Пиканье раздражало. Мерное, с интервалом меньше секунды оно плавило воспаленное сознание. Как же раздражает
просыпаться. Приходится открыть глаза — зрение без очков расплывается, туда будто песка насыпали. Продираясь сквозь раздражение, Юми отметила незнакомое помещение, являющееся больничной палатой и иглу у себя в руке. Холодок растекается от места фиксации дальше по венам, а кожу неприятно стягивает пластырь.
Помимо кровати, на которой лежала девочка в палате находился кардиомонитор, капельница и множество различного оборудования. На противоположной стене была закрытая белая дверь. Она не знала как выглядела палата интенсивной терапии, но вряд ли именно так. Ей вроде бы было не настолько плохо. Урологических, в конце концов, катетеров не было. Хотя мочевой пузырь изрядно напряжен. — Кнопки вызова персонала рядом с кроватью — нажать, едва дотянувшись все еще детской рукой. Ее вещей не видно — позвонить не кому. Стоит узнать сколько она провалялась и возвращаться к делам.
В коридоре стучат несколько пар ботинок. Мимо прозрачной стены чуть ли не бежат люди в халатах. Первой в комнату врывается медсестра с короткой стрижкой, кидая взгляд на чуть ошарашенную реакцией врачей ребенка. Якобы спокойно заходит врач — низенький дедушка с подозрительно знакомыми усами.
— Чтож, кхем-кхем, — круглые очки закрывали глаза мужчины, но противная улыбка так и норовила расползтись по всему круглому лицу. — Тодороки-тян, мы рады что ты наконец очнулась, как себя чувствуешь? — Медсестра молча прошествовала к капельнице, заменяя кончавшийся препарат.
— Хреново, — язык не слушался, связки скрипели, выдавая едва слышны хрипы, вместо слов. Это так ощущается простуда?
— Ну-ну, — очки доктора сверкнули. — Знаешь, твой отец с братьями очень беспокоились, когда ты потеряла сознание. Нельзя доводить себя до такого состояния, Тодороки-тян, — он чуть наклонился, качая пальцем, как перед маленьким ребенком.
— Как вас зовут? — лысая голова навевала странные образы, однако их странность не была хорошей. Мурашки прошли по открытым рукам Юми, когда препарат снова пошел по венам.
— Кюдай Гараки, Тодороки-тян, я лечащий врач вашей семьи. Неужели забыла? — он почесал пальцами свои пышные усы, пока Юми едва удержалась от повторного обморока. Имя наводило подсознательный страх. Медсестра недовольно цыкнула, когда Юми дернулась чуть сдвигая кардиомонитор.
— Можете позвать папу? — ей удалось посмотреть на доктора, скрывая ужас глубоко в своем разуме. Страх колол сердце, сковывая плечи, чувство лишь усилилось, когда доктор медленно покачал головой.
— Нет, Тодороки-тян, твой папа на работе, ты была бессознания почти двое суток, а у взрослых тоже есть дела.
Он развернулся и вышел из комнаты, пока медсестра заканчивала считывать показания и тоже ушла, отключив аппарат.
Юми оставалась наедине с бегающими мыслями. От Гараки и приближенных следовало держаться подальше. Папа на работе, и если и приедет, то не раньше вечера. Она посмотрела на мельком замеченные часы на стене: 12:45 или около того. Юми ничего не знает про часы посещения или распорядок дня. Но, если предположить, то скоро будет обед.
На тумбочке наконец-то нашлись очки, а под кроватью виден край ее рюкзака. Из-за капельницы и прочего подвижность сильно ограничена, но если зацепиться за край, вытягиваясь на кровати, оставляя левую руку неподвижной, приподнять грудную клетку, то сумка оказывается рядом с тумбочкой, откуда достать ее гораздо проще.
Подумав получше, Юми взглянула через стеклянную стену. Стол медсестры должен находиться где-то на этаже, но как минимум ее кровать оттуда не просматривается. Она подскочила, хватаясь за капельницу, колесики жужжат, двигаясь по полу, огибая койку. Теперь Юми без проблем может встать с кровати, запихнуть рюкзак между тумбочкой и кроватью, прикрывая вид сверху «случайно» сползшим одеялом. В любом случае, это ненадолго.
Колесики капельницы все еще жужжат, пока она не пересекает палату, направляясь к той самой двери. Либо здесь швабры, либо туалет. Или, и то и другое, — думала она заходя в темное помещение и ища выключатель.
