***
— Чэн-Чэн, — Вэй Ин отдал Цзян Чэну нарезанное яблоко, — ты уверен, что всё в порядке? Все говорят, что для заживления сломанной кости требуется сто дней, а ты собираешься вернуться к съёмкам спустя месяц. По-моему, ты ещё не выздоровел. — Сто дней? За сто дней всё уже закончится! — Цзян Чэн продолжил просматривать находящийся в руке сценарий, — я сам за собой прослежу, не нужно беспокоиться. — Я боюсь, что ты не заметишь вовремя, поэтому и беспокоюсь. — Ты что, не доверяешь мне? — Я верю тому, что вижу, — Вэй Ин держал следующий ломтик фрукта, когда тихо пробормотал, — и за все годы, что мы знакомы, я много раз видел, как ты не обращал внимания на свои травмы. — Что ты сказал? — Ничего, я просто сказал, — заискивающе улыбнулся Вэй Ин, — что скучаю по тебе. Без Чэн-Чэна рядом я все эти дни не мог спать. Цзян Чэн наклонился к нему после сказанных слов. — Что такое? — Вэй Усянь, следуя чужому движению, тоже придвинулся ближе, — наконец-то заметил, что твой шисюн талантливый и привлекательный мужчина? — По-моему, ты выглядишь вполне здоровым! — Цзян Чэн пытался найти хоть какие-то следы чёрных кругов под глазами, но ничего не нашёл, и тогда понял, что этот дурень снова его дурачит, — Ну всё, брысь, катись отсюда! — Я только со съёмок и ещё не смыл косметику! Визажисты всё замазали! — Я вот что хочу сказать, — Цзян Чэн оттолкнул чужое лицо, которое снова пыталось приблизиться, — я думаю, что нам двоим не хорошо спать вместе, когда мы такие взрослые. — … что? — улыбка застыла на лице Вэй Ина, пока он пытался понять значение слов, вылетевших из рта Цзян Чэна, а когда понял, подсел чуть ближе, — Чэн-Чэн, что ты только что сказал? На самом деле Цзян Чэн спросил просто на пробу. Они вдвоём действительно с малых лет спали вместе, с начальной школы и вплоть до университета, или Вэй Ин в одностороннем порядке втискивался посреди ночи к нему под одеяло. Во время обучения в старших классах средней школы учебное заведение предоставляло учащимся общежитие, но даже этот факт не исключал подобного поведения. Каждый день они заставляли багроветь их соседа по комнате, пока, наконец, Цзян Чэн не выдержал. Спальное место, что им выделялось, было узким и не способным вместить двух растущих подростков, что вызывало крайнее недовольство. После отец с матерью, ознакомившись с ситуацией, позволили им посещать школу, не проживая на её территории. Почему решением проблемы никогда не было уговорить Вэй Ина попытаться заснуть одному? Неизвестно, о чём думали родители. Что касается возможности запереть дверь комнаты перед сном, то он пробовал, однако на утро обнаружил рядом со входом Вэй Ина с подушкой в руках. После ночи ожидания на пороге у него началась лихорадка, и несмотря на то, что Цзян Чэну не слишком нравился тогда совместный сон, он больше никогда не закрывался на замок. Цзян Чэн заметил, как Вэй Ин начал быстро терять радостное выражение лица. Он знает, что количество раз, когда он уговаривал Вэй Ин на что-то, мало, но это ещё не значит, что он плох в этом. — Шисюн… Вэй Ин моргнул, возвращаясь к реальности. — А? — Моя кровать слишком маленькая… — искренне произнёс Цзян Чэн. — Ах, Чэн-Чэн, ты ведь давно об этом говорил! — брови Вэй Ин приподнялись, а сам он тут же достал мобильник, — давай твой шисюн присмотрит тебе… нет, давай мы с тобой вместе закажем сверхбольшую двуспальную кровать и подберём матрас от Faberil, как идея, а! Цзян Чэн не понял, как это превратилось в «мы с тобой» … он даже не смотрел в его сторону, продолжая молча грызть яблоко. На самом деле ему без разницы, на чём спать, главное, чтобы при пробуждении он почувствовал Вэй Ина рядом с собой. Люди говорят, что спать вместе во взрослом возрасте не здорово, но они делали это на протяжении двадцати лет, и с чего им внезапно прекращать, если он также привык к их рутине. Размышляя таким образом, Цзян Чэн ничего не сказал.***
