⋇⋆✦⋆⋇
В небольшой комнатушке, светлой из-за белизны стен и распахнутых окошек, было двое. Одна — я. Сидела на аккуратно заправленной больничной койке с холстом в руках. Спрятав румяное личико в длинных, густых косах, я быстро дышала, как маленькая птичка. То ли от волнения, то ли от каких-либо иных тревожных чувств. Другой — крепкий, широкоплечий, сидел рядом со мной горой. Ласково склонив голову, он наблюдал — заботливо и внимательно. В последнем можно было узнать Кёджуро. Поместье бабочек больше не обменивалось письмами с домом Ренгоку. Произошло это резко и негаданно, словно по щелчку пальцев. Поэтому у меня отпала потребность часто навещать семью солнечных мечников — это огорчало. Но было в этой истории и кое-что приятное: находя возможность и миллион причин, едва ли не каждодневно заглядывал в дом бабочек мой милый Кёджуро. Слухи и сладостные сплетни уже не одолевали скучающих. Поэтому к его частым визитам местные обитатели относились с простотой и снисходительностью. Даже дивная Шинобу воздержалась от лисьих взглядов! Ну, почти. Ренгоку же, сохранив бодрый вид, яро пытался доказать, что его блудные похождения его, так их называла Шинобу, имели особую значимость: то холст с семейным портретом Ренгоку, оставленный мною, стоило срочно занести. То Сенджуро, скучая и вздыхая, передал через старшего братца гостинец с домашними сладостями. То ещё ряд бесконечно забавных причин, греющих сердце! — Как красиво! — ярко воскликнул мужчина, и это «красиво» было уже шестым за день. — Матушка такая же, как и на фотографии! — Спасибо, — смущённо отозвалась я, и мой голос чуть дрогнул. «Щёки мои, щёки! Только бы они не горели так сильно, — беспокойно думала я. — Как же сердечко поёт! Как же сильно бьётся. — Дрожала я. — Когда Кёджуро рядом, все здравые мысли разом покидают мою голову! — Я тяжело вздохнула. — Почему из всех бесчисленных душ, возможных лиц… именно Кёджуро? Отчего сердце моё сладостно трепещет, стоило устам произнести его имя? — всё гадала. — Одно ясно — я была и буду счастлива с ним! Сегодня, завтра, сквозь года, всегда. Сердце выбрало его, моё солнце! И с каждым днём чувства мои будут только крепнуть!» — Мэй! Ты не голодна? — Койка заскрипела под тяжестью мужского тела, стоило тому чуть склониться в мою сторону. Теперь наши плечи едва ли не касались друг друга. — Что? — Я удивлённо оторвалась от рисунка, заинтересованно взглянув на Кёджуро. — Нет. А ты голоден? — И заулыбалась, склонив голову на бок. Мужчина светло улыбнулся в ответ, повторив мой жест. Почему-то тема еды в нашем кругу была особенно острой и актуальной, требующей незамедлительного обсуждения. — Нет! Пока что! — громко и бодро воскликнул, не отводя от меня взгляд. — Но потом нам надо поесть! — деловито заключил он. — Хорошо. — Я вновь повернулась к портрету семьи Ренгоку, который намеревалась закончить в ближайшее время. Но вернуться к своему делу так и не смогла. — Мэй! — Что такое, Кёджуро? — с тихим смешком отозвалась я. Эта ситуация меня забавляла. — А ты замёрзла? Я опять оторвалась от портрета, на этот раз отложив его окончательно в сторону. — Нет, — не без улыбки ответила, хитро сощурившись. Мужчина вновь повторил движение за мной — хитро-хитро сощурился в ответ. Кёджуро пытался заботиться обо мне, и я это понимала, с нежностью принимая. Забота же его казалась до дрожи неловкой, как и моей — осторожной, неуверенной, тихой-тихой и такой бытовой: накормить, согреть, узнать о здоровье — важные пункты у Ренгоку, стоило тому завести разговор со мной. — Мне кажется, что замёрзла! — Скинул он со своих плеч белоснежный плащ с яркими языками пламени. После, не теряя и минуты, обмотал меня им. Я рассмеялась, но плащ не скинула. Многое между нами стремительно менялось, и это понимал каждый из нас. После тех желанных объятий