Любовный эликсир

Стоило Сукхдэву узнать намерения брамина, нахально проникшего в опочивальню Субхады, как настроение его резко переменилось. — Это такая огромная честь для меня — выдать дочь замуж за столь уважаемого человека! — радостно восклицал Сукхдэв, едва удерживаясь от желания облобызать стопы Чанакьи. — Я и мечтать не смел, что моя Субхада сделает столь выгодную партию! — Батюшка, я умоляю! Не отдавай меня за него замуж! — молила Субхада, падая ниц перед отцом, но её возражений никто не слушал. — Уйди, глупая, — отмахнулся от дочери Сукхдэв, когда та подползла к нему и ухватила за край накидки. — Царевича что ль ждёшь? Не дождёшься. Брамин попросил твоей руки. Как я могу отказать? Кстати, когда наступает благоприятный день для проведения свадебного ритуала? — обратился Сукхдэв к будущему зятю. — Сегодня! — влюблённо глядя на свою невесту, выдохнул Чанакья. — Безотлагательно. Немедленно! Под окном маячил Бхайрав, с трепетом ловивший каждое слово своего ачарьи и ответы Сукхдэва. Любимый ученик Чанакьи поначалу даже не заметил, что рядом с ним остановилась девица приятной наружности, одетая в сари служанки. Заглянув через плечо Бхайрава, девушка тоже начала внимательно слушать голоса, доносящиеся из оконного проёма. Похоже, разговор заинтересовал её так сильно, что, к удивлению Бхайрава, девица слегка оттеснила его и стала осторожно пробираться через окно в дом, стараясь не привлекать к себе внимания тех, кто уже находился внутри. — Отец, этот брамин случайно выпил любовное зелье, — призналась Субхада, осознав, что никакой иной способ борьбы за свободу не поможет. — Оно стояло на подоконнике. Если бы он не выпил эликсир, то не ворвался бы сюда и не начал делать свадебное предложение! — Мне всё равно! — ничуть не смутился Сукхдэв. — Бальзам, эликсир, бханг… Неважно, что помогло уважаемому ачарье решиться, однако я заранее на всё согласен. — Отец, сжалься!!! — Это был напиток для меня. Сукхдэв, Чанакья и Субхада обернулись в ту сторону, откуда послышался девичий голос. Рамья стояла в комнате Субхады и бесстрашно смотрела на Сукхдэва. — Я заказала зелье у вашей дочери, — произнесла она твёрдо. — Простите, дэви, но, как видите, эликсир был случайно уничтожен, — засуетился Сукхдэв. — Моя дочь сделает новый, но вам придётся некоторое время подождать. Сначала мы сыграем свадьбу. — Нет!!! — снова воскликнула в отчаянии Субхада. — Отец, я не пойду замуж, лучше смерть!!! — Пожалуй, после всего происшедшего довольно с меня эликсиров, — неожиданно снова заговорила Рамья. — Также мне не кажется хорошей идеей выдавать девушку замуж её против воли. Сукхдэв ненадолго утратил дар речи от такой неслыханной наглости. Что же касается Бхайрава, то он вдруг ощутил, как сердце его воспылало безо всяких приворотных зелий. Будь на то воля, он бы прямо сейчас сделал предложение прекрасной смелой служанке, но, увы, мечты о взаимной любви вскоре умерли, едва успев родиться. — Вы лучше спросите у дочери, к кому она питает сердечную склонность, — не сдавалась Рамья. — И тогда решайте, за кого её выдавать. — А вы кто вообще? — Сукхдэв с пренебрежением взглянул на Рамью. — И с какой стати вмешиваетесь в дела моей семьи? — Я думаю, о причинах моего вмешательства ваша дочь лучше всех может ответить вам, — так же невозмутимо продолжала Рамья. Затем повернулась к Субхаде и промолвила: — Мне хватило этих семи дней, чтобы понять кое-что важное. Никакой эликсир не потребуется. Я и без него готова остаться с тобой на всю жизнь, лишь бы ты сама этого хотела. На