***
Листья золотым дождем опадали на склоны гор, гонимые северным ветром, их движения напоминали вихрь от проносящихся мимо колёс экспресса. Двухэтажный локомотив ритмично стучал по рельсам, сменяя красоты горного пейзажа, как кадры на киноплёнке. Тэхён ощущал себя комфортно, он любовался видом, размышляя о том, что ему никогда не надоест смотреть на один и тот же пейзаж. Тот проносился так быстро, что складывалось ощущение, будто время по ту сторону стекла течёт в разы быстрее, но стоит лишь отвести взгляд, как время останавливается. В вагоне поезда просторно, он чем-то напоминал Тэхёну туристический автобус, но атмосфера была по-особенному тёплая, и наваждение чего-то невероятного в конечной точке будоражило. С панорамных окон он переводит взгляд на пассажиров. Здесь удивительно тихо, люди старались говорить тише, перешёптывались. К примеру та парочка в углу, по недолгим наблюдениям парня, говорила одними лишь губами, красноречивее только их взгляды, которые смотрели так проникновенно и интимно, что ему стало неловко и спрятав улыбку в подставленную к подбородку ладонь он кинул взгляд на мужчину в широкой с полями шляпе, строго одетого в костюм цвета хаки. Сделав глоток чёрного чая, Тэхён задумчиво нахмурил брови, подмечая, что у того до мурашек приятный голос, он невольно прислушался к его телефонному разговору и уловил, с какой теплотой в голосе мужчина говорил с женой, бросая взгляд на букет полевых цветов, аккуратно завернутых в пергамент, в уголках его глаз появлялись морщинки. Губы его растягивались в улыбке до самых дёсен, когда он слышал смех детей, по-видимому, пытающихся вырвать из рук мамы телефон, что было слышно и понятно даже через три сидения от него. Мужчине пришлось быстро с ними попрощаться, сказав, что приближается его станция, и он поднялся с места, покрепче ухватив букет. Тэхёну ехать более двух часов, полтора из которых он уже проехал, и осталось совсем немного до места, где он собирается провести весь следующий год. Засидевшись за обеденным столом, он, поправив пальто, решил пройти в смотровую часть поезда, чтобы досидеть там последние часы. Там было на удивление немноголюдно, и его радовал большой выбор мест, с которых открывался отличный вид. Рельса гремели всё громче, поезд совершал поворот, от чего поменялось направление, и осеннее солнце заглянуло внутрь, на миг ослепляя. Лучи разрезали пространство, и, невольно проследив за их направлением, взгляд упал на сидящего спиной к окну парня. Тэхён пригляделся, пытаясь прочитать название на слегка потрёпанной обложке, на которой стёрлась половина выведенных букв, кажется это сборник поэзии. По сухим от времени страницам прогуливался взгляд из-под каштановой чёлки, очаровательно спадающей на лоб и чуть задевающей кончик носа. Довольно молодой на вид парень вздыхал, приподнимая уголки губ и демонстрируя ямочку на щеках, усыпанных веснушками. Тэхён не мог их не заметить, поцелованные солнцем, чуть припухлые щёчки, они притягивали внимание россыпью пятнышек. Парень шевелил губами, проговаривая про себя прочитанное, и снова вздыхал, будто в который раз восхищаясь написанным, и незаметно тянул руку ближе к груди, будто хотел ухватиться за сердце от переизбытка чувств от прочитанного. Тэхёну это показалось безумно романтичным, и он заглядывался на него, вспоминая какое-нибудь стихотворение, что учил когда-то в школе, но на ум ничего не приходило. Досадно. Он прикрыл глаза, достав из кармана пару наушников, и, вставив в ухо лишь один, откинулся на спинку сидения, наслаждаясь музыкой, он растворился в вагоне поезда, как облако, опустившееся на вершину гор. Слыша периодически тихое бормотание, он заинтересованно приоткрыл один глаз, наблюдая за сменяющимися на лице парня эмоциями: тот будто играет какую-то роль, пропитываясь историей написанных в строках чувств персонажей. Завораживало не хуже просторов Швейцарии. Забавно, однако, наблюдать за чьей-то жизнью со стороны, главное чтобы его не поймали с поличным, неловко будет. Когда он открыл глаза в следующий раз, парня уже не было. Сейчас первая половина осени. Деревья лишь готовятся засыпать мир своей золотой листвой и подарить земле тепло на грядущие морозы. Тэхён слышал, что здесь они не столь суровы, но ощутимы для тех, кто не сталкивался с минусовой в десять по цельсию. Прихватив рюкзак и небольшую сумку, он ступил на перрон, чувствуя лёгкое головокружение из-за чистоты воздуха и высоты, на которой находится, но это покалывание столь же приятно, сколько и мысль, что с этого самого шага начинается новая жизнь, и это чертовски освежает голову. Огромные горные вершины, густые хвойные леса, небывалой красоты озера и чистейший свежий воздух — вот чем может похвастаться Швейцария. Тэхён вышел с вокзала, оглядываясь, и думалось ему, что он не сможет привыкнуть к тому, что, в какую сторону голову не поверни, вместо многоэтажек и проводов электросети, будет видно никем не тронутую природу, горы, и вместо постоянного шума машин будут слышны звуки