Карта на удачу

Человечество всегда умело обращать пугающее в комичное. Я как-то наблюдал за игрой Хиде на приставке. Старый платформер про Ван Хельсинга, истреблявшего вампиров в замке Дракулы. Маленький человечек в шляпе стрелял из револьверов и вонзал кровососам колья в сердца. Я запомнил свои чувства в тот момент. Мне было жаль эти зубастые кусочки пикселей. Я думал... их же так много, а Хельсинг один. Почему они не могут одолеть его? Почему все должны умирать? Никогда не понимал эти видеоигры. Зато теперь понимаю - люди испокон веков боялись жизни рядом с хищниками. Монстры, вроде вампиров, оборотней, зомби возникли в фольклоре неспроста. Свой страх мы облекали в развлечение. Во сказку. Во смех. Но в моём отчаянном беге по оживлённой токийской улице, с когтями наизготовку, сейчас ничего весёлого нет. Лучший способ ощутить себя монстром – это увидеть ужас окружающих. Люди визжат и разбегаются в панике, хватая детей, бросая зонты и тяжёлые пакеты с покупками. Встречные авто прибавляют газу, окатывая всех грязной водой из луж. Кто-то снимает меня на камеру смартфона. А это значит, что моя одежда – будущие тряпки на выброс, не считая уже испорченной футболки. Эдак совсем без гардероба останусь со своей гульей жизнью... По дороге попадаются отнесённый ветром зонт и упавший с головы Хинами ободок с цветочками. Маленький мальчик показывает пальцем: "Мама, смотли, дяденька с челвяками! Как та тётя!" Затем вижу стекающий к водостоку ручеёк оттенка крови. Нюх притупился из-за дождя, но кровавый след ведёт меня как Тесея – нить Ариадны. К счастью, застаю госпожу Рёуко живой и стоящей на ногах – кровь сочится из пореза в огромном, раздвоенном кагуне, похожем на крылья бабочки. Жаль, что это тяжёлый коукаку. Не улететь. Перед ней – двое "голубей", заходивших однажды в фитнес центр. Щурящийся старик-Смерть и высокий крепкий мужчина помоложе. У последнего в руках здоровенный куинке в виде цилиндрической дубины. Седой же вооружён длинным зазубренным хлыстом, чем-то похожим на панцирь сороконожки. За ними ещё двое следаков без оружия – видимо, обычные сыщики. Полем боя стал перекрёсток, чем охотно пользуются дальние зеваки со смартфонами и фотокамерами. Даже жители домов повысовывались из окон. Напоминают мне гулей из ресторана... - Эй! А ну хватит! – рявкаю я, завидев взмахи куинке. Госпожа Рёуко оборачивается ко мне. И в груди что-то болезненно давит, колет, жмёт. Половина её лица – сплошной синяк. Из уголка рта сочится кровь. Одежда мокра, грязна и изорвана, будто женщину протащили по земле. Она даже за убийство мужа не держала на людей зла... Я прыгаю между ней и "голубями", взметнув брызги из лужи, выставив кагуне острым веером. Прямо на дорожную разметку в виде креста. Оба мужчины ловко уворачиваются, держа дистанцию. Но выражения лиц удивлённые – появление-таки вышло эффектным. - К... Лис! – чуть не выдаёт Рёуко моё имя. – Что ты здесь делаешь? - Собираюсь не дать вам умереть? – я встаю рядом, плечом к плечу. Левая сторона её кагуне нависает надо мной живым зонтом, хоть я и без того уже весь вымок. - Этот человек - Курео Мадо, убийца сотен гулей и... моего Асаки... - взгляд падает на куинке в руках старика, и красно-чёрные глаза наполняются слезами. Боже... - У нас с тобой нет ни шанса. Прошу, беги... Лучше защити Хинами... - Вот ещё, - отрезаю я, ёжась от вида хвоста-бикаку. Вспоминаю книги о войне и свои чувства на заброшенном заводе. Солдаты пытаются деморализовать врагов, внушить ужас и отчаяние. Нельзя поддаваться. – Хинами приведёт помощь. Нужно просто выиграть время. - Лис, послушай... - Если хотите оставить её одну... - храбрясь, прерываю я возражения. - То вы не лучше моей матери, госпожа