Вижу я сон

Остаток дня и всю ночь Ло Бинхэ провел в ученической спальне, гадая, как учитель мог оставить ему жизнь после всего, что произошло. Должно быть, Шэнь Цинцю собирался избавиться от негодного ученика позже, в более подходящий момент. И сейчас поставил перед ним труднодостижимую цель, желая, чтоб полудемон принес хоть какую-то пользу напоследок. Обретенное понимание успокоило Ло Бинхэ, и с рассветом он охотно вернулся к исполнению повседневных обязанностей: печенье, дрова, вода, уборка. Работать было сложнее обычного, он не успел исцелиться полностью. Колени ещё ломило, а спина будто трескалась при мало-мальски ощутимом напряжении. Но валяться и ждать было некогда, так что отставляя в сторону физические неудобства, он заставлял себя шевелиться быстрее, двигаться в привычном темпе. Покончив с бытовыми заботами, Ло Бинхэ явился на тренировочную площадку. Теперь, когда учитель лично разрешил ему совершенствование, не было нужды прятаться. По крайней мере, он на это надеялся. - Эй, недоумок! - окликнул Мин Фань, - Учитель хотел видеть тебя. - Как считаешь, готов ли ты приступить к тренировкам? - задал вопрос учитель, стоило Ло Бинхэ, приблизившись, остановиться на почтительном расстоянии. Мягкость в его голосе вызвала непроизвольное стадо мурашек. Шэнь Цинцю определенно был недоволен. Слова следовало выбирать с осторожностью. - Я готов, учитель! - рискнул он. Учитель неспешно обошел его. Вдруг Ло Бинхэ осознал, что за этим последует, и потому сумел не дрогнуть, когда раскрытый веер хлопнул его по спине, посылая рассеянный всплеск энергии в незажившие раны. Выдержав проверку с честью, он даже успел немного собой погордиться. А потом Шэнь Цинцю пнул его под колено, и нога подкосилась, и он упал, закусив губу, чтобы не кричать. - Посмеешь солгать мне снова - потеряешь ногу, - произнес учитель, глядя на него сверху вниз, - Заодно узнаем, отрастет ли она у тебя. Ло Бинхэ поднялся с некоторым трудом. Пострадавшая конечность мелко дрожала и норовила подогнуться снова. - Сейчас ты возвращаешься в ученическую спальню и лежишь там, пока я не позволю тебе встать. И, отвернувшись, учитель направился по своим делам, оставив Ло Бинхэ в замешательстве. В следующие дни замешательство становилось только сильнее. С ним обращались, как с тяжелобольным. Приносили еду в спальню, меняли повязки. Мазали пострадавшие части тела каким-то лекарственным средством. Когда ему разрешили встать, оказалось, что за время его отсутствия хозяйственные хлопоты были распределены между младшими адептами. А ему надлежало теперь каждое утро являться в Бамбуковую хижину. Так он и поступал, сразу после привычного визита на кухню, конечно. Выяснилось, что утреннее время с этого момента было занято демонологией. Втайне от всех в Бамбуковой хижине Ло Бинхэ записывал свои знания о спутанной науке хождения по снам. Он не думал, что старый демон доверил бы ученику нечто, способное в самом деле причинить ему вред, но все же старался умалчивать некоторые детали. На всякий случай. Узнать наверняка возможности так и не представилось. С того момента, как Ло Бинхэ выдал существование демона учителю, Мэнмо не появлялся в Царстве Снов. По всей видимости, старейшина покинул его, не желая мириться с предательством. Это, возможно, было и к лучшему: Шэнь Цинцю явно жаждал уничтожить демона, посмевшего пробраться в его владения. Время от времени вместо ведения записей Ло Бинхэ под его руководством испытывал на себе талисманы, ритуалы и техники, призванные избавить мир от Мэнмо раз и навсегда. Зачем это нужно и как учитель к этому пришел, Ло Бинхэ мог отчётливо видеть. Ломать голову бессонными ночами его заставляло другое. Шэнь Цинцю взялся лично обучать его владению мечом, духовным практикам, умению обращаться с талисманами и прочим полезным вещам. Он не тратил на это дни напролет. Учитель давал задания, наблюдал за выполнением, делал пару замечаний и уходил. А Ло Бинхэ по выполнении отчитывался. И получал новое. А