бушующих водопадов. Он раздумывал о поиске автобуса или такси, чтобы добраться до деревни, но в итоге выбрал пеший ход, по карте было идти не так уж и далеко. Швейцария была его очевидным выбором. С отцом он частенько посещал Цюрих — крупнейший город страны, но как и многие центральные города, Цюрих — многолюдное место, особенно для туристов, их, как магнитом, тянуло к колориту городка в горах, поэтому Тэхён забрался куда глубже, на юг страны в деревушку Мортоке на обрывистом склоне горы у берега озера Лугано, в десяти километрах от самого города, куда и доставил его поезд. Деревенька сохранила свой средневековый облик с узенькими извилистыми и пересекающимися под разными углами улочками и старинными домами из камня и дерева. От этого места не веет современностью, несмотря на то, что здесь есть электроника и связь, но Тэхён не удивится, если увидит здесь лошадиную повозку с фруктами в кузове на перевес. Люди здесь никуда не спешат, и он с той же скоростью доходит до своего нового дома. Двухэтажного, деревянного, с террасой под самыми окнами, но компактного на вид, с какой стороны не посмотри, в окружении деревьев на горном выступе и ещё не увядших от прохлады цветов. Достав из кармана уже выданный хозяином ещё в аэропорту ключ, он зашёл внутрь, вдыхая запах свежего хлеба, который будто бы только что испекли. На кухонном столе и правда лежал батон белого хлеба, а также ароматные булочки с прилагающейся запиской от Мартиши с приятными пожеланиями. Тэхёну хозяин дома ещё при первой встрече показался хорошим человеком, его жена была безумно мила, её было не остановить, когда речь заходила об интерьере дома, мебель для которого изготавливали их рукодельные соседи, занимающиеся этим ремеслом не один десяток лет, и небольшом садике на заднем дворе. Эта милая женщина даже подарила ему записную книжку, в которой расписала, как правильно ухаживать за цветами, если Тэхёна это вдруг заинтересует, а его непременно заинтересует. Начинать что-то совершенно новое всегда волнительно, но глаза боятся, а руки делают. Ему довелось осмотреть этот дом только по видеосвязи, он ни разу не приезжал сюда лично, не хотелось, как в магазине, ходить и выбирать, он доверился своему чутью и первому влюбленному взгляду. Откусив кусочек булочки, как оказалось, с грушевым пюре, он прихватил рюкзак и, взяв банные принадлежности, направился в душ смыть усталость с дороги. Солнце тянулось к закату, время уже перевалило за три часа, пока Тэхён разбирал вещи, расставляя их по полочкам, и заглядывал в каждый уголок дома, найдя и погреб, в котором тоже оказался небольшой сюрприз от хозяев: вино и запасы солений. Он всё больше поражался гостеприимности людей в этой стране. Швейцары очень вежливый и скромный народ. Здесь не принято открыто выражать свои эмоции, повышать голос на улице, тревожить громкими звуками соседей после десяти и по воскресеньям, они живут спокойной размеренной жизнью, заботясь друг о друге, и это несомненно трогает сердце. Накинув поверх футболки ветровку, ноги сами собой привели на открытую террасу. Деревянные полы приятно поскрипывали, сухой тёплый воздух щекотал нос, отчего Тэхён поморщился, присаживаясь на ступеньки. Глаза медленно закрылись, здесь совершенно не хотелось суетиться и куда-то торопиться, на душе спокойно, и даже мысли не возникало, что хочется домой, обратно в Сеул. При воспоминании о своём городе, Тэхён вспомнил родителей и потянулся к телефону, чтобы позвонить маме. — Здравствуйте! Это вы приобрели дом по соседству? — на чистом французском спросил подошедший мужчина, немного шепелявля. В лексикон Тэхёна помимо родного языка входили английский, французский и базовый набор слов немецкого, так что он хорошо понимал мужчину, пожимая протянутую руку чуть наклонив корпус вперёд. — Здравствуйте! Меня зовут Ким Тэхён, я только сегодня приехал, не могу сказать насколько долго задержусь, но на этот год точно. — Рич, рад видеть вас. Дом долгое время пустовал, Клауз и Мартиша переехали в столицу после рождения ребёнка, и мы с женой даже немного заскучали. Мы с детьми часто устраивали пикники с этой семьёй… Мужчина рассказывал очень занимательно, проявляя гостеприимство и открытость, видя, что парень совсем молодой и немного потерянный. Делился тем, что считает мебель, которую сделал в этот дом, лучшей своей работой, даже его дети приложили к этому руки, старательно вырезая витиеватые узоры на дереве. Тэхён восхищённо раскрывал рот, на что Рич посмеивался и просил обращаться в случае чего за помощью. — Познакомил бы вас с женой и детьми, но те на площади, погода сегодня хороша для прогулки. — Осень здесь очень теплая, — подметил Тэхён. — Очень. И туристов сейчас поменьше, вы приехали в самое благоприятное время. Дождитесь зимы, и вы увидите всю красоту нашего замёрзшего озера. Кататься на коньках умеете? — Умею. Мужчина похлопал в ладоши и довольно начал топтаться на месте. — Как лёд замёрзнет, покажу вам отличное место! Тэхён ему кивая улыбался, прислушиваясь к