Изумрудная верность

Город Вольтерра располагался на возвышенности и был построен из тёмно-бежевого камня. Здесь не мелькали гирлянды реклам, не было никаких билбордов, не висели разноцветные вывески — по правде говоря, выйдя из катакомб Вольтури, я словно оказалась в Средневековье. Чем-то город мне напоминал виллу Монтериджони из игры про Ассасинов — вот её я хорошо облазила, как и прилегающий к строению бедноватый городок. Здесь же было видно, что люди, живущие в Вольтерре, не страдают от недостатка денег. По правде говоря, я бы вообще не удивилась, если бы в воздухе плыл насыщенный запах долларов. Или евро — мы же в Италии, в конце концов. Маркус дал мне пару минут, чтобы насладиться вечерним воздухом и вспомнить, каково это, когда камень не давит тебе на макушку. На секунду у меня закружилась голова от ощущения свободы и безграничности Вселенной, но мужчина поддержал меня, не давая завалиться на землю от счастья. Заботливый, мда. Лучше бы присел на уши своим подельникам, чтобы меня не доводили до такого состояния. Смысл лечить болячку, если её можно вообще не допустить банальной профилактикой? В конце концов, даже в тюрьмах есть обязательные прогулки. Чем я хуже заключённых, спрашивается?.. Маркус осторожно приобнял меня за талию, чтобы поддержать. Сначала он хотел просто помочь мне дойти до ближайшей скамейки, однако, поняв, что ногами я в моменте не управляю, просто подхватил меня на руки и донёс до каменного сидения. Несмотря на то, что небо медленно поглощали сумерки, — совсем я во времени потерялась, боже мой… — на улицах не загорались фонари. Что-то такое мелькало раньше — то ли от Маркуса, то ли от Джейн… что-то, связанное со светом. Осмотревшись, я поняла, что фонарей в привычном мне понимании, — железная палка и плафон сверху, — на близлежащих улицах попросту нет. — Вольтерра экономит электричество или что? — спросила я, справившись со спазмом горла. — Хм? Почему вы так решили? Я нахмурилась: Маркус опять перешёл на «вы». Да, в английском языке не было различия «ты» и «вы», однако вампир использовал более вежливую форму построения предложений, так что всё было понятно. Ну что за нестабильный человек, почему нельзя выбрать что-то одно и продолжать говорить в одном стиле? — Может, перейдём на «ты»? — с лёгким смешком просила я. — Я здесь уже сколько, два месяца? — Сейчас тридцатое августа, — ответил Маркус. — Хм… прохладно для лета. Я думала, что в Италии под конец сезона жара невыносимая просто, а тут… — Жара… давно я её не чувствовал. Я посмотрела на вампира. Маркус сел рядом со мной, выглядя при этом слишком забавно: лавочка оказалась для него мелковата, так что ноги у мужчины задрались. «Колени от ушей» — это про него, да. Больше всего вампир был похож на уставшего от жизни кузнечика. — Если честно, даже не знаю, какая обычно тут температура в разные сезоны. Вампиры не чувствуют её так, как люди. — А как вы чувствуете изменения среды? Отличная тема для разговора, как по мне. Всё равно было интересно, что да как в жизни у неживых; мне, как бы, вроде как светит стать такой же, как все эти двигающиеся мраморные статуи. Ну, по крайней мере, так Элис обещала — а я Элис верю, да. К тому же, поддержание разговора — мой билет на продолжительную вечернюю прогулку. Вряд ли Маркус просидит долго, если я буду молчать рядом с ним. Другое дело, если у нас будет увлекательная беседа обо всём на свете… Как бы ещё не задеть какую-нибудь болезненную тему. Всё, что я знала про Маркуса — это его депрессия и умершая жена. Ну ладно, вот это и не буду ковырять. — Хм… — мужчина нахмурился и скрестил руки на груди, чуть опустив при этом подбородок. — Это интересный вопрос, Campanula. Если сравнивать нынешний вечер с одним из дней, что я провёл