Принц леса Дин

      Ему снилась охота. Упоение, ласка жертвы, попавшей к нему в последние, самые крепкие объятия. Ее ослабевающее сопротивление и мутные, как ночное пасмурное небо, глаза. Это было таким настоящим, что стало зудеть под языком, он почувствовал что-то вроде голода. Или он сыт? Что тогда он делает в лесу? Он должен что-то сделать, только что? Чтобы всё исправить, но вот что?       Мысль разит остро, как и её объект: меч! Он должен доставить Поттеру меч. Пора вставать! Нужно доставить меч. Он пытается рывком подняться. И это неудачная попытка.       Он пытается встать несколько раз, но ноги только вязнут в чем-то эластичном, а вокруг так темно. Наверное ночь. И слышно, как начинают копошиться лесные птицы. Растеряв силы, он решает немного отдохнуть. И просыпается от кошмара. Ног у него нет. Их сожрала, вырвала с суставами та змея, пустившая ему кровь. Он сумел или не сумел сделать главное? Как глупо умереть в змеином чреве. Как же хочется встать. Хотя бы выползти на локтях на свет, только не лежать в этой гулкой тишине наедине с ней. Затем Северус успокаивается. Змея — его часть, и он пальцами совершает приятные касания к её (своей?) чешуе, перебирает ее, изучает и вспоминает. Как двигать, как шевелить не-ногами. Вспоминает предшествовавшее спячке и ужас его смазан удовольствием, поднявшимся против доводов разума во всем теле от этих воспоминаний. Кончик хвоста пытается нащупать девушку рядом, успокоиться, что это она с ним здесь.       — Шевелится, гад.       Рональд выругивается тихо и, в какой-то степени, даже уважительно.       — Не зови его так. — огрызается Грейнджер, пока мальчишки пытаются уложить хвост петлями и стянуть обрывками из полотенца для удобства транспортировки. Когда Гарри с трудом поворачивает тварь на бок, Северус издает совершенно человеческий короткий вздох и Гермиона машинально проводит по шершавой чешуе.       — Мы Вам поможем, профессор.       — Знаешь, Гермиона, руки к нему лучше не совать. Я хочу сказать, он, должно быть, голоден? — Гарри отстранил её и уложил ещё одно кольцо в ряд с предыдущим.       Два дня назад она уже была здесь. Их любовно согретая кладка ожидаемо замерзла. Зарывая потускневшие и ссохшиеся мешочки в землю, Гермиона чувствовала непроходящую вину за то, что не забрала их с собой, даже в отсутствие змеиного морока. Дома её утешил зеленый смышленыш. Может быть она и не обладала способностями к парселтангу, он вполне понимал её и был точно не глупее Крукшанса. По крайней мере, котовьим гонором он не обладал. Два дня назад Гермиона ликвидировала все следы её долгого пребывания здесь, спрятала палочку Снейпа в сумку, и, самое главное и страшное, убедилась, что в этом исполинском, холодном теле теплится жизнь. Согревающие чары заставили его кожу подергиваться и тогда Гермиона без устали выбрасывала охапку за охапкой трав, и даже всхлипнула от прилива облегчения, когда увидела, что проклятие не усугубилось и что на месте головы её миленького не выросла змеиная.       — А как мне его звать? Гарри выразительно посмотрел на Рона: он успел покрыться потом, таких сил стоило ворочать тяжелое тело, приготавливая его к аппарации, и нуждался в помощи более ощутимой. Наконец, хвост собран и надежно связан. Гермиона берет белые, ригидные кисти и, сцепив в замок, покрывает запястья вязью рун.       — Чтобы он не поранился, если очнется раньше времени. — поясняет она мальчишкам, которые понятия не имеют, какими цепкими и неумолимыми бывают руки Снейпа.       — Ты чокнутая, Гермиона, говоришь как Хагрид. Кстати, вот кто обрадуется состоянию Снейпа. Надо его позвать. — Рон взялся за протянутую руку Гарри и теперь тянул к ней.       — Никто не будет знать о его состоянии, пока профессор МакГонагалл не решит, что нам делать с этой ситуацией. Она будет ждать нас в двенадцать возле портала.       Гермиона вложила свою ладонь в его тёплую и ощутила легкое пожатие.              ***       Позвать Хагрида всё-таки пришлось.       — О Мерлин!       Директор Хогвартса стояла перед поблескивающей магией клетью и лишь её личные усилия удерживали решетку от попыток твари раздвинуть её прутья. Подземелья древнего замка некогда хранили немало тайн, но таких на её памяти ещё не было. Минерва сделала всё с гриффиндорской честностью: когда Золотое Трио рассказало ей о находке мисс Грейнджер, она честно заплакала. Столько раз она стояла в своём кабинете перед недвижимым портретом Северуса, и по-женски бормотала, вымаливая прощение у несуществующего человека за те злые слова. Столько раз чувствовала кабинет ей не принадлежащим.       По-гриффиндорски честно она устроила в самом сухом участке закрытое пространство, куда поместила всё необходимое из тех комнат, что некогда занимал декан Слизерина. Хагрид, которого она попросила подсобить с устройством самой решетки, всё сгорал от любопытства и спрашивал, кого она планирует поселить сюда, перечисляя самые разные варианты из тех, кого желал обрести в питомцы, да не получалось из-за климата или естественной конкуренции в Запретном лесу. Пришлось отослать его с поручением в Лондон, а теперь она отправила Гарри следом, чтобы тот немедленно вернул его.       Потому как Северус подношение не оценил.       На приветствие Минервы он не ответил: глаза, не имеющие ничего общего с прежним Снейпом, смотрели на неё зло. Он довольно ловко для едва очнувшегося измерил периметр, отведенный ему, а затем костистые кисти взялись за пруты и сталь заскрипела от натуги. Когда ему не удалось, он навалился всем телом, попытался пролезть хвостом. Тщетно: магия удерживала его от попыток избавиться от заточения. В Минерву полетел поднос с едой, окатив мантию брызгами сока, затем он одним ударом хвоста сбил у кровати изголовье и отправил его следом. Не так она представляла себе их трогательную встречу.       — Северус, прекрати! Что ты делаешь?! Немедленно прекрати и поговори со мной!       Снейп остановился, повернулся к ней и метнулся к клетке так стремительно, что она невольно отшатнулась. И ему это понравилось: жуткая, бесконечная улыбка острых зубов возникла на его лице. А затем исчезла. Тварь искала выход, это было первой его потребностью. Он различил за спиной МакГонагалл рыжий всполох волос Рона, а ещё за ним — свою глупую самку. Он остановился в напористых попытках пролезть и замер, размеренными поворотами головы оценивая окружающую его действительность.       — Хагрид, Гарри, наконец-то. Хагрид, нужно будет поправить вот тут и, наверное, укрепить, пока Северус не освоится.       Снейп заревел с неожиданной для его размера силой.       Так протяжно ревел дракон в Гринготтс, разрывая сердце Гермионы от жалости и стыда. Неизбывное горе пойманного зверя, непроходящее и старое, как сама земля. От зычного рева заложило уши, и Рональд вжал её в себя, похлопывая по лопаткам и плечам.       — Ничего, он просто не ожидал. — говорил ей над ухом Рон, а Гермиона, спрятав лицо, хотела провалиться в котел на девятом круге ада.       Гарри не ожидал тоже. В отличие от лесничего, который ухватился за прутья и вернул их в первоначальное положение (не отрывая глаз от Снейпа, находящегося возле противоположной стены), он так и застыл возле Минервы, всё пытающейся увещевать Северуса. Змей не смотрел ни на него, ни на Гермиону, он убрался в самый тёмный угол. Его ребра ходили как меха. Там он лег, возведя между собой и окружающими барьер собственного хвоста. Что бы ни говорили ему поочередно все, даже Хагрид, бесстрашно просовывавший свои ручища с графином воды сквозь кривые теперь прутья, Северус не реагировал.       Затем Минерва, знавшая его если не лучше всех, то дольше, кивнула всем на выход. Ее длинная палочка выводила руны, укрепляя защиту.       — Он не в себе, оставьте его в покое. Северус, я пришлю сову, нам многое нужно обсудить.       