звонкому пению птиц где-то совсем рядом. Мужчина говорил, что под крышей часто можно найти небольшие гнезда кукушек, они обитают здесь очень давно и интенсивно поют на утренних и вечерних зорях, так что ему придётся привыкнуть. Когда солнце плавно село за горизонт, он вспомнил о том, что так и не позвонил матери, старик захватил его внимание своими разговорами, а сейчас уже слишком поздно, Тэхён не станет её тревожить и напишет ей утром, чтобы та не волновалась: он отлично знает, как эта женщина умеет изводить себя понапрасну, кажется все матери временами такие. Вечер в четырёх стенах его совсем не привлекал, хоть дом и уютный, но шум внизу близ озера показался ему более заманчивым. Все, кто изнурительно работал днем, сейчас отдыхают. Приоткрыв дверь одного из баров, он вдохнул запах хмельного пива и ванили, этот аромат не сбивал с ног и не ударял в голову так, что лишь вдохнув можно было охмелеть, как в местных клубах столичных городов. Пахло чем-то что ли домашним, здесь было не страшно находиться и бояться выпить настолько, что тебя, дезориентированного, при любом удобном случае поведут в ближайший туалет и вовсе не для того, чтобы лицо умыть и освежиться. — Почему смущен? Его окликнула женщина с выразительными чёрными глазами и мягким, слегка захмелевшим взглядом. Отставив кружку пива в сторону, она подозвала бармена и попросила повторить заказ, показывая два пальца, тем самым намекая, чтобы Тэхён присел и выпил с ней. — Непривычно. Знаете чувство, когда ожидаешь другого, а видишь нечто иное и это вводит в ступор и…смущение, — Тэхён отчего-то действительно смущён. Он делает глоток пива, ярко ощущая на языке вкус ванили, а на кромке губ остаётся сладкая пенка. — И правда ваниль. — Такого пива ты больше нигде не попробуешь, люди здесь его варят сами, как и вино. Бывал на винодельне? — Я только сегодня приехал, успел лишь немного разобрать вещи. Женщина довольно хмыкнула. — Ты не похож на туриста, — сделала дама умозаключение, обведя его заинтересованным взглядом. — В нашу деревушку обычно приезжают на поезде большой толпой рано утром, чтобы посмотреть на озеро: Лугано здесь главная достопримечательность. — Еджин, ты совсем забыла о моих пастбищах, альпийские коровы само достояние, думаешь почему шоколад «Milka» так популярен во всем мире! Мои тёлочки самые лучшие, — женщина залилась смехом вместе с соседними столиками, Тэхён не понял почему, зато старик уткнулся в свою кружку и начал бухтеть что-то на немецком. Еджин — означало красивая и изящная, как радуга. И это сложно оспорить. Тэхён только сейчас заметил, что в женщине преобладают корейские черты лица: аккуратненький маленький нос, овальное лицо, скрытое каштановыми длинными волосами, но глаза огромные, чернее неба. Он не ожидал увидеть здесь кого-то своего так далеко от родины, а может она вовсе не коренная кореянка, а прожила здесь всю жизнь, унаследовав от родителей лишь азиатские черты лица. — Вы случайно родом не из Кореи? — на родном языке спросил Тэхён, решив попытать удачу. Женщина, смахнув с уголков глаз крупицы слёз от смеха, перевела задумчивый взгляд, будто что-то глубоко вспоминая, и тут же поменялась в лице, что не ушло от любопытного взгляда Тэхёна. — Простите, я не хотел вас обидеть, — вновь перешёл на французский, на котором они и вели изначально беседу. — Мы с сыном переехали сюда несколько лет назад из Пусана, — она отвела взгляд в сторону окна, где уже показалось ночное небо, и выдохнула так, будто её накрыло чувство тоски, как когда по кому-то или чему-то скучаешь. — Нам хорошо здесь вдвоём, — продолжила она на корейском, смотря на него все так же мягко. — Надеюсь и тебе здесь понравится, — проведя ладонью по его плечу, она попрощалась, завязав волосы в тугой хвост. Тэхёна не покидало чувство, что он её чем-то задел, видимо причины переезда в эту страну были не из самых приятных, в отличие от его случая. Сидя до самой полуночи, он слушал разговоры местных людей, проживших не один десяток лет бок о бок. Они показались ему одной большой семьёй, где каждый понимал шутки другого, где рассказы переплетались между собой и никто не был обделен вниманием, в беседе были задействованы все сидящие в баре, даже он попал под раздачу, приглашённый на ферму того самого пастуха альпийских коров в любое время. Звёзды на небе перемещались по тёмному полотну медленно, а время летело быстро. Когда Тэхён вернулся в свой новый дом, часы показывали полвторого ночи, но он не спешил в тёплую кровать. Привалившись спиной к крыльцу, глаза поднял к небу, то будто застыло, чтобы каждый в полной мере мог полюбоваться далёким и таким запретным светом звёзд. Тэхён приехал сюда с целью насладиться тем сроком жизни, который ему отведён. Он не стремится найти что-то особенное, просто хочет покоя, чтобы не думать о том, что происходит в столице, на родине, о насущных проблемах, от которых все постепенно сходят с ума, он хочет немного душевного покоя и, может быть, немного приключений на свою задницу. Разве это так много, чтобы без причины улыбаться?***