в заполярье, то воздух здесь более густой. Солнечный свет словно щекотка на коже, но только когда он прямой. Сейчас, при слабом рассеянном освещении, я его вообще не чувствую. — А температура? — Никак не отличается. Понятия «тепло» и «холодно», пожалуй, неприменимы, если мы говорим о температуре среды. Возможно, слишком мелкие различия в диапазоне? Я не знаю. А может, это его личные ощущения, и в общем про вампиров нельзя говорить, что они не чувствуют ничего. Блин, со мной никто не общается тут — вот же засада… из книги я помнила, что вампиры чувствуют тепло от другого вампира, а кровь человека для них «горячая». Хотя последнее может быть чисто личным ощущением, опять же, потому что «горячая» кровь только в горле. Но Элис тоже говорила мне, что другие вампиры ощущаются ею «тёпленькими». — Признаться честно, я никогда не увлекался изучением природы вампиризма, — сказал Маркус, повернувшись ко мне; чёрные волосы качнулись плотной волнистой завесой возле его шеи, скрытой за воротником. — Этим раньше занимались Кайус и Карлайл, однако с тех пор, как Карлайл нас покинул, Кайус приостановил все свои изыскания. — Они были близки, да? — я упёрлась затылком в стену. — Кайус и Карлайл. — Да. Это столь очевидно? Я пожала плечами. Где-то справа принялись стрекотать цикады — словно включился жучиный оркестр. Звук был резким и громким, но не бил по ушам. — Больше догадка, наверное. Кайус очень… нервно реагировал, когда разговор заходил про Карлайла. И жена Кауйса, Афинодора… — Афинодора всегда ревновала его, ко всем, — Маркус поднял голову и всмотрелся в небо, наверняка выискивая сильными вампирскими глазами первые вечерние звёзды. — Сколько она перевела служанок… — «Перевела»? Было довольно странно слышать это слово в отношении прислуги — в отношении людей. Учитывая, что Маркус человеков кушает на завтрак, обед и ужин, что должно значить это «перевела»? Убила, не съев? Отравила, из-за чего их кровь стала непригодна для поглощения? Ух, сколько вариантов! И ни один мне, человеку из двадцать первого века, не нравится. — Несмотря на довольно нежный вид, Афинодора одна из самых опасных вампирш, с которыми я когда-либо встречался, — медленно произнёс Маркус, чуть склонив голову к плечу и всё ещё высматривая что-то в далёких галактиках. — Её дар, её внешность, её образ мышления… идеальная жестокость. Я всегда был удивлён, что же она забыла рядом с Кайусом, однако со временем понял, что в нём её привлекает его непорочность. — Что?.. Так, ладно. Ладно! Вот сейчас у меня переворот в голове происходит; Кайус, которого я считаю чуть ли не воплощением зла, на самом деле… непорочен? Простите, но при этом слове у меня в голове возникают только изображения голозадых светлых купидончиков, стреляющих сердечками на палках вместо нормальных стрел. И крылышки, крылышки! Крылышки… — Того Кайуса, который есть сейчас, создала Афинодора, — перефразировал специально для недалёкой меня Маркус. — Его жестокость не более чем воспитанная черта. Она долго взращивала в нём качества, которые её бы привлекали. Однако, добившись своего, Афинодора практически утратила к Кайусу интерес. Если так подумать, то эти двое никогда не знали настоящей любви, так что и понять меня не могут… Последнее явно было не для моих ушей, так что я сделала вид, что ничего не слышала, а если и слышала, что не поняла. Маркус замолчал, прикрыв глаза — вид у вампира был очень… печальный? Нет, не то слово. Скорбный, наверное — это подошло бы больше, хотя и не передало бы того настроения, которое возникло. Маркус словно начал испускать из себя что-то тёмное, неприятное, поглощающее. Как в игре «Выход Смерти» — немного заденешь эту черноту, и тебя утащит по ту сторону жизни. Ничего хорошего. Я сцепила пальцы в