Тишина все еще царствовала в палате, когда ее снова нарушило жужжание колес — вернуть капельницу на место, перелезть кровать и достать сумку. В рюкзаке лежала новая бутылка воды, крекеры, школьные тетради с того дня, на дне покоился повербанк и несколько пластырей. В другом кармане покоился провод от зарядки, наушники и телефон. Последнее было наиболее необходимой вещью в данный момент.
Аккуратно стирая каждое системное уведомление в поисках сообщений, Юми обнаружила письма от Кинэ и Сэтору, школьные уведомления, а также видео от Нацуо.
Видео всего на полминуты содержало пожелание выздоравливать и информацию, что младшие не в курсе, почему сестренка заболела.
Кинэ прислала множество фото с конспектами, а только мысль об их переписывании уже утомляла. Сэтору обещал прийти, когда она очнется с угрозами физического насилия, потому что «он предупреждал так не делать».
14:05. В животе неприятно бурчало, прося еды. Обеда все еще не было. На телефон Нацуо было отправлено сообщение «я в порядке», скорее всего они уговорят отца на посещение сегодня-завтра. Пусть их общее семейное взаимодействие было сплошь болезненным и поломанным, а ситуация с Тойей и Рей откровенно ужасной, ей не хотелось оставлять совсем сожженные мосты между детьми и родителями.
15:30. Обеда так и не было. Либо ее нарочно пропустили, в чем Юми дико сомневается, либо обед был раньше, чем она очнулась. Выходить из палаты не хотелось, но добыча информации всегда была первостепенной задачей для девочки. Зайти в карты в телефоне, врубить геолокацию, местоположение больницы дает ее название. Найти сайт, найти распорядок — ну, да. Обед был около двенадцати. А она проснулась, когда был уже почти час.
Больница была из небольшого перечня, который проверяла Юми, пока искала Рей. Недалеко от дома, всего в паре километров. «Гарантировано безопасное и качественное лечение» — слова на главной странице вызывали сомнения. Раздел «Сотрудники» — Доктор Кюдай Гараки, Ведущий педиатр, причудливый специалист, доктор медицинских наук. Профиль не вызывал нареканий или каких-то подозрений у всех, кроме Юми.
17:00. По коридору снова раздались шаги. Уже знакомая медсестра вошла, приблизившись к палате с не просматриваемой стороны. За ее спиной маячила почти двухметровая горящая херня, которая была распознана как «папа», после того, как очки вновь оказались на лице ребенка.
— Фуюми.
— Папа.
Взаимные кивки, погружающие комнату в неуютную тишину, разбившуюся о стук каблуков медсестры. Тяжело вздохнув, Энджи подошел ближе.
— Кюдай сказал, что ты чуть не умерла, — Юми опешила. Ей
правда не было настолько плохо. Подумаешь, потеряла сознание. В который раз. За неделю.
— Эм, все не настолько плохо… — она замерла под пронизывающим взглядом электрически-голубых глаз.
Снова тишина. Пиканье аппаратов из других палат. Дыхание двоих людей, не знающих правильных слов. «Что случилось, как я могу помочь?»; «Почему ты волнуешься?» — слова остаются невысказанными. Эмоциональная инвалидность просто так не лечится.
— Через час к тебе зайдут одноклассники, — наконец Энджи произносит хоть что-то.
— Хорошо, как братья? — Юми видела видео — она знает, что все нормально, но надо продлить разговор, потянуть время, пока она придумает как спросить о Гараки.
— Нормально, — он снова кивает, подтверждая свои слова. Но ничего не добавляя более.
— Ум, а доктор Гараки… — Юми снова запнулась. Мы давно его знаем? Кто этот человек? Почему я боюсь его? — Эм, когда меня отпустят?
Энджи поморщился как от горькой конфеты. — У тебя все еще температура, Кюдай сказал, что неделю полежать тебе придется.
— А, а домашнее лечение? — волосы на ее затылке зашевелились, а кожа снова покрылась мурашками. — Пожалуйста? — пастельно-бежевые стены, стерильный белый цвет, элементы светлого дерева — все, что должно внушать покой и безопасность, для Юми казалось лишь еще фактом, подтверждающим ее бессилие, это место становилось ее тюрьмой. Поэтому взгляд по мягче, глаза заставить заблестеть, лицевые мышцы опустить.
Отец кивнул, и нажал на кнопку вызова персонала. Юми не сдержала хитрую улыбку, едва успевая заметить нечто похожее, мелькнувшее на мгновение на лице Энджи. Похоже, инвалиды они еще и моральные.
Топот ботинок и каблуков в коридоре. В палату варварски врывается уже надоевшая Юми парочка из Гараки и медсестры.
