***
— Отпусти меня! — сорвалось с уст Гигглс.
— Да неужели, — мерзко прошипела одна из её одноклассниц.
Высокомерная блондинка, что прижала к стенке напуганную девчушку с розовым каре, являлась
начальником старостой данного
концлагеря класса. Она чтила порядки этой дыры, называемой школой. Насколько сумасшедшими
ебанутыми они ни были.
Изящная дамская ручка, на пальцах которой красовался отнюдь не дешевый маникюр, покоившаяся на женском плече, устремилась вверх. Вверх, прямо к девичьей хрупкой шейке, оставляя небольшие ссадины.
Впивайся в неё своими коготками. Глубже! До адской боли! До гадкой субстанции! До моих никчёмных слёз! Заставь меня ещё больше желать собственной смерти…
— Прекрати! — взвизгнула Гиглс.
В ответ блондинка лишь дико улыбнулась и залилась в диком хохоте, попутно доставая из сумки нож.
Тебе пизда!
***
Гигглс была улыбчивой, доброй и открытой миру девочкой. Можно даже сказать наивной. У неё было мало опыта в общении с людьми. А откуда ему взяться? Она с ранних лет была «заперта» в огромном, но таком пустом доме, принадлежавшем её семье. Её родители — крупные бизнесмены. Гигглс всегда ими восхищалась. А они любили ее.
Так ей казалось.
Единственная дочь и наследница крупной корпорации. Как часто любили говорить окружающие, что эту девочку ждало светлое будущее. Но реальность оказалась далёкой от дешевого детского мюзикла.
Отец Гигглс обанкротился.
Как банально. Его партнер по бизнесу предложил «грандиозный» план по расширению бизнеса. Надо было лишь закупить новый товар. Точка была как раз в том городе, куда по счастливой случайности и направлялся бизнес партнер. На выходные. Ему были доверены деньги компании. По прошествии тех самых «выходных» стало ясно одно. Ни денег. Ни товара. В тот вечер глава семьи вернулся с охуенными новостями и вдобавок пьяным.
Гигглс радостно бежала навстречу отцу. Как и каждый вечер. Но сегодня что-то было не так всегда. В нос ударил резкий и неприятный запах, а отцовские глаза, что обычно были полны любви и заботы, сейчас смотрели куда-то сквозь неё, в пустоту.
— Отойди, — сухо проронил отец.
Гигглс застыла в непонимании. Через секунду она уже «летела» в сторону стены. Из глаз брызнули слезы. Было больно. Но не от удара затылком о шершавую поверхность стены. А что-то ныло в грудной клетке. Что-то между рёбер с левой стороны. И тяжесть. Такая, словно блядская жаба засела намертво в груди, никуда не желая уходить. Только изредка высовывая свой мерзкий и склизкий язык, касаясь грудных мышц изнутри, вызывая ощущение тошноты.
Гигглс встала и сквозь застилающую пелену слёз поплелась в ванную.
Рыдать ты только и можешь! Она не слышала ничего. Ни скрипа половиц под тяжестью её тела. Ни гневных криков матери из кухни. Ни звука бьющегося стекла. Ни-че-го. В голове лишь статический шум.
Ощущение холодной воды на руках и на лице вернуло девчушку в реальность. Она подняла глаза и взглянула в зеркало. Но оттуда её рассматривала не та вечно улыбчивая и милая девочка, а что-то похожее на призрака. Такое холодное, отчужденное и бездушное, с красными кругами под глазами.
— Что я сделала не так? — пробормотала Гигглс.
— В чём моя вина? — вторило её отражение.
Что? Что не так? Что я сделала не так? В чём моя вина? Что я сделала не так? В чём моя вина? ЧТО я сделала не так? В ЧЁМ моя вина? Что Я сделала НЕ ТАК? В чем моя ВИНА? ЧТО Я СДЕЛАЛА не так? В чём МОЯ ВИНА? МОЯ ВИНА? ЭТО МОЯ ВИНА? ЭТО МОЯ ВИНА!
ЭТО МОЯ ВИНА!
ЭТО МОЯ ВИНА!
ЭТО МОЯ ВИНА!
ЭТО МОЯ ВИНА!
— Это твоя вина! — прошипело отражение.
— Это моя вина! — повторила Гигглс.
Красные от слёз глаза заметались из стороны в сторону, словно ошалевшие птицы.
Зеркало, раковина, мыло, мамина косметика, папина бритва, коробочка со съемными лезвиями. Взгляд Гигглс упал на последнее, а тоненькая детская ручка потянулась к коробке, достав одно. Девочка буравила взглядом холодный металлический предмет, контрастный по температуре пальцев.
— Это твоя вина, — тихо шептала Гигглс.
Лезвие легонько скользнуло по запястью, оставив постепенно увеличивающуюся алую дорожку и пощипывающие ощущения на коже. Это был первый раз, когда она начала себе калечить.
Кажется, ей тогда было 12.
