Он выбрал меня

Ты знаешь, что мы тонем Но тебе нужно ещё О, я очень близко к сердцу Принимаю всё дерьмо Меня злят пустые мысли Но их поменять нельзя На тебя, на меня

Гарри встретили как героя, не спрашивая, заслуживает ли он этого. Джинни, заверив родителей, что в порядке, сразу сбежала в свою комнату, а ему пришлось безропотно обтекать от синдрома Самозванца за обильным столом в присутствии своих друзей и половины Ордена. — Гарри, милый, ещё раз спасибо тебе. Ты спасаешь нашу девочку уже второй раз. Я не пережила бы... Если бы что-то... Гарри моргнул, запоздало понимая, что обратились к нему. Ах, да, он же герой дня. Герой каждого дня своей гребанной жизни. После того, как ему показали, что это значит, он возненавидел своё газетное прозвище еще больше. — Миссис Уизли, я не мог поступить иначе, ведь Джинни моя подруга, – негромко ответил он, глядя в красные от недавних слез глаза женщины. — Ты рисковал своей жизнью, парень, и твоя храбрость похвальна, – пробасил Кингсли с другого конца стола. — Но в следующий раз, тебе стоит обратиться к кому-нибудь из Ордена... — Времени на раздумья не было, – упрямо прервал его Гарри. — В письме говорилось обо мне, так что вряд ли кого-то из вас пропустили бы... "Так что, вероятно, вы уже были бы мертвы", заменил он продолжение. Глядя на то, как Кингсли подыскивает слова, чтобы возразить и снова пожурить его за порывистость, парень поджал губы. Он понимал аврора, ведь если бы Лорд убил его сегодня, то весь план с крестражами полетел бы к чертям, и пришлось бы всем несладко. Но Гарри пересказал Ордену всю встречу сразу по возвращении, так что переливание пустого в порожнее не имело смысла, только нервы. В своем рассказе он умолчал лишь об унизительных обращениях Лорда к нему вроде "малыша" и "юного убийцы", а так же о прикосновениях и собственном предистерическом состоянии. Эти люди смотрели на него с такой гордостью и надеждой, что он просто не мог говорить им в глаза, о том, как до одури боялся эту развеселую машину для убийств. — Это уже не важно, ведь Гарри справился с блеском, верно? – подал голос Джордж, весело сверкая глазами. — Наверное, чудом сдержался, чтобы не размазать этого урода раньше времени, да? Как он из себя? Как это было? Как это было? – вторил близнецу в голове Гарри совсем другим голосом. Каких Гарри ещё ни у кого не слышал. Которому невозможно возразить или воспротивиться. Который даже гротескное дружелюбие искажал доминированием. В теплой, уютной кухне Уизли Гарри вдруг почувствовал, как на спине возникает ледяная испарина, а плечи будто тяжелеют под гнетом длинных пальцев. Спустя долгую секунду физические фантомы присутствия Лорда отступили, и Гарри увидел, что все ждут его ответов. — Какой? Он странный, – мучительно подбирая выражения, заговорил Гарри, чувствуя, что все вокруг ловят каждое его слово. — Жестокий, ненормальный садист, который веселится там, где остальные привыкли плакать. Он как будто не человек. Рядом со мной словно сидел демон. Хах, да сам Князь Сатаны рядом со мной сидел! — Всё было похоже на какой-то безумный спектакль, как будто это было игрой, но Пожиратели и он сам вели себя так, как-будто в этом не было ничего странного. Всё в той комнате было нам чуждо, будто мы спустились в Преисподнюю, где даже солнечный свет был другим. Было прохладно и как-то мерзко от того, где ты и с кем ты разговариваешь. ... и как разговаривают с тобой. А еще, как ты об этом рассказываешь сейчас, срубая свои ощущения ровно в половину, ради этих людей. Расскажи нормально, Гарри, расскажи, как Реддл сюсюкал с тобой, как с проблемным ребёнком, топающим ножкой. Расскажи, как чуть не обделался от прикосновения и не блеванул от страха. Признайся, что никогда не сможешь сравниться ни с одним Пожирателем из тех присутствующих, куда уж там до него самого подняться. Признайся, что хоть Жизнь семнадцать лет необъяснимым образом и целовала тебя в жопу, сегодня Смерть чисто посрать тебя отпустила. За всю жизнь он привык к косым взглядам, ненужному сочувствию и неловкости, но сейчас у него даже мысли были красными со стыда. Борясь с желанием вжать голову в плечи, он вымученно улыбнулся и поднял глаза на близких, ради которых сегодня пошел на смерть. — Извините, я очень устал... — Конечно, конечно, – воскликнула замершая в беспокойстве Молли. — Поднимайся к себе, мой хороший. Спасибо тебе ещё раз, Гарри, не знаю, как благодарить тебя за то, что ты делаешь для нашей семьи. — Всё хорошо, миссис Уизли, всё закончилось. Спокойной