замок и нервно сжала их. Вот не хотела же задевать тему отношений, но Маркус самостоятельно справился с происходящим. Какой молодец, какой хороший мальчик, тц… и как прикажете спасать ситуацию? Так, если бы мы были в Диснее, то я бы спела. Но «Сумерками» занимались Legendary Television, и песни тут не подходят. Но у меня нет других вариантов, так что вперёд — и с песней! С женой работало, когда у неё было плохое настроение, может, и тут выйдет?.. — Как упоительны в Вольтерре вечера, — запела я немного неровным голосом то, чего и сама от себя не ожидала; просто мелодия мне почему-то напомнила о «Крёстном Отце», а мы в Италии, так что… — Любовь, шампанское, закаты, переулки… Маркус повернулся ко мне, выглядя ошеломлённым. Ну да я не буду его осуждать: если бы при мне кто-то так запел, я бы тоже обалдела от происходящего. Ещё бы и думала, что у человека или настроение слишком хорошее, или где-то пробегала принцесса из «Зачарованной». Немного пошаришь по кустам — и оттуда повыпрыгивают разные белочки-птички. Ну и портал в диснейляндию тоже найдётся, куда без него. — Ах, лето красное, забавы и прогулки, — я взяла Маркуса за руку и сжала пальцы, не зная ещё, как показать ему свою поддержку. — Как упоительны в Вольтерре вечера… Хотя эта песня всегда у меня почему-то ассоциировалась с отпуском и каким-нибудь «традиционным» рестораном на первой линии берега, сейчас этих мыслей не возникало. Маркус внимательно слушал меня, каждую строчку словно пропуская через себя — значит, русский знал. Ну и прекрасно. — На том и этом свете буду вспоминать я… — Как упоительны в Вольтерре вечера, — допел за меня Маркус на идеальном русском. Это что тут, все красивые мужчины учат великий и могучий? Я, немного растерянная, повернулась к вампиру. На лице у Маркуса не было и следа от прежней хандры — вместо сплина я увидела ласковую улыбку, от которой мужчина казался совсем юным, полным жизни и очень красивым. Даже неловко стало как-то рядом с таким красавцем находиться: он словно вышел из какого-то романтического фильма, тогда как моя внешность подошла бы к триллеру или хоррорам Кинга. Ну или к фильму про депрессивного подростка. Хотя с депрессией я, на секундочку, справилась. Можно взять с полки пирожок и повесить на грудь медальку. Маркус поднял мою руку и поцеловал тыльную сторону ладони, окончательно выбивая меня из колеи. Мда… мне так делали раз в жизни, наверное — по крайней мере, я этот раз смогла вспомнить. Так что естественно я растерялась настолько, что и сказать ничего не могла. — Ты звенишь в веках, Campanula, — не очень понятно сказал мне Маркус. — Благодарю тебя, эта песня была очень… приятной. У тебя хороший голос. Не у меня. У Беллы. Хотя Белла — это теперь я, так что у меня, получается. Эх, как всё сложно с этими перерождениями. Небо из красного перешло в серо-фиолетовое и практически потеряло свои краски. Наползала ночь, и даже я со своим слабым человеческим зрением начала видеть первые звёзды. Вот стоит стать вампиром хотя бы для того, чтобы наслаждаться ночным небом. Всегда любила выискивать созвездия или просто разглядывать призрачные следы далёких, возможно уже погасших светил… Я смотрела на небо и старалась игнорировать то, что Маркус всё ещё разглядывает меня. Да и то, что мою ладонь он всё ещё держал в руках, тоже привлекало внимание и мешало сосредоточиться… Кашлянув, я осторожно вытащила пальцы из его хватки. — Можно спросить? — Конечно, Campanula. — Фелиция — ей вообще сколько лет? Если честно, я подумала, что она очень древний вампир. — Хм… Маркус положил руки на колени, — спасибо, что не на мои, — и прищурился, явно думая о чём-то неприятном. Мда, точно, отношения между этими двоими… но вопрос про Фелицию — это то, что пришло мне в