пронеслось немного времени, но даже этого хватило, чтобы растопить лёд, сковывающий все порывы и желания. Я перестала убегать от самой себя, отрицая очевидное — яркие и жгучие чувства к мужчине. Последний стал решительнее в своих действиях — не настолько, чтобы переступить на нечто большее, но достаточно, чтобы двинуться к нему. Кёджуро был мил в своих отчаянных попытках проявить тепло. Теперь он смотрел на меня совершенно по-новому — с особым интересом и сладким трепетом. Кёджуро хотел касаться меня, как и я его, но делал это с особой опаской. Словно любое небережливое движение было смертельно опасно. Я замечала всё: неловкий вздох, взгляд, движение. Видела и открывалась навстречу — ласково, заботливо и без спешки. Потому что ведомо было мне, хоть и частично, что могло терзать беспокойную душу Кёджуро — непонимание из-за непреодолимой тягости. Ведь только я одна на свете знала, что знакомство наше имело более глубокий характер и питало корни из далёких, сказочных миров. Почему-то в моих мыслях, столь сумбурных и беспокойных, мимолётно скользил ещё один образ, болью сдавливающий душу. Такой же важный, памятный и бесконечно колючий. Санеми… Он смотрел на меня с голодом, как дикий зверь на лакомый кусок мяса, и это пугало, сбивало с толку и доводило до ледяной дрожи во всём теле. Хотелось спрятаться, прикрыться, отвернуться. Лишь бы не чувствовать каждым сантиметром кожи его колючее, цепкое внимание. Холод с каждым вздохом только рос, перерастая в снежную бурю. Однажды моё сознание осенила догадка, что колкость эта, столь резкая и необоснованная, навевала вкус обиды. «Но из-за чего? Неужто он узнал во мне ту самую Мэй из мира грёз?» — думала я. Однажды я пыталась поймать его в поместье. Схватила его за локоть, и он посмотрел на меня так странно, из-за чего вмиг стало неловко! Всё блуждал своим взглядом по моему лицу, останавливаясь на губах — аж в дрожь бросало. Хотела поговорить, а он только зарычал и пригрозил держаться подальше. — Спасибо за заботу, — мягко добавила я. — Может, матушке добавить букет цветов? — Наконец, Кёджуро отвёл от меня свой взгляд, вновь обратив внимание на семейный портрет. — Да, я думала об этом. Фон тоже. Наверное, цветочное поле. — Прикрыла глаза и слабо кивнула. «Возможно, один из пейзажей, который нам довелось лицезреть в мире грёз?» Кёджуро на какое-то время задумался, а после выпалил: — Незабудки! Давай везде добавим незабудки! «Незабудки! Мамины любимые цветы, а ещё…» — Вздох со свистом слетел с моих уст, и я не смогла скрыть удивление. — Ведь мы впервые встретились в поле, где цвели незабудки! — бодро воскликнул мужчина и вмиг стих, осознав сказанное. — А. Нет. Мы не там встретились! — На его лице яркими красками отразилось негодование, будто секундами ранее он свято верил в истину собственных слов, а сейчас сомневался в их подлинности. — Не там же? — и тихо обратился ко мне. «Ты вспоминаешь меня?» Тонкий огонь скользнул по мне, я не удержалась от восторга во взгляде. Крохотная надежда поселилась в душе, и я доверилась своим ощущениям, накрыв мужскую ладонь своей. Мужчина не мог воспротивиться моему очарованию и смущённо улыбнулся, поджав губы. — А вдруг… если там? — Лицо Кёджуро вмиг преобразилось после моих слов, став более растерянным. — К тебе вернулись воспоминания? — прошептал он осторожно. «Нет, мой родной!» — слёзно воскликнула я в мыслях и с трудом подавила свои эмоции. — Может быть, — лукавила я, оставаясь не Мэй из мира грёз, а Кавасаки, которая утратила все свои воспоминания. — Почему ты никому не рассказала? — задал он очевидный вопрос. — Тогда мне бы пришлось вернуться, а я не хочу этого. — И это очередная грустная правда. Я всё ещё была временной гостьей поместья бабочек. — Из-за чего? — Из-за кого, — сказала я. Потом протянула руку и коснулась щеки мужчины — тот не воспротивился. Поддавшись неизвестным чувствам, он прильнул щекой к моей ладони, сократив мизерное расстояние до такой степени, что можно было ощутить жар друг друга. — Расскажи, как мы встретились. — Он потёрся лицом о мягкую ладонь, выдав свою беспомощность, столь яркую и трепетную, несвойственную ему ранее.⋇⋆✦⋆⋇