Рёуко. Хватит с меня этих "беги" и "не волнуйся". Хватит смертей. Я готов бороться. Хотя, должен признать, уверенность мою она пошатнула. Если старик и впрямь так опасен, стоит глядеть в оба. Не хочу чтоб Казуо потом встретил меня самого в виде новенького куинке... - Ты совсем как твой учитель, - бессильно вздыхает она. Затем всхлипывает, прижав ладонь ко рту. – Это всё моя вина. Всё из-за маски Асаки, они разрыли его могилу... Рёуко говорит о могиле мужа, но я слышал, "раскрытых" гулей хоронят как чумных животных – сваливая тела в общую яму. А потом следят за теми, кто приходит к таким вот могильникам. Даже люди могут отхватить проблем, просто поплакав над мёртвыми друзьями или любимыми. - Прекратите. Кто дал им право делать такое с вашей семьёй? - одёргиваю я. - Как любопытно. Новая маска на сцене, - щурится одним глазом старик. Кивает в сторону Рёуко. – Её выродок? - Мы не родня, - выпрямляюсь я во весь рост. Когти топорщатся над головой, подрагивая. - Я не позволю вам творить зверства. Смерть недобро, сипло смеётся. - Зверь упрекает нас во зверствах! Глянь, Амон, - кивает он напарнику, приподняв "хлыст". – Помнишь, у кого перед ринкаку преимущество? У него очень знакомая манера общения. Похоже, эти "голуби" – наставник и ученик. - Почему вы ведёте себя как скоты? – давлю я на совесть. Бесполезно, да. Они не остановятся перед словами какого-то сопляка. Но лямку времени немного потянут. Всё лучше, чем дать им метелить нас оружием. – Мы оба питаемся только трупами. И за это должны умереть? - Молодой да тупенький попался, - пренебрежительно крутит он пальцем у седого виска. - Нам что, ждать, пока ты подрастёшь и укокошишь человека? Или пока эта мамашка не добудет свежатины? - Но это и есть глупость! Если в каждом видеть будущего злодея, никого на планете не останется – ни гулей, ни людей! - А ты не сравнивай нас, - он указывает мне за спину. На когти. – С собой. Думаешь, мышам безопасно рядом с кошкой? Да и захочет ли родитель, чтобы оскверняли могилу ребёнка? Ведь у вас, зверей, нет ничего святого - чужие жизни не цените, что уж говорить о чужом горе! Я вдруг ясно представляю себе, как гуль разрывает могилу моей матери. Как ест её останки. И не знаю, что думать... Даже если бы он умирал от голода... для меня это было бы шоком. - У нас просто нет выбора... - шепчет Рёуко. Я вновь слышу в её словах вину. - Выбор есть, - Мадо взмахивает куинке, принимая стойку. С лица не сходит лёгкая предвкушающая улыбка. Сразу видно – старый хрыч рождён для боя. – Деритесь или подыхайте сразу. Нам – работы меньше. За всю свою карьеру я ещё не встречал гуля, который не убил хотя бы одного человека. Бледно-голубые глаза будто смотрят в моё нутро, замораживая дыхание. И я ничего не могу возразить... Такой же убийца, такой же пунктик в его списке "нечистот"... Но у меня нет права на суд. Никто не отвезёт меня в тюрьму. Я – бывший человек, живущий рядом с людьми, и мне говорят, что моё место - в яме-могильнике. - Вы – прирождённые вредители, - с отвращением скалится "дылда". Его дубина по цвету схожа со щитами-коукаку. - Меня растило одно из таких чудовищ. Как питомца домашнего, как трофей. Без вас мир вздохнёт с облегчением! Этот мужчина выращен гулем?.. Что ж, не знаю, насколько сильны его удары, но Рёуко будет легче драться с таким же коукаку. А ещё отвлечься от вида "хвоста" Асаки. Не заставит ли меня Мадо "помереть сразу" – вопрос другой... Амон действует решительно, не разбрасываясь больше словами, и кидаясь на Рёуко. Старик же, напротив, ухмыляется в насмешке, манит меня пальцем. Нападай, мол. Отобью и ломтиками нашинкую. Я не баран, чтобы на трамвай бежать – понимаю, что передо мной уже не пьяный будущий фарш. Посему, пользуюсь