Одиночество – это не тогда, когда вы ночью просыпаетесь от собственного завывания, хотя это тоже одиночество. Одиночество – это не тогда, когда вы возвращаетесь домой и всё лежит, как было брошено год назад, хотя это тоже одиночество. Одиночество – это не телевизор, приемник и чайник, включенные одновременно для ощущения жизни и чьих-то голосов, хотя это тоже одиночество. Это даже не раскладушка у знакомых, суп у друзей… Это поправимо, хотя и безнадежно. Настоящее одиночество, когда вы всю ночь говорите сами с собой – и вас не понимают.
Михаил Жванецкий
Какие могут у людей быть причины, чтобы чувствовать себя несчастливыми? Нет, не так. Вы когда-нибудь задумывались, какой в человека и весь наш мир в целом при сотворении Вселенной был заложен смысл? Зачем мы, например, с упованием ждём выходных, если после них всё равно начнутся очередные рабочие будни, в которых мы будем просто существовать от утра до вечера, выполняя порой абсолютно нам безразличные функции? В этом смысл человеческой жизни? Или в том, чтобы провести выходной за скроллингом ленты и желанием отсрочить наступление понедельника? У нас над головами парят в окружении космической пыли неизведанные планеты с потенциалом на новую жизнь, а я в это время трачу треть своей собственной на то, что мне порой невыносимо. Просыпаюсь каждое утро и заставляю себя верить, что жизнь, какой бы она ни была, должна быть любима в каждой ее мелочи: во встрече с близкими, в тихом холодном дожде и хорошем фильме. А то, что в остальное время приходится заниматься нелюбимым делом и бороться с мыслями о бесполезности собственного существования, становится своеобразной ценой за эти счастливые мгновения жизни. Моя работа, в отличие от работы Намджуна, служащего на благо общества, не приносит абсолютно никакой пользы. Я просыпаюсь с ясным осознанием того, что проведу следующие восемь часов, протирая штаны и перебирая бумажки в безжизненном офисе маленькой юридической конторы. Я не спасаю жизни, не делаю научных открытий. Какое у меня предназначение? Для чего Бог вообще решил создать меня? Или, если каждому отведены свои роль и место в общей картине мира, то почему я в ней нахожусь где-то на самой галёрке заднего фона? Ещё более паршиво я себя чувствую из-за того, что поделиться с кем-то своими переживаниями даже не могу. Я ведь из близких никого не терял, финансами в той степени, чтобы существовать, обладаю. А это что означает? Правильно: «Не разводи на пустом месте драму, у тебя ведь ничего критичного не случилось», «у людей вон рук и ног нет, но они продолжают просыпаться с улыбкой на лице». Я, решивший зачем-то заговорить о своих проблемах и чувствах, вмиг после этих слов замолкаю. Жаловаться, по словам окружающих, с моей стороны по отношению к другим очень несправедливо. Жаловаться я перестал, но счастья, увы, не прибавилось. Мне, Чон Чонгуку, уже почти двадцать семь. Несколько лет назад я с отличием закончил педагогический, но, проработав в школе меньше года, вдруг понял, что совсем для этой профессии не подхожу. Дело, ради которого я не спал много ночей и тратил много нервов, оказалось совсем не таким, каким рисовалось в моём представлении и каким описывалось на учебных занятиях. Дети не слушали, когда я объяснял им нечто, как казалось мне, неописуемо важное; дети требовали к себе много внимания, рассказать подготовленный материал и уйти — было мало. Я должен был следить не только за их успеваемостью, но и за любыми изменениями в поведении, обращать внимание на эмоциональное состояние и настроение. Дети — огромная ответственность и всецелая отдача, к которой я оказался совсем не готов. Моих знаний и опыта не хватало, чтобы стать для своих учеников хорошим примером и отличным наставником. Хоть у нас и сложились с ними вполне неплохие отношения, я струсил. Знаете, как говорят: «Он был рождён для этой профессии»? Понятия не имею, что это значит, но, может, младенцам при рождении в головы внедряют чипы с готовыми кодами на работу в определённой сфере? Или же эта фраза — глупое оправдание для тех, кто реализоваться не смог, и оскорбление для тех, кто в поте лица долгие годы добивался того, чтобы стать профессионалом своего дела? Ты трудишься, работаешь, к чему-то стремишься, а по итогу выясняется, что просто был рождён для этого дела, и заслуги твоей, получается, никакой в этом и нет. Так или иначе, оказалось, что преподавание — не для меня, чип