если он возился слишком долго, то Шэнь Цинцю приходил и подсказывал ему как справиться с задачей быстрее и лучше. И разговаривал с ним учитель тоже иначе. Нет, по-прежнему без тепла, но и без злости. Как будто Ло Бинхэ имел такое же право на существование, как любой другой ученик на пике. Помимо этого Ло Бинхэ было поручено приходить в библиотеку. Учитель называл ему книгу, пояснял, на что в ней стоит обратить внимание. По окончании задавал пару вопросов. Если ответы не устраивали, отправлял переписывать, что происходило нечасто. А обычно Шэнь Цинцю просто называл следующую, и Ло Бинхэ отправлялся читать дальше. Что-то невероятное происходило, а объяснений Ло Бинхэ не находил. Он был готов к усиленным тренировкам для того, чтобы выполнить приказ и стать первым на том состязании, но, как и всегда, собирался сражаться в одиночку. Учитель не должен был ему помогать. От этого становилось только больнее, когда приходилось напоминать себе, что все это ненадолго. Со временем Ло Бинхэ заметил: Чженъян день ото дня становился тяжелее. Новые техники и приемы трудно становилось выполнить правильно, а вечерами он мог раз за разом перечитывать одну и ту же строчку, не улавливая смысла. Спал Ло Бинхэ, не видя снов, всегда недостаточно, а пробуждение было похоже на пытку. Никогда ему не приходилось испытывать такого отвращения к обучению, как в те дни, когда голова была будто забита чем-то вязким, топящим в себе все мысли и желания. Сперва казавшиеся несложными, тренировки на деле исподволь высасывали силы из источника, что прежде Ло Бинхэ считал неисчерпаемым. Он смертельно устал. А потом в один день Ло Бинхэ выронил Чжэнъян из рук прямо посреди приема на глазах Шэнь Цинцю. У него был очень хороший слух, и потому звук с которым клинок ударился о землю не сумел заглушить слова учителя, что тот тихо произнес себе под нос. - Похоже, это все... - разочарование в голосе Шэнь Цинцю резануло сердце. Сжав зубы, Ло Бинхэ подхватил клинок с земли. Злость придала ему сил. - Хватит, - сказал учитель, и Ло Бинхэ ощутил отчаяние. Но почему? Он же мог сделать это! Всего лишь одна дурацкая ошибка! Ло Бинхэ встал в начальную позицию, сосредоточился. Он не умел сдаваться без боя. В голове шаг за шагом складывался танец клинка. Собираясь с силами, он готовился выполнить сложнейший прием из тех, что успел изучить в теории. Он мог доказать, что способен на большее! Сложенный веер хлопнул его по макушке, и Ло Бинхэ вздрогнул. Не потому, что это было больно. Как раз наоборот. - Я знаю, - сообщил Шэнь Цинцю, - Уймись. Потом он сказал Ло Бинхэ, что у него свободное время, а тренировки возобновятся через три дня. И запретил ошиваться на тренировочной площадке, пригрозив, что иначе Чженъян поселится в Бамбуковой хижине. Три дня долгий срок. Все то время Ло Бинхэ снова и снова прокручивал в голове эту сцену, эти слова. Выражение лица учителя. Было похоже, что учитель ругал его, но на деле он будто чуть смягчился, вспомнив что-то забавное. Впервые Ло Бинхэ позволил себе надеяться на лучшее. Сам он не держал больше зла на учителя, потому что верил в справедливое возмездие. Совсем недавно он думал, что если Шэнь Цинцю, не пожелав остановиться, зайдет слишком далеко, придется когда-нибудь воздать ему по заслугам. Затем его проступок склонил чашу весов на другую сторону, сделав мысли о мести бессмысленными. Не представляя по какой причине это могло бы иметь место, Ло Бинхэ почти готов был поверить, что Шэнь Цинцю как будто хотел начать все сначала. Только сейчас ему пришло в голову: ведь и правда, задиристый подросток Шэнь Цзю и его недостижимый учитель - один человек. Подумав так, Ло Бинхэ сразу понял, что могло позабавить учителя. Шэнь Цзю, должно быть, сутки напролет проводил на тренировочной площадке и злился всякий раз, когда старый глава пытался заставить его отдохнуть. Представив себе картинку в лицах, Ло Бинхэ тихо фыркнул, несколько озадачив пару младших адептов. Хотел бы он это видеть!.. Три дня