«Что со мной… — думал Кёджуро, таял и терялся, как маленький зверь. Он изнывал от собственных чувств. Его тянуло, он желал большего, душа его горела и пылала странным пламенем. Ему хотелось касаться её, ощущая каждый сантиметр кожи. Ласкать, прижимая к сердцу Мэй, вдыхая сладость её тела. Заключить в крепких, нерушимых объятиях, навсегда оставив рядом с собой. Кёджуро Ренгоку не понимал природу своих чувств, словно всё это принадлежало кому-то другому, но только не ему. — Я не понимаю своё сердце».⋇⋆✦⋆⋇
— Ты должен сам вспомнить, — нехотя сказала. Я боялась — до одурения и дрожи в коленях. Ведь сейчас Кёджуро мог отдалиться, испугавшись сказок о мире грёз. Я не могла его потерять. — Пожалуйста, вспомни. — Моя голова тихо легла на его грудь, и мужчина глубоко вздохнул, окинув меня чувственным взглядом сверху вниз. Неуверенно и осторожно Кёджуро потянулся свободной рукой к моим волосам с желанием притронуться. Его невинный порыв канул в лету. Нашу нежную идиллию прервали приближающийся топот ног и шумное, прерывистое дыхание. Мы мгновенно отстранились друг от друга, словно поймали нас на чём-то возмутительном. — Вас… Вас ищет госпожа Шинобу! — Ворвался в комнату юноша. — Это важно! — И он взволнованно посмотрел на Кёджуро. Это был Танджиро Камадо — маленький ураган, перевернувший вверх дном всё поместье бабочек. «Сколько же шуму и головной боли он принёс вслед за собой! — подумала я. — Мало того, что сохранил жизнь своей родственнице, обратившейся в демона, так и брал её незаметно вместе с собой на каждую миссию! Судя по удивлению всех обитателей, такое приключилось впервые. Несмотря на все обстоятельства, этим двум сохранили жизнь и позволили с пользой проявить себя. Как именно — не разглашалось. Но случай весьма занятный — демоница не питалась ни кровью, ни плотью. Человеческий род не вызывали в ней голодного интереса! Сам мальчишка оказался славным — искренним и добродушным. Сейчас он, как и я, стал временным гостем поместья бабочек». — Мне пора! — громко воскликнул Кёджуро, разрушив поток мыслей. — Ещё увидимся! — И невозмутимо улыбнулся. Я слегка кивнула, румянец, просиявший на моих щеках, выдал истинные эмоции. Бодро подскочив на месте, мужчина спешно вылетел из помещения, одарив Танджиро внимательным взглядом напоследок. Оставшись наедине друг с другом, я и юноша неловко улыбнулись, не зная, куда деть взгляд. Бывали такие моменты, когда я не понимала — завязывать беседу или и не пытаться. Эта ситуация была той самой — неудобной и неуклюжей. Танджиро оказался смелее меня и заговорил первым: — Очень красиво получается. — Он сделал шаг навстречу, обратив внимание на холст. — Правда? Спасибо. — Я светло просияла. — Как твоя сестра? Танджиро приблизился и осторожно опустился на кровать напротив меня. — Ах. Она в порядке! — он воскликнул, судорожно проведя ладонью по лбу и волосам. — Спасибо. — Получается, теперь вы сможете отправиться на миссию? — спокойно продолжила я, аккуратно разместив ладони на своих коленях. Тёплый ветер, ворвавшийся в комнату, слабо качнул мои длинные волосы, и я довольно сощурилась. — Да! — бодро затараторил он, но после добавил более тихо. — Наверное… Я искреннее удивилась. Ведь многое уже должно было разрешиться между юным охотником и его соратниками. — Что-то случилось? — Не знаю, то есть, не понимаю… Меня направили сюда для восстановления, мисс Мэй, — юношу пробило на откровения, и он спешно заговорил заплетающимся