«Никаких «или», – звонко прозвучало в голове, – ты поклялась».
Да, всё моё нутро буквально визжало от страха перед парнем. Вернее перед тем, что он сможет мне причинить. Опять. Сознание шло вразрез с чувствами, и это… была пытка. Никогда бы не подумала, что человек может испытывать такие эмоции. Если бы мне кто-то сказал, что его голова думает – одно, а сердце – другое, то я бы решила, что это точно шизофрения, если бы… это была не я. Машина остановилась, и Дима вышел, открывая мне дверь. Всё его поведение было таким странным, словно он вот-вот сорвёт все маски и примет свой настоящий облик: отрешённого, холодного и жестокого чернокнижника. Такого, какого я его привыкла видеть. Такого, какого я знала и отлично понимала. Такой Дима был уже ближе мне, понятнее, ведь я давно его изучила. Но видеть Матвеева в абсолютно противоположном образе было странно и как-то неправильно. Будто бы это всё напускное. Всё ненастоящее. Выйдя из машины, я осмотрелась, пытаясь понять: где мы? Вокруг не было ничего – лишь пустая поляна. Можно было даже подумать, что мы не в Москве вовсе, а где-то в лесу, на окраине. – Ты меня сюда убить привёз? – в шутку спросила я. В каждой шутке есть доля правды, все это знают. Просто где-то её больше, а где-то чуть меньше. В моём вопросе доля правды составляла пятьдесят процентов. Да, я вполне могла предположить, что он бы убил меня тут, пока никого нет рядом. Что ему это стоит? Уверена, Матвеев даже не задумался бы, стоит мне сильно разозлить его, сказать что-то гадкое. Просто я никогда не переходила грань, я знала свой предел. А Дима… он ведь не раз показывал мне, что границ для него не существует. Он не раз доказывал, что имеет как минимум физическое превосходство надо мной и может, вполне себе легко, перейти мою грань. Может, это был очередной раз? Иначе… что мы забыли в этой глуши? – Обернись, – тихо сказал парень, кивая мне за спину. Я развернулась и увидела… весь город словно на ладони. Его огни мерцали так ярко, как на новогодней ёлке. Я невольно задумалась: сколько же человеческих историй хранит Москва? Ведь кто-то в этом городе переживает сейчас горькую печаль, а кто-то прям в этот момент, в эту самую секунду испытывает самое большое счастье. Кто-то сейчас умирает, а в каком-то роддоме несомненно рождается новая жизнь. И все события происходят в эту самую секунду: пока мы стоим тут и наблюдаем. Отсюда, с этой пустой поляны, на которой, как я думала, меня должны были убить… отсюда открывался прекрасный вид на целый мир – завораживающий.«Дыхание перехватывает от такой красоты», – улыбнулась я своим мыслям.
Я не могла оторвать взгляд и тихо прошептала: – Очень красиво… – Это моё любимое место в городе, – Дима поравнялся со мной, смотря вдаль. Я не могла утверждать, но во взгляде парня читалось такое умиротворение и спокойствие, словно тут он мог расслабиться, быть собой. Без масок отрешённости или печали. Только он и его мысли. – Ты часто тут бываешь? – поинтересовалась я. – Не так часто, как хотелось бы, – он выдохнул, а изо рта пошёл пар. На улице уже было довольно холодно, особенно ночью. К счастью, Дима украл пару пледов, когда мы совершали побег. И сейчас я была очень рада такой предусмотрительности, ведь хотелось провести как можно больше времени здесь, любуясь городом. – Спасибо, – тихо сказала я, – что поделился. Я и вправду была благодарна Диме за такое маленькое и, пожалуй, первое настоящее откровение. Я могла лишь предполагать, что для него делиться чем-то своим, сокровенным – тяжело. Ведь я… была такая же. Парень наконец оторвал свой взгляд от города и повернулся ко мне. В его глазах читались удивление и какой-то вопрос. Но… я не могла понять до конца его эмоции, ведь довольно часто, точнее всегда, мои наблюдения меня же и подводили, и Дима в итоге вёл себя непредсказуемо. Вёл себя так, как было удобно и понятно только ему. Так и сейчас… я не знала, какой следующий шаг ожидать от чернокнижника. Парень протянул руку к моему лицу, убирая выбившуюся прядь за ухо. Такой жест с его стороны я расценивала, как… угрозу. Ведь Дима уже так делал перед тем, как прошептать мне что-то ужасное или обидное. Прошептать то, от чего в моих жилах