На следующий день его выписали из больницы, и он вместе с Вэй Ином вернулся домой. Вечером он смог отчётливо понять разницу, насколько большой стала их кровать. Он потянулся к спящему Вэй Ину, что лежал рядом с ним, и тот действительно не врал ему, его уставший внешний вид указывал на плохие ночи без сна. Другой уснул, бесстыдно обнявшись. Цзян Чэн не пытался скинуть чужие руки, он знал, что не сможет. Он лишь подтянул одеяло чуть выше, ожидая, когда сонливость придёт и к нему. Первым делом по пробуждении Цзян Чэн проверил кровать рядом, и только после открыл глаза, чтобы удостовериться в обстановке. Когда он увидел учителя, спокойно сидящего рядом с кроватью и державшего Саньду в руке, то почувствовал нечто, по описанию напоминающее вознесение. — Учитель! — Чего так кричишь, — Цзян Ваньинь наклонил голову, чтобы посмотреть на него, и произнёс, — разве ты не хотел посоревноваться со мной в выпивке? Я всё ещё жду, ты знаешь? Цзян Чэн подумал, что его сердце собирается выпрыгнуть из груди: — …учитель, учитель? — А, не спрашивай, я помню, — Цзян Ваньинь несколько раз оглядел его с ног до головы, но не нашёл ничего отличного от себя, за исключением характера, — однако сначала лучше расскажи, откуда ты, негодник, взялся. После Цзян Чэн с ошеломлённым выражением лица выслушал неспешное повествование Цзян Ваньиня о том, что после смерти ему стало известно всё: что Цзян Чэн делал в его теле, где был и что говорил, а также все его действия под личиной Цзян Че. Само собой разумеется, что это всё было ради него. Цзян Ваньинь понял. — Я хочу знать, откуда ты всё это знаешь, — Цзян Ваньинь погладил Саньду, — почему ты можешь оставаться таким спокойным перед действительностью и всё же говорить в мою защиту. А-Че, я не сомневаюсь в твоей преданности, однако ты должен честно сказать, кто ты и откуда? — Я, я из бу… — Цзян Чэн собирался произнести классическую фразу путешественника во времени, как внезапно осознал её ошибочность. Это не будущее. — Я пришёл из необъяснимого завтра, — исправился Цзян Чэн, прежде чем на его лице заметят какие-либо сомнения, и тут же спокойно продолжил, словно перед ним был давно знакомый человек, — простыми словами, у меня был шанс наблюдать за вашей жизнью и время от времени становиться вами, и тогда я решил пресечь несправедливость и неприятности, что меня беспокоили. Я хотел, чтобы Вэй Усянь узнал правду, я хотел, чтобы вы расстались. В итоге я сделал именно то, к чему стремился, потому что я считаю… — Цзян Чэн поводил по комнате взглядом, стараясь взять себя в руки и сказать слова, которые он обычно стеснялся произнести, — я считаю, что вы хороший и заслуживаете лучшего, — сказав это на одном дыхании, он смутился, не осмеливаясь поднять глаза, чтобы посмотреть на Цзян Ваньиня, поэтому ему пришлось продолжать разговор так, — но тогда вы должны были увидеть, что между воспоминаниями нет никакой связи, то, что я говорил в храме предков пришлось повторить ещё раз в храме Гуаньинь… — Из-за этого Лань Ванцзи вонзил в тебя меч, когда ты был мной, а после он направил оружие на тебя в храме Гуаньинь, когда ты был беззаботным дашисюном, а в другой раз ты в течение года нёс ответственность за клан, — Цзян Ваньинь прервал его, посмотрев на собственные руки, прежде чем продолжить, — …ты тоже глупый, — он поднял взгляд на Цзян Чэна, — ты возишься с разбитым кувшином, ты знаешь? Не похоже, что это что-нибудь изменит, тогда зачем нужно рассказывать ему, зачем ставить себя в подобное неудобное положение. Это всё равно, что видеть