Ночь в рассрочку

       Через два дня Наташа получила письмо. Брат писал:        «Дорогая сестра, мне очень жаль подводить тебя и клянусь всеми Эонами, не пребывай я в столь стеснённых обстоятельствах, сделал бы всё от меня зависящее, чтобы исполнить обещанное. На данный момент я нахожусь в приграничном посте сребогривых стражей. Меня задержали за нелегальное пересечение границы, но я нисколько не желаю о содеянном — наша встреча того стоила. Со мной обращаются хорошо, но господин Ландау ясно даёт понять, что вскоре это может измениться. Мы беседуем с ним каждый вечер, и темой наших бесед становишься ты.        Господин Ландау многое мне рассказал. Оказывается моя сестра лидер преступной группировки, именуемой «Дикий огонь», которая всячески старается помешать восстановлению благополучия в нижних районах Белабога. Это разочаровывает меня. Наша семья долгое время закрывала глаза на твою помощь нуждающимся, ибо видела в этом чистый альтруистический порыв. Теперь же, не знаю что и думать. Кто же ты Наташа? Анархист или благодетельница?        Мне многое хочется тебе сказать. Думаю я смогу это сделать, если ты соизволишь явиться на границу, где тебя будут ждать сребогривые стражи. Они приведут тебя ко мне, и господину Ландау для разговора. Тебе нечего боятся. Как бы не обстояли дела, и сколько бы грехов не нашлось в закрома твоей душонки, мы всё решим. Обещаю.        Любящий тебя брат Ваше».        Из конверта вывалилась записка. Наташа прочла неровный почерк:        «Уважаемая Натали, если через два дня вы не явитесь в указанное вашим братом место, к нему, как и к вам в дальнейшем, будут применены особые карательные меры.        В случае, если вы пойдете на компромисс, мы, сребогривые стражи во главе со мной, Гепардом Ландау, найдём общий язык. С уважением Гепард Ландау».        Некоторое время Наташа сидела в глухом ступоре, отказываясь верить в прочитанное. Сначала она решила что это фарс, всего лишь хитрый приём, чтобы выманить её из Подземья. Но после некоторых рассуждений, пришла к выводу, что Ваше действительно может угрожать опасность. Её брата больше не выпустят, даже несмотря на высокое положение в обществе и отсутствия веских улик. Его схватили не столько из-за нарушения границы, сколько ради информации. И будут держать, пока тот полезен.        Полезным Ваше будет два дня. После этого, от него избавятся, как избавились от доктора Д. Наташа знала это, и жажда мести возобладала над ней. Захотелось ринуться на границу, прибыть к этому Ландау и совершить над ним самый суровый суд, за всех убитых подземцев, за брата и любимого мужчину. Но холодный рассудок остудил её пыл. Она подумала о пациентах, тех несчастных, которых вынуждена будет бросить. Подумала о Зеле.        И мысли эти, снова вернули её к предложению Ландау. Наташа перечитала его записку, и сумела увидеть предложение между строк. Он ясно давал понять, что готов пойти на уступки, нужно всего лишь предать «Дикий огонь» и тогда ни Зеле, ни Ваше не будет ничего угрожать.        Эти мысли дали Наташе надежду.        И сидя за столом поздним вечером, под сопение спящих пациентов, Наташа делала главный выбор в своей жизни и знала, что пути назад нет. Надлежало чем-то пожертвовать, чтобы жить дальше. Но одну чашу поставила Зеле, на другую «Дикий огонь». И ни на секунду её моральные весы не качнулись, ибо она испытывала ответственность, как к возлюбленной, так и к подполью. Всю ночь она не спала, пребывая в тяжких думах.        Утро застало её сонной и злой. Кофе не помогало, пациенты раздражали. И только Зеле, со своим привычным апломбом наполняла её уверенностью. Целый день они работали в клинике, вечером же, уединились в мансарде, задрапировав шторы и тем самым создавав интимный полумрак, предавались нежностям, стимулируя возбуждения последними листиками цитрусового цветка.        — Я выпишу тебя, — сказала Наташа, лаская щёку любовницы. — Начальник требует твоего присутствия. Говорит, дескать, шахтёры без тебя совсем от рук отбились.        — Значит мне придётся уйти.        — Да. — Наташа прижала её крепче, аккуратно, так, чтобы не касаться вывихнутой руки. — Но перед этим мы сделаем операцию. Не смотри на меня так. Да, я говорила, что с нашим оборудованием это невозможно, но это вовсе не важно. Я всё придумала. Всё решила. Я мама, а ты моя непутёвая дочь. Я должна оберегать тебя, любить...        — И я тебя люблю, — перебила Зеле. — Знай это. Как маму. И не только.        — Знаю. Поэтому сделаю всё, чтобы ты вернулась к привычной жизни.        Зеле поцеловала её. И поцелуй этот показался ей беспокойным, словно последняя капля на дне бутылки, которую смакуешь с особой сладостью. Что-то не давало покоя. Кололо внутри, рвалось наружу. Какой-то необъяснимый страх — дурное предчувствие.             Наутро Зеле проснулась одна, Наташа же, как сквозь землю провалилась.