стыла кровь. Видимо, это стало моим триггером, и тело подавало сигналы. Я вся сжалась, готовясь к худшему. – Почему ты… – он запнулся, словно подбирая слова, – почему боишься меня? – парень задержал свою руку на моём лице. Хороший вопрос, который мучал и меня. Ведь с любым другим, уверена, я бы смогла постоять за себя. Я бы уже множество раз предприняла попытку, причём радикальную, дать отпор. А с Димой… с ним у меня были лишь жалкие потуги отстоять себя. Ничего не стоящие убогие попытки доказать, что я не боюсь, что я сильная. Но чернокнижник всегда был на шаг впереди. Он лишь снисходительно смотрел на меня, когда я пребывала в моментах отчаянья или сильного страха. Уверена, всё, что Дима видел перед собой – лишь маленькую капризную девочку, а не достойного соперника. Так что же меня в нём так пугало? Его жестокость или то, что он будто бы всегда знает исход? Всегда знает, как ляжет карта, ведь он был крупье. Дима никогда не играл. Он раздавал карты, постоянно подкидывая мне новые масти и наблюдая: что же я сделаю? Какой будет мой следующий ход? Пойду ли я ва-банк или спасую? – Я не боюсь тебя, – ложь, ведь правды я и сама не знала. – Ты врёшь, – в голосе парня прорезались такие знакомые нотки стали, – не лги мне. – Я… – мой взгляд стал бегать, – я не знаю! Голос немного сорвался на крик, чего я не хотела. Конечно же, я не хотела истерить в очередной раз. Нужно было сохранять самообладание перед ним, держаться до последнего, но, видимо, настал тот момент… момент, когда душа начинала кричать от боли. – Ты знаешь, – серьёзно сказал Дима, – просто боишься признать, – он убрал руку от моего лица. – Знаешь, чего я боюсь на самом деле? – я вскинула брови и чуть отошла от парня. – Удиви меня, – он скрестил руки на груди, как бы готовясь оценить мой ответ. – Я боюсь того, какой я стала рядом с тобой. Я боюсь себя, своих мыслей… своих чувств, – я развела руками от бессилия. Сейчас… сейчас мне стало легче на душе. Намного легче. Будто бы, признав свои страхи, я не пала перед ним, а наоборот – я словно стала чуть выше. Невероятно, как порой сложно бывает сказать что-то вслух, и какое облегчение за этим приходит в итоге. Дима смотрел всё так же серьёзно, а его глаза стали чернее обычного. Он глубоко вздохнул и спросил: – Думаешь, ты изменилась из-за меня? – прозвучал его стальной голос. – Ты всегда была такой, Лилит, прекрати вести себя, как ребёнок. – Нет! – крикнула я. – Я была другим человеком, я… я была весёлой и свободной. А ты забрал это. Забрал мою свободу и радость. Дима сделал шаг чуть ближе, поддаваясь вперёд: – Если я и хотел что-то забрать, то только тебя… целиком, – скулы парня стали острее, глаза больше... он злился, – твоя свобода мне не нужна, Лилит, а радость – подавно. – Как ты мог? – слова вырывались из меня, хоть я и не хотела этого. – Как ты мог целоваться в клубе с теми девушками? Кто ты, чёрт возьми, такой? – голос срывался на крик. Конечно, мне не хотелось говорить ему, что я знаю о том видео. Тем более, при таких обстоятельствах, находясь почти что в истерике. Но… меня было не остановить, раз уж я решила говорить правду. Раз уж сейчас, на этой пустой поляне, которая была пристанищем спокойствия для Димы, мы говорили начистоту. Будет ли это место таким же значимым для него после этой ночи? – О чём ты говоришь? – он сверкнул глазами, оскаливаясь, как хищник. – Хватит врать! – я еле сдерживала слёзы. – Я видела видео, как ты проводишь своё свободное время. Так ты в клубах всегда пропадаешь? Вот, где тебя постоянно носит? В каких-то блядушниках? Дима рассмеялся, смотря на небо, словно там было что-то смешное. Кажется, его только позабавили мои слова, будто все мои переживания не стоят ничего. Ни цента – лишь громкого смеха чернокнижника. – Малышка Лилит, – он чуть снизил голос, – не устраивай сцен, будто мы женатая пара, а ты словила меня на измене. Я ни с кем не целовался. Ну… в последнее время. Только с тобой, – уголки его губ поползли наверх. – Я видела своими глазами, Дима! – я достала телефон из сумки. – Вот, смотри. Пальцы судорожно стали искать переписку с незнакомцем, но не находили. Я пролистала диалоги несколько раз, не находя нужный