***
Влажные, холодные ладони впивались в комок одеяла. Лицо затерялось в изгибах перьевой подушки, сквозь которую невозможно было сделать вдох. Порождённое беспокойным сном чувство удушья заставило Эвелин резко отпрянуть и перекатиться на спину. Полусонные глаза уставились на однотонный потолок напротив, пока лёгкие насыщались кислородом. Протерев глаза кулачками, Эвелин спустила ноги с кровати, с удивлением обнаружив себя в той же самой одежде, в которой находилась большую часть вчерашнего поминального дня. Ношенная одежда неприятно прилипала и врезалась во влажную кожу, покрывшуюся когда-то ночью испариной. Дощечки паркета приятно щекотали прохладой кончики пальцев, дарили освобождение от оков ночного жара, но в студёные предрассветные сумерки выходить вовсе не хотелось — часы на прикроватной тумбе показывали лишь пять часов утра. Измотанная накануне, Эва уснула, даже не смыв макияж, о чём ей напомнило отражение в зеркале. Стянутая кожа лица, затхлый запашок от одежды — девушка чувствовала себя пыльной половой тряпкой, по которой с удовольствием потоптались. Освежающая холодная вода смывала собою смазанный макияж, заодно одаривая зарядом бодрости. Опираясь руками в раковину, Эвелин испытывающим пустым взглядом смотрела на своё отражение. Бездонные охровые глаза напротив отражали всю девичью суть с потерей второго родителя. Слёз, однако, не было. Все жгучие эмоции остались в прошлом, как минувший день. Стянув с себя вчерашнюю одежду, Эва встала теперь под струи достаточно терпимого горячего душа. Контрастные ощущения позволяли отвлечься от всех насущных проблем, вовсе выкинуть из головы их. Вздохнув, девушка снисходительно прикрыла глаза, на ощупь потянувшись к широкому банному полотенцу. Скрутив его вокруг своего тела, другим, в разы более маленьким полотенцем, она собрала волосы на макушке и оставила в нём их сохнуть. Оставалось дело за малым. Прикинув, что в утренние часы занятий для одинокой девушки немного, Пирс взялась за то, что было для неё актуально и будет актуально каждый последующий день из ближайших пары лет — диссертация. Гостей Эвелин не ожидала, но те без приглашения появились на пороге её дома, когда стрелка часов едва перешла за цифру десять на циферблате. В дом Пирсов — точнее, последней оставшейся из Пирсов — заявилась буйная компания двух старших братьев Дии и глава их семейства. Двое первых влетели ураганом. — Мы по тебе скучали, сестричка! — С этими словами Эш, второй ребёнок в их семье после Скотта, поднял Эвелин в воздух на входе и раз прокрутил на своих руках. — Довольно показывать свой тестостерон, братец. Ты уже не в переходном возрасте. — Скотт отмахнулся от младшего брата и, когда тот отпустил девушку, раскрыл для неё приветственные объятия. — Давно не виделись, Эва! В Австралии совсем дрянная еда? Ты сильно исхудала... А вот этот загар тебе идёт! Сейчас же там лето? — Весна, вообще-то. — Как всезнайка, поправила она неверную догадку, пока тонула в тёплых объятиях почти родных ей людей. — Точно-точно, прости, малышка. — А еды много не прикупишь на аспирантскую стипендию. Она, сам понимаешь, не зашкаливает. Подрабатывать официально я не могу, моя студенческая виза не даст разрешение на работу. — Есть множество неофициальных способов подзаработать — тебе ли не знать? — Скотт заливисто засмеялся со своей же шутки ниже пояса. — Скотт, ты же юрист! Ты должен бороться со злом, а не примкнуть к нему. — Эва покачала головой, давно смирившись с плоскими шутками старшего брата Дии. — Не слушай их, Эвелин. — На пороге появился глава семейства, который держал в руке бутылку белого вина. — Вы, двое, не забудьте, что вы далеко не всё взяли из багажника. — Учтивый отец семейства, воспитанный по всем канонам католического вероисповедания, приобнимая Эвелин, трижды поцеловал её в щёки. — Выглядишь прекрасно. — Ричард, рада вас видеть. Мне вас не хватало вчера. — Она утыкалась подбородком в мужское плечо, покрытое кашемировым кардиганом, и проваливалась всё глубже в обезличенные детские воспоминания, в которых остались лишь звуки, образы и ароматы. Тогда же нервы Эвелин не выдержали и она заплакала, почувствовав вселенскую тягость на своих плечах в одночасье. — Прости, Эвелин, что не вышло. — Он по-отечески успокаивающе хлопал лучшую подругу своей единственной дочери по спине столько, сколько того потребовалось для полного восстановления. К его радости, Эва сумела быстро взять себя в руки, вытерла нерадивые слёзы и улыбнулась. — Мы же продали здешний дом и переехали в другое место. — Да... Только почему? — Много воспоминаний о Саре, а сердце у меня уже не молодое, сама понимаешь. Перебрались на север Торонто, мне предложили там работу в колледже — что я могу сказать? Всё сложилось в кои-то веки удачно. — Да, конечно... И вы простите. Следствия недосыпания, студенческих хвостов... Ну и папиной смерти. За спиной Эвелин старшие сыновья Ричарда вносили в дом всё, что должно было ей пригодиться на ближайшее время для быта и выносили всё старое или ненужное — мистер Пирс был закоренелым одиночкой и по долгу службы привык жить в спартанских условиях, пусть и содержал дом в удивительной чистоте. — Я всё понимаю. Поэтому мы приехали с сыновьями к тебе не просто выразить соболезнования, но и помочь насколько это возможно, дорогая. А это тебе на случай, если станет совсем тошно. — Мужчина протянул Эве из своих рук ту самую бутылочку вина. — Я знаю, что у тебя приготовление чая — целый ритуал. Пойдём присядем, покажешь старику премудрости своей заварки чая? Ричард, как настоящий джентльмен, предложил свою согнутую руку в локте для того, чтобы Эва взялась за неё и так они проследовали несколько шагов до кухни в доме Пирсов. Эвелин была удивлена, что Ричард вообще когда-то от кого-то запомнил, как она любит готовить чай, но уже вскоре они сидели за одним столом, пока Скотт и Эш выгружали весь накопившийся хлам, изредка напоминая о себе восклицаниями или уточнениями что точно пойдёт на свалку, а что лучше оставить. К тому же был в восторге от изящных фарфоровых чашек с блюдцами и шоколадных трюфелей. — А теперь скажи мне, дорогая, только честно. Как