reversibility

Ты смотришь на меня и плачешь: всё вокруг мне причиняет боль.

Я обнимаю тебя и шепчу: но всё вокруг способно исцелять.   

Рупи Каур

Жутко ноет тело. Спать в машине, свернувшись калачиком, не самое удачное занятие. Сонно зеваю. Того времени, что я проспал, было явно мало. Но у меня есть планы, обязательства. Сейчас не время отлёживаться. С неохотой разлепляю веки. Сначала один глаз, затем — второй. Непривычно ярко. Почему-то слишком бело, слишком ослепляюще. Несколько секунд оглядываюсь по сторонам. Пустое пространство, двери. Двери! Осознание приходит ко мне запоздало. Из-за неожиданной радости резко подскакиваю на месте. Конечно же, ноги путаются, тело ещё не до конца проснулось. Падаю. В колене, подбородке и ладонях моментально простреливает чем-то неприятным. Три точки моего пространства соединяются в одну протяжную боль. Не вскрикиваю, не ахаю — только радостно смеюсь. Мне удалось — я снова оказался здесь! Но ведь я… всего лишь уснул. Не понимаю, каким образом это вписывается в наспех придуманную мной систему «вреда», но прямо сейчас это и неважно. Мне нужно скорее перейти порог одной из дверей. Той двери, что с рождественским венком, если говорить точнее. Я должен увидеть тэхёнову улыбку, светящееся в глазах счастье. Мне просто необходимо увидеть его повзрослевшим, выжившим. Эгоистично? Определённо. Я снова трачу время на прыжок в ту реальность, исправлять в которой уже нечего. Но Тэхён учил меня делать паузы, отдыхать, восстанавливаться. Как иначе мне преодолеть эту темную дорогу, если не останавливаться и не брать с собой яркий факел? Я не выживу во Тьме без Света. Я не смогу справиться без Тэхёна. Быстрыми шагами преодолеваю расстояние, отделяющее меня от заветного места. Останавливаюсь, застывая в короткой нерешительности. Поправляю причёску, приглаживаю руками одежду. Как я сейчас выгляжу? Буду ли для него привлекательным? Чёрт. Насколько же это глупо и жалко! Подождите, а точно ли Тэхён вообще дома? Будет ли рад нашей встрече? Не докучаю ли я ему своей назойливостью? Что, если он… Нет! Препятствуя возникновению глупых сомнений, незамедлительно открываю дверь и переступаю её порог. На меня во всей своей мощи сразу же обрушивается домашнее тепло. Колени от этого давно забытого ощущения начинают подкашиваться. С каждым сделанным вдохом в груди приятно теплеет. Я будто бы исцеляюсь и физически, и морально, просто находясь здесь. Одно только знание, что здесь живёт Тэхён, дарит мне неописуемые чувства спокойствия, счастья. Всё здесь осталось неизменным: большие окна с красивыми занавесками, серый диван посреди главной комнаты первого этажа, маленький журнальный столик. Слышу запахи вкусной еды и горящей свечи, окутавшие первый этаж. Улавливаю шум где-то вдалеке тихо работающей стиральной машины. Но не иду по этим следам — ищу нечто другое. Менее ароматизированное, менее шумное. Более живое, необходимое. Вижу в конце тёмного коридора полоску тусклого света, устремляюсь к ней. Хоть и не сомневаюсь, что там меня ожидает именно то, что мне нужно, всё равно боюсь. Боюсь, что, как только увижу Тэхёна, намертво к нему приклеюсь и больше никогда не отпущу. Боюсь, что больше не захочу путешествовать по реальностям во времени — останусь постояльцем этого прекрасного мира. Открываю дверь, из-за которой горит свет, и, не дав человеку, сидящему за рабочим столом даже возможности что-то произнести, срываюсь с места. Несусь ему навстречу, как с поводка спущенный. В процессе ударяюсь об угол стола, параллельно задевая стоящий на нём ноутбук. Не чувствую боли. Создаю много шума. И, оказывается, неконтролируемо плачу. — Тэхён! — я кидаюсь в его объятия, запрыгивая к нему, всё ещё сидящему в рабочем кресле, на колени. Пусть его состояние сейчас и крайне растерянное, он всё же ни секунды не медлит и не сомневается, когда крепко прижимает меня к себя. Я веду по его шее носом из стороны в сторону, как заведённый. Вдыхаю запах, насыщаюсь. — Тэхён, я… — Я тоже, Чонгук, — он сжимает меня крепче. Носом, как котёнок, тоже пытается пробиться к моей шее. Я расслабляю тело, впуская его в своё пространство, и позволяю уткнуться в самое тёплое место. — Я тоже по тебе скучал безумно. Он вдруг предпринимает попытку встать с места, а я неконтролируемо повышаю на него голос: — Нет! — это я кричу? Эта болезненная смесь страха и отчаяния действительно выходит из глубин моей души? — Не отпускай меня, Тэхён! Больше. Меня. Не отпускай. Он покорно откидывается обратно в кресло и ничего не говорит — как всегда понимает меня. Лишь удобнее поддевает под моими бёдрами руку и смиренно сидит, продолжая крепко удерживать меня на своих коленях, словно и ему самому страшно меня отпустить. Так проходит несколько минут. Или часов. Я не могу сказать точно, поскольку моё сознание будто отключилось, подпитываясь энергией от присутствия Тэхёна. Я чувствовал себя защищённым, умиротворённым, счастливым. Пусть это счастье было заключено в определённые промежутки времени и пространства — оно было искренним. — Ты голоден? — Тэхён после недолгого молчания убирает от моего лица пряди волос и заглядывает в него с заботливой тревожностью во взгляде. От этого вида — от любого вида Тэхёна в принципе — мне хочется расплакаться. Он здесь. Здоровый, живой! Рядом со мной. И нет больше ни боли, ни страха, ни опасностей. Никаких других реальностей, никаких смертей. Только он, я и горящий тёплым светом арочный торшер. Вспоминать прямо сейчас всё то, что случилось с нами прежде, я даже не хочу. Хочу полностью погрузиться в нынешнюю реальность. Потому что знаю — её у меня очень скоро отнимут. — Да. После своих же слов я пытаюсь встать с места, но, к моему удивлению, Тэхён не позволяет мне сделать и шагу — он просто подхватывает меня удобнее под коленями и поднимается вместе со мной на