обстановкой – выстрелив одним щупальцем к тротуару и схватив мусорный бачок, кидаю его в противника. Одновременно уклоняюсь вправо, от просвистевшего совсем рядом удара куинке. "Голубь" играючи, с лёгкостью зеркалит мой манёвр, отпрыгнув от импровизированного "снаряда" влево. Мы оба словно делаем танцевальные па, следя за движениями друг друга. Курео Мадо – седой старикан, но этим его движениям позавидовал бы любой гимнаст. И, скорее всего, большинство гулей - с куинке он управляется лучше, чем все встреченные мной бикаку вместе взятые. Он похож на живой вихрь – уверенный, крутящийся, хлещущий, легко взмывающий в воздух. Он реагирует задолго до того, как я исполняю приёмы. Читает меня как раскрытую книгу. Он не хищник, обычный человек. Но в бою с ним я - жертва. Лиса, в которую стреляет охотник. Моя подопечная не лучше – действия боязливые, неотточенные, будто ей знакома лишь теория, но настоящее сражение попалось впервые в жизни. В какой-то момент тяжёлый куинке обрушивается на женское предплечье. Вскрикнув и пошатнувшись, она закрывается кагуне. Горизонтальный взмах бикаку побуждает меня сгруппироваться и сделать сальто вперёд. Как ни странно, с когтями прыгать легче, чем безоружным – словно хвост, они выравнивают направление и центр тяжести. А ещё делают приземление смертоносным... Вернее, сделали бы, не увернись Мадо в сторону. Лезвия крошат асфальт на несколько параллельных бороздок. И, только я решаю наверстать и самому резануть его, попавшего в зону досягаемости... Как длинный "хлыст" изгибается и бьёт бумерангом по одному из щупалец. Когти ринкаку очень подвижны, так что нервных окончаний там полно. Завопив от боли в сочащемся кровью обрубке, я инстинктивно отпрыгиваю к стене ближайшего дома. Выпученный глаз встречается с чьим-то окном. А оттуда на меня смотрят двое – прыщавый толстый паренёк в очках... и надувная секс-кукла с разверстым красным провалом рта. Владелец сгибает ей кисть в попытках помахать мне. Спасибо за эндорфины, приятель. Хочется выдать шутку о токийском невезении в любви, но поневоле вспоминается моя собственная "личная жизнь". А именно... Ризе. Когда я пошёл на свидание с Ризе, она казалась идеальной. Кроткой. Умной. Доброй... Одинокая мечта любого мужчины, она манила ощущением счастья, уюта, ласки. Я был пленён. Прямо как девушки, даже представлял наших будущих детей. А потом, увидев её хищный красно-чёрный взгляд... я утонул в нём. В ледяном омуте своего ужаса. В безднах голода, разврата, жестокости. В её: "Хлюпиков проще жевать!" Острейшие когти пронзили меня насквозь, разрывая внутренности. Я был мышью, а она – кошкой. Когда Казуо впервые сказал выпустить её кагуне, я рыдал и трясся, скрючившись у кровати. Меня будто снова рвали на той злополучной стройке. Я желал вернуться в прошлое и заменить Ризе на пожизненный целибат или на такую вот резиновую куклу. А ещё не слушать учительские шутки: "Ну извини, приятно было девять месяцев назад! Или шесть, как у вас." Теперь я понимаю, что он пытался приободрить. Говорил, мол, привыкнешь со временем. Он был прав – моя чувствительность поутихла. И я навсегда запомнил другие его слова: "Когти напавшего зверя - это твой страх, Канеки. Обуздай его. Накинь поводок." Я уворачиваюсь от хлестнувшего по стене куинке. И делаю точный взмах обрубленным щупальцем, как поводьем. Оно быстро заживает, но кровь на культе свежа. Алые брызги попадают аккурат в Мадо – на лицо, на волосы, в глаза. Судя по плевкам, ещё и в рот. - Твою ж мать! – взвизгивает он, остервенело отряхиваясь. Будто я муравьёв сыпанул. – Ну и свинтус! Замешательство играет мне на руку – бросок здоровыми когтями, и рукоять куинке оказывается обвита. Дёргаю на