ты? — Водя пальцем по золотистому ободку чашки, Ричард нахмурился, но вовсе не потому, что пытался в чём-то уличить Эвелин, скорее, пытался лучше её понять вместе с теми эмоциями, которые удастся считать с её лица. — Смерть отца как удар мне в спину, Ричард. У меня всё только стало налаживаться в Австралии: новые связи, самочувствие, учёба — всё стало улучшаться. И эта весть... — Все мы ходим под Господом, милая. — Он не мог дать моему отцу отсрочку? — Эва подняла жалостливые слова, наполненные до края слезами, но не давала тем спуску. — Он радовался больше меня, когда я прошла в аспирантуру по египтологии. Хотел увидеть меня в мантии — шутил, что откладывал деньги на телефон с большой памятью, чтобы запечатлеть всё... А что теперь? — Пути Господни неисповедимы. Но попробуй найти в этом нечто сокрытое. Например, теперь он — твой ангел-хранитель, будет следовать за тобой и уберегать тебя всегда. Вспомни о нём в минуты отчаяния — и он появится подле тебя. Ты ни в коем случае не одна. — Да... — Кивнула, соглашаясь, Эвелин. — Как там моя дорогая Дия? Часто видитесь? — Приметив уныние в девичьих глазах, Ричард умело перевёл тему на нейтральную. — Каждую неделю, иногда по несколько раз. — Я искренне рад, что вы всё равно не потеряли друг друга, находясь за тысячи километров от дома. Кто знал?.. — Удачное совпадение, что мужу Дии предложили место в филиале компании именно в Австралии. И конкретно в Сиднее. Она правда, искренне счастлива, находясь там. — А как тебе Австралия после прогорклого Торонто? — Как деликатес. — С подобного собственного сравнения Эва едва усмехнулась. — Дом есть дом, но, знаете... — Ричард не перебивал, немо внимал словам. — Она мне нравится. И это хорошо, потому что поступала в аспирантуру я не просто так, всё же, обладая научными амбициями. — Планируешь там остаться на какой-то период после выпуска? — Если удачно сложится, то да. Там находится центр всей современной египтологии. Ресурсы, инструменты — всё там. Это отличное подспорье для будущего в науке. — Будущее в науке невозможно без крепких тылов, людей, всё из того же научного мира, которые будут готовы помочь тебе на начальном этапе. Ты уже познакомилась с такими? — Ричард отпил последний глоток чая и, приметив это, Эва сию же секунду вновь наполнила её до края. — Да... — Задумчивая, Эвелин в тот же момент нарисовала ясный образ в мыслях семи футов роста, светлой алебастровой кожи и незаурядного склада ума, который, как и она, имеет достаточно тесные связи с Торонто. — Ричард, позволите странный вопрос? — Уверен, ничего страшного. — Он сделал глоток из обновлённой чашки чай. — Вы знаете человека по имени Амен Рэйвенскрофт? В её сознании эхом отразилось не один раз только что сказанное вслух имя. Просто имя, а повисшая тишина словно наэлектризовалась. Лицо Ричарда постепенно замещалось лицом того, кого упомянула всуе. Его призрак восставал, стоило ей хотя бы на мгновение задуматься о нём. Она могла представить, как он улыбается, обнажая ровные ряды зубов. Ярко-синие, как два самоцвета, радужки сверкают даже при выключенном свете. Хоть закрывай и открывай свои глаза вновь и вновь — видение не исчезнет. Представила, как он проводит крупными пальцами по непослушным волосам, будто специально выбеленным какой-то химией, зачёсывая те назад, а они вновь спадали по обе стороны от высеченного как из камня лица. И смотрит он на неё так, словно ждёт ответа на свой немой вопрос, а она будто язык проглотила. — Какого чёрта в этом доме звучит имя этой паршивой овцы? — Проходивший мимо с коробкой ненужных вещей Скотт остановился, выругавшись. — Сын! — Ричард смерил своего старшего отпрыска взглядом, полным глубокого осуждения. — Не смей так изъясняться, тем более при женщинах. Извинись. Эвелин, сама того не подозревая, застыла на месте. Она, одновременно, не могла поверить, что они знают это имя и не могла ждать больше, чтобы не узнать всё об этом человеке, который, как теперь оказалось, был не чуждым для семьи Дии и, заочно, для неё самой. На поминальном вечере Амен соврал. Он знал всё. — Прости, Эва, правда. Но я не могу спокойно слышать это имя. Была семья до него, и не стало семьи после его появления. — Что... Произошло? Кто он такой? — Вопрос, который прозвучал из её уст, ждал своего часа уже очень давно. — В это тебя посвятит отец. Я пошёл. Эвелин перевела пытливый взгляд, наполненный недоумением, на Ричарда. Он считал все её эмоции без сложностей за одну секунду. — Тебе какую историю, детка — длинную или покороче? — Мужчина отпил чая из чашки, готовясь рассказывать. — На какую вас хватит, Ричард. И меня. Глава семейства развёл руками, очертив кончиками пальцев геометрические узоры на скатерти со стола, и вновь сложил те вместе в крепкий замок. — Амен Рэйвенскрофт — наш приёмный с Сарой сын, Эвелин. Соответственно, брат Скотта, Эша и Дии. Эвелин распахнула глаза, едва услышав первые слова. Вновь перед её глазами встал отчётливый образ профессора, уже во весь рост, и удивление в её охровых глазах сменилось на панический страх. В голове не укладывалось, что всё это правда. — Мне продолжать? — Эвелин едва утвердительно кивнула. — Прежде я должен уточнить. Откуда ты знаешь этого человека? — Он... Мой... Преподаватель в университете. — Девушка быстро моргала, едва адекватно формулируя свои мысли, чтобы те были похожи на связанный поток слов. Удивление, шок, страх — крепкий коктейль эмоций сжигал девушку изнутри. Она только что узнала чуть больше, чем рядовой аспирант, о прошлом университетского профессора, о котором не напишут в визитной карточке на официальном сайте учебного учреждения. И это знание её ошеломило. — Я хочу рассказать тебе то, что, на мой взгляд, тебе важно знать, несмотря на природу ваших взаимоотношений. Мне всё равно, как он к этому отнесётся, если ты расскажешь ему об этом. Я не перестану его любить. Но есть, как говорят, факты из его биографии, которые ты должна знать. — Эвелин покорно вздохнула. — После моих слов тебе будет легче понимать зигзаги его поведения, но мне нужно понять... Ты действительно ничего не помнишь из своего детства, связанное с Аменом? — Совершенно. — Прошептала