***
Гигглс в
ахуе ужасе. Её бросает то в жар, то в холод. Холод лезвия легонько прошелся по её шее, оставляя за собой рой неприятных мурашек.
— Как такая уродина только попала в наш класс? — заявила староста.
— Подправь-ка ей личико, дорогая, может, тогда, она будет выглядеть менее убого, — ехидно заявил самый красивый мальчик класса. По совместительству парень старосты.
Почему всегда так? Чем красивее человек снаружи, тем уродливее он внутри… Это, блять, уже не баян, а классика жанра!
— С удовольствием, — отчеканила одноклассница, схватив свою жертву за подбородок, приоткрыв ей рот и направив лезвие.
Гигглс пыталась вырваться, но ей это не удавалось. Два одноклассника, что держали девушку по обе стороны, вцепились ей в запястья.
Еще немного, и они выломают ей руки. Вечером точно проявятся багровые
уродливые гематомы.
Суки! Почему вы можете нападать только толпой? Стая малолетних шавок, изголодавшаяся по чужой боли! В вас никакой человечности и логики… Вы — отбитые на всю голову выблядки! Мрази, живущие только инстинктами! Но раскидай вас по отдельным будкам, и вся смелость дала куда-то по съёбам…
Лезвие коснулось девичьей губы. Небольшое усилие — и маленькая струйка тёплой крови хлынула наружу. Из напуганных глазок полились слезы, застилая собою, дезориентируя, как бы унося прочь из этой реальности. Во рту чувствуется неприятный металлический привкус. Кажется, что ещё немного и вырвет.
От беспомощности. От никчёмности. От собственной жизни.
Но в тоже время такой бодрящий. Мотивирующий жить. Мотивирующий не сдохнуть прямо здесь. У Гигглс открылось второе дыхание. Что происходило потом, она помнила смутно.
Когда начались эти провалы в памяти?
Хруст вывихнутой кисти
Удар каблуком по ноге
Выбитый из руки старосты нож
Ножевое в область плеча
Свобода
***
Кажется, что всё уже позади.
Ошибаешься, моя дорогая. Всё только начинается. Но нет. Дома опять ждут большие скандалы. Мать опять тебе не поверит! Почему? Ты ей никогда врала. Всегда была с ней честной. Её хорошей девочкой. Даже больше, чем это было нужно. Однако, что бы ни случилось, она никогда не примет твою сторону. Не защитит. Не поддержит. Только обвинит во всем. Морально растопчет. Уничтожит.
Зачем? Ведь ты и сама с этим прекрасно справляешься.
А отец? Забудь… Твоего ебанутого папашу волнуют только твои достижения. Всем нужны только хорошие девочки, успешные девочки, без загонов, комплексов и прочего. Твой отец, как и все. Ему плевать на твои чувства. У него всё просто. Жалуешься на боль, но не видишь ран? Просто придумала. Просто занимаешься ерундой.
ПРОСТО ПРОСТО ПРОСТО ПРОСТО ПРОСТО ПРОСТО
Просто слишком загналась…
ВСЕ ТАК ПРОСТО
ПРОСТО…
ПРОСТО НИЧЕГО
***
— Ах ты сволочь неблагодарная! Тебе есть что сказать? — в очередной раз орала мать Гигглс на свою дочь.
Это риторический вопрос…
— Прости, — еле слышно, сквозь слезы всхлипнула Гигглс.
Опять твои ебучие оправдания!
— И это всё, что ты можешь сказать! Зачем ты пырнула старосту ножом? — не прекращала мать.
Как же ты заебала!
— я… я п-просто… просто защищалась… она х-хотела меня уб…- шептала Гигглс.
Ты просто позоришь семью!
— Довольно! — взревела мать, «наградив» свою дочь хлесткой пощечиной.
Мы заебались терпеть твои загоны!
Внутри Гигглс что-то в очередной раз треснуло.
Жаль, что это была не челюсть.
— Опять одно и то же. Ну, пошутили немного девочки на счёт твоего роста. Не могла промолчать! Ты просто гонимая! — мерзко выплюнул отец.
Убейся уже головой о стену!
— Дорогой, почему наша дочь психопатка? Что я сделала не так? — обращалась мать уже к отцу. Она рухнула в его объятья и зарыдала ещё сильнее.
Ты мне не дочь!
— Вот видишь, сука, до чего ты свою мать довела!
Уёбище ты лесное! Убирайся в свою комнату и моли Бога, чтобы нашлась хоть одна школа, в которую тебя примут после такого… Иначе! Я лично сдам тебя в псих-диспансер! — пригрозил отец.
Ты — бракованный ребёнок!
Гигглс, словно испуганный таракан, убежала прочь.
Оказавшись в приятной темноте и тишине своей комнаты, Гигглс тихонько закрыла за собой дверь, боясь издать хоть какой-то звук. Руки тряслись. Глаза были красные. Хотелось плакать, но было уже нечем.
Девушка подошла к столу и взяла коробку с булавками. Сев прямо на пол, она задумалась. Как ей хотелось бы оказаться в безопасном, тихом, спокойном месте. Взяв несколько булавок, Гигглс начала втыкать их в руки одну за другой.