На следующий день он снова поехал в Цюрих к своему новому знакомому, чтобы заказать в дом недостающую мебель и побродить по живописному городу. Он ничуть не изменился с тех времён, когда его сюда брал с собой отец, разве что стало больше машин, но было все равно как-то спокойно, тут и там не слышно было ругани, бранных слов, да и сами просторы кричали: «Остановись! Посмотри на меня!». Приближался октябрь, скоро всё окрасится в ярко-жёлтый, солнце отдаст своё последнее тепло, и выпадет снег. Домой он едет лишь после обеда, экспресс встречает его тёплым воздухом и ароматом кофе с чем-то кремовым. В середине дня людей не так много, и он выбирал полюбившиеся места в просторном вагоне, уже было собрался развернуться, но взгляд зацепился за тёмные кудри волос, спадающие на щёки. Тэхён не мог их не заметить, поцелованные солнцем, чуть припухлые щёчки, густые сведенные к переносице брови и кисти, обхватывающие сухие страницы книги. Он был очарован тем, как парень склонив голову читал книгу, едва двигая губами и еле слышно проговаривая слова. Поезд тронулся с места, но парень этого будто и не заметил, ему не было дела до движения, пейзажа, за которым не угнаться и который все так отчаянно хотели запечатлеть на смартфон или камеру фотоаппарата. По его лицу гулял танец солнечных лучей, задевая губы, что при свете становились ещё ярче, цвета спелой малины, или это от того, что он их частенько покусывает? Тэхён, если честно, так и не понял, но в наглую продолжал на него смотреть, возможно с замиранием в рёбрах ждал, что тот отведёт взгляд от страниц и повернётся в его сторону, а может это всё было глупости. Он долго размышлял, как вообще до этого докатился, но это уже не так важно, его симпатия к представителям мужского пола ещё никому не причиняла вреда. Он настойчив и упрям, но эти качества применять в таких ситуациях никогда не приходилось, люди к нему тянулись сами, отношения закручивались с пол оборота, но до чего-то серьёзного никогда не доходили. В поцелуях ему говорили о чувствах, о дрожи в конечностях, смотрели горящими глазами с желанием, а он чаще всего не мог поделиться тем же. Симпатия, заинтересованность и желание — это совершенно разные вещи, но это эмоции, которые ему нравится испытывать, и если хоть одно из них он испытывает к человеку, то пути назад уже нет. Озеро приветствовало поезд спокойной синей гладью, люди неторопливо вставали со своих мест и двигались к выходу. В толпе Тэхён не терял из виду тёмной макушки, идя на приличном расстоянии. Закинув на плечо небольшой рюкзак, в который он заблаговременно убрал книгу, парень обошёл автобусную остановку и, держась за деревянные перила, спустился по лестнице. На последней ступеньке он вытащил руки из карманов и похлопал в ладоши пару раз, после чего присел на корточки и чего-то ждал. Тэхён всё ещё стоя на платформе наблюдал, как к парню с поля бежал золотистый ретривер, врезаясь, по-видимому, в своего хозяина на полной скорости и виляя хвостом так, что ещё пару раз и тот просто отвалился бы. Парень дарит ему не меньше ласки, гладит, целует в макушку и, поднявшись, подгоняет собаку в сторону протоптанной дороги вдоль аллеи, что кажется бесконечно длинной, как и поле, что простиралось с правой стороны, где разгуливал табун лошадей. Он шёл махая пастухам, что приветливо ему улыбались, как и лошади, что заметив его присутствие, подбегали к нему, и он, забравшись на забор, гладил каждую по широкой морде, получая в ответ довольное фырканье. Тэхён старался не отставать, но идти на приличном расстоянии, наслаждаясь осенним солнцем, тихими переговорами пастухов, ржанием лошадей и лаем чужого золотистого пса, что крутился вокруг хозяина, игривый, довольный. Солнце так сильно слепило глаза, что Тэхён совершенно не заметил, как ноги петляют в сторону загона, лишь после слышит топот копыт и жеребца, что несется с такой скоростью, что способен снести загон. От неожиданности он пошатнулся назад и упал на попу, приглушенно слыша ржание жеребца и лай собаки, что с каждой секундой становился всё ближе и ближе. Ретривер подбежал к дезориентированному Тэхёну и вился вокруг волчком, пока пастух уводил подальше лошадь, а солнце не загородил темноволосый парень с чертовски очаровательными веснушками. Ким развалившись на земле смотрел на него во все глаза и то ли все веснушки сосчитать пытался, то ли ещё что, но сказать ни слова не мог, глядя на то, как он растягивал губы в ухмылке и хмурил тёмные брови, такие же чёрные, как и глаза, где практически не видно цветной радужки. Догадался, что за ним следят аж из самого поезда? — Я прекрасно понимаю, что значит замечтаться, но будь осторожен в следующий раз, не щелкай ворон гуляя по незнакомой местности, да и в неприятность можно попасть, — парень протянул руку, помогая Тэхёну встать на ноги и, одарив его хмурым взглядом, развернулся, подгоняя ретривера. Тэхён ухмыльнулся и даже не думал останавливаться, а уж тем более идти где-то позади. Он