она в ответ. — А по той паре рассказов за последние пятнадцать лет от Дии я поняла, что она очень боялась его, каждое его появление в вашем доме рано или поздно заканчивалось грандиозным скандалом. Уже взрослея, как я поняла, она постаралась перекрыть все каналы связи с ним, потому что он был ей ненавистен. Она никогда не упоминала его при мне по имени и, вероятно, старалась не вспоминать его вообще. — Моя покойная жена нашла Амена, когда ему было пятнадцать лет. Трудный возраст, знаешь ли. Он бродил возле больницы в Эдмонтоне. Поначалу не желал отвечать на вопросы супруги, огрызался. Но Сара умела разговорить кого угодно. Словом, она узнала, что в больнице лежит его мать. Мать Амена сильно пила. Как выяснилось, у неё и с психикой было не всё в порядке. Работать она не могла и вместе с сыном моталась по родственникам. В очередной поездке она заболела. Кажется, это было воспаление лёгких. Попала в больницу, откуда уже не вышла. Когда Сара встретила Амена, у мальчишки не было даже мелочи, чтобы купить в автомате чашку горячего какао. Его мать вскоре умерла. Сара оплатила похороны. Потом она связалась с родственниками Амена. Никто не хотел его брать. Тогда мы решили его усыновить… Но, знаешь... — Ричард стал нем на продолжительный срок после воспоминаний, которые вытащил из давно забытого всеми, даже Богом, угла. — Вопреки нашим, родительским заботам наш дом так и не стал для него родным. И он, по его собственному заверению, не стал одним из нас. Всё вокруг исчезло: пол, стул, стол, стены, потолок, Ричард. Осталась лишь звенящая пустота наедине с Эвелин. Окружающие силуэты становились менее отчётливыми, она уже не могла ясно разглядеть что-либо; в висках набатом колотилось сердцебиение, к горлу подступал тошнотворный ком; по обеим щекам разлилась волна жара. Трепещущее ощущение выворачивало все внутренности наизнанку. — Почему? — Сомкнутые в черту губы промямлили единственное слово. — На этот вопрос никто лучше не ответит, кроме самого Амена. — Он... Мне говорил о зависимостях. — Значит, главное ты уже знаешь. Эвелин показалось, что она услышала грохот — это рушился недостижимый образ уважаемого профессора о гранитную кладь реальности. — Алкоголь, наркотики... Однажды я встречал его в аэропорту. Я заметил, что он как-то странно себя вёл. Я ему ничего не сказал на месте, но перед ужином застал с поличным в его комнате. Спросил, как это понимать, а он ответил, что его личная жизнь никого касаться не должна. Так мы сцепились, и говорили, и говорили, и говорили, мои слова злили его всё сильнее и тогда он сорвался на меня... — Чёрствыми, не до конца разгибающимися, пальцами рук Ричард коснулся своих прикрытых век и сильно надавил — воспоминания приносили ему ощутимую боль. — Скотт не понимает, почему я тогда не разочаровался в своём приёмном сыне. Но ответ прост, — мужчина отстранил руку и шёпотом произнёс последнее слово, — любовь. Черты лица Ричарда, в напряжении ставшие резкими и острыми, менялись, делались вновь мягкими, сочувствующими, светлыми. Эвелин не могла не вспомнить о том, как всё детство считала брак Ричарда и Сары идеальным. Они никогда не кричали, даже не повышали голоса, будто понимали друг друга с полуслова и между ними не возникало разногласий. Их отношения были для неё ярким примером зрелого романтизма, а те, которые она наблюдала в родном доме, были далеки от нормальности. Даже когда родители расстались и она временами уезжала жить к матери, картина не менялась: целая вереница случайных мужчин, не очень-то стеснявшихся присутствия ребёнка. В то же время отношения отца были куда стабильнее и всего лишь одни, но в них было слишком много отстранённости и холодности. — Значит, ты говоришь, он один из твоих преподавателей? — Ричард выдернул Эвелин из воспоминаний. — Да. — Не сложно даётся учёба? — Она приметила, как мужчина, который имел за плечами преподавательский опыт в колледжах, заинтересованно прищурил глаза. — Терпимо. А курсы профессора... Рэйвенскрофта особенно интересны своими неожиданными поворотами. — В голове она прокручивала тот случай несколькими неделями ранее, когда она попалась ему под горячую руку по середине семинара — удачно вспомнив о нём, при следующей встрече она непременно задаст вопрос не было ли это сделано нарочно. — Буквально на днях он читал лекцию на собрании гуманитарных факультетов, в зале было более сотни слушателей. Всё прошло достаточно успешно. — Я рад это слышать, Эвелин. — Он на короткое мгновение замер. — Возможно, тебе стоит обсудить с ним то, о чём мы только что говорили, когда будешь готова. — Он в Торонто. Он был вчера на поминальном вечере в пожарной части. — Она кивнула в подтверждении совета Ричарда, а он, казалось, даже не был удивлён этой новости. — Но прежде мы допьём с тобой этот великолепный чай с глубоко насыщенным ароматом бергамота. Ричард, Скотт и Эш покинули отныне глубоко одинокий дом семьи Пирсов, едва стрелка часов перевалила за полдень. Вещей в окружении заметно поубавилось — это Эвелин заметила сразу, как только вышла из кухни в гостиную. Она бросила сочувствующий взгляд, но умом понимала, что нужно двигаться дальше. Первой задачей, которую возможно было решить уже сегодня, Эва для себя поставила поставить финальную точку в разрешении взаимоотношений с профессором Рэйвенскрофтом. Оборачиваясь в прошлое, Эвелин не жалела ни о чём: ни о том, что вытащила профессора из «Марбл» и потом возилась с ним у него дома; ни о том, как он принял её доброту; ни о подозрительно не случайных встречах по другую сторону океана. Поднявшись в свою комнату, Эвелин включила ноутбук, устроилась на кровати... И немигающим стеклянным взглядом уставилась на фоновую анимированную картинку со стаей дельфинов. Глядя на глянцевую поверхность, как в зеркало в затемнённых участках, она видела собственную уязвимость. То, что она хотела сделать, было одновременно правильно с точки зрения личных мотивов и неправильно с любой другой. Возможно, именно следующий шаг будет тем, о котором она будет горько жалеть в будущем. Она довольно быстро сообразила, что, пусть не самый надёжный, канал связи у неё с профессором имелся — это корпоративная университетская электронная почта. Главный минус заключался в том, что она на девяносто девять процентов была уверена, что университетская администрация имела доступ к аккаунтам всех без исключения: как студентов и аспирантов, так и преподавателей. Соответственно, в письме она должна выражаться суконным, официальным языком, чтобы никто из местных бюрократов ничего не заподозрил. Открыв вкладку с электронным почтовым ящиком, стоило ей ввести первую пару букв нужной фамилии, как система автоматически предложила корпоративную электронную почту профессора. С учётом недавних встреч, она была уверена, что он всё поймёт, а там она выкрутится и повернёт разговор в русло, которое ей нужно.