Гермиона, которую парни вывели первой, не слышала про сову, иначе обязательно отговорила бы.       Так почтовая сипуха стала его обедом. Крыса, заглянувшая на кровь совы — ужином. Северус не помнил, чтобы когда-либо испытывал такой голод. Разве что в юности, когда вырос за лето сразу на несколько дюймов, телу требовалось большее количество топлива.       Но этому телу сейчас требовалось чудо, а чудес он творить не мог. Лежа ночью, он обдумывал устроенный Минервой зоопарк и пути выхода из этой ситуации. Как он и полагал, они уже не считали его способным решить свое будущее, и, по двойной иронии, его будущее снова отчасти решал Поттер. Сосущее чувство голода внутри усиливалось. Тварь внутри него находилась в большом стрессе, но Снейп ополовинил графин воды, пытаясь избавиться от голода. После нескольких глотков стало ясно, что в воде что-то было, но жажда была столь велика, что он поддел языком последние капли и вылизал графин, после чего мстительно сжал, пока в руках не остались черепки.       Хорошо бы на месте этого графина оказалась бы голова его вероломной самки. Она мучилась даже во сне, это он ощущал ясно, но факта это не отменяло. Вскоре потянуло лечь и его: появившийся в глотке запах мелиссы подсказывал, что это успокаивающий отвар. Для зверей. И действовал он недурно.       ***       Грейнджер пришла под утро, когда замок еще спал, и села, опершись спиной на клетку.       Вокруг её горла без суеты почти сомкнулась длиннопалая рука.       — Какая ты сука. — поприветствовал её профессор.       Гермиона вздрогнула и, извернувшись, ухватила пришедшего на живца хищника за длинную прядь волос (за зиму они отросли до самых лопаток), а затем сжала — неловко, вместе с разделявшим их прутом — его шею.       — Прости, прости меня. Там больше оставаться нельзя, пойми же ты. Я не знала, что нам делать, а здесь, в Хогвартсе, по крайней мере безопасно. Здесь мы можем лечить тебя сообща.       — Это тебя надо лечить. — спустя долгое время ответил Снейп. — От желания кипучей бессмыслицы.       Она поцеловала его испачканное кровью ухо и вдруг потерлась щекой и виском, являя снова свое коварство. Северус машинально тронул языком впадинку над ключицей, опознавая, готова ли она его принять. Нет. Это было гнусной манипуляцией, и, тем не менее, работало безотказно. Злоба, которая горела в нем, присмиревала. Он нуждался в этой девочке с той самой ночи, когда она нашла его в лесу. Нуждался так, что тварь в нем и он сам застеснялся облезлой теперь шкуры. Он планировал их весеннюю встречу… иначе.       — Поговори с профессором МакГонагалл.       — Нет ничего, что я хотел бы с ней обсудить. Выпусти меня, у тебя есть палочка.       — Ты не сбежишь? — Гермиона отстранилась и внимательно посмотрела на него.       — Мне нужна вода. Много воды. Я весь в пыли и чувствую себя плохо. Выпусти меня к озеру.       — Пообещай мне, что никуда не уйдешь.       — Выпусти меня к озеру, я сказал. — лицо его исказилось животной настырностью.       — Нет.       Он саданул по клетке ладонью.       — Я отведу тебя в ванную старост, она уединенная. Твои лунатики в подземельях точно не спят в полном составе. И если ты решишь снова отобрать у меня палочку, я оглушу тебя, Снейп, клянусь бородой Мерлина!       Ей стоило больших усилий вернуть строгость тона по отношению к тому, кто держал её в сладком, изнурительном рабстве, при виде чьих порывистых движений диафрагма застывала и обрушивалась. Северус не верил ей ни секунды, медленно кивая, и когда клетка подалась, Гермиона ожидала, что проворная тварь предпримет попытку к бегству. Но он только спустился, помогая себе ладонями, и приблизился к ней, подзывая руками.       И она пошла, как загипнотизированный кролик.       — Я не злюсь на тебя. — зарокотал Северус, когда она потянулась к нему всем телом, и провел по спинке, и Гермиона обмякла в руках, сжимая, впрочем, крепко древко палочки. Жёсткая рука твари прошлась по низу живота. Грейнджер уже знала, что он спросит. Он не мог забыть об этом.       — Я их зарыла, Северус. Они испортились, все до одного!       — Ничего. — ровно ответил змей.       И она испытала облегчение, будто бы ей нужно было его прощение.       В ванной комнате, куда они добрались, замирая на каждом повороте, Гермиона заперла дверь и потянула за самые лучшие и душистые краны, которые знала.       — Не надо много отваров, я теперь плохо реагирую на запахи. — он соскользнул в центр полупустого чана и умылся с видимым удовольствием. — Срежь волосы.       Гермиона, хлопотавшая возле кранов, подошла ближе и села на край, опуская стопы в воду. Она прицелилась и оставила ровный срез, и Снейп тряхнул головой, а затем ушел под тёплую воду на столько, на сколько позволял ему вдох. Грейнджер подавала ему мыло и любовалась исподтишка его спокойным, человеческим занятием. А потом он вылез на край рядом и стал наощупь снимать с хвоста кожу. Она не снималась чулком, но, распаренная, отходила большими пластами. Гермиона подползла к нему и, закатав рукава рубашки, стала помогать. Под тусклой и шершавой таилась блестящая, свежая, влажно-серая шкура. Она провела по ней ладонью и Северус протяжно выдохнул, отвлекаясь, и шумно потянул воздух.       Гермиона не успела ничего сделать или сказать: она очутилась, барахтаясь, в воде мгновенно. Палочка осталась лежать рядом с бортиком, но добраться до него, когда лодыжку увивал кончик его хвоста, которым змей был занят секунду назад, было невозможно.       — Северус, нельзя! Не здесь. Скоро все проснутся, и мы не сможем вернуться туда… Нет, нет. — последнее она уже стонала.       Потому что Снейп, удерживая свою дурашку, хотел, чтобы всё было по любви. И лизал острым языком ей за ухом, надрывая ткань, когда затейливые пуговицы не повиновались, и довольно быстро раздел, и окунул под горячую воду, смывая её напряжение, прежде чем выволочь через борт, противоположный палочке. Она сама потянулась к нему, ещё лепеча что-то протестующее, коснулась складки, ставшей после линьки нежнейшей, нубуковой на ощупь, и широко развела ноги, едва он прилег на неё. Гермиона скучала. Она, в отличие от него, не пребывала в спячке, и каждый новый месяц в овуляцию текла с такой силой, что в феврале едва не решила откапывать миленького до положенного срока. А теперь, когда он желал её вне течки, готова была для него вывернуться наизнанку. И делала это.       Змей осматривал её раскрытые бёдра со снисходительным пониманием, прежде чем наполнить сразу и до отказа — она не должна была забывать, что такое быть с чудовищем, о нет. Грейнджер визгнула и зажала его коленками, но это было всё равно, что останавливать падающий цельный шкаф. Она отвыкла от этого, а он загонял её в рабскую позицию самки так же уверенно, как член в сочащуюся от его смазки щелочку.       Северус тяжело распластал её по каменному полу: Гермиона вскрикивала на каждую фрикцию. Этот член, идеально заполняющий её, порции семени — не раз, не два, а бесконечно, по мере нарастающего её возбуждения, его свистящее дыхание у уха. Северус любил брать её так, в человеческой и традиционной позиции, взяв обе нежные лодыжки в петли изогнувшегося хвоста и нанизывая её раз за разом. Любила это и она, оказываясь почти в невесомости, единственной реальностью которой был заполняющий её, горячий орган. Она пожалела, что не в охоте. Она хотела таких же блестящих, как он, умное и ласковое потомство, когда была с ним. Существо умело убеждать, он что-то шептал ей в волосы, но не на человеческом языке. к Когда её распухшее влагальце зажало его член, а Северус остановился, глядя, как она приподнимается, отрывая лопатки от подостланных под нее рук, от силы пронизавшего её удовольствия, Гермиона забыла и про клетку, и про то, что время неумолимо движется к завтраку.