— Что случалось? — Гараки закашлялся, увидев мирно сидящих отца с дочерью. На лицах обоих не выражалось ни единой эмоции.
— Если все не слишком плохо, я бы хотел перевести дочь на домашнее лечение.
Фраза кажется вызвала у медсестры мигрень, та сдерживала эмоции намного хуже доктора.
— Вас не устраивает лечение? — опасный вопрос. Юми напряглась. Варианты подсказывали развитие разговора:
— Вас не устраивает лечение?
— Нет, все в порядке, но…
— Тогда оставайтесь;
— Вас не устраивает лечение?
— Не в этом дело…
— Оставайтесь;
— Вас не устраивает лечение?
— Нет, но…
— Тородоки-тян пережила сильный стресс, лучше бы ей остаться под наблюдением…
— Я бы хотел лично присмотреть за дочерью.
Фраза, которую Юми не предсказывала, но пришедшая удивительно вовремя для нервов девочки. Гараки поморщился:
— Вы всерьез считаете это необходимым? Вы же герой — у вас же работа.
От врачей фырканье Юми скрыл скрип кровати. Энджи выглядел как человек, приготовившийся орать. Она не любила крики, но хотела посмотреть шоу. К сожалению, ее постигло разочарование.
— У всех работа. Вы говорите, что я не в состоянии присмотреть за собственным ребенком? — чтож, готовим вазу для пепла имени Гараки, если он сейчас заикнется про старшего сына Тодороки.
Энджи тоже подозревает что-то подобное, поэтому с тяжелым дыханием из ноздрей вылетают струйки дыма. Юми не видит этого прямо, но слышит результат: Гараки разворачивается и бормочет про бумаги. Отец кивает и уходит следом, говоря, что завтра с утра заберет ее. Отлично, осталось дождаться «одноклассников», она даже знает кто именно придет.
Время было почти шесть, когда по коридору снова раздались шаги медсестры в сопровождении знакомых шагов — Сэтору. Дверь распахивается, когда парень с серебристыми волосами и недовольным лицом врывается в комнату.
— Тебе это не надоело? — вопрос задан сухим, крайне задолбавшимся тоном.
— Согласие означало бы, что я совершила неправильный выбор где-то в начале своего пути. А это не так, — Юми почти инстинктивно ухмыльнулась, рассматривая друга сквозь прищуренные глаза. Парень недовольно цыкнул, пока двигался к ее койке.
— С тобой точно все в порядке? — Сэтору не любит беспокоится, правда не любит, но за этой девчонкой нужен глаз да глаз. А теперь, расплата.
***
— Нам сказали, что ты чуть не умерла, Юми! Нельзя так пугать!
— Не моя вина, что вы испугались! — две маленькие девочки шипели не хуже змей Накато, пока парни мирно переругивались за их спинами, аккуратно направляя в нужный кабинет.
Все на самом деле было не так плохо. Всего лишь истощение, могло быть хуже — она продолжает пожимать плечами на беспокойство друзей, как делала и дома в отношении братьев. Кофе из ее рук живо перекочевал в руки Юкичи под одобрительные кивки Сэтору и Кинэ.
— Может, ко врачу ее?
— Разве что к психологу.
Бормотание парней осталось незамеченным. Девочки продолжали шипеть, но теперь Юми недоуменно моргала, пытаясь понять, куда делся стакан с кофе. Наконец заметив его в руках Юкичи она резко выкинула руку, планируя схватить желанный стакан. Предвидев это, Юкичи просто поднял стакан над головой.
— Юкичи, какого черта?! — злобный взгляд был нацелен на мальчика, но попадал на невинную тару кофеина.
— Нет, теперь это мой кофе, — сама невозмутимость.
— Ты даже не пьешь кофе… — Юми все еще была возмущена наглостью этого «скромного» мальчика.
— И не собираюсь, — стакан выкинут, содержимое выпило ближайшее дерево. Сэтору облегченно опустил плечи. Почему-то он думал, что это выльется на него.
— Не расслабляйся, я в тебя целился, — дерево было в противоположной стороне от парня. Однако, «повод для подъеба — это повод для подъеба» — на бормотание Юми никто не отреагировал.
В классе было чисто. — Как и в тот день, когда ты покинула его, — шепот прямо позади нее ужасал.
— Блять, люди!
— Что?
Вопрос задан хором. Нет ни малейшей возможности избежать вопросов. Кроме звонка.
Тодороки-кун, поздравляю с выздоровлением, и соболезную. У нас тест.