Уважаемый профессор Рэйвенскрофт! Мне необходимо отправить Вам некоторые материалы, чтобы уточнить ряд моментов, связанных с моей диссертацией, пока я вплотную не приступила к работе. Электронная почта обладает ограничением на объём прикрепляемых данных, поэтому хотела бы предложить Вам связь через мобильный телефон и отправить их в мессенджере. Мой номер 07700 447061823. Пожалуйста, свяжитесь со мной. С уважением, Эвелин С. Пирс, аспирант, факультет гуманитарных наук, центр египтологии университета Маккуори
После нажатия кнопки «Отправить» Эвелин захлопнула ноутбук и откинула его в дальний угол кровати. Нахмурив брови, она цепким взглядом продолжала буравить крышку закрытого девайса, пока творила ужасающий невротичный хаос на своих пальцах. Сердце пропускало несколько ударов то ли от обжигающей надежды, то ли от пугающего провала. Помещение в глазах ещё не плыло от бушующего адреналина, но уже наливалось контрастами. Лёгкий румянец проступил на оливковой коже. И пока всё не стало ещё хуже, Эва соскочила с кровати, направилась к лестнице, а оттуда на первый этаж и в сад. Физическая деятельность должна была помочь попрощаться с навязчивыми мыслями, кружащими вокруг одного и того же образа. После ревизии Скотта и Эша найти необходимые инструменты для работы в саду стало сложнее, что-то даже пришлось захватить из кухни. Выйдя на крыльцо, Эвелин без удивления обнаружила, что вокруг не было ни души. Улочки на окраине Торонто становились оживлёнными только когда дети шли в школу и возвращались из неё. Девушка решила начать с открытого палисадника. По внешнему виду было понятно, что ныне покойный мистер Пирс пытался ухаживать за ним в силу своих возможностей: и если физические были удовлетворительны, то творческие явно хромали. Однако первое, с чего стоило начать — это обилие сорняков, которыми заросла вся земля. — Пожалуй, ближе не стану подходить. — Эвелин вздрогнула, едва не выронив всё из рук. Из-за спины неожиданно раздался знакомый мужской голос, искажённый природной хрипотцой, который она ожидала услышать по телефону через звонок или голосовое сообщение, но точно не на расстоянии с десяток шагов. Застигнутая врасплох, она медленно повернулась. Синие глаза были налиты непривычным озорством, а мягкий кивок в сторону сильно сомкнутых в кулаки ладоней заставил самой обратиться к ним. Ассорти инструментов, которое она держала в руках, где были и ножницы, и вилка, и нож, и пинцет, и крючки, и парочка маленьких лопаток, со стороны походило на набор сумасшедшего учёного. — Привет. — Последнее слово было сказано ещё более пугающе вкрадчиво. Чего она ожидала в этот момент? Да чего угодно, только не увидеть воочию фигуру профессора Амена Рэйвенскрофта, обрамлённую тёплым солнечным светом. Она совершенно не была готова к этой встрече. Собственная же затея сыграла против неё. В груди под рёбрами с каждой секундой раскрывалась саднящая червоточина, наливалась ядом и беспрепятственно заражала все внутренности с присущей беспощадностью. — Ты мне соврал. — То было вместо приветствия. Эвелин сосредоточилась на не покидающих её уже какой день внутренних ощущениях и нервно отшатнулась на шаг, придавив пяткой огненный цветок бархотки. С каждой молчаливой секундой становилось отвратительнее. Горло стиснул стальной спазм. Пытаясь сдержать наворачивающиеся слёзы, Эвелин закатила глаза. Не таким она представляла в своём воображении начало этого разговора. «Она знает». — Я... Не был ни в чём до конца уверен. — Его голос оставлял металлический привкус на корешке языка. Казалось, всё, что их окружало, специально стихло, боясь перебить звучащие голоса. — А то представление на семинаре было выстроено специально, чтобы задеть меня? Тот вечер в «Марбл», после которого я практически на себе тащила тебя до постели в прямом смысле, то же был частью какого-то плана? Это какой-то новый вид извращения? — В голове хаотично пронёсся шквал мыслей и вопросов; озвученное было лишь маленькой крупицей. — Господи, Эвелин, нет! — Девушка замерла, когда услышала его голос, забирающийся на всё более высокие тона. В словах ощущалось ледяное дыхание и скрежетала сталь. — Не смей даже думать об этом! — Тогда что же мне думать? Дуновение ветра нарушило ту кажущуюся нерушимой целостность природы, подув со спины Эвы на Амена. Жасмин вновь расцвёл на тонких нервных окончаниях, постепенно распространяя своё благоухание по всему мужскому телу. Он упивался им и опьяняющая эйфория захватывала самые укромные уголки его существа. Мимолётный образ... Почудилось. Остатки туманного прошлого. Галлюцинация. — В Австралии я ничего не знал о тебе. — Амен цокнул языком. — Только вчера, когда мы встретились в пожарной части, всё сложилось в единую картину. — Меня ставить в известность было необязательно, как я понимаю. Что ж, спасибо Ричарду. — Эвелин усмехнулась. — Я его не видел вчера. — Зрачки профессора неестественно сузились, будто ему в лицо светили ярким фонарём. Невербальный знак, который сложно было считать некорректно. Реакция на упоминание имени приёмного отца была явной. — Он был у меня сегодня вместе со Скоттом и Эшем. — Вы говорили?.. — Да, Амен, в том числе о тебе. — Что-то в голове ей подсказывало уточнить почему. — Когда я увидела тебя вчера на поминальном вечере по своему отцу, я не могла не спросить у Ричарда о тебе. — Позволь узнать, о чём вы говорили? — Преимущественно, о твоём