С того момента, как обанкротился отец, пришлось идти в обычную школу.
Одна булавка. Где она сразу не поладила с одноклассниками.
Вторая булавка. Ну как не поладила, просто не вписалась в такой дружный
мерзкий коллектив.
Третья булавка. Они все высокие, красивые, как на подбор.
Четвертая булавка. А твой рост всего 4 фута и 9,087 дюйма.
Пятая булавка. Да, не густо, но ненавидеть то за это зачем?
Шестая булавка. Как вообще можно кого-то ненавидеть за то, что от него не зависит?
Седьмая булавка. А родители?
Восьмая булавка. Ведь мы когда-то были счастливы.
Девятая булавка. Мама была рада моим успехам в учёбе.
Десятая булавка. Которые были за счет реальных знаний, а не социальных навыков.
Одиннадцатая булавка. У папы была работа.
Двенадцатая булавка. В доме не было скандалов каждый вечер.
Тринадцатая булавка.
Гигглс тихонько засмеялась.
Четырнадцатая булавка. Кажется, стало немного легче.
Пятнадцатая булавка. Приятная точечная боль от игл притупляла боль душевную.
Шестнадцатая булавка.
Интересно, а каково это — не быть изгоем, — подумала девушка про себя. Хочу стать счастливой. От этой мысли она улыбнулась.
Сегодня ей исполнилось 16.
Congratulor tibi de natali tuo!
***
Гигглс ехала с родителями в соседний город. После той злополучной ситуации со старостой в прошлой школе было сложно найти новую. Кто захочет, чтобы их школу посещала ученица, участвовавшая в поножовщине? Выход всё же нашелся.
Вернее, родители Гигглс его нашли. Школа-интернат для трудных детей и подростков, в которую легко зачислили Гигглс, невзирая на её послужной список. Контингент там достаточно разношерстный. Кого-то туда, как и Гигглс сдали за драку
и не одну. Кто-то просто социально не адаптирован к обычной школе. Или попался на краже. Психические расстройства в лёгкой форме… Различного рода зависимости: от игромании до наркотиков.
Правильно! Если вы не можете решить проблему, избавьтесь от неё! Это же проще, чем искать пути решения. Всё, как вы любите!
***
Гигглс шла по обшарпанному коридору. Внутри
как и снаружи всё разваливалось.
Как и ты. Похоже, что ремонт тут не делали со времён появления первых пилигримов. На душе было тоскливо. Родители уехали, не попрощавшись. Бросили, как щенка, который немного погрыз новые ботинки от известного бренда. Сбагрили! Как ненужную вещь. Дешевую. Бракованную. Вещь.
До совершеннолетия ты не личность, а ебучая вещь! Досадно, но факт!
Из размышлений вытащила полная женщина. Очень неприятная. Грубая. Её голос, как скрежет гвоздём о стену. Раздражающий. Надзирательница, как мысленно окрестила её Гигглс, выдала вновь прибывшей форму. Серый спортивный костюм, немного напоминающий тюремную робу. Так же розововолосой девушке предоставили место в одной из комнат общежития.
По пути в общажное крыло надзирательнице кто-то позвонил. Судя по её интонации, разговор был не из приятных. Грозно приказав ждать на месте, она отлучилась.
Минуты летели. Пять, десять, пятнадцать. Гигглс присела на сумку с вещами. Двадцать, двадцать пять, тридцать минут. Полная женщина так и не вернулась. Все трещины на стенах уже были изучены вдоль и поперёк. Скука смертная. Послышались шаги, а после и голоса. О, чудо! — обрадовалась девушка. — Надзирательница вернулась! Но нет. Это не она. Со стороны лестничной площадки выскочил парень — неформал. Зелёные волосы, кислотно-зелёная майка, черно-желтые перчатки без пальцев. В глазах яркие линзы, но даже они не скрывали того, что один глаз заметно косил. В волосах, на щеках и на одежде. Везде были сладости! Конфеты, леденцы, мармелад и, о боже, лакрица. Чудак, — подумала Гигглс.
— Бро, давай не тормози! — прокричал неформал в сторону лестницы.
Через пару секунд в поле зрения показался еще один парень. Немного ниже и стройнее первого. У него были светлые и пушистые волосы. И приятный бархатистый голос. Блондин что-то ответил неформалу, а после повернулся в сторону Гигглс.
О МОЙ БОГ!
Эти глаза. Такие… красивые… ясные, как чистое небо… в них можно было запросто утонуть. Что, похоже, и сделала Гигглс. Её щеки заалели. Сердце отбивало чечетку. Дыхание участилось. Ладони вспотели. В груди, как обычно, начало немного сдавливать. Но в этот раз ощущения были приятные. В этот раз не хотелось забиваться подальше ото всех. В этот раз не хотелось плакать.
Сколько она так просидела?
— Вставай, чего расселась? — прозвучал гадкий голос надзирательницы.