глазах ошеломлённых Сукхдэва, Чанакьи и Бхайрава, скромно торчащего по ту сторону оконного проёма, Субхада вдруг с рыданиями бросилась на шею Рамьи, обнимая подругу. — Хочу! Очень хочу! Мне тоже хватило этих дней, чтобы всё понять… Мне никого не надо, кроме тебя! — Это что… такое происходит? — непонимающе развёл руками Сукхдэв. — Субхада, объяснись! — Мы любим друг друга и хотим жить вместе, — улыбнулась Субхада, оборачиваясь к отцу. — Ты можешь меня убить, отец, но это ничего не изменит. Я люблю Рамью. И мужчины мне не нужны. — Итак, если вы решите выдать замуж вашу дочь за этого брамина, — Рамья с отвращением посмотрела на разинувшего рот Чанакью, — или за другого мужчину любой касты, то вы попросту испортите ей жизнь. Не делайте этой ошибки, я вас прошу! — и Рамья смиренно сложила руки перед грудью. — Нет, ну какова чушь, — Сукхдэва бросило в горячий пот, вследствие чего даже не заметил, как Бхайрав, утративший надежду на взаимность, упал в обморок, распластавшись в придорожной пыли. — Как две девушки могут жить вместе без мужчин?! Что это за семья?! Откуда возьмутся наследники? — Наследников могут даровать боги, — не растерялась Рамья. — Можно приютить детей, чьи родители умерли. А даже если потомков вовсе не будет, что за беда? В Магадхе полно женщин, которые рожают младенцев. Страна не погибнет, если всего две девушки не произведут на свет никого. — Магадха не погибнет, зато погибну я!!! — взвыл Сукхдэв. — Не для того я столько лет растил единственную дочь, чтобы отдать её в жёны… такой вот греховоднице! — Я покончу с собой, если ты принудишь меня к браку, — внезапно осмелела Субхада. — Я брошусь в ритуальный костёр, вокруг которого ты заставишь меня обходить во время церемонии! — Мы умрём вместе. И в миг смерти попросим дэвов, чтобы в следующей жизни виновник нашей гибели был наказан! — поддержала любимую Рамья. Едва вставший из обморока Бхайрав, услышав столь страшные клятвы, упал на дорогу снова. Сукхдэв размышлял недолго, взвешивая все «за» и «против». Любой другой отец на его месте предпочёл бы, чтобы непокорная дочь умерла в огне, но не запятнала себя грехом, однако Сукхдэв умел мыслить шире. «Если она будет жить с женщиной, то не утратит девственности, — ошибочно решил Сукхдэв. — А потом можно будет что-то придумать и всё-таки выдать её замуж. Или она сама, пожив немного такой вот неправедной жизнью, устанет от женских ласк и возжелает мужчину. Ничего, природа возьмёт своё». И он расплылся примирительной улыбкой. — Так и быть. Я не стану принуждать мою дочь к замужеству, коли она того не хочет, — поглядев на Чанакью, Сукхдэв обратился к нему самым почтительным тоном, который только возможно представить. — Простите, уважаемый ачарья, обстоятельства переменились. Я не могу выдать за вас Субхаду. Жизнь моей дочери дороже. — Тогда я покончу с собой, и вы окажетесь виновны уже в моей смерти!!! — выкрикнул Чанакья, чьё страстное желание заполучить Субхаду не встретило понимания и превратилось в неукротимый гнев. — Не надо, ачарья, — слабо пролепетал из-за окна очухавшийся во второй раз Бхайрав. — Я с вами! А даже если я вам не нужен, то вспомните, что вы сказали о юноше, встреченном в сабхе. Вы всё ещё можете его спасти! Кто, кроме вас, сделает это? — исполняя священный долг ученика, Бхайрав делал всё, чтобы не позволить своему учителю умереть, но Чанакью, похоже, уже не волновало ничего, кроме безумной идеи жениться либо скончаться. Вишнугупта ловко выбрался сквозь оконный проём на улицу и отправился к ближайшим