усыновлении. — Она слышала в висках стук своего сердца. Заглядывая в его глаза, она не видела в них ничего, кроме смирения. — Я не хотела выведывать многое... — Ты можешь спросить о чём угодно меня сейчас. — Он впервые сделал шаг навстречу с самого начала разговора. — Это будет справедливо. Эвелин поджала губу, но ничего не сказала. Вместо этого развернулась и пошла к крыльцу дома. Водрузив инструменты из рук на летний столик, она упала в плетёное кресло. Вздохнув, прикрыла глаза руками и облокотилась локтями о колени. Ей нужно было совсем немного времени, чтобы собраться с мыслями. Когда шанс прояснить практически всё сам пришёл в её руки, поразительно, но она не знала с чего хотела бы начать. — Почему именно мне досталось на том семинаре, профессор Рэйвенскрофт? — Когда Эва задала вопрос с нарочито официальным обращением и подняла голову, то с удивлением заметила, что Амен вальяжно привалился к косяку входной двери, спрятав руки в карманах. — Вам просто повезло, мисс Пирс. — Он пожал плечами. — Хорошо. Тогда чем была вызвана та вспышка гнева, которую я застала после семинара в твоём кабинете? — У меня была сделка по недвижимости. Она чуть не сорвалась. В такие моменты я могу быть... Импульсивен. — Эва, удовлетворённая ответом, кивнула. — Не хочешь спросить о какой недвижимости шла речь? — Теперь Амен подначивал свою аспирантку, сверкая озорными глазами. — Мне не то... — Она запнулась. — Не то, чтобы было очень интересно, какую недвижимость покупают мои преподаватели. — Это дом Ричарда. Фраза резко вонзилась в расширенные охровые зрачки и прорезала себе путь до головного мозга. — В каком-то смысле мы теперь соседи. — Тень улыбки коснулась его губ. — Почему именно он? — Я знал, как смерть супруги ударила по Ричарду вопреки своей безучастности в жизни их семьи в последнее время. Тем не менее, я неоплатном долгу перед ним и Сарой, и просто не мог допустить, чтобы этот дом достался неизвестно кому, когда он решил его продать. — Амен по-прежнему стоял на одном месте, совершенно недвижимый. — Я хотела бы задать более личный вопрос. — Смелее. — Почему ты не взял фамилию семьи Ричарда? — Рэйвенскрофт — фамилия моей матери. Я не хотел отказываться от неё вопреки обстоятельствам, которые меня привели в дом Ричарда. Ты знаешь о них? — Да. — Эвелин вздохнула. — Тогда ты должна понимать, что, при всём уважении к Саре и Ричарду, я не их породы. Скотт был прав каждый раз, называя меня паршивой овцой. В этом я с ним полностью согласен. «Последний раз он так назвал тебя сегодня, прямо в этом доме», подумалось Эвелин, но озвучивать свои мысли она, конечно же, не стала. — Тогда... Последний вопрос. — Амен выжидающе молчаливо стоял как изваяние. — Что произошло в тот вечер в «Марбл»? Почему ты... Напился? — Об этом не сегодня. — Мужчина неожиданно встрепенулся и отпрянул от деревянного косяка. Этот вопрос был по особенному болезненным. — Я могу лишь сказать, что по сей день сожалею о доставленных хлопотах с собой и прошу прощения. — Конечно. И ты прости. — Наивно было полагать, что вот так, с разбега, можно было расставить всё по местам. Эвелин уже собиралась встать с кресла и сказать Амену, что она хотела бы остаться одной и заняться благоустройством палисадника, как её прервали. — Позволь один вопрос, Эва, и я тебя оставлю. — Она робко кивнула, но ясно внимала тому, что скажет мужчина. — Мы действительно не встречались раньше, вне университета? — Эвелин сочувственно отрицательно покачала головой, примечая, что для мужчины этот вопрос был важен. Она лишь не могла предположить насколько. — Я не помню. — Ясно. — Он кивнул, давая понять, что разговор подходил к концу. — Спасибо. — Амен? — Она окликнула его, когда он уже спускался по лестнице с крыльца, и заставила обернуться. — Да? — Моё сообщение по корпоративной почте специально было написано так, чтобы оставить мой номер телефона, так как... — Корпоративная почта — не самый безопасный способ связи для личной переписки. — Он понял её с полуслова. — Умница. — Да. И ещё. — Она прокашлялась. — Я хотела приготовить ужин. Что-то чуть более грандиозное, чем омлет с сыром. — Теперь мужчина улыбался. — Не составишь компанию? — До встречи, Эвелин. — Он кивнул и, видимо, продолжил тот путь, которого держался ранее, но остановился, чтобы поздороваться. И вновь Эвелин осталась совершенно одна. Предвкушение скорой встречи, впрочем, оставляло сладкий привкус на кончике языка. Собрав все инструменты в одну руку, она устремилась к палисаднику. Времени, чтобы навести в нём былой порядок к ужину, у неё было вагон. В моменты, когда силы предавали её и она давала себе передышку, в голову всё ещё лезли непрошенные мысли. Вопрос о прошлом теперь особенно волновал её наравне с мужчиной. Имела ли место быть диссоциативная амнезия? Но тогда что могло так повлиять на память? А, может, и вовсе этот вопрос в корне неверен, потому что они действительно никогда не встречались до университета Маккуори? Может, если его волнует этот вопрос, он всего лишь перепутал её с кем-то ещё? Эвелин подняла голову, когда Солнце уже стало прятаться в перисто-слоистых закатных облаках. Времени до ужина становилось всё меньше, а она ещё даже не придумала что хотела бы приготовить. Она колебалась ровно секунду, а затем сорвалась с места, едва поспев взять все инструменты и донести те хотя бы до крыльца. Стремглав добравшись до холодильника, оценила немногочисленные запасы продуктов. Она-то выживет на таком рационе, возможно, даже целую неделю, но для ужина, на который был приглашён гость, этого было позорно недостаточно. В кухонных ящиках снизу и сверху было какое-то несчётное количество круп, специй, но уже с десяток минут она бездумно водила растерянными глазами по ним и не могла придумать, во что бы съедобное их можно было превратить, при этом не ударив лицом в грязь. Приглушённо стукнув кулаком о древесное покрытие и стиснув зубы, Эвелин почти отчаялась, когда вспомнила разговор прошлым вечером. Фруктовый пирог. Только где взять фрукты?.. Раздался троекратный стук в дверь. Девушка, прокручивая в голове сотню ругательств, больше половины которых порицали своё же тугоумие, шла