонациями. — Орбис! – послышалось с другого конца класса, на что Тони отреагировал мгновенно, вскинувшись как медведь. — Крэбб! – заорал он на весь класс. — Я тебя щас самого в землю закопаю, мать твою дери! Не умеешь по-человечески драться – вон из класса, свинячья твоя рожа! — Простите, профессор, – прогудел Крэбб, от заклинания которого еле увернулся дрожащий Пьюси, которого едва не закатало под три этажа и подземелья замка. — МакЛагген, куда ты его хреначишь, бедного этого Финнигана, он же щас копыта откинет! – закричал в другую сторону Тони. — Финниган, поменяйся с Уизли. — Ого, дуэль с героем, какая честь! – поклонился Кормак, кривляясь. — Спасибо, профессор, если я завалю Гарри, вы пригласите меня в Пожиратели? — Попизди еще у меня, – поиграл желваками русский. — Гагарин долетался, а ты допиздишься. — Да пускай попробует, – засмеялся Гарри, легко отбивая атаку однокурсника, с которым был не в ладах еще с прошлогодних отборочных в квиддичную команду факультета. — Быстрее эта сикушка сама в обморок упадет, чем я вспотею. — Что, Драко, грязнок... маггловка раскатала? – усмехнулся с другой стороны Барти. — Позо-ор, пацан, всё папке расскажу. — Эта маггловка лучшая на курсе вообще-то, – пыхтя, отбивался от Гермионы Малфой. — После меня, конечно, – добавил он, сбив девушку с ног. — Вставай, кукла, а то подо мной девчонки обычно по другому поводу задыхаются. Гермиона вспыхнула и, ухватившись за бледную руку, поднялась на ноги, тут же, впрочем, зарядив джентльмену Малфою в лицо Фурункулюсом. Чем, сдув с лица прядь волос, подтвердила мудрейшую истину: никогда не следуйте своему первому порыву – он, как правило, благородный. Пока Барти покатывался со смеху, Долохов читал лекцию, богатырским голосом информируя весь класс до самой последней его щели. — Что значит "уронил палочку", Лонгботтом? Я не знаю таких слов в английском, я мигрант! Спину ровно, чего рука дрожит, перед тобой Дин Томас, а не Темный Лорд! У бабки твоей Ступефай крепче, в её сто с хуем лет! Я как-то с отцом твоим дрался, он мне чуть зад не поджарил, а матушка твоя самому МакНейру шрамов на всю жизнь оставила. Ты приемный, что ли? — Да полегче вы с ним, сэр! – попросил Дин. — А ну цыц, мать твою жужелицу! Развели тут институт благородных девиц, у меня дочка в девять лет лучше сражалась, чем половина пацанов на вашем курсе! Выпускники херовы, палочки они роняют! Палочка должна быть продолжением руки, золотце, ты уронишь руку? – Невилл понуро помотал головой, и Тони громогласно продолжил. — Вот! Магия развращает бойцов – столько вариантов, какое заклинание выбрать, Господи Боже! Но когда в твоей руке меч или, на худой конец, нож, ты можешь только рубить и резать! И ты не уронишь свою последнюю надежду на спасение! — Чего ж ты так ласково, Гарри? – отбивая Эверте Статум, оскалился МакЛагген. — "Питаю слабость к калекам, бастардам и сломанным вещам", – поиграл бровями Поттер, уворачиваясь от заклинания невидимого хлыста. — Вот как? – зло прошипел Кормак, краснея. — А кто считает сломанной вещью тебя? Или к такому отношению ты тоже питаешь слабость? – вздернул он подбородок, намекая на видимые засосы. — Что я слышу, МакЛагген? Это "Не твоя вот ты и бесишься" или "Кто бы меня так выебал"? — засмеялся Гарри, маскируя раздражение похуизмом. Слева громко вскрикнул, настигнутый жалящим заклинанием, Рон, и Гарри рефлекторно обернулся на звук. В этот момент разозленный МакЛагген совершил очень необдуманный поступок – послал невербальное заклятие ножниц, подкрепленное Эванеско. С Гарри в тот же миг начала соскальзывать одежда прямо кусками, что не долетая до пола, исчезали, растворяясь без следа. Едва Поттер осознал, что происходит, он почувствовал потоки воздуха от сражающихся на оголенной спине и груди – вслед за мантией истлела рубашка. Брюки, носки, ботинки, даже ремень – он растерянно хлопнул себя по бокам, все еще сжимая в руках палочку. Через секунду на нем не было даже белья – руки механически прикрыли беззащитно открытый пах. Гарри Поттер стоял абсолютно обнаженный среди своих однокурсников в школьном классе посреди бела дня. Кошмар