мне в мозг не встроили, а собственноручно добытых навыков мне не хватило. В эту сферу меня больше не тянуло, в груди — не горело. Родители со мной на эту тему не спорили и позволили делать то, что вздумается. Им на самом-то деле было ровным счётом плевать, чем именно будет заниматься их сын — лишь бы был здоров и счастлив. Вот только я, устроившись администратором в юридический офис — так, чисто на время, пока не найду что-то другое — счастливым снова не стал. Найти хорошую работу, знаете ли — ох, я уверен, вы прекрасно знаете — вообще оказалось невероятно трудным делом. Вариантов с моим образованием было немного: либо педагогика, чего я уже не хотел, либо что-то низкооплачиваемое. Сферу обслуживания я для себя не рассматривал, поскольку считал, что и так достаточно в ней наработался в студенчестве — теперь я стремился к чему-то большему; к чему-то, где есть карьерный рост и перспективы стать кем-то. Я, бегая вверх-вниз по этажам своего офиса и выполняя малозначимые поручения начальника, теперь ощущал себя никем. Знаете, раньше мне казалось, что я — особенный. Что меня обязательно ждёт невероятно крутая работа с командировками и интересными конференциями, резкий и стремительный подъём по карьерной лестнице, красочная жизнь с путешествиями, захватывающие дух события. Всё, как в моих любимых фильмах и книгах, и даже делать ничего не придётся. Мне всё самое лучшее по умолчанию уготовано Судьбой, ведь я особенный. Теперь же, проводя каждый день своей жизни до жути однотипно — начиная с работы пять/два и заканчивая плановой еженедельной уборкой дома в полном одиночестве, я считаю себя особенным идиотом, возомнившим о себе слишком много и возложившим устройство собственной жизни на плечи кого-то несуществующего. Вот она — взрослая жизнь. В свободное от работы время с трудом находятся силы даже на то, чтобы приготовить себе поесть. Какие там новые знания и навыки? Да и как я вообще выберу для себя что-то новое, если даже не знаю, чем вообще хочу заниматься? Если ни на что даже по-настоящему не способен. Мне иногда кажется, будто где-то в прошлом я свернул не туда, пошёл не по той дороге и лишился какой-то очень важной детали, которая сложила бы сейчас пазл воедино и сделала меня счастливым. Где, например, человек, которого я по всем законам жанра должен был однажды встретить и познать все прелести любви? Где порхающие в животе бабочки и учащённое сердцебиение от одной только улыбки того, для меня одного созданного человека? Я ведь даже никогда не влюблялся. Целовался? Да. Занимался сексом? Да. А любовь... что она вообще такое? Простая лотерея на удачу, которой я, вероятно, напрочь лишён, или же всем предначертанное событие? В мире так много людей, которые всю свою жизнь проводят в одиночестве, которые умирают, так и не познав тех самых сердечек перед глазами. Почему они не приглашены на празднование всеобщей лихорадки любви? По собственной вине или же по воле случая? И как самому перестать бояться всю жизнь провести в мучительном одиночестве? Так вот, возвращаясь к вопросу о том, какие причины нужны для того, чтобы чувствовать себя несчастливым, можно ответить так: абсолютно любые. Всё зависит от человека и его крайних точек. У меня ими стали собственная бесполезность для общества, невозможность найти своё место в мире, а также абсолютная пустота в сердце. Никто не имеет права принижать чужие переживания, произнося пренебрежительное «мне бы твои проблемы». Поэтому не будьте, как я: просто плюйте таким людям в лицо и с шумом уходите, раз до них до сих пор не дошло, что у каждого имеются свои грани восприятия этого мира и его проблем. Я вот недостаточно твёрд и смел, потому стыжусь тех причин, из-за которых несчастен. Руки и ноги у меня ведь на месте, а некоторые живут и похуже меня. Грех жаловаться. Намджун, мой лучший друг, неоднократно советовал мне обратиться к врачу. Ему с каждым днём становится всё сложнее игнорировать периодически возникающую у меня апатию, ведь я всё чаще отказываюсь от какой-либо активности, оправдываясь тем, что хочу «отдохнуть после трудовых будней дома». На самом же деле я иногда просто не понимаю, зачем вообще существую. Намджун мои вечное чувство стыда за свои проблемы, а также отказ их прорабатывать с врачом всем сердцем ненавидит и не ленится каждый раз просить не слушать тётю, говорящую, что «в наши годы условия были похуже, но мы и без мозгоправов справлялись». К