«Откуда у него шрам в таком месте?» – подумала я, прищуриваясь.
Профиль Матвеева был таким острым, словно нарисованным. Никогда я ещё не видела людей с такими чётко выраженными скулами и таким аккуратным подбородком. Наверное, для многих Дима был идеалом красоты. Ведь всё в его лице было прекрасно, пропорционально и гармонично. Не к чему придраться, даже, если сильно захотеть. И, рассматривая лицо Матвеева, словно я видела его впервые, я почувствовала, как в горле стало першить, а голова чуть побаливать. Воспоминания о вчерашнем вечере отрывками приходили в моё сознание, и я окончательно проснулась. Дима откачал меня. Буквально засунул мне пальцы в рот, чтобы я отрезвела от того морока, который сама на себя наложила.«Какая же я идиотка…» – пронеслось в голове.
Я не могла понять, что вселилось в меня. Что двигало мной, когда я, как полная дура, глотала эти таблетки? Наверное... горе. Наверное, я не смогла достойно пройти сквозь боль потери. Я сломалась, как кукла. Не выдержала испытание судьбы и поплатилась за это… силой. Сейчас я могла в полной мере прочувствовать все удары жизни, которые заслужила: горе, отчаянье и грусть сковали меня. Ведь теперь… я была в ясном сознании. Впервые за эти несколько дней. Я не могла вспомнить многие моменты, которые происходили. А точнее – все. С трудом вспоминала похороны Люци, дорогу в Красноярск, испытание и даже вчерашний вечер. Всё было так скомкано, обрывочно, словно это были очень далёкие и старые воспоминания. Видимо, успокоительные в тандеме со снотворным давали о себе знать, потому что голова до сих пор была тяжёлой, будто не моей. Глубоко вздохнув, я медленно встала и пошла умываться и чистить зубы. Заглянув в зеркало, я чуть улыбнулась своему отражению, ведь выглядела я немного лучше, чем вчера: лёгкий румянец тронул щёки, глаза вновь стали чуть-чуть светиться, а синяки под ними уже не так бросались в глаза. Опустив взгляд чуть ниже, я заметила на себе чужую футболку. Она была не моя, а значит – Димы. Запах чернокнижника резко ударил в голову, отчего я невольно содрогнулась.«Чёрт… – испугавшись, подумала я, – как он меня переодевал? Или… я сама?»
Я напрягла все извилины в своей голове, чтобы вспомнить этот момент, но помнила только то, как парень расстёгивал пуговицы на моей пижаме, а дальше – пустота. Мне стало плохо от мысли, что, возможно, Дима видел меня голой. Как бы это было унизительно. Наверное, это меня бы окончательно сломало.«Нужно всё выяснить», – подумала я, собираясь с силами выйти из ванной.
Как только я открыла дверь, я столкнулась с парнем в проходе. Я не понимала, стоял ли он всё это время там или только сейчас подошёл, но выглядел Дима озадаченно. – Как ты себя чувствуешь? – спросил он, заглядывая мне в глаза. – Следишь за мной? – смерила я его взглядом. – Вижу, уже получше, – ледяным тоном сказал он, – голос прорезался. Я решила немного сбавить тон, ведь как никак, Дима вчера мне помог, хоть и был не обязан. Глубоко вздохнув, я решилась на главный вопрос: – Что вчера произошло? – спросила я, пытаясь скрыть волнение. Дима посмотрел куда-то в сторону, задумываясь. Казалось, будто он ищет там ответы или, наоборот, знает их, но не хочет рассказывать. От такой заминки внутри всё сжалось. Я занервничала, не зная, чего ожидать. – Ты несколько дней пила таблетки, помнишь? – спросил он, сверля меня взглядом. – Да… – тихо отозвалась я. – И вчера у тебя могла быть передозировка, ты знаешь? – спросил он, кривя губами. Казалось, ему было очень неприятно обсуждать всё это. Будто мерзко. – Нет… – в моих глазах застыл испуг, ведь я сама до конца не понимала, что произошло. – Лилит, – он развернулся и стал мерить шагами комнату, – скажи мне, тебе мама в детстве не рассказывала, что наркотики – зло? Этот вопрос поверг меня в шок. Я сделала шаг назад, ожидая бури, которая уже надвигалась на меня. Уже... было поздно прятаться. – Мне их врач выписал, – сказала я, потупив взгляд, – это обычное успокоительное. Я чувствовала себя, как у директора в кабинете. Словно я провинившийся ребёнок, и меня отчитывают. Бесконечно отчитывают за то, что я дура. Да, именно так я ощущала себя рядом с Димой, причём довольно часто. С поводом и без. Он любил учить меня. И его методы обучения… были жестокими, ведь пряники мне не доставались – только кнуты. – И ты, блять, решила выпить всю пачку!? – он вскрикнул, разворачиваясь