с нарастающей тревогой открывать входную дверь, как идут на эшафот. Сердце вздрогнуло. На крыльце стоял Амен. Постучав в дверь, он отошёл от порога на пару шагов назад. Ценил пространство. Закатное Солнце освещало копну его наспех зачёсанных назад светлых волос. Эвелин беззастенчиво рассматривала его, фиксируя в памяти каждую черточку его лица; когда ещё доведётся — не знал никто. Его пронзительные синие глаза выглядывали из-под нависших светлых, обесцвеченных бровей. Рисунок дополняли высокие скулы, массивная челюсть и прямой нос с благородной горбинкой. Она не могла не заметить почти невидимый намёк ямочек на щеках при детальном разглядывании, а после ещё долго не отрывала глаза от выразительно очерченных губ, пока те не изогнулись в небрежной ухмылке. — Не помешал? — Мужской голос звучал мягко и был таким же приятным, как и его невозмутимое лицо. Амен отставил одну ногу назад, спустил на ступеньку ниже, но всё равно оставался на голову выше Эвелин. Разность в росте нивелировало расстояние между ними, ей не приходилось задирать голову, как это бывало ранее. Он был весь в чёрном: чёрная кожаная куртка, чёрная облегающая футболка и чёрные штаны, в которых его ноги казались ещё длиннее. Чёрная одежда, облачающая белоснежную кожу, звучала как ярый манифест. В голову закралась одна маленькая, навязчивая мысль: вопреки услышанному ранее этим днём о нём от Ричарда, Эвелин вдруг захотелось услышать, как этот голос произносит её имя. — Нисколько. — Любезная, но нервная улыбка легко коснулась губ девушки. — Хотела пройтись. — Далеко? — Теперь так же улыбаясь в ответ, мужчина продолжал интересоваться с неподдельным любопытством. — Не совсем, но это с другой стороны дома. — Эва замешкалась, подбирая слова. — Тогда собирайся. — И, не теряя обворожительной улыбки, Амен облокотился о лестничные перила в смиренном ожидании, как верный компаньон. Его синие глаза сверкали предвкушением. Эвелин, несильно захлопнув дверь, вновь осталась одна, пока по ту сторону её ожидал профессор. Или, быть может, одного этого слова уже недостаточно, чтобы вместить в себя весь спектр взаимоотношений, которые есть и, как выяснилось, были для каждого из них, пусть заочно? Её пугало до чёртиков всё: все события с отцом, все встречи с Аменом и эта не исключение. Недостаток сна и висящий, как дамоклов меч, долг по аспирантской диссертации ничуть не улучшали ситуации. Скинув с себя кухонный фартук, в котором её застал званый гость, Эва поднялась к себе и стала искать одежду, которая придётся впрок для прогулки до фруктового сада в предсумеречное время. Резиновые сапоги, джинсы, хлопковая футболка и шерстяная кофта должны были помочь справиться даже с заставшим врасплох погодным ненастьем. Захватив с антресоли неглубокую плетёную корзинку, Эвелин поспешила на выход. Пересекая порог, она заметила, что положение Амена совершенно не изменилось: он так и стоял, одна нога выше по лестнице, другая ниже, рука на периле, взгляд устремлённый, цепкий. — Не будешь спрашивать, куда мы пойдём? — Заговорщически прищурив глаза, Эвелин закрыла на ключ дверь, обернулась, поравнялась с мужчиной и, не дожидаясь, стала спускаться. — Я должен опасаться за свою жизнь и здоровье? — Подыгрывая, ответил вопросом на вопрос Амен, взглянув на неё сверху вниз. — Едва ли. — Тогда веди. Местное окружение было точь-в-точь, как двадцать лет назад. Всё будто бы застыло, остановилось в развитии, не было ни прогресса, ни регресса. В детстве Эвелин оббежала каждый уголок этой улочки, была в гостях во многих домах, потому что все знали её отца. Ходить по округе она не страшилась даже по ночам, умела ориентироваться на местности и даже могла давать «экскурсии». — Смело, особенно для такой хрупкой девушки, вести в сумеречную чащу с собой мужчину. — Эвелин лишь улыбнулась тем мыслям, которые пытался в ней пробудить Амен. — Я прожила здесь больше двадцати лет своей жизни, Амен. Это тихое, спокойное место. Из нас двоих эти места таят больше секретов точно не для меня, значит, и опасаться нужно не мне. — Эва покачала головой, искренне веселясь от вида задумчивого профессора. — Теперь я точно опасаюсь за свою жизнь, мисс Пирс. После всего, что произошло ранее сегодняшним днём, смотреть в глаза мужчине было всё ещё нелегко, поэтому и сейчас старательно этого избегала. Они шли рядом, нога в ногу. Взгляд мужчины по привычке скользил вокруг, порой направляя его свысока на собеседницу, а вот она без оглядки шла куда хотела, кажется, отбросив все посторонние думы раз и навсегда. Теперь, когда прошлое прояснилось, близкое положение не тяготило никого из них двоих. — Нелегко было возвращаться сюда спустя... Сколько? Пятнадцать лет? Эвелин обронила свой вопрос как бы невзначай. Амен не отвечал. Они продолжали идти, но воздух словно стал сгущаться вокруг. — Нет понятий «легко» или «трудно», когда дело касается банальной человечности. Я поступил так, как поступил бы любой порядочный человек на моём месте. Эвелин уже не поражала честность Амена, как и его манера говорить прямо, без утайки. — Родители Дии, пусть и были тебе приёмными, правда любили тебя. — Откровенность на откровенность. — Вам нужно будет обязательно поговорить. — Как они могут называть меня сыном, когда я причинил им столько боли и разочарований на их доброту и щедрость? Я им не семья. Совсем. Поздно мне с ними говорить, мириться, Эва. Очень поздно. Настала очередь девушки помолчать, обдумать свой следующий вопрос. Профессор Рэйвенскрофт был в который раз поразительно открыт девичьему любопытству. — Что планируешь делать с домом дальше? — Возможно, оборудовать как летнюю резиденцию. Или сдавать кому-нибудь. Хотя, этот дом мог бы стать отличной возможностью начать новую главу своей жизни. — Его голос звучал мягче, задумчивее. Эвелин уловила судорогу, пробежавшую по его телу. — Проблема в том, что я ещё не дописал старую. — Есть стоящие идеи как её закончить? — Намечаются некоторые. — Амен пожал плечами и на какое-то мгновение обратился взором к небу, где начинали загораться первые, самые яркие звёзды. — Мы почти пришли. Деревья в скором времени расступились, Эвелин и Амен