тому же, я случайно ляпнул, что это вообще-то стоит немалых денег, а у меня их особо и нет. Или, возможно, я просто слабак и трус, не способный признать очевидные проблемы и заняться своей жизнью. Так или иначе, Намджун психанул и собственноручно записал меня на сеанс бесплатной психологической помощи в центр, соседствующий с его собственным местом работы — полицейским участком. И вот, стоя в субботу днём рядом с неприметным входом в помещение гаражного типа, я не понимаю, как вообще заставил себя сюда прийти. Нет, я ценю желание друга помочь, но сомневаюсь, что от этого психологического сеанса будет какой-нибудь толк. Возможно, я просто не могу принять тот факт, что не стал в свои двадцать шесть тем, кем когда-то мечтал. Вряд ли психологи помогут мне с поиском хорошей работы, всеобщего авторитета, искренних любви и счастья. Но видеть в глазах Намджуна усталость и печаль из-за моего апатичного состояния, мне больше не хотелось, поэтому я всё же ответил согласием. Наверное, мне действительно стоит «хотя бы попробовать», чтобы близкие наконец перестали видеть во мне вечного страдальца и обузу всех их планам. Вы представляете, как тяжело получать от друзей сообщения и бороться с желанием проигнорировать их, потому что даже сил напечатать что-то в ответ нет? Или, может, вы знаете, какого это, получать от них приглашения на прогулку и ненавидеть себя за сотый по счёту отказ? Надеюсь, что вам эти чувства незнакомы. Потому что мне: очень. Находясь в метрах от того, чтобы перейти порог центра психологической помощи, я снова теряюсь в сомнениях. Большую роль в этом сыграла моя мама, позвонившая перед самым моим выходом из дома и увлекшая меня в долгий разговор-обмен-новостями. Например, сын её подруги, Мин Юнги, также известный, как мой бывший лучший друг, получил повышение по работе. Теперь он старший менеджер по продажам в какой-то иностранной компании по производству канцелярских товаров. Также Юнги сделал своей девушке предложение, через пару месяцев они сыграют пышную и красивую свадьбу. Не знаю, что во мне вызывает больше смеха — повышение по профессии, которую он всегда презирал, или же свадьба с девушкой, которую он никогда не любил. На их свадьбу я, кстати, приглашён. Всё-таки — бывший лучший друг. Точнее: красиво поданная иллюзия для моей мамы, которая до сих пор ничего так и не поняла. Но сейчас не об этом. Сейчас о том, что, очевидно, рассказали мне обо всём этом с намёком на то, что пора бы и мне взяться за ум. И дело совсем не в Юнги. Он меня вычеркнул из своей жизни и просто оставил позади, а я давно уже вырос из того возраста, когда подобное причиняет боль. Проблема в другом: видеть, как твои родители восхищаются кем-то другим, а не тобой — больно; видеть, как всё твоё окружение двигается вперёд, создавая новые ячейки общества и покупая квартиры, пока ты сам продолжаешь снимать жильё и заказывать на ужин доставку к любимому сериалу, порой невыносимо. Слишком много сил и эмоций тратится на презрение к самому себе. Как итог: я сильно опоздал на сеанс. Приковывать к себе всеобщее внимание я ненавижу, поэтому медлю, прежде чем войти в помещение и обратить на себя, «опоздуна», взгляды всех присутствующих. Я снова оглядываюсь, нервно покусывая заусенцы большого пальца. Обшарпанное одноэтажное здание не вызывает у меня доверия, хоть я и не понаслышке знаю, что внешние данные всегда отличаются от внутренних составляющих. То, как ты себя рядом с человеком ощущаешь и то, как он смотрит на мир, куда важнее внешности. Но моя собственная — кажется мне некрасивой. У меня пухлый нос, обращающий на себя внимание в самом неприятном смысле этого слова, детская округлость лица, кроличьи зубы и лишний вес. Когда я листаю профили других парней в приложении для знакомств, то сплошь и рядом встречаю одних только аполлонов. Каждый второй выставляет фотографии накачанного пресса и изящных мышц. Я хоть и считаю, что это — не то, на что стоит обращать внимание в первую очередь, таким похвастаться сам не могу и в очередной раз презираю себя за неспособность отказаться от вредной еды и продержаться в фитнес-зале дольше недели. За этими мыслями проходит ещё около пяти минут, после чего я принимаю решение, что опоздание на пятнадцать — совсем уже перебор, и со спокойной душой разворачиваюсь по направлению к ближайшему кафе. Мне нужно перевести дух и морально подготовиться к причитаниям Намджуна, который