ко мне. – Всю, сука, пачку, чтобы уже наверняка успокоиться? – Я не пила всю пачку, – нахмурилась я, – всего лишь несколько штук… Дима выдохнул и подошёл к тумбе. Оттуда он достал упаковку, которую уже успел отобрать у меня ночью. Там ещё была пара таблеток, но… она действительно была почти пустая. – Ты даже не помнишь этого, – сказал парень, кривясь, – потому что была под кайфом всё время. Мои глаза округлились, ведь скорее всего…. он прав. Я действительно мало что помнила за эти дни. Я была будто под куполом, и всё, что находилось за его пределами, не имело ко мне никакого отношения. – Я… – дыхание сбилось, – я не помню. Я ни черта не помню. Я замотала головой, стараясь собрать мысли в единое целое, но они улетучивались от меня. Эти мысли были не мои. Они были человека с искажённым сознанием, с другим восприятием, но… никак не мои. – Ты… – Дима запнулся, – ты просто несносная, Лилит. Он открыл окно и выкинул таблетки. В номер задул сильный ветер, отчего я вся покрылась мурашками, но так и не сдвинулась с места, боясь разозлить Диму ещё больше. Парень же так и стоял возле подоконника, смотря куда-то вдаль, а у меня внутри что-то сжалось. Я расстроилась, ведь… теперь у меня не было шанса вновь облегчить свои страдания. Этот шанс сейчас улетел в окно с девятого этажа. – Как… – я не могла подобрать слова, – как я оказалась в твоей футболке? Дима продолжал стоять спиной ко мне, о чём-то размышляя. – У тебя пижама промокла, – он сжал кулаки, – я переодел тебя. Паника мигом охватила меня. К горлу подступил ком, а ноги будто стали ватными. Ведь, если он помог мне, то определённо видел меня голой. Видел меня в таком ужасном состоянии ещё и обнажённой. Я не могла представить, что могло быть хуже. Мысленно содрогнувшись, я обхватила себя руками, пытаясь закрыться, защититься. Но… уже ведь было поздно, раз он всё видел.«Какой позор…» – единственная мысль, которая зациклилась в голове.
Дима развернулся ко мне, улавливая моё беспокойство. Конечно, он понял, о чём я думаю, ведь весь мой вид кричал только об одном: диком ужасе. – Я не смотрел на тебя, если ты переживаешь, – холодно сказал он. – Как это не смотрел? – я не понимала, о чём он говорит. Дима опять резко выдохнул, будто весь этот разговор только раздражал его. Будто он объясняет мне очевидные вещи, а я не понимаю. С нашей самой первой встречи у меня были трудности с пониманием слов парня, ведь мы общались будто бы на разных языках. Всё, что говорил Дима, практически всегда болью отзывалось во мне. Все его мысли и домыслы были чужды мне. Вся его идеология, все принципы и нормы – очень далеки от моих идеалов. Дима… был чужд для меня, ведь я так и не узнала его настоящего. Каким он был на самом деле? Тем искренним и весёлым парнем, который за руку сбегает со мной с бала? Тем романтичным и чувственным Димой, который играет без остановки на рояле для меня? Тем переживающим и заботливым Матвеевым, который возится со мной всю ночь, откачивая от таблеток? Или же бесчувственным и жестоким чернокнижником, который без раздумий ударил меня? Который, возможно, убил моего лучшего друга? Который столько раз меня пугал? Я не знала, какой из этих Дим настоящий. Возможно, никакой. Возможно, тот самый настоящий Матвеев сидит где-то глубоко внутри, прячась за всеми этими масками. – Я закрыл глаза, – вернул меня из размышлений голос парня, – на ощупь одевал. Тяжелейший груз упал с моих плеч, и я выдохнула, чуть расслабляясь. Если Дима не врёт, во что мне бы очень хотелось верить, то это была самая приятная новость за последние дни. Дима не видел меня голой… а, значит, по крайней мере, моя честь ещё при мне. – Спасибо, – сказала я, опуская взгляд в пол. Дима продолжал смотреть на меня, скрестив руки на груди. Я не знала, куда себя деть и как заполнить ту звенящую тишину, которая повисла в номере. Казалось, что между нами было столько всего недосказанного, столько обид и боли, но сейчас никто не решался продолжить разговор. Ведь иначе… мы оба знали, к чему это приведёт – скандалу. – Когда у нас вылет? – спросила я, пытаясь выглядеть буднично. – Перенесли на завтра, – кинул он, закрывая окно и проходя в ванную, – из-за погодных условий. Я выглянула на улицу и только сейчас заметила, что там бушует ураган. Дождь стеной закрывал видимость, а ветер был такой сильный и порывистый, что буквально сгибал деревья и сносил бедных людей с ног. – Видимо, – сказала я больше сама себе, чем Диме, – сегодня из отеля лучше не выходить. – Единственная здравая мысль от тебя, – холодно отрезал он, захлопывая дверь в ванную.***