номер. Он просто испарился. – Лилит, может, тебе приснилось это? – Дима сказал это на полном серьёзе, без капли иронии в голосе. – Я не сумасшедшая и могу различить сон от реальности! – я безумно посмотрела на него, продолжая листать чаты. – Конечно, ты не сумасшедшая, малышка Лилит, – он прижал меня к себе, гладя по голове, будто успокаивая, – ты просто очень… впечатлительная. Я не могла понять, где этот чёртов диалог. Почему он пропал? Не мог же кто-то залезть в мой телефон? Это было исключено, ведь я почти всегда была с ним, и пароль стоит. Может, этот человек удалил переписку для двоих? Но… зачем? Зачем что-то показывать, а потом удалять? От прикосновений Димы я немного успокоилась и на мгновение задумалась: может, я и впрямь сошла с ума и представила себе всё это? Может, это придумал мой мозг, чтобы найти причину по-настоящему ненавидеть Матвеева? Может быть… всё это вообще сон? Я отогнала от себя эти безумные догадки и чуть отстранилась от парня, серьёзно взглянув ему в глаза. – Ты думаешь, я сошла с ума? – искренне поинтересовалась я. Дима нахмурил брови, а затем аккуратно взял меня за руки, притягивая обратно к себе. – Нет, я так не думаю, Лилит, – спокойно ответил он. – Зачем ты их целовал? – слёзы катились по щекам. – Я никогда бы не поступил так с тобой, – сказал парень, заглядывая в мои глаза. Дима мог быть кем угодно: безумцем, негодяем, да последним мерзавцем. Но обманщиком… он не был. Я верила ему. Не знаю, как и почему, но я видела лишь искренность в его глазах и ни каплю обмана. Со мной случился приступ веры… веры, которой Дима не заслужил. Может, стоит верить лишь своим глазам, а не словам? Может, обращать внимание нужно лишь на поступки? Хотела бы я жить по такому принципу, но отключать чувства по щелку пальцев я так и не научилась. У меня просто-напросто не было такого опыта. Всё это было так сложно, ведь я своими глазами видела то видео. Я могла бы пересказать его посекундно, настолько оно въелось в мою память, навсегда оставив там свой след. Навсегда запустив свои корни. Я ведь не могла себе придумать это? Как можно понять хоть что-то в этой чёртовой жизни, если я была так потеряна? Как всегда. Я стояла перед ним, опешив, не зная, что сказать. – Лилит, – тихо сказал парень, – поехали домой? Я лишь кивнула головой, утирая слёзы. Сделав шаг, я подвернула ногу и в последний момент почувствовала руку парня, держащую меня за талию.«Слишком много падений на сегодняшний день», – подумала я.
Да, моя жизнь сейчас действительно была похожа на одно сплошное падение. А Дима иногда ловил меня, когда ему захочется. Но… в основном он оставлял меня одну, летящей в пропасть, плачущей и кричащей. Эти мысли словно помогли мне выйти из морока, в котором я находилась. Ведь не так важно, целовался ли Дима с кем-то, обманывал он меня или нет. Самое главное – он и без того причинил мне непоправимый вред и ущерб, который нужно возместить. А я, как полная дура, верила каждому его слову, забывая, какой он на самом деле. Это сейчас Матвеев такой: нежный, внимательный и будто бы адекватный, а завтра… что будет завтра я не знала. Поэтому отступать от плана было нельзя, несмотря ни на что. Пока эти мысли крутились в моей голове, Дима рывком взял меня на руки, оказываясь слишком близко к моему лицу. Я глубоко вздохнула, не ожидая такой близости опять. Щёки мгновенно залились краской, и я поспешила что-то сказать, чтобы прервать молчание: – Я бы дошла сама, – буркнула я, чуть отталкивая кулаком Диму в грудь. – Сомневаюсь, – чуть хмыкнул парень, – ты сегодня еле на ногах стоишь. Уже второй раз, Лилит. – Устала от каблуков, наверное, – постаралась оправдать свою дезориентацию я. – Или ты до сих пор не можешь отойти от нашего головокружительного танца, – усмехнулся Дима. Я лишь робко улыбнулась и немного расслабилась в руках, которые уже так хорошо знала. Эта стальная хватка была уже знакома и понятна мне, словно других рук и не существовало на свете. Словно это было так правильно и естественно: ругаться и кричать, а потом обессилено лежать у него на руках. Это стало нашей… нормой. И это пугало. Дима усадил меня в машину, и мы втроём поехали домой: я, Дима и мой приступ веры.