по истечении моего сеанса обещал позвонить. Дойдя до пункта назначения, к которому меня минут двадцать вела карта в телефоне, я присаживаюсь за свободный столик в кафе «Сад». Это место славится разнообразием ягодных десертов, что я, как злостный любитель всех ягод мира, не смог проигнорировать. Поскольку заведение находится достаточно далеко от автобусных остановок и станций метро, людей здесь не так много, как в других похожих местах. А вишенкой на торте становится отсутствие звучащих из колонок отечественных исполнителей — владельцы предпочитают включать иностранную музыку, которую так сильно люблю и я сам. Из-за отсутствия посетителей я довольно быстро забираю свой заказ в виде малинового тарта и зелёного чая и занимаю столик у панорамного окна. Вид открывается не самый лучший, всего лишь пешеходная дорога и ряд других однотипных кафе и магазинов, но мне всё же нравится. Не самый худший вариант для проведения остатка бесполезного дня. Повесив сумку на спинку стула, делаю первый глоток ароматного чая и, по чуть-чуть поедая десерт, принимаюсь со скучающим видом листать ленту инстаграма. За этим занятием успевает пройти несколько безмятежных минут, пока меня не отвлекает бесцеремонно приземлившийся на свободный стул за моим столиком парень. Удивлённый чужой наглостью, поднимаю на незнакомца недоверчивый взгляд. — Простите, — стараюсь звучать максимально вежливо, поскольку понимаю, что у этого человека могла быть вполне уважительная причина меня потревожить, — мы знакомы? — Конечно, знакомы. Я пришёл в этот мир с одной-единственной целью — спасти тебя. Ты ведь несчастен и во мне нуждаешься, — самоуверенно заявляет незнакомец. Я сразу же с недовольством хмурюсь, не понимая, что меня поражает сильнее: абсурдность сказанного или же неуважительный тон говорящего. Я не давал согласия на переход на «ты». — Называй меня просто Тэхён, — названный Тэхён ловко встряхивает головой, стараясь смахнуть с лица мешающие ему пряди ярко-красных, отдающих в малину, волос, и по-хищному улыбается. Эта улыбка красноречиво показывает, что он остался своей выходкой очень доволен. Дерзкую радость, горящую в его тёмных глазах, вижу предельно чётко. Несмотря на то, что кожаная потёртая куртка, бывшая ему на несколько размеров больше, делает его внешний вид весьма угрожающим, у него был добрый, по-детски обезоруживающий взгляд, заставляющий меня почувствовать себя в этой нелепой ситуации относительно расслабленным. — Во-первых, для тебя я «хён», мелочь, — с отчитывающим, свойственным учителям голосом отвечаю я. Этому Тэхёну на вид около двадцати лет, что автоматически делает меня «хёном». — Во-вторых, с чего ты взял, что я несчастен? Прямо сейчас я стараюсь не думать о том, как быстро удалось незнакомцу определить моё душевное состояние. Неужели всё настолько плохо, что при одном только взгляде на моё лицо можно понять, что я себя и свою бесцветную жизнь не выношу? — Ты такой невнимательный, хён, — выделив последнее слово с особенной интонацией, которая почему-то оказывается для меня очень смущающей, Тэхён подаётся вперёд и оказывается так близко, что я вижу лёгкую небритость его лица и чувствую шлейф алкоголя. Теперь я позволяю себе снизить ожидания относительно этого разговора: мальчишка попросту пьян. — Говорю же: я пришёл в этот мир к тебе. Мы с тобой связаны. Очевидно, что я о тебе многое знаю, — на последней фразе он дёргает бровью и широко улыбается, а из-под красных волос, которые вновь небрежно рассыпались по его лицу, выглядывает озорной взгляд. Мне хочется громко ему в лицо рассмеяться и уйти. Чего он от меня вообще своими бреднями добивается? Складывается впечатление, что передо мной сидит невоспитанный ребёнок, выпивший с друзьями и с ними же от скуки поспоривший, что сможет завести диалог, полный бессмысленных фраз, с первым же встречным. Но я не смеюсь. И не ухожу. Возможно, во мне звучат отголоски профессии. Возможно, всего лишь посмеиваются усталость и одиночество. Но я всё же спрашиваю: — И что это значит? Голос, возможно, подаёт и плещущаяся на самом дне моего сознания вера в то, что тэхёновы слова могут являться правдой. Было бы так прекрасно, если бы в моей жизни появился человек, который по щелчку пальцев сделал бы меня счастливым, забрав все невзгоды. Если в мире есть место чудесам, то почему бы этому месту не быть рядом со мной? Тэхён после моего вопроса вмиг становится непривычно