Пока Дима принимал душ, я решила сбежать в лобби. Не хотелось проводить целый день в компании парня, который, судя по всему, был очень зол на меня. Я сама на себя злилась, ведь поступила, как полная идиотка. А ещё больше я злилась на свои мысли, ведь они… были очень мрачными. Я уже придумала, что, возможно, смогла бы сбежать в аптеку и купить себе упаковку успокоительных, ведь рецепт у меня был. Или… я могла бы быстро выбежать на улицу и поискать старую пачку, если её ещё не унесло ветром. Я уже мысленно решила, что в этот раз буду аккуратна – не допущу больше такой ошибки. Буду пить парочку таблеток в день для спокойствия и всё. Главное – чтобы никто об этом не узнал. С каждой минутой эти мысли окутывали меня всё сильнее, не давая шанса на трезвое мышление. Единственное, чего я хотела сейчас, – оказаться в вакууме опять и ничего не решать. Не разбираться в своих чувствах и эмоциях. Не спорить с Димой. Так… было легче. И это меня злило. Ведь я стала трусихой. Той, которая бежит от своих переживаний и от своей же боли. С такой кашей в голове я в спешке одевалась. Я надела первое, что попалось под руку, – серый спортивный костюм, такой же топик и белые кроссовки с бабочками. Быстро завязав хвост, я схватила куртку и сумку и тихо выбежала из номера. В лобби, к моему облегчению, никого не оказалось. Я бы не хотела сейчас отмазываться от вопросов Лины и врать ей. Ведь правду о своём недавнем поведении… я сказать не могла. Садясь за столик в ресторане отеля, я заказала яичницу и апельсиновый фреш. Не помню, когда был мой последний приём пищи, но живот уже начинал прилипать к спине. Я стала обрывочно вспоминать прошлые дни и поняла, что не ела уже двое суток. Раньше я никогда не забывала поесть, хоть и ела немного, но всё же… Это было странно для меня – вот так просто взять и забыть о такой важной потребности. Когда официант принёс мне завтрак, я была в восторге. Казалось, будто вкуснее еды, чем эта яичница, просто не существует. Я съела всё за пару минут, рассчиталась и стала искать в навигаторе ближайшую аптеку. Оказалось, что она находится буквально за углом отеля, и я могла бы сильно не промокнуть под этим ливнем. Накинув капюшон, я выбежала на улицу, стараясь на улететь от порывов ветра. Через пару минут я уже стояла в аптеке, вспоминая название успокоительного. – Девушка, – сказала фармацевт, – такие лекарства продаются только по рецепту. – Да-да, – замешкалась я, – сейчас. Я стала искать в сумке этот клочок бумаги, который стал бы сейчас моим спасением, но его нигде не было. Я точно помнила, что рецепт должен был быть в ней, ведь другой сумки я в поездку не брала. Девушка за кассой начинала кидать на меня косые взгляды, от чего я только больше волновалась и спешила. Всё стало падать из рук, разлетаясь в разные стороны по всей аптеке. – Не это ищешь? – прозвучал стальной голос за спиной. По телу пробежали мурашки. Это был Дима, конечно, это был он. Парень всегда был на шаг впереди меня. Он знал наперёд любое моё намерение, любую мысль. Развернувшись, я застыла на месте. Матвеев крутил в руках рецепт, а его глаза… не предвещали ничего хорошего. Для меня. – Отдай, – я протянула руку, пытаясь вырвать лист. Мне уже было всё равно на то, что он подумает. Какая разница? Ведь Дима и так ужасного мнения обо мне. Если к моему образу слабой и истеричной девчонки добавится ещё зависимость от таблеток, то так даже и лучше. Может, тогда он наконец отстанет от меня навсегда. Дима лишь поднял листок выше, заставляя меня тянуться к нему на цыпочках, чуть ли не подпрыгивая. – Прекрати этот цирк, – рыкнула я, прекращая свои бесполезные попытки, – я не буду прыгать перед тобой, как собачонка. Верни рецепт. Матвеев ухмыльнулся и резко разорвал в клочья лист. Это произошло в секунду, я даже не успела среагировать. Не успела остановить его. – Держи, – он кинул клочки на пол. – Ты… – я практически рычала от злости, – какого чёрта ты лезешь в мою жизнь!? – У вас всё хорошо? – спросила девушка из-за кассы, обеспокоено моргая. – Всё прекрасно, – обворожительно улыбнулся Дима, – вот… проходим курс реабилитации. Он схватил меня за локоть и потащил на улицу. Ветер ударил своей силой по лицу, а