оказались на полянке, поросшей густой травой и цветами. Из сочной травы торчали сгнившие пни, бывшие когда-то яблоневым садом. Здесь было на редкость тихо и спокойно. На другом краю поляны по-прежнему стояло несколько старых согнутых яблонь, скрюченных, замшелых, но окончательно не ссохшихся. Некоторые из них должны были плодоносить. — Что скажешь? — Эва посмотрела за замершего Амена, который с особым благоговением осматривался вокруг, медленно, почти осторожно, будто боялся спугнуть саму тишину. — Это рай. — Не бывал здесь прежде? — Что-то не припоминаю. Эвелин не отводила глаз от заворожённого увиденным мужчины. Она искренне улыбалась, считая себя проводником в сказочный мир для одинокого путника. Всякий, кто бывал здесь хотя бы однажды, хотел побывать здесь ещё много раз. Так Эва считала в детстве и убеждалась этому сейчас, повзрослев. — Сейчас я тебя угощу. — Торжественно объявив это, она направилась к уцелевшим одичавшим яблоням. — Ты разве не собиралась испечь фруктовый пирог? — Как ты понял? — С искреннем изумлением спросила Эвелин. — Корзинка для сбора — это раз. «Слюнявчик», в котором застал тебя врасплох ранее — это два. — Наблюдательно... Да, собиралась. Но ведь стоит заморить червячка? Заодно попробуем на вкус, узнаем, приличные ли яблоки сейчас. — Только у меня один вопрос... — М-м-м? — Эва остановилась около, как ей показалось, яблони с самыми приличными на вид плодами, заманчиво свисающими из-под заметно поредевшей кроны. — Как ты собралась их доставать? Эвелин заразительно захохотала, встала в героическую стойку из фантастического кино с корзинкой, висевшей на локтевом сгибе. Лёгкий ветерок, поддавая специальных эффектов, развевал иссиня чёрные локоны. — Перед тобой мисс Эвелин Пирс — расхитительница фруктовых садов. Один момент! Эвелин понимала, что совершала великую глупость, собираясь сделать следующее, но сейчас ей было всё равно. Когда и где она ещё сможет её совершить, как не в родном краю спустя десятки прожитых лет? Проверив одной ногой устойчивость склонившегося ствола, Эвелин под восхищённый вздох отступила на пару шагов и, разогнавшись и придав себе нужное ускорение, взобралась на несколько шагов вверх по шершавой поверхности. Яблоня затрещала, Эва замерла на месте, Амен по-прежнему не дышал. — Всё под контролем! — Девушка отсалютовала застывшему на месте мужчине. Теперь уже ему приходилось задирать голову, глядя на свою студентку. — Если ты захочешь поехать со мной и командой аспирантов на раскопки через несколько месяцев, знай, ты только что завалила вступительное испытание. — И в чём же оно заключалось? — Она обернулась через плечо и посмотрела вниз. — Не подвергать неоправданному риску себя и свою команду. — Отлично! А теперь лови и пробуй. — Эвелин сняла с веточки небольшое, но аппетитно выглядевшее яблоко и, прицелившись, подкинула его точно в мужские ладони. Он немедленно принялся его есть, соображая, что сухая старая яблоня недолго сможет выдерживать дополнительный вес даже юной девушки. — Самое то! А теперь скорее набирай их и спускайся сама. — Вы беспокоитесь обо мне, профессор? — Не узнавая полутона опасений в мужском голосе за её жизнь, Эва умело отбирала самые крупные и спелые яблоки. Для фруктового пирога хватило бы и пяти, но она хотела набрать их впрок. — Как и любой мужчина, который прямо сейчас стоял бы на моём месте. Буквально. Слова профессора Рэйвенскрофта вновь развеселили Эвелин. На этот раз она засмеялась беззвучно. Ей льстило то, как каждый раз, задавая личный вопрос, он уходил от прямого ответа на него, обращаясь к доблестным качествам уважающих себя мужчин. — Всё. Сначала корзинка — с ней будет неудобно спускать. — Ловлю. Эва покосилась вниз. Прямо под ней, чуть отойдя в сторону для лучшего обзора, стоял Амен с протянутыми вперёд и вверх руками. Он был сосредоточен и неестественно холоден, словно от дальнейших событий зависела вся его жизнь. Максимум — вкусный ужин. Успешно поймав и отставив корзинку в сторону на землю, мужчина устремляет взгляд вверх. — Я сама. — Всего лишь подстрахую. Эвелин ловко пятилась вниз по стволу дерева. Это было похоже на умение ездить на велосипеде: если научился, то на всю жизнь. Жизнь в тихом районе на окраине Торонто научила её вещам, которые могут не уметь её сверстники, живущие исключительно в городских декорациях. Амен же настойчиво гнал от себя тревожные мысли, уверенность в её движениях внушала доверие. Когда до земли осталось меньше метра, он коснулся обеими руками за талию, чтобы придержать, а, как оказалось, вынудил неуклюже спотыкнуться. Ноги Эвелин в то же время потеряли опору, она жадно попыталась ладонями обхватить ствол яблони так, чтобы замедлить падение. Кожу на руках от нещадных попыток зацепиться за древесную кору стёрло до алеющих кровью царапин. Когда она из последних сил пыталась предотвратить неприятное падение, мужские руки крепче прежнего обхватили девичью талию и буквально остановили его. — Всё-всё-всё, держу. — Безмятежный приглушённый голос раздался точно около правого уха, когда Амен опустил Эвелин вниз. Она сделала неустойчивый шаг в сторону и, теряя равновесие, отклонилась назад, где её встретил возвышающийся стан профессора. Тогда-то профессор Рэйвенскрофт почти зачарованно склонился к ней — к макушке головы. Едва уловимый жасмин. Он застыл в лёгком наклоне, и казалось, что время замедлило свой ход. Он пропал. То, что Амен чувствовал, было совершенно реальным. Ему не казалось, то не были предрассветные похмельные иллюзии — всё было реальным. Он вспомнил. Его тело никогда не знало её, но разум заключил в себе память той мимолётной встречи многие годы назад через тонкий аромат чуждого этим широтам жасмина и теперь в груди разливалась приятная, ноющая тяжесть. — Я так давно искал тебя. — Шептал, не касаясь, лишь вдыхая. Страдали оба, вместе вспарывали себя наизнанку. И вновь оба — от обретённых чувств: чуждых, запретных, возникающих вопреки всем обстоятельствам настоящего. Осмелев в своих мыслях, Амен деспотично прижал девушку, всё ещё заключённую в кольце его рук, к своему телу так близко, что теперь она осязала тёплое дыхание у виска. Он