Михаил повел рукой по волосам. Сидя тридцать первого декабря в большом зале Дворца торжественных мероприятий, он поглядывал на помост, где расположились руководители колонии. Рокхан Каси переговаривался с Нааном в ожидании начала праздничного банкета, знаменующего прощание со старым годом и встречу нового. Рядом с ними расположился Марк Крысолов, вызывающий нездоровый интерес у Малиновкина, который сидел, забившись в угол одного из столов, расставленных по периметру зала буквой «П».
Малиновкин вскинул взгляд к парадному входу и прекратил отбивать ногами чечётку. Исай Березин неспешно прошёл по залу, усевшись среди приглашённых гостей. Его улыбка могла одурачить кого угодно, но уж Малиновкин-то знал, как сжимается его желудок, грозя язвой спустя пару лет такой напряжённой жизни.
Столы приглашённых гостей располагались у помоста и были отделены от общественных танцевальным пространством. Кто-то устал дожидаться начала празднества и успел угоститься лакомствами. Но только не важные господа: руководители реактора, оперативного штаба и авиационного завода, производители нейроимплантов и медицинского оборудования, а так же внешние послы, ответственные за закупки товаров, которые не могли производиться в колонии. Венцом этого общества неожиданно для всех стал лорд Иэн Хильдерман.
Он появился за пять минут до начала банкета. Иэн прошествовал через зал, сопровождаемый опасливыми взглядами атлантов и оживлёнными медиумов. До недавнего времени он посещал празднества колонии ежегодно, но теперь его визиты стали редки, как январская оттепель.
Заняв место, которое ему уступил один из руководителей оперативного штаба, Иэн повернулся к Исайе. Мужчины сдержанно приветствовали друг друга. По глазам Исайи было видно, что он удивлён появлению Иэна не меньше остальных.
Единственными, кто знал о прилёте Иэна заранее, были Рокхан Каси и Марк. То, с каким выражением генерал Каси следил за Иэном, говорило о его стойкой неприязни.
«Конечно, ты бы ни за что не пропустил этот день, — с отвращением подумал он, — ты так долго его ждал».
Впервые Иэн увидел Рокхана, когда ему было двенадцать лет, в день прибытия в родовой замок Хильдерманов делегации, подписавшейся под созданием Альянса. Иэну не позволили присутствовать на встрече, поэтому он следил за приближением атлантов из своего убежища в гостиной. Поднимаясь по склону холма, окружённый пышным цветением роз, генерал Каси выглядел так, будто происходящее было противно ему до глубины души. Участь большинства атлантов не миновала его, старик боялся медиумов, хоть и пытался это скрыть.
После смерти отца Иэн занял его место в Альянсе, надеясь повлиять на убеждения генерала. Но для подобных изменений тот был слишком стар. Распри между ними привели к тому, что однажды Иэн лишился права голоса в совете Альянса. Тогда будущий Зеро впервые задумался о том, что для победы над атлантами 3-ей колонии нужен более гибкий лидер. Поэтому не было человека, который обрадовался бы отставке Рокхана Каси больше, чем Иэн. Конечно же, он знал о намерении генерала объявить об этом и не мог пропустить такой день.
Генерал Каси поднялся с места и гомон стих. Начал он как всегда с подведения итогов года, заслушивания отчётов, один из которых предоставил Исай, и планов на будущее. Уделив особое внимание взаимоотношениям атлантов и медиумов, генерал сказал:
— В определенном смысле Асем Бос был известным миротворцем, — образовалась давящая тишина, — он придавал особое значение дружбе между атлантами и медиумами, и всеми силами стремился поддержать её. Его убийца совершил непростительный поступок. Но я прошу вас подумать над тем, разумно ли судить об обществе по поступку одного его члена.
Малиновкин почувствовал себя поруганным. Взгляды, случайно брошенные в его сторону, показались ему изобличающими. Прославляя Асема Боса, генерал забыл упомянуть о его пороках. Эти мысли подняли в Малиновкине волну гнева и его глаза загорелись нехорошим огнём.
Заявление было воспринято двояко. Кто-то из медиумов зааплодировал, но среди атлантов оказалось много недовольных. Михаил наблюдал за всем с отрешением. Раньше он непременно принял бы сторону атлантоненавистников, но с тех пор, как он уличил Исайю и его телепата в покушении на Вхарата, Михаила терзали сомнения.
Он был уверен, что убить Вхарата распорядился Иэн. Михаил знал его слишком хорошо. Знал о преступлениях, свершённых Иэном в молодости напару с его родным отцом. В их союзе именно Иэн был палачом, не страшащимся замарать руки. А потому Михаил хорошо понимал смысл бесед, которые Иэн проводил с ним, рассуждая о морали. Приёмный отец наблюдал, как взрослеющий Михаил превращается в его собственное кривое зеркало. Но между ними было одно очень важное различие — Иэна на преступления толкала любовь к человечеству, тогда как Михаил сгорал в горне ненависти.