себя. Трофей отобрать не удаётся, зато старик плашмя падает в лужу, изведав настоящей грязи. Даже вспоминается спортзал. Лужицы пота, которые натекают с бессовестных клиентов на тренажёры. Ждут, когда ты их вытрешь. Раскиданные повсюду полотенца, гири и гантели ждут, когда уберёшь. Неснятые со штанги "блины" ждут, когда разберёшь. Липнущие к рукам и одежде девичьи волосы ждут матерящейся уборщицы. Притом, люди и гули свинячат одинаково. Говорят, лежачих, да ещё и стариков, бить нельзя, но в нашем бою хороши все средства. Увы, только я заношу ногу, как верный ученик Смерти меня опережает. Получив мощный удар дубиной, отлетаю к витрине какого-то магазина как бейсбольный мячик. Рёбра трещат. Протаранив собой стекло, врезаюсь в полку с цветами для букетов. Жёлтые хризантемы и красные гвоздики усыпают плечи и колени. - А платить кто будет?! – возмущается продавец. – Нашли где подраться, сволоты! - Они первые начали, – развожу я руками и щупальцами. Вскакиваю на ноги, не обращая внимания на боль в боку – рёбра целы, но в том, что там синяк, как на лице госпожи Рёуко, у меня нет никаких сомнений. Вприпрыжку бегу обратно, пока "голуби" не накинулись на неё. Она стоит сгорбившись, тяжело дыша, держась за раненую руку и подогнув одно из нижних "крыльев". Затяжного боя не вынесет... Мадо, мокрый, грязный, но не потерявший гордого самообладания, раскручивает куинке по спирали. Вычерчивает им знак "бесконечность", совсем ужимая место для манёвра. Я верчусь и прыгаю как горностай, изо всех сил стараясь не попасть под зубья. Кагуне свёрнуто колечками для удобства. Жутковатое лицо возвращает себе улыбочку с прищуром, когда куинке удаётся оцарапать мне живот. Чувствую тепло крови, потёкшей змейками по бёдрам и паху. Больно, но, кажется, ничего не вываливается. Рядом замахивается Амон. Крутанувшись, бьёт Рёуко прямо по больной руке, по плечу. Я вижу брызги крови. Слышу хруст и надсадный женский крик. Она падает на колени, заходясь в плаче. Смерть гнусно хихикает: - Точно не твоя маман? Хлюпики, как бумага туалетная! "Бе-бе, хлюпики-ботаники!" - гримасничает в памяти призрак прошлого... Школьный задира по имени Такуто. На переменах мешал мне читать, дразнил, вырывал страницы. Мы с Хиде были хлипкими слабаками, поэтому достойного отпора дать не могли. Я боялся его. Прокручивал в голове наставления матери, вновь и вновь, пытаясь понять, что же делать. Христианские "будь кроток", "не осуждай", "подставь другую щёку" казались несправедливыми до слёз. Мой Ад был прямо передо мной. Гоготал, кривлялся и мучил меня. А Рай умер вместе с ней. Я терпел. Пока страх не уступил место гневу, и оказавшийся в руках тяжеленный русский роман "Война и мир" не расколошматил мальчишке нос. Сильно, пришлось делать операцию. Я вложил в этот удар всю накопившуюся злость, обиду, горечь от потери матери. Еле удержался от следующих ударов. Никто во всей школе больше не пытался меня задирать, да даже слова плохого вякнуть. Наоборот – стали избегать, как ненормального. А я ужасно стыдился. Как бы мир ни был несправедлив, как бы я ни был зол... Я не хотел быть таким. Теперь я смотрю на убийц гулей. На окровавленную госпожу Рёуко, которую пытаются убить кагуне её мужа и оставить Хинами сиротой. Тело ещё не зажило после драки с гулями, а получило новые раны. Меня хочет убить монстр Банджо, абсолютно ни за что. Хиде станет одним из "голубей". Казуо лежит дома израненный, а я даже бинты из аптеки принести не могу. Не могу пойти к Итори. Не могу защитить Рёуко. Не могу справиться со всеми сволочами и просто быть в безопасности, просто вернуться к урокам с учителем, не могу, не могу! Я слышу низкий рык. И он мой. Как тогда, на заводе. - Бесится, крысёныш! – злорадно