нагло его догнал и, выровняв шаг, зашагал с ним нога в ногу. Молчал. Смотрел исподлобья на нахмуренные брови и поджатые губы, понимая, что тот говорить не желает, но его это совершенно не пугало и ничуть не отталкивало. — Не могу представить себе, чтобы здесь и оказаться в неприятности. — Поверь, ты можешь об этом даже не догадываться, а они раз и появляются. Моя вот идёт рядом со мной, и я пока не придумал, как от неё избавиться, — сверлил взглядом, а Тэхён всё прекрасно понимал, но прикинулся дурачком, выводя парня на эмоции. — Ты это про собаку? Она вполне славная, да, милый, — он погладил ретривера по макушке, а тот аж подпрыгнул и начал ластиться мордой о тёплый кардиган. — Шёл бы ты в обратную сторону, здесь таким туристам, как ты смотреть не на что, — огрызался, яро показывая свое недовольство, и ускорил шаг. — Так я и не турист. Я только вчера сюда переехал, купил домик у Коула и Мартиши на возвышенности прям напротив озера, — видя, что на его слова заинтересованно подняли глаза, продолжил. — Хотел перебраться поближе, вначале, но как оказалось, мне хотелось совершенно противоположного, и собственно я здесь, за свыше восьми тысяч километров от дома, — в глазах незнакомого парня стоял очевидный вопрос. — Сеул. Что-то резко поменялось в его взгляде. Нечто похожее он уже видел на днях. — Далеко же тебя занесло. Как перелет? Около четырнадцати часов прямым рейсом не самое приятное, что может случиться в жизни. Спрашивать, откуда тот знает, Тэхён не стал. Он вспомнил взгляд той женщины в баре, чёрные, грустные глаза в пустоту, в груди похолодело от этого воспоминания, и он резко сменил тему. — Меня зовут Тэхён, — дружелюбно протянул руку. — А ты кем будешь, любитель литературы? — Так и думал, что это был ты в поезде! Я твой взгляд затылком чувствовал! Знаешь, как трудно сосредоточиться на книге, когда тебе макушку прожигают взглядом? — Но ты себя ничем не выдал, — пожал Тэхён плечами и спрятал руку, которую так и не пожали в ответ, в карман кардигана. — Всё то время, что я наблюдал за тобой, ты казался таким увлечённым, что-то бормотал себе под нос, то губы кусал, то брови хмурил, хватаясь за сердце, сжимал корешок книги и начинал перебирать губами быстрее, видимо так хотел узнать что же будет дальше. Это было занимательно, взгляд не оторвать. О последних словах Тэхён быстро пожалел. К нахмуренным бровям добавился красноречивый взгляд. — Ты что, ненормальный? — парень подошёл вплотную, сверля недовольным, даже пугающим взглядом. Тэхён бы осмелился сказать, что и выглядит тот весьма внушительно, широкий разворот плеч, рельефное очертание груди, которое видно, даже через футболку. — Ты меня пугаешь, — выдал первое, что пришло в голову, не отводя взгляда, любуясь эмоциями, что менялись со скоростью звука. — А ты меня! Его щёки смешно надулись от возмущения, смущения от близости, которую создал он сам, а теперь отходить нет смысла, сдаваться не в его стиле, но этот чёртов парень. — Ты знаешь, в мире есть много того, чего стоит бояться, от страха люди часто сходят с ума, а у нас возникло лишь неловкое недопонимание, — жестикулируя руками Тэхён обошёл его и начал идти спиной вперёд, пока ретривер подталкивал хозяина не стоять на месте. — Кхм, начнём сначала. Во-первых я не маньяк, сталкер, извращенец, педофил… — Я не ребёнок, — фыркнул, кривя губы. — Да? А выглядишь моложе восемнадцати. Тот уже было замахнулся собственной сумкой, но Тэхён поднял белый флаг, выставляя перед собой руки. — Ну всё-всё! Во-вторых, я уже назвал свое имя, а твоё всё ещё не было озвучено, так что… На него откровенно смотрели, как на полнейшего идиота, это видимо и бурчит себе под нос парень на немецком и обходит его стороной, отмахиваясь, как от назойливой мухи. У Тэхёна выбора особо то и не было, этой дороги он не знал, возвращаться назад поздно, и он неспешно шёл позади, отчётливо слыша, как парень высказывается о нём своей собаке. Конечно он произвёл не самое лучшее первое впечатление, он впервые кем-то был так заинтересован, и это чувство росло по мере наступления вечера. Он так и не узнал его имя, но зато точно знает, что они живут в одной деревушке. Судя по тому, как прохожие ему вежливо улыбались и что-то подсовывали в пакетах, говоря угостить маму. Он сделал вывод, что живёт этот хмурый парень здесь не один год, а дорога, ведущая выше к холмам, заканчивается одной единственной улицей, так что у Тэхёна нет сомнений, что они встретятся. Это что-то вроде глотка свежего воздуха, того, что не выходит из головы, за что можно ухватиться и не дать дню превратиться в рутину. Их дорога расходится, и золотистый пёс мечется от одного к другому, тихо поскуливает, виляя хвостом у ног Тэхёна, и тому пришлось сесть, смотря в жалобные угольные и такие добрые глаза. Парень засмотрелся на Тэхёна, сидящего на корточках к нему полубоком, собрался уже молча развернуться к своему дому, но ноги будто приросли к земле. Мама всегда учила его быть вежливым, и пусть этот засранец ему не нравился и