зарослям, намереваясь набрать побольше сучьев для погребального костра. — Послушай, Субхада, — Рамья ощутила изрядное волнение, осознав, что обезумевший Чанакья и впрямь может натворить дел, — дай ему противоядие! Помрёт же глупый старик, а вина ляжет на нас. Субхада нервничала, стискивая руки. — Прямо сейчас у меня нет противоядия. Я могу лишь попросить Чанакью повременить с самоубийством, пока я не приготовлю зелье обратного действия. — Попроси! — часто закивала Рамья. — Не хотелось бы начинать нашу совместную жизнь с его смерти. Карма сильно испортится, знаешь ли! Субхада приблизилась к Чанакье, который, игнорируя слёзные мольбы Бхайрава, методично складывал в огромную кучу посреди улицы обломанные ветки деревьев и кустарников. — Да что ж такое? — рыдал Бхайрав. — Вы же в сабхе полюбили другого человека! Почему тогда хотите умереть из-за отказа этой дэви? — Ваш ачарья любит кого-то? — с интересом спросила Субхада у Бхайрава, убитого горем. — Да, — причитал несчастный ученик. — Он сегодня утром влюбился в юношу, живущего в царском дворце. Он собрался выручить того юношу из лап безумного царя и забрать с собой, но на обратном пути учителя угораздило выпить ваше зелье… И вот! — рыдая, Бхайрав указал на Чанакью, который за очень короткое время успел сложить приличную груду веток. Рядом с Бхайравом, Рамьей и Субхадой начала собираться толпа зевак, предвкушающих любопытное зрелище. — Настоящая влюблённость наложилась на зелье… Но он ведёт себя странно. Что бы это значило? — задумалась Субхада. — Только то, что брамин спятил, — вполголоса констатировала Рамья. И всё же Субхада сделала попытку. Она подошла к Чанакье, который с сосредоточенным видом утрамбовывал ветки руками и ногами. — Уважаемый учитель, — вежливо обратилась к Чанакье Субхада, — подождите семь дней, и я сделаю для вас… — Нет! — отшатнулся от неё Чанакья, не дав Субхаде договорить. — Я не желаю ждать ни мгновения! Если в сердце моей богини нет любви ко мне, значит, остаётся только смерть! — Но через семь дней я сделаю зелье обратного действия, — не сдавалась Субхада. — Поймите, вы отравлены эликсиром, который был смешан с молоком. Вы не любите меня на самом деле. Это ложные чувства. — Дэви, я никогда не встречаю отказа, — глядя на Субхаду безумным взглядом, произнёс Чанакья. — Ложные мои чувства или истинные, но они МОИ. А коли так, то я или получаю желаемое, или умираю, прокляв всех. Отойди и не мешай. — Точно спятил, — заключила Рамья. — Даже Мура, когда воспылала страстью к императору, так себя не вела. Может, ты ингредиенты перепутала и насыпала в напиток что-то не то? — обратилась она к Субхаде. — Нет, я не ошиблась. Не знаю, что с ним творится. Может, зелье что-то испортило в его голове? — Или он изначально был таким? — сделала своё предположение Рамья. Довольно скоро костёр оказался сложен. Чанакья огляделся вокруг в поисках огня, чтобы подпалить собранную кучу, однако никто из собравшихся ни факел, ни лампаду давать ему не хотел. Тогда Чанакья на ходу сочинил, будто он — реинкарнация Дурвасы и немедленно проклянёт всех, кто откажет ему в последней просьбе. Бхайрав умолял зевак не слушать учителя и не давать ему ничего. Однако какой-то малыш лет шести, толком не понимавший, что происходит, перепуганный словами о проклятии принёс-таки из своего дома горящую лампаду. Чанакья будто только этого и ждал. Он подпалил ветки, умело раздувая маленькие искорки, весело побежавшие по высохшей от жары древесине. Подождав, пока костёр сильнее займётся, Чанакья бесстрашно шагнул в его