руках. Пока он молча несёт меня на кухню, я позволяю себе полюбоваться его лицом. Мягко провожу кончиком пальца по плавной линии челюсти. Обвожу контуры бровей, заставляя его поморщиться и улыбнуться от небольшой щекотки. Я улыбаюсь тоже. — Ты самый красивый человек во Вселенной, — вдруг произношу я. Он на мои слова от неожиданности и смущения неловко спотыкается на ровном месте, вызывая у меня прилив энергии для очередной улыбки. А потом продолжает идти, как ни в чём не бывало. — Во всех Вселенных, Тэхён. — А вот и не угадал, — когда мы приходим на кухню, он сажает меня на столешницу и тянется в сторону, чтобы щёлкнуть кнопку включения света. Комната озаряется приглушённым светом. Затем всё внимание снова возвращается ко мне: Тэхён опускает руки по обе стороны от моих бедёр и, приближаясь вплотную к моему лицу, заговорщически шепчет: — У меня всего лишь второе место. Первое — твоё, хён, — эти слова не единственное, что заставляет меня испытать прилив безграничной нежности — Тэхён ещё и нежно целует меня в щёку, замирая в таком положении на несколько коротких секунд. Что это? Пир во время чумы? Или долгожданные и незаслуженные Небеса? — Перестань, — зажмурившись, шутливо мотаю головой. — Ты жутко меня смущаешь! — Разве не это главная цель всего моего существования? — Он с театральным видом опускает ладонь на собственную грудь, как бы выражая степень своих удивления и обиды. — Сделать так, чтобы вся правда о твоих качествах и достоинствах перестала тебя смущать? Ты должен наконец принять, что потрясающий. — Звучит очень красиво. Но цель твоего существования — быть счастливым. — Будет сделано, мой генерал, — Тэхён шутливо отдаёт честь, прикладывая руку к «пустой» голове. — Я серьёзно, — цепляю его руки, заставляя приблизиться ко мне. В очередной раз порчу момент, прогоняя игривость, и взываю к серьёзности. — Обещай, что будешь самым счастливым человеком на свете. И живым. Пожалуйста, только живи. — Ты расскажешь мне, что случилось? — По взгляду, вмиг ставшим серьёзным, однако не потерявшим прежнюю нежность, я понимаю, что всё это время Тэхён просто давал мне возможность успокоиться и прийти в себя. Конечно, он сразу заметил, что со мной что-то не в порядке, но всё же решил не давить. Он хотел, чтобы я сам, когда буду готов, рассказал ему обо всём, что меня беспокоит. — Ничего не случилось. Просто я по тебе правда очень сильно соскучился, вот и всё. Он устало вздыхает. Осмелюсь предположить, что это всё из-за моего упорного нежелания рассказывать ему о беспокоящих меня вещах. И я мысленно приношу ему тысячу извинений за всю свою ложь. Спустя пару секунд он продолжает с прежней шутливостью: — Неужели мой брат так сильно тебя сегодня замучил? Я помню, что виделся с Джином, а потом должен был отправиться с ним на просмотр каких-то залов. Получается, в этой реальности прошло не больше суток с нашей с ним последней встречи? Это хорошо. Для того, кто вынужден изворотливо лгать. — Нет, он замечательный, — отвечаю уклончиво, историю сочиняю на ходу, параллельно придумывая, как бы не «попасться» на одном из заданных вопросов. — Но я сильно устал. — Понимаю, — он кивает. — Как насчёт того, чтобы принять расслабляющий душ, пока я готовлю самый лучший сэндвич в твоей жизни? Тэхён не пытается насильно вытягивать из меня то, о чём я тревожусь, но он, окружая меня вниманием и заботой, стремится показать мне, что я не один и мне всегда есть на кого положиться. В этих доброте, мягкости и отзывчивости состоит его особое очарование. — Пожалуй, ты прав, — я даже не хочу и не пытаюсь с ним спорить. Хочу понимать, соглашаться, идти на компромиссы. — Душ мне сейчас не помешает.

***

Горячий душ действительно немного меня отрезвляет. Вода помогла стереть с меня следы смерти, но вот её отпечатки всё равно находятся под моей кожей, и от этого мне никогда не отмыться. Я всегда буду помнить о своих ошибках. Но прямо сейчас, выходя из душа в оверсайзной белой футболке и серых мягких шортах, позаимствованных у Тэхёна, я чувствую себя оторванным и укрытым от всех сожалениях прошлого. Кухня встречает меня вкусными запахами еды. Желудок отзывается на них протяжным урчанием, которое не уходит от внимания местного шеф-повара. — Ты что, весь день морил себя голодом? — В хмурости сведённые к переносице брови подсказывают мне, что со мной не шутят. — Чонгук, мы ведь тысячу раз обсуждали с тобой важность каждого приёма пищи. Однако, вопреки тому, какого эффекта Тэхён намеревался достигнуть своей речью, происходит обратное — я начинаю глупо улыбаться. Меня искренне умиляет и радует то, как он меня строго отчитывает. Словно у нас нет никаких больше проблем, словно обыденность и нормальность вернулась в мою жизнь. Никогда не подумал бы, что буду радоваться ненавистной мне прежде рутине. — Чего улыбаешься? — Тэхён, видя не сходящую с моего лица улыбку, невольно начинает улыбаться тоже. Я чётко вижу то, как он старается удержать стремящиеся вверх уголки губ, но ожидаемо проигрывает сам себе. — Смешно тебе, да? — Не моя вина, что ты такой смешной, когда злишься. — Тебе повезло, что у тебя очень милая улыбка, Чонгук, — вмиг забывая о своём негодовании, Тэхён возвращается к готовке. Я подхожу ближе, с восхищением и интересом наблюдая за чужими приготовлениями. — В противном случае я бы продолжил на тебя злиться, — злись, бесись, гневайся. Всё, что угодно, только дыши и будь рядом. Следующие десять минут проходят практически в тишине. Сэндвич с кимчи и свининой, приправленный моим любимым острым соусом, лишает меня дара речи. Тэхён действительно очень вкусно готовит. Или я просто слишком сильно изголодался. По нему. Он, получая от меня тонну комплиментов, смущённо улыбается и весь сияет изнутри. Как на самом деле людям порой мало нужно для счастья — всего лишь пара добрых слов, и