серьёзным, будто не ожидал продолжения разговора, а от его ответа зависит теперь судьба всего человечества. Он с подозрением щурится, будто рассматривает меня теперь под новыми углами, а потом, приблизившись ближе, поясняет: — Твои мысли, чувства, слова, желания, — он практически шепчет. — Я все их чувствую и понимаю, — и опускает руку себе на грудь, — ведь пунктом назначения в их билетах значится моё сердце. Искренность, с которой Тэхён произносит эти абсурдные предложения, заставляет меня оцепенеть. Какая правда скрывается за его нелепыми словами? С какой целью он вообще подошёл ко мне с этим разговором? Изучающим взглядом я решаю ещё раз пройтись по лицу странного парня, заявляющего о чём-то столь ненормальном с поразительными лёгкостью и уверенностью. Внимательные глаза, наполненные в этот миг литрами несвойственной этой ситуации серьёзности и каплей непонятной мне надежды: ждёт ли он от меня какого-то соучастия в разыгрываемом им спектакле? И должен ли я оправдывать эти надежды? Идеальных пропорций нос с жирным блеском на спинке и маленькой родинкой на самом кончике: родинки на носу, по примете, свидетельствуют о том, что их обладатели могут принять решение за минуту, а через несколько часов быть в другой части земного шара. Тэхён очень похож на человека, способного этим же вечером купить себе билеты в Перу и остаться там жить. Губы в форме, напоминающей сердце. Целовали ли они сегодня кого-нибудь? До того, как Тэхён назвался моим спасителем? Или же это сердце, чьё имя значится в билетах моих чувств и мыслей, ждёт только одного приезжающего? Должен ли я поверить приятной наружности парню с яркими волосами и в потрёпанной кожаной куртке, как у сериального плохиша? И если я ему всё-таки верю, то каким образом он поможет мне избавиться от моего несчастья? Я ему верю? Собственные размышления кажутся мне настолько нелепыми, что я не сдерживаюсь и со злобной усмешкой проговариваю: — В своей жизни не слышал ничего более ненормального, — и устало откидываюсь на жёсткую спинку стула, обращая свой взор в никуда. Отключаю все мысли и органы чувств, стараясь сконцентрироваться на его скорейшем уходе из заведения. Мысли ведь материальны, верно? И если я очень сильно захочу, чтобы Тэхён ушёл, то так оно и случится. — Тем не менее, — по одному только голосу я слышу, что он теперь снова усмехается, — ты продолжаешь со мной говорить. Я возвращаю ему своё внимание, одаривая раздражённым и едким прищуром. Нервы у меня на пределе. — Ты продолжаешь говорить со мной. — Всё ещё не опровергаешь, — и по-доброму мне улыбается. Тэхён спокоен, как удав. Его лицо расслаблено, взгляд уверенный, а слова лишены ненужной громкости. Либо он проворачивает такое каждый божий день, либо настолько сильно уверен в своих словах о нашей с ним «связи». — Я не несчастен! — не выдерживаю я и повышаю на него голос. Он на мой всплеск эмоций и бровью не ведёт, отвечая самодовольное: — Конечно, ведь мы уже встретились, — и снова улыбается во все тридцать два. А потом грустным и виноватым голосом проговаривает: — Прости, что я так сильно задержался. Эта искренность заставляет меня вдруг смутиться. В какой-то момент я снова начинаю всерьёз задумываться над его словами. Что, если это правда? Могут ли люди быть связаны друг с другом на уровне, выходящем за грани человеческого понимания? Могут ли души тянуться друг к другу? Из одной Вселенной к другой, из одной жизни в другую? Конечно же, нет. Мы живём в мире, в котором у одних — есть личный слуга и вертолёт, а у других — нет даже возможности нормально питаться. В мире, в котором страдают даже самые безобиднейшие из нас — котята, щенята и любая другая живность, ничем не заслужившая по отношению к себе жестокости. Здесь не бывает чудес. — И откуда же ты такой взялся, моё спасение? Слова «моё спасение», под стать Тэхёну, интонационно выделяю на фоне остальных слов в предложении. Однако они заметно отличаются от его «хён» в самом плохом смысле — я откровенно ему грублю. Но ему до моей грубости, как и Намджуну, которому нередко достаётся от моего длинного языка, нет никакого дела. Он принимает моё поведение, как должное (что не удивительно, учитывая, что и его знакомство со мной образцовым не назовёшь) и отвечает на вопрос очередной бредней. — Я почувствовал твою боль и решил родиться с тобой в одном мире в одно время, — я уже даже, если честно, не удивляюсь, но всё равно закатываю глаза, а