хохочет Мадо. Смешно ему, козлу. Мы жить хотим, а он играется! Как сёстры Линдау! Как Такуто! Как Ризе!! Кидаюсь на него, выставляя острые края всех четырёх щупалец. Он вновь предугадывает мой ход, махнув куинке по горизонтали. Хвост у Асаки Фуегучи был что надо – лезвия высекают искры, но ничего, кроме царапин, не приносят. А вот "голубь" умудряется дать мне смачного пинка по животу. Мстительное падение спиной в лужу злит меня ещё больше. Желание рвать, кромсать, кусать затмевает все мысли. Сильнее голода. Сильнее боли. Сильнее страха. Оттолкнувшись от земли когтями, вскакиваю сию же секунду, рычащий, порезанный, промокший до нитки. - Дальнобой в помощь! – звучит вдруг откуда-то сверху, с крыш. И тут, со звуком выстрела, мне что-то прилетает прямо в уголок глаза. Вонзается острой иглой и обжигает, растекается лавой по черепу. Я кричу, мотаю головой, стряхивая крошечный шприц с красной кисточкой. Похоже на транквилизатор. Однако, действует как та гадость, что мне кололи Линдау – спину охватывает неприятный жар и слабость. Кагуне распадается. Меткая сволочь, все сволочи... Отчаянную мысль, что я, быть может, и кулаками драться смогу, прерывает сокрушительный удар по лицу. Куинке Мадо наконец находит свою цель. Боль кошмарна. Я падаю на колени, как моя протеже. Придерживаю осколки маски, готовой развалиться, и меж пальцев струится тёплая кровь. Кашляю и плююсь крошками то ли костей, то ли зубов. - Лис! – здоровая рука госпожи Рёуко обнимает меня за плечи, когда она закрывает нас обоих своим кагуне. Оборачивает, как в кокон. Её платье всё в потёках красного. – Боже, держись, солнце!.. Не могу встать... Не могу драться... Должен спасти её... Не могу... Ждать пощады от CCG – как искать стиль Такацуки в словесном поносе графомана. Рёуко кричит от боли, уткнувшись мне в плечо. Кагуне рвётся на кровавые лоскуты, и на нас падает токийский свет. Свет выглянувшего солнца, свет вспышек от смартфонов и фотоаппаратов, будто мы - актёры на сцене. Глядим в холодные глаза следователей. В глазницы старика-Смерти... - Да прекратите этот ужас! – галдит издали толпа. - Посредь бела дня, на вас же дети смотрят! - И пусть смотрят! Пусть знают, что бывает с убийцами! - Валите уже этих чудищ! - С ума сойти, так на людей похожи! И в этот момент я наконец ощущаю себя... Животным. Загнанным в угол, затравленным, истерзанным. Во мне больше не видят человека. Бывшие собратья желают мне смерти. - Смышлёный экземпляр. По крайней мере, было не скучно, - Мадо помахивает куинке, расхаживая вокруг нас, как голодная гиена. Вкушает мой булькающий стон и слёзы госпожи Рёуко. Амон стоит истуканом, закинув дубину на плечо. Взгляд полон презрения. – Последние слова? Ну же, поболтай о том, какие вы белые-пушистые. Сволочь. - Я же говорила "уходи"... - всхлипывает Рёуко, обращаясь ко мне. Раненая рука висит плетью и щерится осколками костей. Я пытаюсь ответить, но в горло попадает кровь, и выходит лишь кашель. Лужа, в которой мы сидим – сплошь кровь, клочки одежды, куски кагуне. Убедившись, что время "болтовни" для нас обоих давно прошло, старик безразлично пожимает плечами. Встряхивает оружие. Я закрываю глаза. Думаю, Казуо прибил бы меня сам, узнав, что я творил в его отсутствие. И мне так жаль... Не хотел расстраивать его или Хинами... Хотел спасти двоих. Не спасаю никого... Но вдруг со всех сторон слышатся шорох, топот, скрежет, голоса. "Голуби" отпрыгивают, отступают назад, вертя поднятыми головами. Перед нами шустро приземляется Тоука, вымочив кеды в кровавой луже. За плечами – два сияющих крыла укаку. Такие же крылья блестят кристаллами у подоспевшего Йомо – мужчины в сером пальто и чёрной маске ворона. Я слышал, он какое-то