Возможно, если бы он не стремился избегать Иэна, всё сложилось бы иначе. Михаил был лицемером, убеждая себя, что отношение Иэна его не заботит. Он жаждал внимания, которое тот делил между ним и Анной, и задавался вопросом: а любил ли его Иэн на самом деле? Он был строг с ним даже в детстве. Михаил не получал от него и толики той любви, в которой купалась Анна. А эти постоянные сравнения с отцом? По поведению Иэна можно было заключить, что в Михаиле он сильно разочарован.
Вырвавшись из-под его надзора, Михаил надеялся, что сможет вдохнуть полной грудью. Первые дни в колонии действительно были хороши. Интерес к медиуму-амбицеребралу и его загадочной сестре приковывал к ним любопытствующие взгляды.
Проблемы начались, когда атланты догадались, что на самом деле представляет из себя амбицеребрал, а медиумы из числа завистников ополчились против него. Видя, что друзей завести не получается, а отношения скатываются к привычному сценарию, Михаил решил воспользоваться преимуществом, которое давала колония — найти единомышленников. Погружаясь в раздоры, он всё больше отдалялся от Нулевого отряда. Где бы он был, если бы невидимая рука Иэна не дотянулась до него через Исайю? Исай вмешался вовремя — не раньше, чем Михаил успел осознать последствия своей глупости, и не позже, чем они стали необратимыми.
Как жаль, что Исай тоже пошёл по кривой дорожке. Возможно, покушение на Вхарата не первое преступление, которое он совершил по настоянию Иэна. Но Михаил удивился бы, если бы у Исайи получилось исполнить задуманное. Не знающий, что такое жестокость, Исай был не способен на убийство. Он выбрал в исполнители озлобленного мальчишку. Но разве мог тандем ничего не знающих о ненависти людей свершить такое преступление? Будь на месте Малиновкина Михаил, он бы убил Вхарата. Не пулей, так руками медбрата скорой помощи, прямо на носилках, на которых его выносили из Дворца. У Михаила хватило бы ярости. Но Малиновкин? Как он вообще умудрился покончить с Асемом Босом? Не иначе, как бедолага поскользнулся да перевернулся через перила.
Взгляд Михаила переместился с Исайи на Иэна. Отсюда была видна лишь его спина, но Михаил мог поклясться, что Иэн наблюдает за ним.
Генерал Каси закончил вступительную речь, припася новость о своей отставке на конец празднества.
Рука, неожиданно тронувшая Михаила за плечо, с хлопком отлетела в сторону. Столкнувшись с изумлённым взглядом Кайера, Михаил перевёл сбившееся от испуга дыхание, не обращая внимания на смешливые замечания соседей.
— Я слышал, что ты пощадил напавших на тебя атлантов. Это правда? — подсесть рядом не получилось, и Кайер остался стоять за спиной, вынуждая Михаила сесть вполоборота. Желающих посетить мероприятие с банкетом оказалось больше, чем свободных мест, поэтому у входа дежурила охрана, следящая за наполненностью зала.
— Надо укоротить язык Яме.
— Со слов Ямы можно заключить, что он спас тебя от атлантов, а атлантов — от тебя, но зная Яму., — ухмыльнулся Кайер. — Ты действительно позволил себя побить?
После смерти Асема Боса у ненавистников медиумов оказались развязаны руки, и первыми под раздачу попали те, кто не особо жаловал атлантов. Самым знаменитым из них был, конечно же, Михаил.
— Просто не стал ввязываться в драку.
— Удивительно. С каких пор ты такой добрый?
— Не ты ли говорил, что ненавидишь, когда я распускаю свои «щупальца»? — едко поинтересовался Михаил.
— Я польщён, что ты запомнил. Надо полагать, мы на пути к перемирию? — озарившая лицо Кайера улыбка внезапно погасла. В следующую секунду Михаил уже знал, что в зал вошла Анна, и что сердце Кайера ушло в пятки.
Подскочив, Михаил схватил Кайера за грудки и принялся трясти с такой самоотверженностью, что это вызвало у Кайера улыбку.
— Я тебе говорил, — прошипел Михаил, продолжая теребить его, — чтобы ты отстал от Анны!
— Вы вообще способны вести себя прилично? — вздохнула Анна, привлекая к себе внимание. Она была одета в гипюровое платье на алой подкладке с оголёнными плечами и накинутой поверх них шёлковой шалью. Волнистые волосы девушки были собраны в замысловатую причёску и украшены гребнем.
Кайер протянул ей руку, тогда как Михаил сделал вид, что не заметил восхитительного вида сестры.