многих подростков – придти в школу в пижаме, в его лице вышел на новый извращенно-жуткий уровень страха. Студенты обоих факультетов смотрели на Поттера, приоткрыв от удивления рты и распахнув в глаза в абсолютном шоке. Закрытые от них с МакЛаггеном Барти и Тони даже не сразу поняли почему стало так тихо. В звенящей тишине все смотрели на знаменитого гриффиндорца, не в силах отвести глаз не сколько от его наготы, сколько от многочисленных следов на ней – синяков, засосов, царапин, отпечатков зубов – всего, что было скрыто под одеждой, оставляя на обозрение лишь пару-тройку улик. Кто-то в ахуе присвистнул. С трудом осознав, что происходит Гарри почти физически почувствовал ледяную волну паники и опаляющую пощечину стыда, от которого вспыхнули щеки. Всё еще шокировано глядя на Кормака, что сам едва понял, что сотворил в порыве ярости, он чуть не пошатнулся от резкого головокружения – тело испугалось скачка давления от нахлынувших эмоций. Извечное "бей или беги" взорвалось в мозгу красной лампочкой, и жгучая детская обида, плескавшаяся в зеленых глазах, молчаливо укоряя однокурсника за унижение, начала сменяться яростью. Рядом отмер Блейз и, резко рванув застежку, сорвал с себя мантию. Накинув ее Поттеру на плечи, который не отрывал застывшего взгляда от МакЛаггена, Блейз завернул его в мантию, словно в плед, и застегнул на несколько застежек, кое-как в спешке прикрывая парня. — Испанский стыд, Поттер, ты чё в секс-рабстве? – выдохнул Кормак, отступая на шаг. — Это чё такое... — Ты щас сам в секс-рабстве окажешься! – прекрасно зная у кого в секс-рабстве Гарри, громыхнул Тони, наконец, добравшийся сквозь толпу до места действия. Его громкий крик словно вывел присутствующих из ступора. Все сразу же опустили глаза и замерли, не решаясь даже вдохнуть поглубже. Но сцена потрясающего до глубины души унижения отпечаталась на сетчатке глупостью одного и беззащитностью перед этой глупостью другого. Такое было стыдно даже видеть, а уж испытать на себе – всё равно, что вывернуться на изнанку в самый неожиданный для себя момент. Исподтишка, вот так, заставить обнажиться телом, душой, вывалить на показ свою личную жизнь, свои секреты не кому-то, знаменитости, которой и так сокровенного не так много получается сохранить от других. Всепоглощающий ужас сковал всех, у кого было не то что воспитание, но элементарное уважение к границам хотя бы интимности. И лишь несколько слизеринцев вроде тупого Гойла и отбитого Угхарта, хихикнули, за что тут же получили от Драко. Противный, как от удара по голове, обездвиживающий звон в ушах начал стихать, и Гарри машинально сжал палочку. Краем сознания понимая, что сейчас просто убьет дебила-МакЛаггена, он уронил ее на пол, с трудом, разжав пальцы. — Гарри... – непривычно тихо позвал его Долохов, шагнув к нему. Но Гарри уже резко взмахнул рукой, словно в пощечине, и Кормак, отшатнулся от бесконтактного удара. На лице, через всю щеку, открылся широкий порез, рассекая кожу до лицевых мышц. Ахнув, он схватился за щеку, зажмуриваясь от резкой боли. Гарри, у которого трепетали ноздри от ледяной ярости, молча развернулся и, не глядя ни на кого, стремительно вышел, тихо ступая босыми ногами по холодному мрамору пола. Едва поднимая взгляд на его лицо, что просто окаменело, студенты быстро расступились перед Гарри, словно морская толща перед Моисеем. — Я надеюсь, все понимают, что этот инцидент должен умереть здесь, и никому не стоит болтать об этом своим языком? – в звенящей тишине произнес Долохов, грозно оглядывая студентов. — Да, сэр, – единогласно согласились с ним студенты, и русский повернулся к Кормаку. — Как декан Гриффиндора, я просто в шоке от гнусности и низости твоего поступка, – сквозь зубы сказал профессор, с трудом удерживая себя в руках. — Сто баллов с Гриффиндора. Сто часов отработок у мистера Крауча, благодари Мерлина, что не у меня. — А как Пожиратель? – с вызовом спросил Кормак, всё еще держась за лицо. — А если бы я судил тебя, как Пожиратель, — перешел на рык Тони, делая к нему шаг. — Ты бы уже корчился с намотанными на мои пальцы кишками, потому что я