середину. Толпа ахнула. Субхада закрыла лицо руками. Бхайрав вскрикнул и отвернулся. Рамья продолжала смотреть на происходящее широко распахнутыми глазами, всё ещё не веря, что мудрый брамин может погибнуть такой нелепой смертью. — Брамин Чанакья! — неожиданно раздался нежный женский голос откуда-то сверху. Все подняли головы к небесам. И даже Чанакья, занятый переходом к новому воплощению, обратил лицо вверх тоже. Над погребальным костром в воздухе колыхалась светящаяся фигура прекрасной дэви в золотом сари. — Дэви Синдху! — радостно воскликнула Субхада, рискнув-таки одним глазком посмотреть на происходящее. — Вы?! — Я, — с благожелательной улыбкой отозвалась Синдху. — Спасите этого человека, умоляю! — взмолилась Субхада, указывая на Чанакью, чьи волосы и накидка уже начали тлеть. — Он же умрёт, хоть ни в чём и не виноват! — Только дэвам известно, в чём заключается его вина, — загадочно отозвалась Синдху, и на её светлый лик набежало небольшое облачко. — Однако я не кровожадный пишач, чтобы мстить тому, чьи грехи остались в несостоявшемся будущем. Брамин Чанакья! — снова громко окликнула ачарью богиня, одним движением руки заставляя пылающий огонь замереть, и это необыкновенное чудо заставило толпу зевак снова ахнуть, только на сей раз с восхищением. — Вас избрал своим помощником сам Камадэв. Ваша пылкость в любви произвела на него впечатление. Вы будете помогать Камадэву в увековечивании составов возбуждающих зелий. В свободное же время у вас будет почётная подработка: Индрадэву и старшему сыну дэви Парвати тоже есть, что вам надиктовать. Индрадэв сказал, такие горячие истории, которые он и Картикея вам поведают в ночи полнолуния, даром пропасть не должны. — Но я не летописец! — гордо воскликнул Чанакья, отчасти польщённый предложением богини, но в большей степени недовольный тем, что самый торжественный час его жизни был бездарно испорчен. — Если откажетесь от предложения, — тем же мягким тоном продолжала Синдху, — то, сгорев в этом костре, попадёте в Паталу. Дэвам известны все ваши мысли, которые перед восхождением на костёр отнюдь не были чисты! Так что подумайте снова и примите верное решение. Немного поколебавшись, Чанакья с досадой махнул рукой. — Так и быть. Забирайте к Камадэву! Дэви Синдху простёрла руки, золотой свет окутал Чанакью, и в этом светящемся столбе он вознёсся на небеса вместе с богиней. Как только Чанакья исчез в Дэвалоке, провожаемый полным слёз взглядом осиротевшего Бхайрава и любопытными взорами зевак, сухие ветки недогоревшего костра снова вспыхнули и превратились в пепел. Постояв на месте ещё немного, собравшиеся начали расходиться, бурно обсуждая произошедшее. — Так куда мы теперь? — медленно приходя в себя после увиденного, спросила Рамья. — Ко мне домой! — А если твой отец меня выгонит? — заволновалась Рамья. — Пусть попробует. Тогда мы уйдём из Паталипутры жить в Таксилу или в Аванти, где я всегда заработаю на пропитание изготовлением зелий. Авось не пропадём. — А если не получится? — волновалась Рамья. — Ну тогда попросим Чандру пристроить нас служанками где-нибудь во дворце. Только от Муры подальше, — и Субхада презрительно сморщилась, всем своим видом выказывая истинное отношение к бывшей махарани Пиппаливана. — Не волнуйся. От этой женщины, причинившей мне столько страданий, я и сама буду держаться как можно дальше. Не желаю больше её видеть. Тебе не о чем волноваться, — пообещала Рамья и крепко обняла подругу. *** — Рамья!!! Бхут побери глупую девку! Куда она запропастилась?! — вернувшись