голову первым. — Фелиция одна из самых древних вампиров, Campanula. И тем она опасна. — В смысле? — Она думает другими понятиями. Живя с кланом Карлайла, ты должна была понять, что вампиры, обращённые в разные эпохи, тянут своё время за собой. Возможно, тебе было сложно понять кого-то из олимпийцев. Тебе может быть сложно понять меня, поскольку мы рождены в разное время. А мне, в свою очередь, бывает сложно понять Фелицию. — Эм… она не выглядела какой-то… «не такой»? Не знаю, как объяснить. Маркус провёл рукой, не давая мне пуститься в попытке объясниться. — Я понял, о чём ты. Тем не менее, она «не такая». Лучше бы тебе с ней не контактировать… по крайней мере, пока ты не будешь обращена. Почему-то из-за последнего слова меня пробило дрожью. Вроде бы с фактом своего вампиризма я уже смирилась, но одно дело, когда ты самостоятельно думаешь об обращении, и совсем другое — когда о нём говорит кто-то со стороны. Словно о свершившемся факте, который уже не изменить и не передумать. — Я хотела, чтобы меня обратил Карлайл… Мне стало зябко — словно температура с потемневшим небом ухнула на добрый десяток градусов. Естественно, ничего такого не произошло; все изменения были исключительно в моей голове. Но будто от этого легче. Настроение свалилось вслед за ощущаемой температурой, кстати. Я вспомнила о своей новой семье: Карлайл, Карамор, отец, Элис, Мистер Меланхолия и Снежная Королева, Джаспер, Джейк… — Почему именно Карлайл? Ты знаешь о его даре? — Да какой там дар, я просто к нему привязана, да и он согласился меня обратить, так что… какой дар? Я даже выпрямилась, когда поняла, что спросил у меня Маркус. Повернувшись к мужчине, я подняла брови — вроде как «ну давай, продолжай уже!» Вот внимания у меня стало, как у ребёнка, честное слово. Сначала грустила, но появившаяся новая тема для разговора быстро выбила из головы всю печаль. Не уверена, кстати, что это хорошо; с другой стороны, учитывая моё затворничество, неумение справляться со вспышками собственных эмоций — лишь небольшая и вполне приемлемая плата, я считаю. Маркус встал со скамьи и протянул меня руку. Я в его ладонь вцепилась и вскочила следом — меня поглощало любопытство. Ну в самом деле! «Дар» Карлайла! Это же практически как узнать, что в мире существуют феи с единорогами; словно тебе вот-вот приведут неоспоримые доказательства того, что в ближайшем лесочке можно найти следы благого народца… — Предлагаю пройтись перед тем, как вы отправитесь спать, — мягко произнёс Маркус. — Всё же, вы и без того долгое время были практически без движения… за что я прошу прощения. — Ой да бог с ним. Так что насчёт Карлайла? Мужчина, видя мою заинтересованность, рассмеялся. Наверное, я была со стороны похожа на возбуждённого щенка, увидевшего палочку. Взяв себя в руки, я сделала несколько глубоких вдохов-выдохов и извинительно улыбнулась. Маркус кивнул в ответ на эту улыбку и потянул меня за собой на вечерний променад. Несмотря на практически полное отсутствие света, всё было хорошо видно. Фонари в Вольтерре всё же были, — очень редкие и вмонтированные в стены зданий, — да и из окон иногда лился жёлтый свет от включённых ламп. Люди жили свою спокойную жизнь, наслаждаясь ею и не зная, что под их ногами обитает целый кланище кровососов. — Если быть откровенным, то наличие дара у Карлайла не подтверждено, — принялся рассказывать Маркус; слишком неспешно, на мой взгляд, но перебивать или поторапливать его я по понятным причинам не стала. — Аро, сколько бы ни пытался понять, есть ли он, так и не смог дать чёткого ответа. Более того, мы приглашали в Вольтерру нескольких вампиров, которые способны определять наличие и направленность дара… однако и они ничего не смогли нам сказать. — Совсем ничего? — Ни «да», ни «нет». Карлайл для них был словно невидим. Их силы стекали с него, не проникая в суть, как это бывает обычно. Аро решил, что это часть его дара… — Хм. Ну ясно. Что же, понятно теперь, почему Аро удерживал Карлайла в Вольтури, если у дока всё-таки был дар — Аро же тот ещё любитель коллекционировать чужие силы. Да и я думала, что у Карлайла есть способности. Другое дело, что я, видимо, в своих предположениях ошиблась — о чём я и сказала Маркусу. — Ошиблась? В чём же? — Я тоже считаю, что у Карлайла есть дар, причём очень сильный. Только я думала, что его способности позволяют привлекать к себе людей и производить на них хорошее впечатление. Опасные силы, если так подумать. Маркус улыбнулся. — Да, опасные. Но ты на самом деле ошиблась — по крайней мере, так бы решил Аро. Он считает, что дар Карлайла в другом. Я недовольно посмотрела на мужчину, но тот больше не поворачивался ко мне, просто идя вперёд с этим довольным выражением на хорошеньком личике. При каждом шаге его волосы покачивались, а несколько довольно плотно закрученных кудряшек, — они прятались за основной массой волос, словно стеснялись своей формы, — подпрыгивали. Выглядело забавно: весь такой идеальный вампир Маркус с его неидеальной причёской. Удивительно даже. А ещё удивительно то, что этот неидеальный вампир меня, кажется, попросту дразнит! — Мне надо выпрашивать продолжение или что? Он снова рассмеялся. Какой-то мужик выглянул в окно, но, завидев нас, только головой покачал — наверное, мы с Маркусом смотрелись, как парочка на прогулке. Ну или мужик увидел плащ Вольтури, который Маркус как-то хитро откинул за плечи, чтобы тот не висел на его фигуре балахоном. Плащ Вольтури — та ещё штука. Узнаваемая даже в кромешной тьме, отвечаю. — Можно и выпрашивать, — с каплей игривости сказал Маркус. — Но я не буду томить твоё любопытство больше, Campanula. Аро считает, что дар Карлайла в том, что обращённые им вампиры сильнее прочих. И дары у них проявляются чаще. — М-м-м… не уверена. Доподлинно я знала, что Карлайл обращал Эсме, Розали и Эдварда; при этом волшебством одарило только Мистера Меланхолия. Элис и Джаспер пришли в клан со стороны, Эммета вроде бы обратила Розали, если я не ошибаюсь. Если учитывать канон, то Карлайл ещё вроде бы обращал Беллу. Которая потом обладала очень мощным ментальным даром. Но Эдвард её и до обращения читать не мог, так что… да и не помню я точно, кто был обращающим «папочкой» для Свон: Карлайл с Эдвардом там, вроде бы, вместе старались. Кстати, всегда меня удивляло, как все спокойно реагировали на то, что доктор Каллен ставил опыты на новом члене клана. Введём-ка дивчине морфий, почему нет? А ещё кольнём ядом прям в сердце! И запишем результаты эксперимента, — хотя этого в книге не упоминали, ясное дело, — а то что это мы такую возможность теряем! Если мы говорили бы про книжного Карлайла, про которого я почти ничего не знала, то такое поведение казалось мне странным. Но теперь, узнав дока получше, — не прощу ему безвременную мышиную смерть, ух! — я вполне верила, что он мог бы и морфием меня обколоть, и шприцами понатыкать во все дыхательные и пихательные. Весёлый этот парень, Карли-вивисектор. Средневековая медицина форевер. — Из всех обращённых Карлайлом я только троих знаю, — сказала я Маркусу. — И только у Эдварда есть силы… — Один из трёх, хм. Раньше был каждый второй. — «Раньше»? — Аро заставлял Карлайла обращать людей, отобранных для этого, — спокойно произнёс мужчина, словно это ничего не значило. — Если у новообращённых не было дара, то от них избавлялись. Это было веке в восемнадцатом… если честно, я считаю, что это и стало причиной, по которой Карлайл нас в итоге покинул. Он всегда слишком серьёзно относился к тем, кто был перерождён