ночи. Нестройный гул голосов проводил его пожеланиями спокойной ночи и благодарностями за сегодняшнее. Оказавшись в коридоре, Гарри выдохнул. Казалось даже воздух был здесь свежее и прохладнее, чем там, где всё нагрелось от простреливающих его надеждой взглядов. Нихрена еще не закончилось, всё только началось. Остальным он мог пиздеть, пока пизделось, но ему самому сегодня зачитали приговор и как зачитали! Гарри вспомнил, как Лорд поклялся его убить так, словно обещал жениться. Может у шоуменов так принято разбираться с соперниками, но у нормальных людей так не угрожают. Так по-блядски. Меж бровей залегла морщинка, когда Гарри прокрутил под закрытыми веками то, как Реддл общался с ним сегодня. Будто кокетничал. Эти ненужные вторжения в личное пространство и заглядывания в лицо... Ёба-аный Го-одрик! Поттер, мозга не еби! Ты десять минут посидел под прожектором Всевидящего Ока и подумал, что сможешь заинтересовать Волан-де-Морта? Чем? Черным поясом по дрочке на всеобщее благо? Какой ты впечатлительный, парень, мне просто крышу сносит... Гарри резко хлопнул себя по щекам. Мерлин, прошёл час, и о чем он думает? Мало того, что он начал сходить с ума, кляня Реддла престарелым педофилом, так уже и расстроился, что не может его заинтересовать, вместо того, что бы впасть в отчаяние от одной мысли об этом. Рассудок не выдерживает стресса, нужно прийти в себя. Но сначала... Гарри поравнялся с дверью и постучал. Повинуясь магии хозяйки комнаты, дверь открылась. Гарри вошел в темноту, прикрыв за собой дверь, и негромко спросил: — Ты в порядке? Мерлин, и это всё что ты смог из себя исторгнуть? Гарри закатил глаза на свою глупость, радуясь, что в темноте Джинни этого не увидит, но девушка молча кивнула. Она уже переоделась в просторную пижаму, собрала еще мокрые после душа волосы в пучок, и теперь сидела на подоконнике, дымя в раскрытое окно сигаретой. — Уверена? Джинни спустила ногу с подоконника, и Гарри присел рядом с ней, накидывая на дверь Заглушающие. У них не было толком времени всё обсудить. По пути с аппарационной площадки до Норы, они лишь договорились, что говорить с остальными будет Гарри, якобы потому, что Джинни была без сознания и ничего не видела. Это была не правда, но пока даже Гарри не знал, что она пережила, удостоверившись лишь в отсутствии внешних повреждений. — Я никогда не думала, что способна так бояться, Гарри. — Что он сделал с тобой? — Ничего, – горячо выдохнула Джин. — В том то всё и дело, он ничего не делал, даже грубого слова не сказал, клянусь. Он ничего не сделал, а я боялась так, словно у моего горла кинжал. — Расскажи. — Когда меня схватили в Косом, я даже не поняла, что происходит. Пришла в себя только тогда, когда мы аппарировали в Малфой-мэнор. Кажется, того Пожирателя звали Дуглас или как-то так. Он держал меня за локоть и просто вёл, даже не взглянув в ответ на все мои вопросы и возмущения. Только когда мы вошли в особняк, я почувствовала ту атмосферу и поняла кто он, и где я оказалась. Мы шли по коридорам, встречали других Пожирателей, ни одного знакомого лица я не встретила, а потом свернули в тот Зал. Дуглас встал на одно колено и заставил меня тоже опуститься. Хотя, Гарри, – она вдруг повернулась к другу, блестя сухими глазами. — В тот момент, я сама едва не упала на колени. Гарри понимал её. Если он испытал такой ужас при виде Волан-де-Морта, каково было хрупкой девушке на год младше? — Что он сказал? — Он поздоровался, – горько хмыкнула Джинни. — Со мной. Не с парнем, который преклонил перед ним голову, а с невменяемой Осквернительницей Крови. Поднялся навстречу, взял за руку, отвел к своему трону, усадил на колени. Начал спрашивать всякую чушь, как я провожу каникулы и какой предмет самый любимый. А меня просто колотило, так что я могла только кивать и что-то булькать, – Джинни покачала головой, щурясь от дыма, и, затянувшись, продолжила. — Я была в шортах и в майке, но даже не замечала того, что замерзла, пока он сам не предложил мне мантию. Мы почему-то пошли за ней вместе, хотя Лестрейндж хотела наколдовать или принести, не помню. Мы шли по мэнору, он рассказывал о том, что и раньше выкрадывал чьих-то родственников, чтобы проверить нужных ему людей, рассказывал, как они умирали, болтал, шутил, вел меня за руку. Люди, что попадались нам, падали на колени, как подкошенные, приветствовали его, а он будто и не замечал, разговаривал со мной, пока я окончательно уверяла себя, что сдохну там сегодня. Мы свернули у комнаты