он продолжает: — Ты мог создать меня только вчера, а я появился двадцать лет назад, чтобы именно сегодня мы встретились. Время — не единая прямая. Счастье — не конечная точка. Если время — не единая прямая, то почему каждый день я чувствую себя настолько опустошённым, словно от самого начала до конца дня бежал марафон на высокой скорости? Если счастье — не конечная точка, то в каком промежутке моей жизни оно тогда спряталось? Сомневаюсь, что Тэхён знает ответ. — Спешу тебя огорчить, — проигнорировав собственные вопросы и мысли, я приближаюсь к его лицу настолько близко, насколько позволяет стоящий между нами стол, и чувствую вкусный запах ягодного геля для душа, исходящего от его тела, — ты промахнулся на несколько лет: я не заинтересован в парнях твоего возраста. В эту секунду я понимаю, что сболтнул лишнее, ибо выражение лица Тэхёна становится удивлённым и задумчивым. Только что я просто взял и выдал свою ориентацию сомнительной наружности человеку. Осталось только вложить в его руки пистолет, если он вдруг посчитает меня ошибкой природы и захочет избавиться. Однажды длинный язык, как моя мама всегда и предсказывает, обязательно меня погубит. Но тэхёново удивление длится лишь миг, после которого он снова становится игривым и улыбающимся и притворно уточняет: — Что же не так с моим возрастом, хён? Будучи не подготовленным к такому вопросу, не удерживаю брови на месте — одна из них удивлённо выгибается. Вот как. Интересно. Ранее я предположил и всё ещё предполагаю, что он просто пьян. Теперь же мою голову посещают и другие мысли: Тэхён, например, может таким образом ко мне… подкатывать? От этого я расслабляюсь. Сменяю свой грозный и раздражённый вид на безразличный и усмехающийся. Полагать, что со мной просто пытаются познакомиться куда легче, чем поверить в слова о нашей с Тэхёном связи. Ведь стоит мне только в это поверить, как я стану ждать момента, когда моя жизнь станет другой. Наполненной эмоциями и чувствами, лишённой сожалений и печалей. Не такой одинокой. Настоящей, счастливой. Но где есть ожидания, там поджидают и разочарования. Очередной замкнутый круг, к движению которого я не готов — просто не выдержу новой порции боли. Отшить назойливого парня и продолжить жить так, как прежде, кажется единственно правильным вариантом решения проблемы. — Рискну предположить, что ты ветреный и несерьёзный, — ядовитым тоном отвечаю я. — Чего стоит один только твой «подкат», приносящий дискомфорт. Ты со всеми так знакомишься или всё же умеешь по-нормальному? Оставшись своим ответом крайне довольным, с видом победителя вновь откидываюсь назад. Сейчас этот парень, наверное, сильно расстроится провалившейся попытке проявить себя и отправится восвояси, оставляя меня в приятном одиночестве с вкусным десертом и чаем, который уже успел остыть. Но Тэхён лишь улыбается, что, скорее всего, предсказывает факт моего очередного проигрыша в битве с ним. — Не вопрос, — говорит он. С этими словами Тэхён мне подмигивает, резко встаёт со своего места, заставляя меня поёжиться от скрипа ножки по полу, и покидает заведение, плотно закрывая за собой дверь. Через панорамные окна я вижу, как он сначала топчется на месте, словно готовится к самому главному в своей жизни выходу на сцену, а потом поворачивает голову в мою сторону и смотрит мне прямо в глаза. Тэхён вглядывается в меня своим аккуратным взглядом и, блуждая по коридорам моей неизведанной души, словно знакомится со мной по-другому. Каждым новым поворотом внутри меня он остаётся доволен. Я чувствую это по тому, как тепло улыбаются его глаза. Я не успеваю среагировать, не успеваю ничего даже почувствовать по отношению к этим действиям, как он отводит взгляд. Наспех поправив растрёпанные волосы и сделав театральный выдох, он возвращается обратно. Под мой обескураженный взгляд Тэхён присаживается за стол, протягивает мне руку и говорит: — Привет, — он делает паузу и мягко улыбается. — Меня зовут Тэхён. Я проходил мимо и увидел тебя в окне, — его рука указывает в нужную сторону, — ты мне очень понравился. Могу я называть тебя хёном? Он проговорил всё это самым дружелюбнейшим тоном, в котором не улавливалось ни тени насмешки или попытки поиздеваться. Не увидел я на его лице и хищной улыбки, заставляющей меня чувствовать себя жертвой опасного зверя. Тэхён вмиг преобразился, став завидным кандидатом на роль будущего увлечения для любого человека с хорошим