человек весь оставшийся день проведёт в хорошем расположении духа. Когда душ и еда остаются позади, а мой самый заботливый и чуткий человек остаётся довольным, приходит время разговоров. Тех, которые необходимы для осуществления моей миссии. Мы сидим за небольшим прямоугольным столом. Тэхёновы руки расслабленно покоятся на его поверхности, а нежный взгляд устремлён ко мне, сидящему прямо напротив него. За окном стемнело ещё сильнее, а кухня всё также освещается приятным приглушённым светом. Атмосфера располагает к откровенности, и я искренне надеюсь на её помощь, а также на безусловное доверие своего собеседника. — Тэхён, то, что я сейчас скажу, может показаться тебе немного странным. Но давай, пожалуйста, представим, что я потерял память и забыл всё, что за последние годы случилось? Или что, например, мы с тобой только что познакомились. Я буду задавать тебе вопросы, а ты будешь на них отвечать. Что думаешь? Мой план заключается в том, чтобы выведать у Тэхёна некоторые базовые факты. О его семье, работе и, конечно же, наших с ним взаимоотношениях. Я обязан знать, с чем связана его исключительная нежность по отношению ко мне. Честно говоря, пользы в этом конкретно для осуществления моего запланированного спасения мало, но если это действительно наше с ним будущее, то я… просто не могу не полюбопытствовать. — Это действительно немного странно, — он немного хмурится, переживая за то, что я веду себя несколько необычно, если говорить мягко. Но спустя несколько коротких секунд его лицо озаряется улыбкой, и он продолжает куда более расслабленным тоном: — Но я люблю странности. В особенности — твои. Облегчённо выдыхаю. Мне доверяют. — Отлично, вот мой первый вопрос. Сколько тебе лет? Он резко начинает смеяться, выпучив глаза от неожиданности и удивления. Не подозревал, что вопросы будут настолько… базовыми? Но, прочитав на моём лице, что я не шучу, Тэхён прочищает горло и берёт себя в руки, становясь серьёзным и сосредоточенным. Он же согласился играть по моим правилам, потому и отвечать ему придётся, как есть. — Мне двадцать семь, Чонгук. Двадцать семь? В моей настоящей реальности мне почти что же столько. Подождите… Получается, здесь мне сейчас… тридцать два года?! Так, хорошо. Точнее, это немного жутко. Нет, очень жутко. Я медленно опускаю голову вниз, к собственным рукам, начинаю разглядывать их вдоль и поперёк, пытаясь увидеть в них некое подтверждение собственного возраста. Или же в этом нет смысла? Вдруг здесь, как и в случае с прошлым, есть второй Чонгук? Тот, чьё место я теперь занимаю? Руки, которые я разглядываю, начинают дрожать. Губы им аккомпанементом — тоже. Так, успокойся, возьми себя в руки. Не подавай вида удивления. Всё-таки, ты «играешь», а не действительно ничего не знаешь. А потом я вдруг замечаю на большом пальце левой руки два небольших шрама. Две маленькие чёрточки, которых у меня никогда не было. И меня охватывает новая порция паники. Я — это и вовсе будто не я. Новые воспоминания, новые события. Все они прошли мимо меня. Я не помню эти шрамы. Так неужели в прошлом я «раздваиваюсь», потому что уже прожил события тех лет, а здесь ещё нет? Здесь я единственный Чонгук? Неужели это будущее — единственно правильное будущее, в которое меня перебрасывает в качестве доказательства, что есть и надежда, и шанс, и смысл? Всё это действительно осуществимо. Мне нужно только постараться. И я окончательно сбрасываю с себя это негативное наваждение, возвращаясь к теме разговора с ещё большим энтузиазмом: — Какая у тебя семья, Тэхён? — В моей реальности они сильно тебя подвели. Подтолкнули к тому, что мне теперь приходится исправлять. — Расскажи мне о своих родителях, брате. Привыкнув к нашему формату, Тэхён в этот раз уже не удивляется и отвечает с такими спокойностью и серьёзностью, словно мы с ним по-настоящему только-только начинаем наше знакомство. Более того, его лицо на этом вопросе как-то заметно светлеет, делается более радостным и сияющим. И очень скоро мне становится понятно, почему. — Мои родители прекраснейшие люди на Земле, — он улыбается с какой-то мечтательностью. Я улыбаюсь тоже, начиная заворожённо слушать рассказ о его счастливой жизни. — Мама работает художницей по костюмам, готовит самый вкусный горячий шоколад в мире, а ещё до смерти боится змей. Мы встречаемся с ней каждую неделю за завтраком, обедом или ужином в одном из городских кафе. Каждый раз выбираем место встречи по очереди, чтобы всё было по законам демократии. Иногда к нам присоединяются Джин с Вайолет, — это имя мне незнакомо, но я на нём не зацикливаюсь, сосредотачивая всё внимание на Тэхёне и его радостных эмоциях, — или папа, но мы всё же предпочитаем, когда нас оставляют наедине, — он смущённо смеётся, а я весь тянусь вперёд, к нему. Мне не терпится поскорее узнать все подробности его безграничного счастья, его огромной любви. Хоть где-то он получил ту семью, которую по-настоящему заслуживает. — Так уж с детства сложилось, что я всегда больше всего тянулся к маме, — слово «мама» он произносит с особенной нежностью. Я вспоминаю стоящую на столике фотографию с красивой женщиной. Получается, это было она. Не жена, не подруга. Мама. Они действительно очень близки. Это дарит мне неописуемые облегчение и радость. — Папа же долгие годы работает в строительной компании, одно время даже пытался уговорить Джина бросить программирование и пойти работать на него. Та же участь чуть позже постигла и меня. Но мы с братом были непреклонны в своих желаниях — у каждого из нас уже была своя мечта. — И какая же — твоя? — Улыбка не сходит с моего лица. Вот оно, мои главная цель и желание — привести его к такой жизни. Превратить всеми оставленного и преданного ребёнка в самого любимого и обожаемого сына, окружённого любовью, имеющего собственную мечту и желание