спустя оказалось, что теперь в его расписании существовал ещё один перерыв. На приобщение к культурной образовательной программе, которую предоставлял желающим пик классических искусств. Когда-то такая привилегия представлялась Ло Бинхэ прекрасной далёкой мечтой. "Бойся своих желаний" мудрые говорят не просто так. В жизни ему не случалось тратить столько усилий на пустую трату времени. Живописью Ло Бинхэ прекратил заниматься прежде, чем она успела ему опостылеть. Из-за Нин Инъин. Стоило только сесть и начать уныло пялиться на какой-нибудь утес в попытке отыскать в нем что-нибудь достойное запечатления, как шицзе неизменно оказывалась рядом. Живой восторг девушки от того, что А-Ло разделит с ней одно из любимых занятий, заметил Шэнь Цинцю и мигом уничтожил идею в зародыше. Теперь идея общения Ло Бинхэ с любимой ученицей вызывала в нем большее возмущение, чем когда-либо прежде. Мэнмо ушел, общение с шицзе оказалось под запретом. Не будь Ло Бинхэ так занят, одиночество сожрало бы его живьём. Хотя, посчитай учитель необходимым оградить от его влияния ещё и первого ученика, Ло Бинхэ бы не возражал. Познав основы вэйци, он был вынужден осознать, что прежде терпеть Мин Фаня было не так уж и сложно. Увы, те времена остались позади. В настоящем, что ни день, приходилось бороться с желанием его придушить. Ленивое самодовольство, с которым первый ученик объявлял об очередной победе, делало невыносимым тот факт, что обыграть его было для Ло Бинхэ было почти невозможно. И все же, в этом был свой азарт. Здоровая злость, элемент соревновательности. По сравнению с каллиграфией, во всяком случае, вэйци было предпочтительнее. Повторение одинаковых иероглифов нагоняло на Ло Бинхэ тоску. Он был терпеливым человеком. Мог сотню, тысячу раз повторить начертание талисмана или часами переписывать в наказание, потому что так было надо. Но почему его иероглифы были плохими, если они были читаемыми? Зачем исправлять манеру держать кисть, и какой резон в том, чтобы придерживаться стиля? Сколько бы времени ни прошло, Ло Бинхэ не видел результата, только отсутствие практического смысла. Впрочем, и это были вполне терпимые мелочи. Но музыка. Это было хуже всего. Эти занятия вел учитель, и они заставляли страдать. Как ни старался, Ло Бинхэ не мог понять, что от него требовалось. Чем один звук отличался от другого, такого же. А когда играл кто-то другой, время растягивалось в унылую протяжную бесконечность, и было так скучно, что Ло Бинхэ едва мог усидеть на месте. Он понимал, что должно воспитывать вэйци. В душе предполагал, зачем нужна каллиграфия. Готов был поверить, что возможно находить удовольствие в живописи. Но цинь? Непостижимо. Учитель, казалось, находил какое-то изощрённое удовольствие в наблюдении за его мучениями над этой дурацкой доской со звонкими нитками. - Животное, - с усмешкой сказал он как-то раз, - Прямая дорога на пик Байчжань. И Ло Бинхэ оскорбился до глубины души, чем немало повеселил всех присутствующих. Однако же, на самом деле за скукой, возмущением или злостью в душе Ло Бинхэ скрывался восторг. Каждая возможность пережить такую обычную мелочь была маленьким чудом, недоступным ему ранее. К тому же, такие перерывы и впрямь почему-то избавляли от той всепоглощающей усталости. Так что, в конце концов, учитель был прав. Ло Бинхэ помогали и все эти глупости тоже. А ещё в его жизни появились драгоценности, редкие моменты, которые Ло Бинхэ собирал и берег, как сокровища. Например, однажды выполнив сложнейшую технику правильно впервые после десятков неудачных попыток, он слышал, как неосознанно Шэнь Цинцю выдохнул: - Хорошо!.. Впервые учитель похвалил его! Скрыть радостное волнение было невозможно. Шэнь Цинцю, сощурившись, пристально посмотрел на него, и Ло Бинхэ неуверенно замер, предположив, что, вероятно, не должен был этого слышать. Затем учитель подошёл, заложив руки за спину. - Очень хорошо! - подтвердил он звучно. На этот раз для Ло Бинхэ. Или тот день, когда ему впервые