время был её наставником. Следом перекрёсток наводняет целая толпа гулей во скалящихся масках обезьян. Их предводитель в похожей маске, Кома, встаёт подле летунов. - Век смартфонов и сети – вещь хорошая, - подмигивает нам Дьявольская Обезьяна. – Корешей за пару минут выцепил. Глянув наверх, замечаю как снайпер получает по лицу от мужчины в маске чёрной собаки. Оружие отбирают, повесив себе на плечо, как трофей. Затем отбирают пистолет и маленький куинке-нож. За возмущение прописывают ещё фингал. Сборище "Обезьян" разбавляется гулями в обычных, не бандитских масках, и не меньшим числом "Собак". Я гляжу в спину подошедшей Ирими – стройной, длинноволосой женщины в чёрном. - Гав-гав, "голубки". Готовьте ваши пёрышки, - Чёрная Собака изящно потягивается, демонстрируя перчатки со стальными коготками. Интересно, Ута говорил ей о сходстве с кошкой? – Вас очень полюбили за последний месяц – только скажи: "Шугнём голубей!", и все тут как тут. Хинами - умничка. - Ни хера себе!! – присвистывают следаки-сыщики при виде наплыва врагов. – На районе столько гулей? А ведь я удивлён не меньше. Уже и не надеялся, что нам кто-то поможет. Тут половина Антейку собралась... - Мда. Работы – непочатый край, - качает головой Мадо. Будто говорит о куче щебня, которую надо разгрести. И, вишенкой на торте, нас заслоняет приземлившаяся рядом мощная фигура в плаще. Гуль весь обёрнут блестящей иссиня-чёрной бронёй-какуджей и щетинится веером крупных лезвий из спины. Каннибал. У него запах господина Йошимуры. - Одноглазая Сова! – в шоке ахает побледневший Амон. Смерть в предвкушении щурит свой глаз и размахивает куинке: - Отлично. Свяжись с ближайшими отрядами – пусть подсобят. Хлопнем всех разом! - Вы с ума сошли, господин Мадо? – пытается тот образумить напарника. – Тут БТР из куинке-стали не поможет! - Я буду драться, пока не отвалятся р... - Отступаем нафиг! – не дослушав, он машет сыщикам и снайперу с заплывшими глазами. - Тьфу, парень, учить тебя ещё да учить, - брюзжит старик, неохотно сворачивая оружие. Смеряет вожака взглядом, который я мог бы причислить только к ненависти. Похоже, они уже сражались. – До скорой встречи, Сова. - Только в Аду, Курео, - провожает он их своей невозмутимостью. Обернувшаяся Кролик оглядывает меня сквозь круглые прорези маски. - Блин, да тебе всё лицо расхреначили, - присвистывает она. - А ещё... очевидности... будут?.. – смотрю я на неё как на дурёху, едва шевеля рассечённым ртом. Чувствую себя тем следователем, которого покрошил в фарш. Уставший, голодный, говорящий фарш, груда мяса и боли. Рад, что у гулей не остаётся шрамов, иначе с маской я отныне не расставался бы. Люди со смартфонами и камерами держатся на расстоянии. Кто-то предпочитает уйти от греха подальше. А остальные смельчаки галдят как стая птиц: - Писец! - Обожаю свой райончик! - Представьте, сколько они жрут! - А мне жалко тех двоих... - Жалко ей! Скорми им свои сиськи, Мать Тереза! - На видяшке уже миллионы просмотров! Кто-то из "Обезьян" выхватывает щупальцами смартфоны у подошедших близко любопытных подростков. К общим возгласам добавляется ещё и визгливое: "Ворьё!!" Упаковав куинке в железные кейсы, охотники на бабочек и лисиц уходят. Вампиры прогоняют Хельсинга из своего замка. Не могу не поразиться миролюбию и принципиальности Антейку – отпускают врагов, едва завидев белый флаг. Пусть в этом и есть свой расчёт – за нами следят зеваки, и правильнее будет не множить негатив. Вожак и вовсе – живая загадка. Не может же он быть полугулем, почему какуджа на лице – одноглазая? Интересно, как учитель относится к его каннибализму... Сам бы я ни за что не польстился гулятиной. Омерзительно. Да и, говорят, на вкус не лучше человечьей