жить. — Спасать людей, если говорить кратко. Меня впереди ждёт ещё долгая практика, сейчас я всего лишь прохожу резидентуру в хирургическом отделении, — мои губы неконтролируемо приоткрываются в удивлении. Тэхён — врач. Это так… достойно, благородно. Чудеснейший мальчик, прекраснейший мужчина. Глаза от гордости и счастья хотят наполниться слезами, но я их контролирую, не выпускаю. Мне нельзя подавать виду, мы же всего лишь играем, по правилам этой реальности я давно уже знаю его профессию. — Но я на всё готов, чтобы осуществить задуманное. Я хочу дарить жизнь. Знаешь, однажды я стал свидетелем ужасной аварии, — его лицо вдруг мрачнеет. Голос становится менее уверенным и твёрдым. В глазах мелькает некое сожаление. — Там был мужчина, которому нужна была помощь, но всё, что я мог, это обессиленно рыдать, — мой мальчик шмыгает носом. Я моментально подрываюсь с места, присаживаясь на корточки у его ног. Беру Тэхёна осторожно за руку и всеми силами стараюсь показать, что я рядом. Он — не один. — Я был бессилен. Просто смотрел, как из человека медленно вытекает жизнь. И я больше не хочу быть бессильным, Чонгук. — Ты не бессильный, — встреваю, сразу же обрубая ненужные мысли на корню. — Ты уже даришь жизни. Взять хотя бы меня. Знаешь, до тебя я будто не жил, а существовал. Каждый новый день был для меня, как очередной уровень в бесконечной игре, который надо пройти. Я не испытывал ни искренней радости, ни счастья или удовольствия — просто пытался дожить до следующего утра. Только с тобой я научился радоваться каждому подаренному мне мгновению, Тэхён. И это один из немногих разов, когда я не сочиняю, а говорю чистую правду. Тэхён подарил мне любовь к жизни. Показал, что пусть даже в ней и не происходит ничего особенного — само наше существование и есть главная особенность. Просыпаться, встречать рассвет и иметь доступ ко всем благам этого мира — это те возможности, которых у Тэхёна из моей реальности больше нет. И мне кажется, что люди всегда должны давать себе шанс. Конечно, не мне решать, кому и как поступать со своей жизнью, но у любой боли есть конец, за которым следует новое начало, а смерть — это тот конец, за которым не следует ничего. Тэхён улыбается мне разбитой улыбкой, смотря сверху вниз. Прикасается к моей щеке и нежно проводит по ней костяшками пальцев. — Только не делай меня смыслом своего существования, хорошо? Ты должен быть счастлив сам по себе, должен быть целостным. Ты уже стал моим главным смыслом, путеводной звездой и ярким Светом во Тьме. Я не могу отменить эти чувства. И даже если тебе однажды придётся снова меня оставить, я всё исправлю. Смерть не властна над нашей с тобой связью. Я в этом убедился на практике. Я всегда буду следовать за тобой из реальности в реальность, пока Вселенная не сдастся и не опустит руки. Тогда в нашем распоряжении будет целая вечность. — Последний вопрос, Тэхён, — я протягиваю ему руку и прошу встать. Затем подхожу ближе, почти вплотную, и смотрю ему в глаза. Говоря о подаренном счастье, рутине и заботе мы подобрались к очень важной теме, которую я по непонятным мне причинам так долго игнорировал. Я не поднимал её даже наедине с самим собой. Наверное, слишком сильно боялся получить не тот ответ. Но теперь я готов. — Кто я для тебя? Он тихо смеётся, не отрывая от меня взгляда, полного каких-то умиления, восторга и… обожания? А затем мягко цепляет мою руку и прислоняет к своему лицу, опускаясь на мою ладонь щекой. — Я мог бы сказать, что ты — моя любовь. Родственная душа, самый близкий в мире человек, лучший друг и родной брат. Моя главная слабость, сильнейшая зависимость и неиссякаемый источник счастья, — прошу, остановись, или хотя бы замедлись — моё сердце не поспевает за твоими словами. Оно замерло ещё на первом предложении, а теперь не может восстановить свою работоспособность. — Я мог бы назвать тебя целым миром, самым ярким событием в своей жизни, настоящим чудом и дьявольским везением, — он делает паузу, чтобы обхватить моё лицо обеими руками и, приблизившись еще ближе, прошептать: — Но всех этих слов никогда не будет достаточно. Ты — в тысячу раз больше, чем можно подумать, представить или сказать. Щёки покрываются румянцем, весь воздух выходит из лёгких. Правда оказывается не только очень сладкой, но и жутко смущающей, немного почему-то пугающей. Я и Тэхён… Мы…? Серьёзно? Таково наше будущее? Таковы наши судьбы? Неужели, проснувшись в тот день в этом самом доме и почувствовав оставленные утренние поцелуи и нежность, я наткнулся на наши собственные следы? Я был тем, для кого были приготовлены бельгийские вафли? Или, возможно, я готовил их сам? Этот дом — и мой дом тоже? Во мне происходит сразу много всего. Страх обрушивается с новой силой. Теперь я борюсь не только за чужую жизнь, но и за собственное будущее. Только дурак выпустил бы из рук подобную реальность. Но больше всего меня накрывает какими-то особенными вдохновением, счастьем и… любовью. Конечно же, любовью. Во мне её рождается столько, что она в избытке потоком льётся из ушей, носа и даже глаз. Она огромным озером растекается и в моей голове, заставляя меня, потупив взгляд, задать невообразимо глупый вопрос: — Иными словами, я — твой партнёр? — Да, можно сказать и так, — Тэхён бесшумно смеётся, прикрыв глаза. А потом привычным движением костяшек пальцев нежно проводит по уголкам моих губ, носу и подбородку. — Ты — мой партнёр, Чонгук. Мой молодой человек, парень, бойфренд. Возлюбленный. — Возлюбленный, — растягиваю слово на языке, примеряя новую роль. — Мне нравится, как это звучит. — Корень у этого слова «любл». То есть: любовь. Ты всегда был и есть для меня любовь. Я никогда не знал этого чувства до тебя. Думал, что знаю и понимаю, когда встречался с кем-то или просто целовался, но ты… Ты стёр в пыль всё, что было до тебя, Чонгук.