даже раздражал его своим присутствием, ему не хотелось быть грубым, а что-то в сдавливающих ребрах подсказывало, что от него не отстанут и ещё сильнее разрушат его моральные устои, то спокойствие, что он выстраивал здесь на протяжении нескольких лет. Он свистом подозвал собаку и собирался уходить, но остановился вполоборота, убирая с глаз мешающую челку. — Чонгук. Тэхён любил людей интересных, от которых можно узнать много чего нового, общительных, чтобы разговор не кончался, перетекая из темы в тему, лёгких на подъем. Сегодня же от Чонгука он не узнал ничего нового, кроме того, что он не скупится на эмоции, по пути в деревню он всё же позволил своему языку вновь развязаться и говорить о чем-то отстранённом, пока его молча слушали, но он не ощутил неловкости или нехватку чего-то, будто говорил с призраком. Лишь ухватиться за мысль, этот парень представляет из себя что-то интересное, как книга, которую он сегодня читал взахлёб. Интересно: дочитает ли он ту сегодня, утолив своё любопытство.***
Ранний рассвет плескался в карих глазах, пока тяжелый вздох вырывался из груди параллельно со звоном металлической крышки от карманных часов. Они уже несколько лет не ходят, замерев на месте, показывая 22:27. Время смерти Чон Соджун. Эти часы он носил с собой постоянно, дома, на работе, прикреплял к брюкам, с безмятежностью засматриваясь на блеск серебряных стрелок. Многие считали это старомодным, но отец всегда смотрел на мир иначе, его тянуло в то время, когда ещё даже бабушка не ходила по земле, он с теплотой вспоминал прошлое и пытался научить этому Чонгука. Но стрелки часов, замершие в момент остановки его сердца пять лет назад, никакой теплоты не придавали. Он с болью в груди смотрел на положение стрелок и долго не мог ещё тогда понять, почему они остановились именно в том момент, причиняя каждый раз такую боль. Кто-то думает, что это мистика, и когда душа покидает тело и переходит в новое, то пропадает и духовная связь с предметом, который часто носишь, и тот, не ощущая присутствия своего владельца, прекращает иметь свою значимость. Учёные же трактуют, что дело в электромагнитных полях. Человек даёт своеобразную «подзарядку» для часов, выделяя им долю своего статического электричества. В момент смерти доля энергии перестаёт доходить до механизма и происходит своеобразный сбой, и стрелки останавливаются. Его мама выкинула все вещи отца, не оставив ничего, даже крупицы воспоминаний, кроме этих часов, которые Чонгуку удалось урвать и спрятать в карман штанов, когда они нашли его мёртвое тело. Он захлопнул крышку часов и спрятал в карман, приподнимаясь с черепицы крыши, на которой встретил рассвет. Когда солнце поднималось из-за гор, Чонгук понимал, что уже практически семь утра. За пять лет жизни здесь он так привык обходиться без часов, чтобы узнавать время, основываясь лишь на положении солнечного диска; по солёному ветру понимать, как скоро будет гроза. Чонгук засматривался на озерную гладь и гадал, как много взглядов привлекала эта голубая лагуна. Сейчас туристов маловато, не сезон, летом же на улице прохода нет, туристическим колоннам нет конца и края, а ведь они даже не живут в столице. Чонгук невольно вспомнил того парня, если верить словам которого, выкупил дом у пожилой пары на их улице. Он не похож на обычного туриста, в этой деревне приезжие редко остаются, он либо глуп, либо один из сыновей богатеньких лиц, которым скучно сидеть на одном месте без работы. Заезженная ситуация. Наблюдая за тем, как вдалеке на холм поднимается его друг, Чонгук понял, что пора собираться на работу. Вместе с Ноаном он работал в пекарне, в переулке прямо у спуска к озеру. Ещё даже не войдя в помещение, можно за десятки метров почувствовать запах свежего хлеба и булочек окна всегда открыты настежь, на витринах выставлены сладости, в частности, карамель для маленьких любителей сладкого и конечно же альпийский шоколад, которым начиняют булочки. Местные заглядывали каждое утро, как по расписанию, говоря, что хорошее утро начинается с хруста свежевыпеченного хлеба и чашки кофе, а конец можно встретить и за хмельным напитком. Здесь день проходит умеренно, однако часы уже перевалили за двенадцать, обед. Чонгук вышел из чёрного входа на задний двор, готовый раскинуть руки в стороны от простилающийся свободы пёстрых полей, что даже взглядом не объять. Прикрывал глаза, довольствуясь минутой тишины, пока до ушей не донёсся знакомый голос с таким акцентом, что ни с кем не спутать. — Новое лицо? Не видел его здесь раньше, а ты? — присев на ступеньки, Ноан закурил сигарету. Парень чистокровный немец, но отродясь не говорил на родном языке, прожил до средней школы во Франции, а потом родители отправили его сюда, как они сами выразились, «на перевоспитание» к тёте и дяде. Строптивого укрощали долго, а после он уже и сам привык к этому колориту и коровьему мычанию под окном. — Не-а, — отмахнулся Чонгук, наблюдая за тем, как Тэхён говорит с фермером на противоположной стороне улицы и держится