вкусом. Я, наверное, мог бы и сам на него запасть, начни он наш разговор именно так. Но все мосты на пути ко мне он уже сжёг: я не доверяю людям, заявляющим, что они — моё спасение. — Тебе не кажется, что подобные знакомства могут принести обратный эффект? — презрительно щурюсь я. — Человек просто не захочет с тобой говорить, посчитав спятившим. — Ты — другой. Такой же, как и я. Такой же ненормальный? Или несчастный? Не уверен, что хочу знать ответ. — Я, в отличие от тебя, не пристаю к незнакомым людям в общественных местах. — А ты попробуй, — он давит усмешку. — Может, перестанешь, наконец, быть таким несчастным. Мне хочется на него закричать. Что ты вообще обо мне знаешь? Я самый обычный, ничем не выделяющийся человек. Да, я не состоялся в жизни. Да, я совсем не знаю, что такое настоящая любовь, что вообще такое счастливая жизнь. Но таких, как я, миллионы других. Каждый третий по той или иной причине жаждет перемен. Мои проблемы настолько несущественны, что их даже нельзя назвать проблемами. Меня не нужно ни от какой болезни спасать, мне не требуется в срочном порядке огромная сумма денег. Ничего такого, что было бы несовместимо со спокойной жизнью. Приведи меня прямо сейчас к Богу — и я не смог бы сформулировать своё самое заветное желание. Ровно настолько, насколько я не знаю, что делает человека несчастным, настолько я и не знаю, что делает его счастливым. Так чего ты от меня хочешь, Тэхён? Я с грохотом встаю со своего места, со злостью хватая висящую на стуле сумку, и бросаю ему раздражённое: — Запомни: следующий человек на твоём пути может оказаться не таким терпеливым и спокойным, как я. Будь осторожен, — и ухожу, даже не попрощавшись. К моему удивлению, он нагоняет меня на улице. Беспринципно берёт за руку и заставляет обернуться. В его глазах — вселенские тоска и усталость, будто он прожил миллиарды лет, скитаясь по миру, а я стал его последней вылазкой. И это меня внезапно тревожит, словно мне есть до его чувств какое-то дело. — Подобные знакомства избавляют от скуки, вот почему я это делаю, — говорит Тэхён с неприсущими ему честностью и серьёзностью. Он мягко и аккуратно держит мою руку в своей. — Я просто хотел, чтобы из тысячи людей, что ты повстречал за последние дни, сильнее всех запомнился именно я, — он опускает голову, впиваясь пальцами свободной руки в свои волосы на макушке, будто задумавшись, и усмехается. А потом, посмотрев мне в глаза с бесцветной, обречённой надеждой, улыбается и спрашивает: — Ты ведь запомнишь меня, хён? Его улыбка больше не выглядит хищной, а общий вид уверенным. Тэхён теперь кажется мне абсолютно разбитым. И я… то ли поддаюсь его очарованию, то ли различаю в его взгляде ту же картину, что вижу каждое утро в отражении собственного зеркала, но киваю. Тэхён тоже кивает, принимая мой ответ, и тут же отпускает мою руку, чтобы в следующую секунду вставить в уши наушники и уйти прочь, растворившись в толпе безымянных прохожих.***
Обычно после окончания рабочей смены я всегда выбегаю из здания самым первым. Ускоренным шагом бреду по улице по направлению к автобусной остановке, не замечая вокруг себя ничего, кроме собственного желания поскорее вернуться домой. Вокруг люди, архитектура, природа, эмоции и возможности, а я, как угорелый, бегу домой, ведь там меня ждут еда быстрого приготовления и тёплая кровать, забирающая накопившуюся усталость. Дома я чувствую себя защищённым, неуязвимым к трудностям этого мира. И прячусь в нём, как в клетке, всё свободное время. Однако впервые за долгое время я почувствовал, что хочу провести вечер иначе. Не в четырёх стенах и с гнетущим чувством одиночества, а в окружении людей, чьи улыбки, в отличие от моей, обладают живыми и яркими цветами. Возможно, я понадеялся, что это заразно. Потому решил сходить в то самое кафе, в котором я встретил странного парня, жутко взбесившего меня своей выходкой и ставшего из-за этого главной темой в разговоре с Намджуном. Я не знаю, какие Тэхён преследовал цели и какие воспоминания хотел о себе оставить. Возможно, он таким образом просто развлекал сам себя; возможно, полагал, что незаурядность его подката произведёт на меня сильное впечатление, и этим вечером ему что-нибудь да «перепадёт». Я даже не уверен, было ли это подкатом. Тэгу — большой город, и даже с имеющимся в моём арсенале Намджуном, способным нарыть информацию практически на любого живущего здесь человека, я вряд ли