Klangstof — Cold Little Heart

Тэхён, поддавшись собственной эмоциональности, не даёт мне даже возможности что-то ему ответить, сразу же порывисто примыкая к моим губам в жадном и чувственном поцелуе. Он выходит импульсивным, но, как и в прошлый раз, полным трепета и нежности. Тэхён не умеет иначе. Он всегда остаётся ласковым. Его пальцы виртуозно вплетаются в мои волосы на затылке, пока другой рукой он мягко приобнимает меня за талию. Я плавлюсь, как восковая свеча, в его крепких руках, в движении которых чувствуются особенные тепло и ласка. Моё тело, в отличие от застывшего в силе этих чувств и эмоций разуме, моментально отзывается на эту близость, подаваясь вперёд. Мои руки опускаются на его поясницу, сжимают и давят на неё, приближая к себе. Я хочу вжать его в себя, как бы странно это ни звучало. Быть ещё ближе, соединиться и переплестись. Стать одним целым и никогда больше не разлепляться. Меня вдруг начинают аккуратно и уверенно вести спиной к дивану. Поцелуй при этом ни на мгновение не прекращается. Он становится более страстным, более жадным. Тэхёновы руки, параллельно губам, исследуют моё тело. Каждым прикосновением мне передаётся особое знание: Тэхён очень скучал по мне тоже. Даже несмотря на то, что с нашей последней встречи в этом мире прошло всего лишь несколько часов, он прикасается ко мне так, словно тоже множество раз меня уже терял. Его руки везде: щупают небольшой жирок на животе, поглаживают ласково поясницу, мягко перебирают рёбра. И каким-то образом даже касаются моего сердца. Он шепчет сквозь поцелуй: — Твоё тело столь же божественно, как и душа, — и оставляет мокрый размашистый поцелуй на моей шее. — Хотел бы я быть художником, чтобы каждый день тебя писать. От каждого действия, прикосновения и слова начинаю несдержанно стонать. Тэхён от этих звуков распаляется сильнее, впиваясь в мои губы очередным голодным порывом, и мягко опускает меня спиной на диван. В начале он оказывается сверху, но очень быстро Тэхён переворачивает нас, и я оказываюсь сидящим на его бёдрах. Откинувшись на подушки, он смотрит на меня снизу вверх с нескрываемым восхищением. — Обожаю, когда ты сверху. Восседаешь на мне, король. «Как» он не произносит случайно? Или намеренно? — И какое же у меня королевство? — Королевство всего. Цветов, солнца, дождя, бельгийских вафель. Ты — король мира. Моего — так точно. А все остальные — не имеют для меня никакого значения. Он вдруг подаётся вверх, ко мне. Как ракета, сжигающая топливо и получающая ускорение. Взлетающая покорять новые галактики ракета. Столкновение наших тел выходит резким, но мягким и приятным. Меня крепко сжимают в объятиях, как самую главную в жизни ценность, не отпускают ни на секунду, словно тоже хотят склеиться намертво, и начинают расцеловывать лицо. Влюблённые губы ведут от одной стороны к другой, от левой щеки к правой, от подбородка, который аккуратно прикусывают, ко лбу. На мне не остаётся и клочка, не отмеченного тэхёновым поцелуем. Получается картина. Как папа учил в детстве: мажешь зубную щетку краской и коротким движением оставляешь на белом листе бумаги хаотичные брызги. Так всегда получался космос. Я теперь получился космосом тоже. Прикосновения и поцелуи парят во мне, как парят в галактиках космические объекты. За окном раздаются первые раскаты грома. Начинается моросящий дождь, шумят сильные порывы холодного ветра. Но здесь, в пределах этого уютного дома, температура нашего слияния достигает отметки в бесконечность. Всё кажется таким правильным. Тэхён опускает меня на спину, нависая надо мной сверху. Толкается, как ласковый кот, в мой живот и улыбается. — Ты так вкусно пахнешь, — он носом ведёт по моему животу, вдыхая мой запах и порождая на моей коже рой мурашек, — просто невозможно, Чонгук. — Это ягодный гель для душа. А ещё ты, — произношу с нескрываемой гордостью, особенным удовольствием. — Я весь, с головы до ног, пахну сейчас тобой. — Надеюсь, так будет всегда, — зубами он поддевает край моей футболки и пытается оголить моё тело. Я ему помогаю. Торопливо стягиваю с себя верх и, часто дыша, смотрю на него снизу вверх. Я, сам того не осознавая, целую вечность ждал этой близости. Мне так хотелось любить и быть любимым, хотелось дарить себя и получить свой кусочек тепла. Мне был нужен кто-то, кто полюбит меня той самой любовью, о которой пишут книги и снимают фильмы, и хотелось любить самому. Я и не подозревал, что найду всё это в том, кого называл «ветреным» и «несерьёзным». Если бы я только знал тогда, сколько боли и счастья одновременно мне принесёт этот сумасшедший, совершенно ненормальный мальчишка, сгрёб бы его в объятия в ту же секунду и никогда больше не отпускал. Тэхён начинает покрывать мой живот сладкими поцелуями, следуя какому-то им же самим намеченному маршруту. Старается покрыть собой каждый сантиметр меня, а я только и успеваю, что жадно ловить губами воздух, которого становится предательски мало. Во всей этой увертюре любви даже не замечаю, как чужие язык и губы успевают подобраться к моим бёдрам. — Мне… можно? — Вдруг спрашивает он с некой уязвимостью. Словно я мог бы ему отказать. Конечно, можно. Тебе — всё. Я бы за тебя отдал даже собственную жизнь, а ты спрашиваешь, можно ли тебе любить моё тело? Но не произношу и слова — лишь в согласии киваю головой и чуть шире развожу ноги в стороны, открывая больше пространства для действий. Наглядно показываю: я ведь всё для тебя и весь для тебя, родной. Тэхён, получив моё разрешение, короткими поцелуями принимается окрашивать внутреннюю сторону моего бедра в цвета любви. Сначала одну ногу, затем — вторую. Меня всего медленно лихорадит. Каждое прикосновение влажных губ отзывается внутри меня наэлектризованными зарядами. Постепенно Тэхён подключает и руку, начиная медленно поглаживать мой член сквозь ткань трусов, а во мне от этих действий взрываются, самоуничтожаясь, целые звёзды. А с каждым поцелуем рождаются новые. Может, так однажды и появился космос? Это просто итог чьей-то огромной и искренней любви. Тэхён долго расцеловывает всего меня, а потом, не желая терзать меня этим слишком долго, аккуратно стягивает с моих бёдер лишнюю одежду. Он пару долгих секунд любуется открывшимися ему видами, заставляя меня сильно смутиться, а затем, словно его мучает дикий голод, насаживается