Хах, это не было большой проблемой. Точнее, это вообще не было проблемой. Наиболее близкое беспокойство Юми сидело позади нее, и она может поспорить, что наглая ухмылка у него вылезает каждый раз, стоит ему вспомнить их разговор в больнице.
— Юми, ты прелесть нашего класса, наша благородная староста, — улыбка маньяка светило на нее ярче любого прожектора. — Пусть ты и заболела, но ничего не бывает так просто… — голос дьявола-искусителя, наконец раскрывающего секрет сделки. — Я предупреждал, — из с виду легкой рюкзака на тумбочку высыпались бумаги. Огромная куча файлов и просто скрепленных бумаг, которые придется разгребать где-то ближайшую вечность.
Шутка оказалась в том, что вся бумажная работа студсовета в течение месяца оперативно скидывалась на посмевшего заболеть члена команды, как только тот выздоравливал. В случае Юми — та не выздоровела, но очнулась, а Сэтору, как хороший друг решил вопрос со студсоветом по принципу «Быстрее начнет — быстрее закончит». Сказать, что Юми была благодарна — значит просто нецензурно промолчать.
После уроков в школе оставалось одно — фехтование. Спортивный зал — просторное помещение с высокими потолками, сеткой на стенах и двух столбах для волейбольной сетки, там уже находилось несколько ребят, переодевшихся и бегающих неизвестно какой круг. Компания из четверых детей разделилась по двое — Кинэ и Сэтору, как не участвующие в тренировке, и Юкичи с Юми, направившееся к обычному парню с блондинистыми волосами.
— Кэтсу-кун, вот она, — Юкичи
предатель выдвинул ее перед собой и побежал бегать по кругу. На Юми взирал уже знакомый ровесник. Кэтсу Араи — староста 2Б.
— Держи спину ровнее, собери булки, Тодороки, блять, — Кэтсу отчитывал, скалящуюся на него девчонку. Точнее, не на него, а в пол. Расстояние между ногами полторы стопы, спина ровная, взгляд на воображаемого противника. Ей никто не даст оружие, пока стойка не будет идеальной, а движения отточены.
Группа состояла из нескольких ребят — в основном «Б» классы, но была парочка из «С» и «А». Последними являлись непосредственно Юкичи и Юми. Рядом с Кэтсу вертелся другой светловолосый парень с гнездом на голове и яркими красными крыльями на спине. Юми вздрагивала каждый раз, стоило им столкнуться взглядами, но продолжала пытаться делать вид, что все нормально. Лишь взгляд снова ускользал к непонятному парню, отслеживая потенциальную угрозу.
***
Перед машиной Старателя собралась странная компания. Привычная четверка покорно ждала, пока третьекурсница
Ханако объясняла Юми как правильно тренироваться и не загонять себя до обморока.
-…И что важнее, Юми, заботься о своем благополучии больше, чем других. Здоровый эгоизм, Тодороки, поняла? — она показала двумя пальцам на себя потом на девочку, подразумевая фразу «я слежу за тобой», но это и так понятно. Юми закатила глаза.
— Ладно, расходимся, до завтра, — она привычно махнула рукой, сев в машину. Следующая остановка — дом тренера по причудам.
— Тодороки, блять, — сначала эту фразу произнес Кэтсу. Ханако подхватила. А теперь и Мастер,
Мори-сенсей, поддался искушению выругаться на теперешнюю подопечную.
После нескольких спокойно проведенных тестов Мори-сенсей не ожидал сюрпризов. Кто же знал, что сюрпризы ебать хотели его ожидания.
Был поздний вечер, Юми как истинная сова только разогрелась, поэтому начала задавать вопросы и тут же испытывать ответы на практике. Выяснилось, что создать вещество из «ничего» она не может, а молекулы воды, собирающееся в воздухе в снежинки были крайне токсичны из-за всего, что там находилось. Воздух во дворе Мастера не был особо токсичен, а ближайшее сильно загрязненное место находилось в нескольких километрах от дома.
Но различные примеси, которые попадают в обычные снежинки не мели особой роли, и ожидалось, что у девочки будет также, но снежинки, созданные во дворе сенсея растворили траву, оставляя выжженный след на земле. Еще несколько вариантов — каменной дорожке одна снежинка не слишком повредила, но созданный в запале снежок сделал в бетонной плите ямку 10 на 10 на 10 сантиметров, точно по размерам снежка. Что сенсей, что Юми стояли в мягком ахуе, до тех пор, пока фары знакомой машины не освятили двор.
Быстрое прощание с Мори-сенсеем, и столь же быстрая мысль: По дороге к счастью я где-то наебнулась.
Дома сидели недовольные братья.