Нарциссы Малфой, и он вошел туда, как к себе, рассыпаясь в комплиментах Нарциссе, которая тут же начала приветствовать его, улыбаться такой улыбкой, которой даже для газет не улыбается. Она дала мне совершенно роскошную мантию из своего гардероба, улыбаясь мне будто родной дочери, проводила нас, болтая, как девочка. Всё это... Джинни замолкла, подбирая слова, и покосилась на Гарри, словно проверяя верит ли он ей – настолько её рассказ казался невероятным. Гарри верил. Он действительно припомнил на ней белоснежную мантию, которую она, возможно, оставила на стуле рядом с Беллой перед тем, как сбежать с ним. Добрый помощник, из сахара человек. Он представал в этом рассказе таким же, каким и запомнил его Гарри – не соответствующим ожиданиям настолько, что можно было подумать, что Джин свихнулась, если бы он не увидел это своими глазами. — Мы вернулись в Зал, где Ближний Круг поприветствовал его стоя, и лишь когда он сел на свой трон, они сели снова и продолжили свои тихие беседы, в которых он не участвовал. Я снова ждала глупых вопросов, но их не было, он лишь налил себе виски и застыл, словно статуя. Хоть я сидела прямо на его коленях, он словно забыл о моем присутствии, даже его рука на моей спине была неподвижна. Он время от времени делал глоток виски, но его взгляд не затуманивался, он весь был словно змея в засаде. И всё это время я ревела, как сука, потому что боялась его до ступора, – вздохнула Джинни. — Ты бы видел его людей, Гарри: как они падали на колени, словно могли за промедление получить проклятье в лоб, как смотрели на него, – широко открыв глаза, она повернулась к Гарри, – не со страхом, а с восхищением. С обожанием даже. Они его боготворили, поверь, а он даже не смотрел на них. Он и на меня, вроде и смотрел, сначала, но как будто бы сквозь, как будто думал не о том. А вот когда появился ты... У него даже глаза зажглись. Он ждал тебя, Гарри. Гарри знал, что его ждали. Но услышать об этом от зрительницы первого ряда, было чем-то вроде подтверждения плохих анализов. Он думал, что один из бесчисленных жертв Волан-де-Морта, но то, что ему отводилась какая-то даже мало-мальски особенная роль – было плохим знаком. Пришел, ебалом торганул – оказался в черном вип-списке. Не жили спокойно, нехуй начинать. — Мне жаль, что это была ты, Джин. Вокруг меня с рождения всё катится в пизду, и тебя цепляет уже второй раз... — Всё нормально, Гарри, – положила ему руку на плечо Джинни. — Я даже рада, что увидела это. Никогда так не любила свою жизнь, как сегодня. Они посидели в тишине еще минуту, и когда Гарри уже хотел попрощаться с подругой и оставить её отдыхать, тишину нарушило мерное хлопанье крыльев. Джинни тоже напряглась и спрыгнула с подоконника. На него опустились два филина с большим свертком. Гарри взглянул на Джинни, и настороженно отвязал от лапок посылку с небольшой запиской. Птицы улетели, а Джинни взяла в руки письмо. — "Чего хочет женщина, того хочет Бог. А ведь из-за меня, ты не успела купить сегодня платье," – прочитала она и посмотрела на Гарри. — Я пошла в Косой за платьем на свадьбу Билла и Флер, наверное, он прочитал мои мысли... — Не трогай, – схватил её за руку Гарри, когда она потянулась к свертку. — Наверняка, заколдовано или отравлено. — Я не собираюсь его надевать, просто посмотрю, – заверила его Джинни и усмехнулась. — Наверняка, там какой-нибудь мешок из-под картошки. Да и неужели ты думаешь, что я вышла бы сегодня оттуда живой, если бы он хотел мне смерти? Она разорвала сверток и подняла на вытянутых руках роскошное темно-зеленое вечернее платье. — Мерлин, оно стоит больше чем мой дом, – ощупывая дорогую ткань, прошептала Джинни, присаживаясь на кровать. Гарри взял в руки записку и пробежался взглядом по размашистому, острому почерку. Поттер был уверен, что писал Он, хоть буквы немного и отличались от тех, что он видел в Дневнике. Парень повертел в руках записку – ни слова о Гарри – и сжег её палочкой. Что это, черт возьми, значит? Что за жесты доброй воли? Светлый дядя нам принес сюрприз, тот кто был никем, тот станет всем. Продолжаем куражиться неистово. — Я пойду. Постарайся поспать, хорошо? — Хорошо, спасибо, что зашел. Мне это было нужно, – улыбнулась ему Джинни. Гарри прошел к двери, мельком взглянув на блестящее жемчугом в лунном свете платье. Оно было помпезным, как и всё, что делал Лорд, как каждый его рекламный жест, как каждое его, полное бравады, слово. Как и сам, мать его, Лорд Волан-де-Морт: Бог для одних и Дьявол для других.