ртом на мой член, вбирая всю длину за раз, до самого горла. Я моментально издаю протяжный стон, запрокидывая назад голову от удовольствия. Он даже отрывается от своего занятия на секундочку, чтобы посмотреть на меня. — Я так люблю видеть тебя таким, хён, — слышу (или, скорее, просто чувствую?), как он довольно улыбается. — Наслаждающимся. Тающим от удовольствия. Тебе очень идёт. Всё, на что меня сейчас хватает, это только сдавленно промычать. Тэхён, улыбнувшись моей реакции, возвращает губы обратно ко мне, продолжая языком и губами доводить меня до самых пиковых точек удовольствия. Хлюпающие звуки становятся громче, чётче, а моё сознание уплывает всё дальше. Судорожно цепляюсь за ткань чужой футболки, наматывая её на свой кулак в качестве точки опоры, в качестве последнего оплота, удерживающего меня в реальности. Тэхён тянет ко мне руки, нежно касается пальцами моих запястий, стараясь каждой своей частичкой быть рядом со мной. Ему не хочется оставлять меня ни на секунду, даже если он в буквальном смысле находится ко мне ближе некуда. Это чувство очень хорошо мне знакомо. Постепенно движения тэхёновой головы становятся более частыми, ей на помощь приходит и его рука. Выдерживая общий ритм и темп, они очень быстро доводят меня до оргазма. Всё внутри взрывается с силой тысячи — больших и маленьких — звёзд. Чувствую разливающееся в паху тепло, а в своих внутренностях — тягучий и сладкий мёд. Мне липко, влажно и хорошо. До безобразия хорошо. — Ты в порядке? — Тэхён, беззастенчиво вылизывая собственные губы, пропитанные моим соком, приподнимается на коленях и заглядывает мне в глаза. В его — я вижу острую потребность знать, что ему удалось доставить мне удовольствие, что мне всё понравилось. Так я понимаю, что мои удовлетворение, благополучие и комфорт — его первостепенная задача. — Всё хорошо? Под стать своему партнёру встаю на колени и подхожу ближе. Приближаюсь вплотную и, взяв любимое лицо в захват обеих ладоней, произношу особенно уверенно и гордо: — Это было волшебно. Ты — волшебный, Тэхён. Но мне мало, чертовски мало. Даже за всю жизнь я никогда, наверное, так и не смогу утолить свою жажду по этому человеку. Потому, не стесняясь собственной наготы, вплотную приклеиваюсь к чужому торсу. Почувствовав неприятное прикосновение ткани к коже, порывисто и слегка раздражённо начинаю стягивать футболку с тэхёнового тела. К собственному удивлению, почти даже рычу от нетерпения. Он же, улавливая направление моих желаний, а также напрямую чувствуя вновь усиливающееся во мне возбуждение, помогает быстрее избавиться от одежды. Ему не терпится быть со мной кожа к коже тоже. Когда и Тэхён становится полностью обнажённым, я отхожу чуть в сторону, чтобы дать себе возможность насладиться этим прекрасным видом. Он меня не прерывает, не закрывается от стеснения — пользуется моментом, чтобы также полюбоваться мной. Изучающим взглядом я прохожу по каждому сантиметру тэхёнового тела, начиная с потрясающих ключиц и подтянутого живота и заканчивая крепко стоящим членом внушающей длины. Смотрю, восхищаюсь и не верю — это всё принадлежит мне. Я могу любоваться, касаться, пробовать на вкус. И как я только жил, когда у меня не было Тэхёна? Как мог сидеть напротив него в «Саду» и даже не почувствовать, что вот он, весь мой мир? Мы с ним были незнакомцами, а потом его смерть взяла нас и связала. Мы теперь партнёры, возлюбленные. Это всё какое-то безумство. Настоящее чудо. Или же — судьба в своём первозданном виде. Тэхён смотрит на меня с тем же голодом, с той же любовью, с теми же мыслями: он просто не может поверить, что всё, что перед собой видят его глаза, действительно добровольно отдано в его власть. — Я хочу тебя себе, Тэхён, — чувства и эмоции создают мысли, а те, в свою очередь, обращаются в слова: — Всего и полностью. На мне и во мне. Всегда и навеки. — Какое везение, хён, — томно отвечает он, заставляя живущих во мне гусениц вырваться из кокона и превратиться в бабочек. Теперь они порхают в моём животе, создавая взмахами своих крыльев водовороты любви. — Ведь я тоже этого очень хочу. Мой возлюбленный приближается ко мне и, подложив ладонь под мою голову, медленно и осторожно опускает меня на плоскую поверхность дивана. Случается очередное приземление, новое столкновение наших тел. На улице снова гремит гром. Дождь ливнем стучит в наши окна. Всё начинается заново. Чувственные поцелуи. Жаждущие урвать себе больше прикосновений руки, что рыщут по телу безостановочно. Мокрые губы, издающие пошлые и потрясающие звуки. Кругом идущая голова. Любовь, любовь, любовь. Очень много любви. Тэхёна так много, так мало. Он везде. В каждом звуке, в каждом ярком пятне, что появляется перед моими глазами, когда я их закрываю. Тэхён есть даже в стучащем по окнам дожде. Он — всё. Несмотря на то, что мой оргазм случился совсем недавно, всё во мне горит и просит о продолжении с новой, удвоенной силой. Тэхён это во мне замечает. Или же каким-то магическим образом просто чувствует и поэтому спрашивает: — Пустишь меня к себе ещё ненадолго, м? — В качестве подкупа Тэхён сначала соблазнительно мажет языком по ареоле моего соска, оставляя там влажный след, а потом не больно прикусывает самый его эпицентр, вызывая у меня блаженный всхлип. — Мне кажется, я ещё не всего тебя успел распробовать. — Да, Тэхён, — приятные мазки и укусы продолжаются, сменяя друг друга в томительной продолжительности, а я на них реагирую жалобными всхлипываниями и стонами. — Да… Он радуется моему согласию, как ребёнок рождественскому подарку — искренне и всей душой. Но даже не подозревает, что самый главный подарок в виде его бьющегося сердца уже получил я. Ничто не пойдёт в сравнение с тем, что есть у меня. Тэхён уходит за лубрикантом, оставляя меня в мучительном ожидании, но довольно быстро возвращается, устраиваясь меж моих ног. — Родной мой, — массируя и поглаживая мои бёдра, он вдруг произносит нечто жутко смущающее с непривычной для меня обыденностью: — Подними свои прекрасные ноги и обхвати себя под коленями. Так нам обоим будет намного удобнее. Из-за этого предложения, поступившего ко мне впервые, я весь краснею и сильно смущаюсь. Такая поза кажется мне слишком неловкой, в какой-то степени даже немного «уродливой». Мне абсолютно не нравится идея того, что Тэхён увидит