языком, напряжённо сморщив лоб. — Когда речь зашла о моём… нашем дальнейшем будущем, то ото всех запахло волнением, — закончил он. — Запахло волнением? — У меня очень хороший нюх. — Улыбнулся охотник, вызвав у меня непреодолимый смешок. — Наверное, это странно звучит. — Нет. Нисколько, — я хохотнула. — Если только чуть-чуть. — И Танджиро тихо засмеялся в ответ. Мы на какое-то время стихли, и каждый задумался о своём. Теперь мне были понятны чувства бабочек, когда я заявилась на пороге — громкая, взъерошенная, такая же суетливая, как и Танджиро. С появлением этого мальчишки всё привычное отступило на задний план. Нельзя было сказать, хорошо это или плохо. Такова доля тех, кто связан с охотниками — вальсировать на грани между мирной жизнью и рядом непредсказуемых событий. «Мне искренне нравится Танджиро. — Я улыбнулась своим мыслям. — Хочется верить, что у него всё сложится лучшим образом. — И повернула голову в сторону окна». — От вас необычно пахнет, — неожиданно тихо начал охотник. Я оторвалась от созерцания вида по ту сторону, удивлённо уставившись на собеседника не без улыбки. — Правда? И как же я пахну? — Не могу объяснить. — Танджиро оказался искренен в своих рассуждениях. — Необычно. Запах словно похож и не похож на что-то, — закончил юноша и неловко рассмеялся, почесав затылок. — Тогда… сочту это за комплимент? Если запах необычный. — На моём лице заискрилось привычное тепло. — Раз уж ты здесь задержишься, то могу потом и тебя нарисовать. — Взгляд скользнул по изображению семьи Ренгоку. — С твоей сестрой. Юноша чуть не подскочил на месте и радостно воскликнул: — Правда? А можно? — Конечно. — Я улыбнулась ещё шире, и охотник заулыбался по-доброму в ответ. Быстротечный разговор неожиданно подхватил нас с Танджиро. Ноги несли в неизвестном направлении, но мы не обращали на это внимание — дружеская и веселая беседа воодушевляла и дарила радостное тепло, поднимая на сильных, белоснежных крыльях. Пели соловьи в лучах заката, а вместе с ними и наши души. В такие моменты хотелось дышать полной грудью, широко улыбаясь, и жить всеми красками. Танджиро с чувством рассказывал о мирных днях прошлого, когда его близкие были ещё живы, а младшая сестрица не обратилась демоницей. Я же в большинстве только слушала, лишь изредка делясь впечатлениями о жизни в поместье бабочек. Однако, любой идиллии рано или поздно приходит конец. — Вы тоже чувствуете это? — неожиданно шепнул юноша. — Что? — И я встревоженно посмотрела на него. Холодный ветер хлестнул по нашим с Танджиро щекам, и тревожные чувства вмиг завладели сердцами, словно приключилось что-то неладное. Я и юноша встревоженно переглянулись. Не говоря и слова, мы ускорили свой шаг, направившись к центральным воротам поместья бабочек, от которых тянулись тёмные и тягучие эмоции. Надвигалась зловещая, грозовая туча, из-за которой стучали зубы, и всё нутро сжималось в ужасе. В воздухе трещало волнение. Птицы и ветер перестали шелестеть дивной песней. Всё вокруг смолкло, притаилось, словно ожидая горькую беду. «Что-то надвигается! — кричала моя интуиция. — Что-то очень плохое!» Я и Танджиро камнем остановились перед воротами, с силой стиснув зубы. Юноша загородил меня своим телом, неосознанно схватив за запястье. В двадцати шагах перед нами стояла старуха — совсем немощная и тощая, удерживающая в руках букет лаванды. Алые лучи заката окрасили её грязное кимоно яркими кровавыми красками. В мутных, сальных глазах-бусинках искрилось нечто зловещее. Я с трудом сглотнула и коснулась свободной рукой кинжала Шинобу, который всегда носила с собой. Знакомое чувство, которое хотелось навсегда позабыть, вновь заиграло в моём сердце. До колкости ненавистное, ужасом и льдом сковывающее душу. То самое, которое я испытывала, встречая недобрых обитателей в мире грёз.