закрывал её от всего мира и в этом жесте были все его переживания — от нежной заботы до ревнивой жадности. Эвелин едва вели муторные путающиеся мысли в голове, но теперь падать было некуда. Руки, всё это время свисающие вдоль туловища, стали смело ветвиться по обсидиановой куртке, бесстыдно оглаживать чужие руки, прошивая и свою, и его кожу мурашками. Амен льнул ласками к тонкой коже на девичьей шее. Он знал, что содеянное им помешает ей связно думать и говорить. — Я так давно искал тебя. Мои душа и сердце помнили тебя. Мой разум велел им забыть тебя, но они не в состоянии были это сделать. Я тебя не придумал. Ты изменилась, как изменился и я, но мои ощущения тебя остались прежними. Его губы целовали ей шею. Виски гудели от взрыва адреналина и хлынувшей крови к точкам соприкосновения, становилось почти болезненно. Раскалённые искры проникали под кожу и перекатывались по ограниченной территории, казалось, бесконечно. Накатившая дурнота не унималась, справляться с головокружением становилось всё труднее. Мерещилось, что от давления лопался череп, но изменить что-либо не представлялось возможным. Более того, окутывающий дурман ей нравился. Предательское тело! Оно не умело лгать и не слушалось разума. Амен мог бы попросить её о чём угодно, и она бы согласилась. Эта мысль привела Эву в отчаяние. — Амен, прошу тебя... — О чём? — Он шептал, не отрываясь от её шеи, покрывая ту поцелуями. Она, сумев воспротивиться дьявольской силе его губ, с широко раскрытыми глазами вывернулась из его рук, теперь они стояли лицом к лицу. — Не сломай мою жизнь. — Она ощутила осторожное и тёплое прикосновение мужских ладоней к своему лицу по обе стороны. Кончики пальцев очертили дуги под её глазами, стирая слёзы, патокой лившиеся в рот. — Такого не будет никогда. К чёрту запреты. Эвелин закрыла глаза и блаженно улыбалась, словно подставляя лицо под мириаду ласкающих солнечных лучей. Амен смотрел на неё, как на самую хрупкую и драгоценную вещь в своей жизни, а потом с какой-то нарочитой медлительностью стал исследовать её лицо: стремился запомнить каждую линию, чёрточку, изгиб. Не выпуская из своих ладоней, губами он касался её лба, носа, щёк, подбородка, а когда почувствовал, что перестала дышать, соединился с её губами. Огонь, бушевавший внутри, делал её движения смелыми. Пальцы проскользнули где-то за ушами, зарываясь в белоснежных волосах, притягивая сильнее. Его движения распаляли своей щедрой нежностью, заполняли всё пространство вокруг. Сомнения постепенно оттеснялись, а образовывающуюся пустоту заполняло одно дыхание на двоих. Их губы оставались сомкнутыми, пока она не провела языком по верхней губе Амена и осторожно зажала её зубами. Ощущения были вне ожиданий. Но едва разомкнутые губы породили возбуждённый мурчащий рокот, Эвелин сомкнула губы и продолжила пытать его медлительностью движений, которая, в свою очередь, не распространялась на их сердца, которые колотились всё быстрее. Проделав тот же трюк с её нижней губой, ранее сотворённый ею, Амен осторожно запрокинул ей голову и заставил её губы разомкнуться, вслед принимая приглашение. Медленные поцелуи, в которых каждое мгновение длилось как бесконечность, сменялись пылкими, почти не оставляющими места фантазии. Время нерушимо утекало, но им словно выпал первый и единственный шанс — никто не рисковал прерваться первым. Они дышали друг другом, насыщались друг другом. Череда поцелуев неизменно приближала их к конечной остановке и первой добралась до неё Эвелин, сделав резкий вдох, когда ощутила свою руку в тепле обнажённой кожи на ложбинке его поясницы. Это была запретная территория, в которую пока никто из них не имел права вторгаться. — Прости. — Эва прятала лицо на груди Амена, пока он целовал её волосы, источающие едва уловимый аромат полюбившегося очень давно жасмина. — Тебе не за что просить прощения. Она ответила не сразу. — Тогда, возможно, стоит за это... — Подобранные слова свободно лились из её губ, не боясь задеть. — Амен, я ни на что не соглашаюсь. Я не могу дать тебе никаких обещаний. — Не стоит и за это. Я понимаю. — Он кивнул в заверении своих слов. — Дай мне шанс. Мы не будем торопиться. — Я не знаю, когда смогу решиться на большее. И смогу ли вообще. Отношения со своим профессором, который на десяток с лишним лет старше тебя — не для слабонервных. — Мы можем быть друзьями, — подмигнул, усмехаясь, мужчина. — Это могут быть платонические чувства. Ты только напомни мне о них, когда я снова буду тебя целовать. И я напомню о них тебе, когда твои руки снова невзначай залезут под мою футболку. В её глазах вспыхнули искры, а в сердце обосновывалась тяжесть, подобная могильной плите — не сдвинуть, не поднять. — Это должно остаться секретом. — Трагичные слова срывались с женских губ, но без соблюдения оных их жизни ждала бы трагичная судьба — профессиональные карьеры обоих закончились бы в кратчайшие сроки, если кто-то узнал бы о романтических отношениях профессора со своей аспиранткой. — Да, Эва. Этот секрет мы будем хранить особенно тщательно... Ото всех. — Амен накрыл её губы невесомым поцелуем. — Я себе это совсем не так представлял. Я тебя нашёл, но у меня не было ни одной мысли, что ты была одновременно так близко и так далеко ко мне всё это время. — Представляю. — Мужчина ощущал в девичьих словах дрожь; сумеречная прохлада и зыбкий туман уже вились у их ног. — С восемнадцати лет меня терзал твой призрак, напоминающий о моей матери. Столько лет, преследуемый обманом... Не просто принять новую реальность. — Почему именно о ней? — У тебя её аромат. Жасмин. — Она смущённо улыбнулась. — Теперь обман в прошлом. — Эвелин снова протиснула свои руки под куртку Амена и сильнее обняла. — Всё зависит от тебя, Эва. Одним словом ты можешь меня прогнать или спасти. Он понимал, что она ничем ему не обязана. Она — бабочка, вольная улететь в те края, которые ей милей. На её губах в ответ расцвела уже весёлая улыбка. Она медленно, но беспрепятственно отстранилась от мужского тела, подняла с остывшей земли корзинку с яблоками и вновь обратилась к мужчине. — Пойдёмте, нам ещё делать фруктовый пирог, профессор Рэйвенскрофт.