меня… так. — В чём дело? — Он сразу же замечает все мои переживания и тянется ко мне, чтобы привычным жестом руки ласково погладить по щеке и заверить: — Если не нравится так, сделаем по-другому. Только скажи мне, как и чего ты хочешь. Я всё сделаю. И меня, освещённого ярким светом горящей в тэхёновых глазах любви, вдруг озаряет: все мои беспокойства совершенно беспочвенны. Этот человек сделает для меня всё и даже чуточку больше. Он никогда не рискнёт ввязывать меня в то, в чём не уверен на сто процентов. И я полностью ему доверяю. — Нет, всё в порядке. Просто немного боюсь. — Чего? Меня? Или собственного удовольствия? — Его риторический вопрос приправлен улыбкой, однако лишён злой иронии. Он всего лишь пытается разрядить обстановку. — Запомни: ты для меня прекрасен всегда и во всём, милый. А уж эта поза… поверь, за такие виды тебе не должно быть неловко. Тут наоборот… должно быть неловко мне. За, — он стыдливо прокашливается, — возможную несдержанность. И как ему это только удаётся? Распознать все мои тревоги, найти глубоко во мне их первоисточник, а потом подобрать нужные слова. Он не только врач, лечащий тела, но и истинный целитель душ. Моей — так точно. Это и не удивительно, они же у нас связаны. Были ещё до тех пор, когда появилась эта Вселенная. Тепло улыбнувшись, несколько раз киваю. Соглашаюсь, полностью доверяясь своему мужчине. И, обхватывая себя под коленями, приподнимаю ноги и таз к верху. Нисколечко о своём решении не жалею — мгновенно распыляюсь глухим вздохом от поступающего удовольствия. Тэхёнов язык, так умело и хорошо проникающий в узкие стенки, создаёт во мне новые взрывы. Теперь уже не только звёзд, но и целых галактик. Он вырисовывает внутри меня такие узоры, словно я — чистое полотно обездоленного художника. От жажды большего я толкаюсь ему навстречу, жалобно насаживаясь на его язык сильнее и глубже, а он лишь дразняще щекочет меня своим дыханием. Когда в меня входит сначала один его палец, а потом и второй, мне начинает казаться, что он касается меня изнутри. По-настоящему изнутри. Что он давно уже переместился внутрь меня самого, помечая каждый мой орган своим запахом. Так я впервые познаю любовь. Я нахожу её в тэхёновых безграничных заботе, внимательности и предельной осторожности каждого действия. Я вижу её, когда он смотрит на меня с неописуемой нежностью. Я её слышу в звуке его голоса, который будто бы специально для меня становится мягче. И чувствую в каждом касании, без которых он будто бы не может провести и дольше трёх секунд. Кажется, эта сладкая пытка длится целую вечность. Или, напротив, лишь краткий миг. Разобрать сложно. В этом наслаждении нет ни времени, ни пространства — только я и мой Тэхён. Безостановочно вздыхаю, стону, шумлю. Как волнующееся море. А там, внизу, есть целый океан. Могучий, безграничный, красивый. Он, так ни разу к себе даже и не прикоснувшись, разбушевался не на шутку тоже. Потому, чуть отстранившись и оставив во мне неприятную пустоту, наставляет: — Чонгук, если почувствуешь неуместный дискомфорт, дай мне знать. Не терпи. Никогда не терпи. — Хорошо. И Тэхён спускает свои корабли на воду, окончательно пропадая во мне. Я пропадаю во всех этих чувствах тоже, когда он, не жалея смазки, впервые в меня входит. Он делает это очень медленно и осторожно, давая нам обоим возможность привыкнуть. И, зажмурившись от моментально накрывшего его с головой удовольствия, шепчет: — Боже, Чонгук. Чонгук, — будучи не подготовленным к подобному экстазу, он практически падает, опускаясь своей грудью на мою. И тут же целует с особенной чувственностью, передавая мне свои признания в любви. — Ты просто… восхитительный. Мы сплетаемся телами, сердцами и душами. Движемся в унисон, подстраиваясь под движения друг друга, чувствуя друг друга каждым атомом. Тэхён продолжает шептать мне в губы признания, трогать меня всего и везде, а я от его близости просто с ума схожу, совершенно не понимая, куда деть все эти невероятные эмоции и ощущения, которые переполняют меня во всех смыслах. Мы целуемся так, словно были в разлуке целую вечность. Или же: словно прощаемся на такой же бесконечный срок. Суть одна — мы друг от друга не отрываемся ни на секундочку. Со временем, когда весь дискомфорт окончательно сходит на нет, а в медлительности и излишней осторожности не остаётся нужды, толчки становятся более быстрыми и частыми. Тэхён переплетает пальцы наших рук, сжимая их в унисон своим движениям. Меня по-новой охватывает эйфория. Дыхание начинает сбиваться от накатывающего удовольствия, поцелуи превращаются в сбивчивые мазки. — Ты такой красивый, хён, — продолжая ритмично толкаться в простату, меня начинают расцеловывать в шею. Ведут снизу вверх не только губами, но и мокрым языком. Мажут размашисто, словно хотят поглотить всё пространство за раз. — Хочу видеть твоё лицо, когда ты будешь кончать. Как можно говорить подобные вещи так беззастенчиво?! Я же… …я же сейчас просто закончусь, распадаясь на атомы и растворяясь в этом моменте. Но Тэхён вдруг отлипает от меня, создавая между нами ужасную, влажную пустоту, а потом опускает руку на мой член и, не теряя нужного ритма, начинает мастурбировать мне в такт своим толчкам. Получается какое-то абсолютное безумие. Смесь страсти, желания и одержимости. Они все бушуют во мне, управляемые и ведомые любовью, а потом очень быстро взрываются яркими пятнами перед глазами. — Тэхён, Тэхён, Тэхён, — в момент кульминации испытываю слишком много всего. Перед глазами, как в калейдоскопе, мелькают наши с Тэхёном встречи. Я хочу вернуться в каждую из них, чтобы сказать ему, как сильно он мне дорог и показать, как громко у меня по нему бьётся сердце. Чувства, эмоции и физические ощущения смешиваются во мне в один большой водоворот. Он утягивает меня в себя, а я не нахожу ни одной причины, чтобы спасаться. Весь скулю, рычу, дрожу. И, кончая, шепчу, как в бреду, родное имя. — Тэхён… — Ты прекрасен, хён, — он вновь приближается, возвращается ко мне обратно и начинает поглаживать большими пальцами по вспотевшему лбу. Заботится, бережёт. А ещё ласково зацеловывает в самые губы. Напоминает, как сильно любит. Наверное, на случай, если в водовороте этой страсти я решил хотя бы на секундочку усомниться в том, что в первую очередь нас ведёт любовь. А потом происходит