— Каждый год одно и то же, — сказал Кайер, втиснувшись на скамью рядом с Михаилом и усадив Анну на свои колени.
Взгляд Анны нашёл рыжую макушку Исайи за столом перед самой сценой. Он был одет по классической моде, переняв эту привычку у Иэна, который, к её величайшему изумлению, сидел рядом, как будто не было между ним и генералом никакой вражды.
Когда начались танцы, Анна тут же оказалась перед ними. Поднявшись, Иэн радушно приветствовал её.
— Ну как тебе жизнь в колонии? — спросил он, увлекая Анну в танец.
— Как будто ты не знаешь, — усмехнулась Анна. Перенести разлуку с приёмным отцом оказалась сложнее, чем она ожидала.
— Могла бы для приличия рассказать старику, — улыбнулся Иэн. Хоть в волосах его была седина, а мимические морщины превратились в возрастные, он всё ещё был полон сил, и Анна засмеялась в ответ.
«Интересно, — подумала она, — как бы сейчас выглядел мой настоящий отец?»
— Благодаря тебе я всё ещё не умерла со скуки, — сказала она. — Думаю, мои картины есть уже у половины колонии.
— Той, что представлена атлантами?
— Конечно.
В её голосе не было горечи.
— А что же Михаил?
— Как всегда. Хотя, может быть, стал немного общительнее. Кайер как раз тот, кто ему нужен, — подумав, она добавила, — если они всё же не поубивают друг друга.
— Ну, а что ты сама думаешь о Кайере? Мне показалось, он к тебе неравнодушен, — на лице Иэна появилась лукавая улыбка.
Анна сощурилась.
— Я думаю, ты и сам знаешь.
Конечно же, он знал. Кайеру Раю не было места в её сердце, и чем быстрее она это поймёт, тем больше шансов, что он принесёт пользу Михаилу. Именно на это надеялся Иэн, отправляя Михаила в колонию и требуя, чтобы его определили в напарники к Раю.
«Проблем у него хоть отбавляй, — рассуждал Иэн, — но в нём есть то, что заставит чёрствое сердце Михаила дрогнуть. Какое счастье, что Рай подался в пилоты. Счастье для нас и горе для него. Однажды, Михаил оценит его по достоинству».
— Возможно, — ответил, наконец, Иэн. Музыка закончилась, началась новая, более энергичная. Продолжить танец им помешал возникший рядом Исай.
— Будьте честны с самим собой, дедушка, ваша дама слишком молода для вас, — ухмыльнулся он, предлагая Анне руку.
Иэн поручил заботу об Анне Исайе, и вернулся за стол, где его ждали желающие засвидетельствовать своё почтение. Музыка, еда и вино сделали своё дело, и отовсюду доносился смех.
***
До нового года оставалось около получаса, а очередь перед входом в банкетный зал не убывала. Охрана следила за наполненностью зала, чтобы не допустить столпотворения и давки.
Ясир стоял под дверьми целый час. За это время зал покинуло три человека и трое вошли внутрь. Находиться в многоликой толпе становилось всё сложнее. Неожиданно для себя Ясир оказался в роли диковинного экспоната: отовсюду доносились шепотки, кто-то показывал на него пальцем, кто-то пытался заговорить с ним. Ему ещё не приходилось оказываться в центре столь пристального внимания, и природная живость уступила место застенчивости. Он даже подумал над тем, чтобы вернуться, но любопытство было слишком велико, и он продолжил ждать, ловя отголоски веселья через открытую дверь. Это было своего рода пыткой, казалось, один шаг и ты внутри, но два могучих охранника-атланта не давали решиться пройти вне очереди. Отсюда было видно столы, стоящие по-над стенами, и пирующих.
Ясир уже почти распрощался с надеждой, когда к нему подошла невысокая девушка. Улыбнувшись, она молча взяла его за руку и провела в самое начало очереди.
— Только помалкивай, — подмигнула она.
Ясир огляделся. Никто не заметил их выходки, отчего ему сделалось не по себе. Иллюзия. Иными словами — обман! Ясир обманщиком не был, но попасть на праздник хотелось так сильно, что пришлось пойти на сделку с совестью.
Вскоре из зала вышел атлант, и девушка решительно шагнула навстречу яркому свету, потянув Ясира за собой. Они оказались в зале с высоким потолком. Оглядевшись, он почувствовал, как в груди разливается тепло. Люди и атланты пировали вместе, и никому не было дела до того, кто его собеседник. Каких только танцевальных пар он не увидел!
Ясир смотрел на происходящее с широко раскрытыми глазами. Там, откуда он родом, люди ненавидели медиумов, а медиумы — атлантов. Этот порочный круг замыкался, не давая любви и надежде ни единого шанса проникнуть внутрь и разорвать его. Здесь же всё было иначе, путь надежде был открыт. Он видел радость в чужих глазах, видел, как медиумы и атланты едят за одним столом. Показать бы это Абдулле. Он бы разделил радость Ясира.