за соломенную шляпу, что дед ему всучил, от солнца. — Может турист? — Ну да, от группы отбился. Хотя есть вероятность, что они сами от него избавились, — усмехнулся довольно, когда на парня с дерева упало яблоко, прямо на макушку, разом перекрывая его поток слов. — Ты сегодня ещё больший засранец. Чем этот бедолага заслужил такую честь? Ноан заинтригованно затянул, смотря на чистое игнорирование друга, что упал в траву, переворачиваясь на живот. Ему нет дела до нового парня, который здесь от силы и на пару месяцев не задержится. Привязываться к кому-то тяжело, прощаться — больно. Сейчас в его душе покой, и он хочет сохранить это чувство, как можно дольше. Рабочий день плавно подходил к концу, после четырёх вечера все предприятия закрывались и оставались лишь продуктовые магазинчики, которые работали до девяти вечера. Поначалу было сложно к этому привыкнуть, в Корее буквально пашут от заката до рассвета, берут дополнительные смены, работу на дом, и под вечер валятся с ног от изнурительного дня. В Швейцарии же подобного нигде не увидишь, их размеренный образ жизни отличается от многих стран, и всех здесь это устраивает, они живут в своё удовольствие. Здесь не хочется стрелой бежать домой и как можно скорее добраться до постели, или запивать тяжелый день в баре до состояния потери памяти. За всё это время Чонгуку не хотелось ни разу. Ноги привели ближе к озеру, к воде, что одним лишь своим существованием успокаивала. Дома с аркадами и чуть обветшавшие антикварные лавки выстроились вдоль берега озера, откуда вверх на холм поднимались узкие ступенчатые дорожки, что вели к жилым домам, в которых уже потихоньку начал зажигаться свет. У самого берега сейчас не много народу, туристы разошлись, однако остались те, кому хочется побыть вдвоём в этом красивом месте. Чонгук томно вздохнул, проходя мимо. Он по жизни был прирожденным романтиком, любил поэзию и полевые цветы, то как поют птицы и встаёт солнце, говоря людям о том, что после тьмы всегда появляется свет и что нужно лишь немного подождать. Он был романтиком, который ни разу в своей жизни не любил, но читал о любви так много, видел её, удивлялся ей. И порой было страшно от того, насколько сильно можно любить и не испытывать этого чувства вовсе, но жить вместе. Однако ему ни разу сердце не кричало том, что вот этот человек перед тобой тот самый. Над этим чувством он не властен, оно ему не известно, оно не пугало, скорее интриговало, хотя и было немного страшно — то, чего не ожидаешь, всегда сковывает горло, но он старался не нагонять на себя эти мысли, все придёт в своё время, и, когда будет нужно, он обязательно это поймёт. Озеро осталось позади, впереди протоптанная дорожка в гору, где высокие кроны деревьев отчаянно пытаются подняться к небу. Он сел на ветхую лавочку под одним из деревьев раскрыв недочитанную книгу. Не сосчитать сколько чувств здесь было услышано едва различимым шёпотом, ветер затихал, деревья гнулись ниже, будто желали услышать о чём Чонгук будет читать этим вечером. Приход сюда стал своего рода традицией, ритуалом перед сном или уже просто привычкой. Фонарь над головой хорошо освещал страницы, тепло тела сохраняла куртка, и за десятки метров не было ни одной души. Тэхёну вечер этого места казался невероятным, вид из окна отрывал от домашних дел, и он не поленился открыть настежь окно, чтобы впустить вечернюю прохладу. Пахло свежестью и как будто бы приближающимся дождём, хотя на небе не было ни облачка. Решив, что стеллаж дособирается сам собой немного позже, он захватил из комнаты толстовку и вышел на улицу. Незнакомая открытая местность ничуть не пугала, идя по одной и той же дороге всегда можно было найти путь обратно, да и дом его было хорошо видно со всех углов, так как тот стоял на возвышенности. Фонари зажглись тёплым светом, и первая мысль, что пришла в голову — уютно. Под появляющимися на небе звёздами хотелось идти и идти, даже забирающийся под ткань прохладный ветер не мешал его настрою. Людей практически не было, все разбежались по домам, только вот один какой-то чудак сидел на холоде, смотря в книгу. Подойдя ближе, Тэхён понял, что этот тот самый угрюмый парень с зацелованными солнцем щеками, и его губы непроизвольно дёрнулись в улыбке. Хотелось подойти, но он не решался, не желая нарушить чужой покой в такой момент. Чонгук, снова погруженный в книгу, шевелил губами и хмурил брови, перелистывая страницы. Тэхён бы так и стоял в стороне, тихонечко наблюдая, но его заметили. Пронзительно посмотрели, приглядываясь, и он понял, что если сейчас просто уйдёт, то точно не заснёт этой ночью. — Ты что один из этих полуночников? — ему не ответили, склонив голову над книгой, активно делая вид, что рядом все ещё никого нет. — Тоже не спится? — молчал. — Мне непривычно на новом месте, думаю тебе это знакомо, когда ты один, когда родные очень далеко, тебе страшно… — Я не один, — отозвался Чонгук. — Я живу здесь с мамой. — Я сам выбрал уехать, как можно дальше от родителей, — усмехнулся. — А