из Хава Мехел, Мура отчаянно разыскивала по всем помещениям свою верную служанку, которая прежде и шага в сторону без разрешения госпожи ступить не смела. Однако теперь странным образом Рамью нигде невозможно было найти. Наконец, Муре удалось выловить посреди коридора прачку, которая прежде часто общалась с Рамьей. — Куда подевалась твоя подруга?! — резко спросила Мура, ухватив прачку за руку. — О, это вы, госпожа? — девушка вежливо поклонилась. — А я как раз вас пыталась найти. — Зачем? — Вот, держите! Вчера просили вам передать. Прачка вытащила из-за пазухи и подала Муре какую-то записку, начертанную на куске ткани. Развернув записку, Мура прочла: «Уважаемая махарани! Я осознала, что недостойна вашей любви. Где уж мне тягаться с такими соперниками, как светлейшие царевичи Панду, Раштрапала и Кайварта? Я не стою кончика ногтя на мизинцах их ног! А потому я желаю вам счастья с этими достойными мужчинами, а сама ухожу к той, чью любовь нет надобности каждый день отвоёвывать. Прощайте». Мура долго смотрела на клочок ткани, оставаясь неподвижной. Воспользовавшись её замешательством, прачка быстро убежала, чтобы не испытать на себе последствий гнева. Когда же Мура наконец осознала смысл послания, то дворец Паталипутры огласил столь мощный вопль, которого там не слышали со времён кончины досточтимого махараджа Уграсены Нанда. *** — Говорят, брамин Чанакья вознёсся на глазах у десятков зевак, — внезапно изрёк Дхана Нанд, возлежа на подушках и потягивая через соломинку прохладный сок из золотой чаши. — Вчера возле дома вайшьи Сукхдэва. Ракшас мне доложил. — ЧТО?! — Чандрагупта подавился своей порцией мангового сока, хрипло закашлявшись. — Куда вознёсся?! — Очевидцы говорят, в Дэвалоку. — Как Чанакье это удалось? — живо заинтересовался Чандрагупта. — Возвращаясь из дворца, он ни с того ни с сего вздумал совершить ритуальное самосожжение, но появилась неизвестная богиня в золотом сари, предложила ему стать летописцем Камадэва, а затем забрала с собой. Прямо с погребального костра. — Как это удивительно! — Чандрагупта задумался, а потом вдруг спросил: — Богиня в золотом сари — это случайно не мама Синдху? — Полагаю, она, — улыбнулся Дхана Нанд, ласково поглядывая на своего возлюбленного и поглаживая того по густым локонам. — А кто ж ещё? — Хотел бы я знать, зачем мама это сделала? — изумлённо покачал головой Чандрагупта. — Думаю, дэви Лакшми снова между делом показала ей нечто любопытное, — предположил Дхана Нанд, — и дэви Синдху поняла, что Чанакью только погребальный костёр исправит. Поскольку твоя мама научилась устраивать лилы почище Вишнудэва, ей как-то удалось подстроить ситуацию с костром. Однако в последний момент она наверняка передумала: ведь неправильно карать того, кто ещё ничего не натворил. Но это всего лишь мои домыслы! При случае сам спроси. — Обязательно спрошу, — Чандрагупта перебрался поближе и обнял Дхана Нанда за талию, склонившись головой на его плечо. Свободная рука юноши, рассеянно поблуждав по обнажённому царскому животу, спустилась ниже, лаская неприступную крепость, которую никому прежде не удавалось завоевать. — Как скоро нам нужно будет возвращаться в сабху после дневного отдыха? — спросил Чандра голосом, дрожащим от желания. — Не слишком скоро, — часто задышав и подавшись навстречу его руке, ответил Дхана Нанд. — А что, у тебя есть интересное предложение? — Ещё какое! Перекатившись сверху на грудь любимого, Чандрагупта жадно приник к его полуоткрытым губам, от которых сладко пахло манговым соком. 29.01.2024г.