Таков должен быть пример дружбы, которая способна преодолеть любые преграды. Взор Ясира не замечал, как в отдалении от веселья или в самой его гуще прохаживались группы хмурых атлантов или медиумов. Их было достаточно, но Ясир видел лишь то, что хотел. Его дух воспрял из уныния, в которое его вверг холод, пробирающийся даже в здания. Ясир боялся признаться, но его страшила жизнь вдали от родного дома. Однако он должен был исполнить свой долг. Аль-Хатиб нуждался в нём, а это означало, что если учителю понадобились бы глаза на северном полюсе, Ясир отправился бы даже на северный полюс.
«Я не должен искать удобной жизни, — подумал он, — моя судьба — продолжать дело учителя. Я всего лишь крохотная частица в мире, который мы обязаны сохранить».
Ему на глаза попался Иэн Хильдерман. Точно почувствовав чужой взгляд, Иэн обернулся. Их разделяли сотни гостей, но ему удалось разглядеть Ясира в прорехах между танцующими. На лице Иэна отобразилось удивление, и Ясир испугался, что он захочет поговорить. Но Иэн лишь сдержанно кивнул в знак приветствия.
Наступил новый год. Генерал Каси поднялся, чтобы произнести традиционную речь и объявить о своей отставке. Когда переполох, вызванный его заявлением, начал стихать, Ясир, отыскал глазами человека, о встрече с которым думал, едва Аль-Хатиб объявил о его поездке в колонию. Маленькая фигурка Анны показалась ему беззащитной. В числе окружавших её медиумов Ясир безошибочно узнал брата Анны. Он наблюдал за ними, передвигаясь в толпе и выискивая место, где мог бы оставаться незамеченным.
Но вскоре Ясир понял, что русские оказались более привычны к великанам-атлантам, нежели к арабам. Точно так же, как и в очереди, с ним снова пытались заговорить. Чтобы не казаться невежливым, он с сожалением оторвался от своего занятия и уделил внимание окружившим его атлантам и медиумам. Первые видели арабов только на картинках, поэтому удовлетворить их интерес оказалось сложнее. Забыв о роли, которую он должен был играть, Ясир отвечал на бесконечные вопросы на безупречном русском и не заметил, как расслабился и снова стал самим собой. На его лице заиграла жизнерадостная улыбка, привлекающая ещё больше любопытствующих глаз. Он не знал, что мимо прошла Анна, глядя на него с интересом, от которого его щёки непременно залились бы румянцем.
Анна вышла из зала, охраняемая Кайером, и уже оттуда обернулась, задумчиво оглядев Ясира. Так портной мог посмотреть на модель, художник на натурщика, но Кайеру этот взгляд пришёлся не по душе и он увлёк Анну за собой.
***
Малиновкин оглядел мрачные очертания своей квартиры. Не торопясь включать свет, он зашёл в комнату, опустился на стул и злобно выплюнул вставную челюсть. Откинувшись на спинку, застонал, просидев с блуждающим взглядом около получаса. Потом встал, зажёг настольную лампу и принялся рыться в многочисленных коробках, извлекая из одних накладки из искусственной кожи, из других красильные принадлежности и прочие атрибуты своей фальшивой жизни. Собрав их вместе, он побросал всё в рюкзак с едой, документами и пистолетом, припрятанным в книге. Поверх термобелья Малиновкин натянул просторные штаны и свитер, одел спортивный пуховик, в кармане которого лежал перочинный нож, обулся и оглядел своё временное пристанище. Уходя, он оставил дверь незапертой.
Шёл шестой час и холодные улицы отчистились от последних гуляк. Снегопад прекратился, но успел намести по колено. Пробираясь сквозь рыхлые сугробы, Малиновкин с трудом волочил за собой изувеченную ногу.
На контрольном пропускном пункте он усыпил при помощи своей силы пограничников и снял со стены защитную маску. Лишь оказавшись по ту сторону Линии смерти, Малиновкин обернулся. Даже зимой, когда редкие лиственные деревья теряли густые кроны, линия выделялась искорёженными иссохшими стволами.
Какое-то время он верил, что может остаться в колонии. Он хотел этого.
Его квартира загорелась около семи утра. Сосед, устроивший поджог, поднял крик, дав пламени уничтожить всё, что было связано с Малиновкиным. Наблюдая за огнём глазами растерянного мужчины, Малиновкин, наконец, осознал, что приходится прощаться, может даже навсегда. Как бы он хотел вернуться самим собой и занять положенное ему место в оперативном штабе, на работе, которую он сможет выполнять лучше всех. Снова стоять рядом с Исайей, но теперь уже на равных. Мечты! А кроме них — холодная тайга в тихом предрассветном часу.