еды. Грациозная Ирими и молчаливый Йомо помогают госпоже Рёуко встать и забраться на крышу. Меня же поддерживает Кома – второй рукой я прирос к многострадальному лицу. Порез на животе пульсирует болью. "Стая" разбегается кто куда, живо обсуждая случившееся. Мол, CCG оборзели совсем, и надо этот вопрос порешать. Кто раньше охотился, тем на диету пришлось подсесть из-за патрулей. "Всё от невоздержанности, мужички и бабоньки," – сетует один из "Собак". – "Буйные побесились, жруны налопались, а мы – крайние!" Тоука и Кома провожают меня до квартиры, избегая слежки и захватив припрятанный ранее рюкзак с лекарствами. Выглянувший из-за двери сосед сочувственно цыкает, качая головой. Неряшливый вид, горбатая осанка и тёмные бессонные круги под глазами маскируют его под обычного доходягу-алкаша. Только вот знали бы CCG, что вся наша пятиэтажка заселена гулями и несколькими людьми-супругами... Пусть соседи и не всегда дружны, но так безопасней – держаться ближе к собратьям. Если одного из нас ищут "голуби" - никто не опустится до стукачества. Зайдя домой, я снимаю маску, блестящую от крови и разбитую. Промеж рыжих ушей примостилась крупная жёлтая хризантема. Так и дрался что ли, с цветочком на лбу? Казуо приподнимается на локтях, заметив подошедшего меня. Выглядит взволнованным. - Мне уже рассказали, что случилось... Уставившись в пол, ожидаю суровых выговоров и вполне справедливых упрёков. "Тебя ни на минуту нельзя оставить, чтобы в неприятности не влип." Он имеет право злиться. Я – его ученик, и за пару дней уже успел отметиться в массовых гульих боях и едва не погибнуть во стычке с "голубями". При всех вложенных в меня жертвах. Помню как приёмный отец смотрел на моего братца-раздолбая, когда он тратил время на игры и приносил плохие оценки. Холодно. Разочарованно. Мне было так стыдно за этого толстого лодыря... Я хотел взять приставку, разбить о стену и кричать: "Да что с тобой не так, Юичи?! Взгляни на своих родителей, бестолочь! У меня никогда их не будет, а ты своих при жизни позоришь!" Я мечтал, чтобы вместо него заметили меня. Хотел сказать: "Я стану для вас лучшим, я хорошо учусь, хорошо себя веду, помогаю по дому, скажите хоть раз что я молодец..." Но после удара школьному задире, от меня отстранились ещё больше. Жутко кричали и грозились выбросить отцовские книги. Мол, книги блин читают, а не носы ими квасят. Бестолочь Юичи гоготал: "Гы-гы, боец книжных войск!" У него были тёмные круги под глазами от ночной игромании. А у меня – от ночного чтения. Нисколько я не лучше... Но мастер улыбается, потеплев взглядом: - Ты молодец, Канеки. Это был настоящий героизм. Со стороны молодого полугуля – тем более. Да мне ещё и сказали, что ты там отлично дрался... Я поражён. И весь мой мир сжимается до одной ярчайшей точки. Я вдыхаю его слова. Запоминаю взгляд и улыбку, будто наношу тату на всю жизнь. Прижимаю их к сердцу, не зная лучшей защиты. Боже, всё болит, а я горы готов свернуть! - Спасибо вам, учитель... - невнятно шепчу я, держась за нижнюю челюсть. Отворачиваюсь, пряча от него заблестевшую влагу в уголках глаз. Он пытается встать с кровати. - Подожди, я тебя перевяжу. Раны – звездец. - Нет-нет-нет, сам лежи, Казуо, - вошедший в комнату бариста останавливает его. – Мы с Тоукой тут как раз для помощи. Глядя на вас, отмутуженных, я бы сказал, что ты паренька чему-то не тому учишь... но спасти Рёуко – это и впрямь достойно гуля. Мы "своих" не бросаем. Как это необычно - стоять за их баррикадами... Я не могу забыть свои чувства – ярость, желание драться до победы или потери пульса... Они не изменят моего отношения к убийству кого бы то ни было. Но, если учитель считает их правильными... То смогу счесть и я.