вполне ожидаемое, но такое для меня неприятное и нежеланное действие — он пытается отстраниться. Я чувствую, как он хочет выйти, чтобы моим нутром завладела пустота. Порывисто и ей, и ему препятствую: — Останься, — отчаянно цепляю Тэхёна руками, практически приказывая ему замереть и не выходить из меня. — Продолжай. Ни о чём не переживай. Я хочу, чтобы ты закончил вот так, во мне, — и как только произношу это вслух, сразу же смущённо отворачиваюсь. Это действительно говорю я? Я не узнаю ни свой голос, ни себя самого. Откуда во мне столько… …чего? Грязи? Распутства? Ну же, Чонгук, называй вещи своими именами. Это — любовь в чистом виде. Рядом находится твой человек. Пусть вы с ним и не связаны разного вида бумажками, ты его знаешь и чувствуешь на уровне, который остальным никогда не понять. Тэхён тебя не обманет, не предаст. Он никогда не сделает ничего, что причинит тебе боль или доставит неудобства. Ты в этом уверен. У-ве-рен. Он к тебе привязан и жизнью, и смертью. В конце концов, у тебя во власти находится течение времени Вселенной — собственная «распущенность» должна волновать тебя в последнюю очередь. Но всё-таки, пожалуйста, перестань путать её с любовью. И не бойся собственных чувств и желаний. — Ты уверен? — Когда сознанию возвращается ясность, я лучше вижу Тэхёна, на лице которого застыла растерянность. Не знаю, занимались ли мы с ним таким прежде, но он от моего предложения выглядит крайней взволнованным. Я был бы тоже — подобное доверие схоже с полным обнажением души. Страшно ненароком сделать ей неприятно. — Когда дело касается тебя, я уверен во всём. С его губ мгновенно срывается полувздох-полустон — это его трепещущее сердце отзывается на мои слова. — Я никогда не подведу тебя, Чонгук. Обещаю. Оказывается, моего мужчину невероятно возбуждают глубокая эмоциональная связь, привязанность, уверенность и безоговорочное доверие между партнёрами. Для него это может быть куда более существенным фактором нежели откровенная пошлость. Потому, подчиняясь моим словам, он снова входит в меня. Толкается порывистей, глубже. Ещё более чувственней. Снова и снова, снова и снова. В этом обворожительном танце, который мы вместе танцуем, мой драгоценный мальчик даже успевает дарить мне свои взгляды, полные прежних обожания и любви. Он вновь переплетает наши пальцы и шепчет мне в шею, как молитву, моё же имя. Я в каждом его слове и касании теряюсь, а потом нахожу себя заново. Собираюсь по частичкам обратно, когда он меня целует. Умираю и рождаюсь заново с каждым идеальным попаданием по простате. А потом, сгорая от какого-то дикого нетерпения, возбуждения и удовольствия, обхватываю Тэхёна ногами, буквально впечатывая его в себя. Весь пылаю, горю. И громко кричу, пока Тэхён собирает с моего языка эти крики собственными губами. С каждым новым толчком он передаёт мне безмолвно необъятность своей преданности, степень своей зависимости, а также безграничность своей любви. И когда его резкие и стремительные толчки доводят его до оргазма, он наполняет меня собой в самом прямом смысле этого слова. Я собственным телом чувствую, охватившую его дрожь. Так и замирает внутри меня, пока с моих бедёр медленно стекают последствия нашей любви. Я укладываю его себе на грудь, нежно поглаживая по спине, и расцеловываю все места, до которых только могу дотянуться. Благодарю, прошу прощения. Признаюсь во всех своих сокровенных чувствах на случай, если он всё ещё не осознал, как много во мне его. Он же, весь влажный, вымотанный, подставляется, как ручной, под ласку, дышит часто, пытаясь восстановить дыхание, но всё равно находит в себе силы сказать мне: — Дай мне, пожалуйста, всего лишь минутку. Я приду в себя и позабочусь о тебе, как следует, родной. — Дам даже две, — посмеиваюсь я, охваченный счастьем, и неторопливо перебираю пряди тэхёновых волос. — За красивые глазки. Он вдруг отлипает от меня, вновь создавая неприятное ощущение пустоты и холода, но в следующую секунду приближается почти вплотную, чтобы заглянуть мне в глаза и с особой серьёзностью признаться: — Я тебя безумно люблю, Чонгук, — от моего виска к скуле пробегает нежность — её оставляют тэхёновы красивые пальцы. — Никогда в этом не сомневайся. — Я, скорее, буду сомневаться в себе самом, чем в тебе, Тэхён. Никогда об этом не забывай. Следующие тридцать минут мы проводим в ванной комнате, смывая с себя всё липкое и не нужное. Тэхён с особой заботой, вызывающей первое время очередную порцию смущения, помогает мне хорошенько вычиститься. Но, как бы Тэхён ни старался окружить меня своими вниманием, нежностью и любовью, мной всё равно постепенно овладевала неконтролируемая тоска — я невольно готовился прощаться с этой сказочной реальностью. После ванны мы перекусили. Ни у кого из нас не было сил на готовку, поэтому нас спасали залитые молоком хлопья. Это был один из самых вкусных приёмом пищи в моей жизни. Ему достаётся почётное второе место, следующее сразу за сэндвичем со свининой и кимчи. Чистые и свежие, мы улеглись обратно на диван. Я опустил голову на тэхёнову грудь, вслушиваясь в его сердцебиение. Это самый важный в моей жизни звук. Пока это сердце бьётся, я остаюсь бесстрашным и всемогущим. Пока мы лежали и тихо разговаривали, я одновременно испытывал два желания. Первое: чтобы Тэхён поскорее заснул и дал мне возможность от него незаметно уйти. Второе — куда более эгоистичное и мощное — чтобы он никогда в жизни больше не засыпал. Возможно, тогда мы стали бы навечно счастливыми. Но, несмотря на мои желания, физиологические потребности одержали победу. Тэхён, будучи физически вымотанным, быстро уснул, и мне пришлось остаться наедине с мраком собственных мыслей — мне предстояло вернуться в те реальности, в которых царствует смерть. Я бесшумно вырвался из его объятий, оставил на его губах долгий поцелуй, переоделся в одежду «своего времени» и так же незаметно, как будто меня никогда здесь и не было, покинул пределы этого дома. Мне хотелось сломать себе ноги, чтобы они, ведомые обязательствами, перестали идти. Мне хотелось расплакаться, потому что у моей проблемы не было других вариантов решения. Однако я больше ничего не боялся — во мне теперь была надежда, а также частичка тэхёнового света, которая отныне и вела меня вперёд. Которая однажды и приведёт меня обратно к нему.