удалось обыграть Мин Фаня. Улучив момент, когда первый ученик отвлекся, Ло Бинхэ сделал ход и незаметно сдвинул камень противника, разрушая заготовленную ловушку. Делая это, он не чувствовал за собой вины. Да, нечестно, но то, что Мин Фань учился играть с раннего детства и теперь мог побеждать его каждый раз, тоже было нечестно. Ло Бинхэ лишь уравнивал шансы. И быть пойманным он не боялся. По слухам, "это обман" первый ученик всякий раз кричал первым, когда бы ему ни довелось проиграть. Увлекшись своим коварным замыслом, не учел он лишь одного. Отвлекся от игры Мин Фань, чтобы поприветствовать учителя. Так, оторвав взгляд от доски и обнаружив, что Шэнь Цинцю, подняв брови, смотрит прямо на него, Ло Бинхэ чуть не умер на месте. Но пасть на колени и начать молить о прощении он не успел. - Только попробуй проиграть, - произнес Шэнь Цинцю. - Спасибо, учитель! Я вас не подведу, - бодро откликнулся Мин Фань. Потому что, конечно, такие слова могли быть обращены только к нему. Ло Бинхэ же уставился на доску, чувствуя, как кровь стучит в ушах. Он не сомневался, с кем учитель говорил на самом деле. К моменту, когда первый ученик заметил обман, спасать игру уже было поздно. - Что?.. Ты? Да как ты посмел! С настоящим жульничеством Мин Фаню доводилось сталкиваться нечасто. Полный возмущения, он воззвал к справедливости в лице Шэнь Цинцю. - Учитель, он обманул меня! Передвинул камень, вот здесь! - И что? Равнодушие в голосе учителя заставило Мин Фаня замолкнуть на мгновение. - Но это недостойно!.. - попытался было он возразить. - Поражение, - сказал ему Шэнь Цинцю, - вот что действительно недостойно. Подумай над этим. А ты, - добавил он, бросив взгляд на Ло Бинхэ, - попадешься ещё раз, шкуру спущу. Понял вас, учитель, подумал Ло Бинхэ. Обманывая, не попадайся. А в другой раз Шэнь Цинцю бросил ему с утра: - Вчера было лучше. Ло Бинхэ не понял. Пришлось переспросить. - Печенье, - нахмурившись, сказал учитель, как будто это было самой очевидной вещью на свете, - Вчера ты что-то добавил? С этим было лучше. К тому моменту чувство полного замешательства уже почти стало постоянным спутником Ло Бинхэ на тропе совершенствования, но снова он был им ошарашен. И что было делать? Падать в ноги? Молить о прощении? Вроде бы не нужно было. - Вы знали? - вместо этого спросил он. - Я, по-твоему, идиот? Звучало опасно. - Нет, учитель! - поспешно заверил Ло Бинхэ, - Я думал, вы скорее выбросили бы то, что я сделал, чем стали есть... Простите ученика за глупость. Шэнь Цинцю развернул веер. - Не имею привычки портить хорошую еду, - сказал он, глядя в сторону. Ло Бинхэ знал о нем больше любого другого человека во всем мире. И только поэтому сумел разглядеть это заранее продуманное, но брошенное будто бы невзначай выражение скрытой признательности. Позже он пришел к выводу, что пережитое им чувство безнадежно глубокой нежности было совершенно неподобающим, и знать о нем никому не стоило. Наверняка остаточное помутнение после того кошмара, когда он считал себя Шэнь Цзю. Его отношение к учителю можно было описать двумя словами: ученическое почтение. И все. Точка. Больше и думать не о чем. Но как-то раз один шисюн исполнил на цине сложнейшую мелодию без единой ошибки, Ло Бинхэ буквально забыл как дышать, заметив лёгкую бессознательную улыбку на обычно бесстрастном лице. И ещё, обнаружив, что может задавать вопросы о прочитанном, иногда Ло Бинхэ специально придумывал, что бы такое он мог здесь не понять, не выглядя при этом совсем уж идиотом. Что сказал бы на это все Мэнмо?.. Поразмыслив над этим пару секунд, Ло Бинхэ твердо сказал себе: не время забивать голову чепухой. Чем бы ни было это чувство, живущее и дышащее в нем, оно требовало действия. Хотелось сделать для Шэнь Цинцю что-то по-настоящему значимое. Хорошее. И у него как раз был подходящий способ. Как он сказал? Не опозорить имя? Ло Бинхэ ещё сделает так, что ученика Шэнь Цинцю будут ставить в пример подрастающим поколениям и сто лет спустя!