дождь практически смывал меня с ног. Казалось, что стихия злится на весь мир. Злится на меня. – Когда ты прекратишь лезть в мою жизнь? – крикнула я. – Когда отвалишь от меня наконец? Я была зла. Все эмоции, которые я глушила в последнее время, удвоились. Они выливались из меня потоком. Грусть, скорбь, ярость, тоска, непреодолимое влечение и сильная обида на него – всё смешалось во мне. И эта комбинация чувств… разрывала меня изнутри. – Когда ты перестанешь пытаться убить себя, – холодно отрезал он, – ты совсем с ума сошла, Лилит? Тебя, блять, что, в рехаб положить? – Положи себя в психушку, – я оттолкнула Диму в грудь, – ты сам болен, и пытаешься читать мне морали!? Дима одним рывком оказался рядом со мной, хватая за плечи. Его глаза горели адским огнём, а по волосам стекали капли дождя. Как и всегда… он пугал меня. Я вся сжалась от его грубой хватки, ведь знала… он может ударить меня. Опять. – Что ты сделаешь? – крикнула я. – Опять ударишь меня? Давай! Бей! Лицо парня содрогнулось, как от пощёчины. Даже мой хук не произвёл на него такого эффекта, как брошенные мной сейчас слова. Он стоял передо мной, сжимая мои плечи стальными тисками, и молчал. – Бей, Дима! – продолжала кричать я. – Тебе же это нравится. – Прости меня, – тихо сказал он. Я замерла от шока. Впервые я слышала эти слова из уст чернокнижника. Впервые он… извинялся за свой поступок. По щекам потекли слёзы, которых даже не было видно из-за дождя. Мы вновь промокли, вновь дрожали под ливнем. И вместе с нами содрогались наши души. Я не могла произнести ни слова. Я не знала, что сказать. Не знала, во что верить теперь. Куда мне идти и что делать со своей чёртовой жизнью? – Прости меня, Лилит, – он обхватил моё лицо, заглядывая в глаза. – Зачем ты так поступаешь со мной? – прошептала я сквозь рыдания. Глаза Димы потемнели, стали практически цвета бездны. Я видела в них своё отражение. Видела в них раскаяние и сильную боль. Я видела, как трудно ему сейчас. Возможно, так же, как и мне. – Потому что… – его голос стал ещё ниже, – ты дорога мне. – Ты ударил меня, потому что я дорога тебе? – мой голос надорвался от переживаний. В голове была каша. Слова Димы часто путали меня, но сейчас… это была крайняя точка. Я не понимала, как можно было кем-то дорожить и причинять ему боль. Разве ты не хочешь укрыть человека от всех бед, защитить его от всего на свете, когда дорожишь им? Разве так поступают люди, которые дорожат? – Прости, я не имел права, – его голос охрип, – просто… как ты могла подумать, что я причастен к смерти Люци? Как ты могла сказать такое, Лилит? – Я была убита горем, Дима! – крикнула я. – Кто ещё в этом чёртовом доме мог так поступить? Скажи мне, кто? – И ты подумала, что раз вариантов нет, то я подхожу на роль убийцы? – в его глазах застыл вопрос вперемешку с болью. Казалось, что он абсолютно потерян сейчас. Неужели я могла так обидеть его? Неужели Дима, который не раз показывал мне свою физическую и моральную силу, обижается сейчас на мои слова, брошенные в сердцах? – Ты не раз давал мне причины так думать, – чуть тише сказала я. – Я бы никогда не тронул его, Лилит, – парень отпустил меня, – я бы никогда не причинил вреда тому, кого ты любишь. Дима развернулся и стал идти в сторону отеля, а меня изнутри съедало чувство вины. Паршивое ощущение, когда ты понимаешь, что переборщил. Просто я... даже не думала о чувствах Димы в тот момент. Единственное, что волновало меня тогда, – смерть Люци. Матвеев, который казался мне таким сильным и непробиваемым, сейчас был подавлен. Он был расстроен, что я так думала про него. Конечно, его ранило, что в моих глазах он был убийцей. А я… не знала, что сказать. – Прости… – крикнула я ему вслед. Парень остановился, опуская голову вниз. Казалось, что весь груз мира сейчас обрушился на его плечи. И мне… было искренне жаль, что мы дошли до такой точки: точки невозврата. Мы оба перешли грань и знали это. Оба ранили друг друга и оба извинились. Такое обоюдное насилие друг над другом. Обоюдная боль. – Пойдём в номер, – сказал Дима, протягивая мне руку, – ты заболеешь. Я робко подошла и вложила свою ладонь в ладонь парня. Ещё никогда я не держала его так. Так, будто мы пара – влюблённые, которые долго гуляли под дождём, а теперь идём домой греться. Наше обоюдное насилие вылилось в обоюдное прощение. Наша боль разделилась, и наши души вновь… содрогались.