теперь жалуюсь, что остался здесь совсем один, как глупо. Но мне хотелось попробовать, я всегда хотел от жизни возможности не сидеть на одном месте, чтобы у меня всегда была возможность развиваться, делать что-то новое, изучать новые грани науки и искусства, пусть только для себя, в образовательных целях, делать что-то, что приносит новые эмоции. Я хочу от жизни получать эмоции, хочу оказаться в таких ситуациях, в таких местах, где смогу испытать весь спектр чувств, пусть не сразу, пусть постепенно, но… — Бывают ситуации, в которые лучше не попадать, чувства, которые лучше не испытывать — боль, которую можешь испытать в итоге, и врагу не пожелаешь. С таким порывом, как у тебя, можно смело себя искалечить. Книги более гуманный способ всего тобой перечисленного, попробуй как-нибудь, может успокоишь свою безрассудную душу. — Ты перестанешь меня перебивать? У тебя странная манера общения, то слово из тебя не вытянешь, то вставляешь палки в колеса, распуская язык где не нужно, я тебе душу изливаю, а ты мне перекрываешь кислород. — Какой же ты чувствительный, — протянул Чон, понимая, что лучше выслушать и молча кивать, когда это потребуется, потому что, как показал их первый опыт в общении, этот парень не из тех, кто быстро сдаётся и даёт заднюю. — Просто натура такая, но в детстве… Тэхён рассказывал о каждой мелочи, что всплывала в голове, буквально пересказывая яркие отрезки своей жизни, даже не замечая, что ведёт монолог, который отчего-то под конец сходит на шёпот, а после и вовсе затихает. Ночь стала такой громкой, кукушка заливалась где-то в ветвях дерева, стрекотали кузнечики наперебой со светлячками, поднялся ветер, он гнал шум бушующей воды горных рек, слышно и чужое размеренное дыхание, пока его обладатель безмятежно смотрел на звёзды, будто всего этого и не слышит, не слышит громкий стук его сердца. — Ночью здесь хочется молчать и сидеть, как можно тише, чтобы не потревожить эту идиллию. Ты ведь тоже её слышишь? У Тэхёна не нашлось слов, он просто кивнул, смотря как уголки губ Чонгука растягиваются в приятной улыбке и складка меж бровей пропадает. — Один известный художник написал своё очередное полотно, — тихо начал Чонгук, потирая пальцем корешок книги. — В день презентации его публикации собралось много журналистов, фотографов, известных людей. Когда подошло время, художник сбросил с картины закрывавшую её ткань. Последовал взрыв аплодисментов. На картине была изображена фигура Иисуса, легонько стучавшегося в дверь дома. Иисус казался живым. Прислонив ухо к двери, он будто хотел услышать, ответит ли ему кто-то внутри дома. Все любовались прекрасным произведением искусства. Один же любопытный посетитель нашёл в картине изъян. Дверь не имела ни замка, ни ручки. Он обратился к художнику: — Но эта дверь, похоже, закрыта изнутри, она без ручки, как же в неё войти? — Так и есть. Эта дверь — сердце человека. Она может открыться только изнутри, — и замолчал на пару минут. — Мораль в том, что все мы ждем, что в нашей жизни будут любовь, радость, сочувствие, счастье, успех. Но для того, чтобы они появились в нашей жизни, нельзя сидеть сложа руки. Нужно предпринимать действия. Хотя бы просто открыть дверь… Закончив, Чонгук повернулся к Тэхёну, который ждал от него хоть каких-то объяснений. У него сложилось впечатление, что он говорил это сам себе, пытаясь в чём-то убедить себя. От подобных откровений у него запылали уши и заалели щёки, но скрывать уже было поздно, можно было только надеяться на то, что Тэхён не придаст этому большое значение. Это просто притча, которой хотелось поделиться, он вычитал её в одной книге и не смог прикусить язык, промолчав о том, что так зацепило. Закрытая дверь пугает слабых людей, они очень осторожны, сильных — интригует, они же действуют чаще всего безрассудно, но не жалеют о последствиях. — Чтобы тебе захотели открыть дверь, нужно приложить не меньше усилий, — Чонгук смущённо отвёл взгляд, ибо Тэхён зацепился за тот смысл, на котором не хотелось заострять внимание. Теперь он будет думать, что его дверь наглухо закрыта. Стоп. Какая ему вообще разница, что он о нём подумает? — Только если видишь в этом смысл. Разговор перетёк совсем не в то русло, которого добивался Чонгук. Тэхён неотрывно смотрел на него, подперев щеку кулаком, и загадочно тянул уголки губ. В его голове срабатывал механизм, работе которого способствовал Чонгук, который об этом даже не догадывался и сидел словно напуганный зверёк, почувствовав себя незащищённым, будто душу открыл нараспашку. Чон поднялся с лавочки, убирая забытую книгу в рюкзак. Его сковало смятение, робость перед тем, кому не хотелось открываться, а вышло совсем наоборот. Кивая Тэхёну на спуск, он намекнул, что пора уходить. На полпути, когда их дорога расходилась, Тэхёну показалось, как будто бы его проводили прямо до дома, не дав заблудиться ночью. — Кое-кто ещё и джентльмен, — проговорил он полушёпотом, смотря на удаляющуюся спину парня. — А дверь оказалось не такой уж наглухо закрытой.