тебя голыми руками бы... — Тони, – предостерег его Барти, сам выглядящий не лучше. — Я к Милорду. — Все свободны, – рявкнул Тони. — А ты! К директору! Пошел! Профессор схватил МакЛаггена за шкирку и волоком потащил за собой к выходу из класса, крикнув о том, что домашним заданием будет два свитка о дуэльных правилах и чести волшебника. *** — Милорд, простите пожалуйста, можно вас? Это срочно, – ворвался в класс Истории Магии бледный Барти. Волан-де-Морт, отвлекшись от просвещения в полусказочной форме о великанских войнах первому курсу, недоуменно обернулся к нему с раскинутыми в повествовании руками. — Даты на доске, мои хорошие, записываем, – распорядился он, и предчувствуя недоброе, стремительно покинул класс, мрачнея на глазах. — Повелитель, вам надо к Гарри... — Что случилось? – нетерпеливо прошипел Лорд. — Там на Искусствах, в общем, у нас произошло ЧП, Гарри пострадал... — Что?! — Не пострадал, то есть, не физически... В смысле... – спотыкаясь, забормотал Барти, не решаясь поднять взгляд. Лорд потерял терпение и схватил его за голову, посмотрел в глаза, сканируя легилименцией. Барти прикусил губу от насильственного вмешательства в разум, но, не смея пошевелиться, замер, врезаясь ногтями в кожу собственных ладоней. От увиденного Лорд яростно полыхнул взглядом, сжимая ладони в кулаки. Пол под ним треснул – многовековой зачарованный камень не выдержал выброса магии, хорошо хоть сам Барти не полетел в стену напротив. — Скажи Северусу, чтобы вызвал родителей этого ублюдка к себе. Барти облегчено выдохнул, когда его отпустили и проводил взглядом, улетающего в сторону Гриффиндорской башни, Лорда. — Читаем параграф из учебника до конца урока и идем на следующий, – заглянул он в кабинет к детям и побежал к директору. Том застал Гарри в спальне седьмого курса. Парень сидел с потерянным видом и смотрел в стену, так и не сменив чужую мантию на собственную одежду. Лорд быстро прошел в комнату, и Гарри рассеяно повернул к нему голову. На напряженном лице его отразилось облегчение и стыд одновременно. — Том... Этот звонкий, надтреснутый голос заставил Темного Лорда вздрогнуть. Он порывисто схватил мальчика и сел с ним на руках на кровать, сжимая в объятиях. — Я знаю, малыш, знаю. — Они все смотрели, Том, они все видели... – жалобно пролепетал Гарри, глотая слезы. — Они смотрели, а он... А я... — Я знаю, маленький, – поцеловал его в макушку Том, укачивая в руках. — И я стоял там целую вечность... А они всё смотрели... Как я теперь... — Всё будет хорошо, солнце моё. Просто поверь. — Они так на меня смотрели, Том... Я как будто весь в этих взглядах, я как будто грязный... Мне противно, я не могу... Голос Гарри хрустел и ломался, он плакал на груди Тома, роняя горькие слезы на его мантию, на мантию Блейза, что до сих прикрывала то, что он хотел скрыть от всех, оставив себе. — Ты теперь не захочешь быть со мной, да? Я опозорен до конца жизни, я теперь тебе не нравлюсь... – шептал Гарри, цепляясь пальцами за его мантию. — Да что ты болтаешь, Гарри? – Том приподнял его лицо за подбородок и посмотрел в глаза. — Ты самое светлое и чистое существо, которое я встречал за свою долгую жизнь. Не смей даже думать, что это твоя вина, если кто и виноват, так это я. Я ошибся, не нужно было снимать магию, выставлять напоказ, я думал только о себе, прости. А еще виноват этот выродок, в чьей пустой башке возникла эта абсурдная идея. Лорд прижал голову Гарри к груди и посмотрел на потолок, сжимая зубы в бессильной ярости на Судьбу и ее подручных утырков, раскиданных по земле. — Прости меня, Том, я тебя опозорил... — Никого ты не опозорил, солнце, ни себя, ни меня. Всё хорошо, а будет еще лучше, ты мне веришь? — Верю... Через несколько секунд обессиленный Гарри уснул. Лорд положил его на постель, и еще немного полежал рядом, глядя на слипшиеся от слез ресницы и расслабленное чуть опухшее лицо. Заменив мантию Забини на свою магией, он, оставшись в костюме, залечил магией каждое повреждение на коже Гарри и заколдовал полог на тишину. Через секунду он уже летел по коридорам замка, преисполняясь одним желанием. Убивать.