его ядом. Я промычала что-то неопределённое. Вот это подробности, однако; что-то мне кажется, что, если я таки продолжу нормально общаться с жителями Вольтерры, то передо мной вывалится просто огромная куча грязного нижнего бельишка. Вот что мы уже про Карлайла знаем: у него были дружеские отношения с Кайусом; эти двое вместе проводили какие-то эксперименты, наверняка не только с вампиризмом; у правителей Вольтерры были весёленькие оргии, где док тоже участвовал; Аро заставлял Карлайла обращать людей… — И что, у каждого второго был дар? — недоверчиво спросила я. Маркус погладил меня по руке, что так и лежала у него на предплечье. Мы перешли узенькую улочку и направились дальше, зажимаемые невысокими домишками с двух сторон. Вдалеке был слышен звук падающей воды — видимо, это был тот самый фонтан, через который в фильме очень пафосно перебегала Белла. Ну хоть посмотрю на местную достопримечательность, уже хорошо. Да и вообще, после сидения в одной комнате для меня эта прогулка — буквально как глоток свежего воздуха. — У каждого, — согласился со мной Маркус. — Иногда даже чаще. Дар мог быть слабо выражен или просто оказаться бесполезен, однако он был. Тогда было так сложно доставать людей, достойных обращения… знаешь, сейчас очень интересное время. Люди невероятно расплодились. Казалось бы, можно брать любого и не беспокоиться о сохранении популяции в ближайших городах. Однако мы вынуждены действовать даже осторожнее, чем прежде, чтобы не раскрыть свою природу. Пришлось, к примеру, вводить запрет на охоту в Вольтерре, с чем связана целая история… и другие мелочи. — Дар Карлайла, — нудно напомнила я, возвращая нас к прежней теме разговора. — У других вампиров не так? Маркус насмешливо фыркнул. — Аро обращал людей тысячами, однако смог получить лишь пару непритязательных способностей у выбранных людей. В итоге он сдался. Я за свою жизнь обратил около сотни людей, по тем или иным причинам. Лишь одна из них имеет дар, и она до сих пор жива, кстати. Кайус в общем любил раньше обращать и стравливать новоиспечённых вампиров — это нравилось как ему, так и Афинодоре. Так что можно было наблюдать и вести записи. И у Кайуса не получилось ни одного «одарённого». Я пожевала губу. Это что получается, у Карлайла действительное есть «дар»? Или просто вампирский яд у него какой-то по-особенному забористый? Интересно… Ещё интересно, почему док про это ничего не сказал. Наверное, ему неприятны эти воспоминания? По крайней мере, это звучит, как рабочая теория: Карлайл всё-таки был пацифистом. Странненьким, ну да простим доку это — это всё возраст, точно вам говорю. Фонтан на главной площади Вольтерры оказался не таким впечатляющим, как я представляла. Вот в фильме его хорошо показали: среднего размера каменная чаша, стела в центре. На стеле несколько львиных крошечных голов, из которых льётся вода, и какая-то пародия на кубизм в формах. Ни тебе подсветки, ни растений вокруг. Ещё и брусчаткой площадь выложили, фу. Если бы я была в неудобной обуви, точно бы ногу подвернула или вроде того. Но тут Вольтури не сплоховали, и выданные мне черевички оказались выше всяких похвал — я даже не натёрла себе ничего. — Мне не нравится, когда меня к чему-либо принуждают, — сказала я, имея в виду то ли ситуацию с Карлайлом, то ли собственное заточение. — Я бы на его месте тоже ушла бы. Удивительно ещё, что он не затаил на вас злобу и не пытается мстить. — Он просто другой, — понимающе улыбнулся Маркус. — В Карлайле словно нет кувшина для хранения злости. А если он и есть, то явно с трещиной в самом низу. Не знаю, что нужно сделать, чтобы вывести Карлайла из себя… Я передёрнулась. — Вот надеюсь, что мы никогда и не узнаем. Как говорится, «бойся гнева хорошего человека».