цветок в отражении зеркала или луну на глади воды. Ты не можешь получить эти вещи, как бы не просил. А что касается меня… ты также не можешь спасти меня. — Продолжу просить, даже если не получу, — Цзян Чэн придвинулся ближе к другому, — продолжу спасать, даже если не спасу. — Даже будь я тем самым разбитым кувшином? — Я здесь для вас, и если потребуется разбить кувшин, то я сделаю это снова и устрою вам счастливую жизнь на оставшиеся года, — быстро и взволнованно произнёс Цзян Чэн, — к тому же, разве эта попытка не имеет смысла? На этот раз вы ведь всё помните? И вы также всё знаете! Цзян Ваньинь на мгновение застыл, услышав эти слова. Придя в себя, он долго смотрел на другого, пытаясь увидеть больше отличий от себя самого, помимо характера и возраста, и единственное, что находит, это желание бороться за его счастливую жизнь снова и снова. Умерший однажды мужчина по-прежнему был резок, но в тоне его голоса слышалась редкая нежность: — А-Че, поклонись учителю на прощание. — Я не буду прощаться… — В этот раз отказ не принимается, — Цзян Ваньинь посмотрел на другого, когда на мальчика падали искрящийся свет весеннего солнца и колышущаяся тень дерева, и тихо фыркнул, — этот Цзян Чэн слишком плох, я хочу попрощаться. Цзян Чэн тоже смотрел на мужчину в ответ. Кому может не нравиться этот истощённый, но резкий человек с холодным взглядом. Посмотрите на него, как он решительно балансирует между скорбью от лишений, свалившихся на его плечи невзгод и страшных воспоминаний, но остаётся честным и благородным, нежным и ласковым, достойным целого мира. Даже если весь мир будет препятствовать ему, он сможет оцарапать лишь подол его одежды, но не его горячий дух и неизменное упрямство. Хаос земель не может сломать меч Цзян Ваньиня, лишь заострить его, сделать точнее, отрезая бесчисленную помпезность. Цзян Чэн медленно покачал головой: — Не плох, совсем не плох, не важно, в какое время, вовсе не плох. Ты лучший Цзян Ваньинь во всё мире. И теперь под изумлённые взгляды Цзян Ваньиня Цзян Чэн с блеском в глазах рассказал много интересного, например, огромное количество девушек любит Цзян Ваньиня, что Цзян Ваньинь очень популярен, что сладости, ассоциируемые с Цзян Ваньинем — это шоколад с ванилью с посыпкой в виде печенья Орео. Он также потратил много времени, чтобы объяснить Цзян Ваньиню, что все эти девушки, которые любят его, на самом деле не стремятся выйти замуж за семью Цзян. И они обожают Цзинь Лина, также, как любят его. Цзян Ваньинь слушал Цзян Чэна, стараясь понять смысл его слов, пока его уши краснели, а глаза пытались сдержать слёзы: — Жениться не выйдет, слишком много людей, это неприлично! Цзян Чэн впервые видел Цзян Ваньиня таким — смущённым и растроганным. Он не смог рассказать Цзян Ваньиню, что… что у него также есть куча шипперов. После Цзян Чэн рассказал ему про события, что ещё должны произойти и в которых Цзян Ваньинь ещё не был, используя максимально деликатные описания. Несмотря на его усилия, когда были произнесены слова «прости, я нарушил обещание» и «все уже в прошлом, не будем больше об этом», он чётко видел, как у Цзян Ваньиня появилась складка меж бровей. Этот человек готов бросить в вас талисман, готов ранить словами, готов отвернуться, чтобы поговорить с Лань Ванцзи, не оборачиваясь назад, и даже в пересказе, это заставляет тебя грустить. Цзян Чэн осторожно спросил одну вещь, которая беспокоила его с первого прочтения сценария: — После событий в храме Гуаньинь… если бы в тот момент, когда вы смотрели на него, он бы не отвернулся, чтобы поговорить с Лань Ванцзи, как думаете, вы бы рассказали ему правду о золотом ядре? Цзян Ваньинь взглянул на него. — Нет никакого «если». Он уже отвернулся.