когда-нибудь выясню правду, скрывающуюся за маской тэхёновых усмешек. Мне просто это было абсолютно неинтересно. Наверное, беря во внимание вспыхнувшее во мне в тот вечер недовольство, воспоминания о нём должны быть окрашены негативом. Надоедливость, несерьёзность, неадекватность. Все эти слова я с удовольствием бы перечислил, если бы меня спросили о Тэхёне — парне в потрёпанной кожаной куртке и с отдающим в малину цветом волос. Но если бы меня спросили о моих эмоциях, то я бы ответил: красочность, яркость, громкость. Я бесился, раздражался, негодовал, удивлялся, поражался, размышлял, спорил, отрицал. Одним словом: чувствовал. Мне понравилось. Я не помню, когда в последний раз выбирался куда-нибудь помимо работы, родительского дома и прогулок с Намджуном. Несмотря на то, что с лучшим другом мы старались посещать мероприятия разнообразного характера, сам процесс — начиная от времени встречи и заканчивая темами разговоров — стал до жути однообразным и безжизненным. Словно моя жизнь кем-то запрограммирована, а каждое действие подчинено одной-единственной задаче: создать видимость нормального функционирования. Сегодняшним незапланированным походом в «Сад» я хочу напомнить себе, что своей жизнью всё ещё управляю сам. Или, возможно, в глубине души просто надеюсь получить новую порцию эмоций, способных показать мне, что жизнь состоит из чего-то большего, чем работа и дом. На улице тёплый осенний вечер. Солнце отрабатывает последние минуты своего рабочего времени в Тэгу, уходя всё дальше и дальше от жителей этого города. В подарок после себя оно оставляет выкрашенное в тёмно-синий и фиолетовый цвета небо. Я сижу в «Саду», окутанным тихой музыкой и редкими разговорами таких же, как и я, посетителей. На столе лежит Шекспир, которого я обещал сегодня занести Намджуну — он увлёкся зарубежной классикой, держу в руках чашку с ягодным чаем и разглядываю прохожих за окном. Они тоже спешат по домам, тоже гуляют с друзьями, но почему-то кажутся мне намного живее меня самого. Я стараюсь прочитать на их лицах историю жизни: куда они направляются, чем живут и о чём переживают. Чужая жизнь всегда представляется интереснее своей собственной. Мои наблюдения резко прерываются. Перед собой, за панорамными окнами, я вижу какое-то движение и испуганно дёргаюсь, не успев даже дать увиденному отчёт. Моя чашка вылетает из руки, с грохотом падая на пол и разбиваясь. Разговоры в кафе мгновенно прекращаются, образуя неприятную, нависшую надо мной дождевым облаком пустоту. На полу образуется лужа с яркого красного цвета ягодами в центре. Через секунду с улицы доносится истошный женский крик, от которого у меня начинает кружиться голова. Возможно, дело совсем не в крике, а в увиденном секундами ранее, но мой мозг всё ещё меня защищает, пребывая в осознанном отрицании. На ватных ногах я встаю с места и, протискиваясь сквозь успевших столпиться у входа людей, выхожу на улицу. С первых секунд меня по лицу ударяет грубая какофония человеческих голосов. Дрожащими руками я прикрываю уши, ничего и никого не желая слышать. Мои глаза в поддержку мне невольно прикрываются, игнорируя искажённые в ужасе лица людей. Растолкав громких зевак и отойдя от них на несколько метров, я располагаюсь в неком от происходящего отдалении и начинаю часто дышать. Возможно, мне всего лишь показалось, и ничего страшного не случилось, но мои зрачки болезненно горят красным цветом ещё с той самой секунды, когда мои безмятежные наблюдения за потоком прохожих чем-то прервались. Кем-то. Моё дыхание, по мере того, как мозг складывает все детали в общую картину, учащается. Сердце бешено колотит по грудной клетке, выбивая одну и ту же короткую фразу, которую я услышал в субботу, и которая теперь не выходит из моей головы. Не желая больше терпеть эту невыносимую неизвестность, я планирую резко распахнуть глаза и встретиться с реальностью, которая покажет мне, что я просто обознался. Прямо сейчас я глубоко вдохну в себя воздух, которым где-то в одном из ближайших районов Тэгу так же, как и я сам, дышит некто по имени Тэхён, любящий подходить к людям с неординарными способами познакомиться. Я глубоко вдыхаю осенний воздух и открываю глаза на выдохе. Возможно, Тэхён был прав, когда говорил, что мы с ним связаны, поскольку, увидев его безжизненное тело, лежащее на сыром асфальте в луже собственной крови перед дверью «Сада», я тоже больше не способен дышать. Запах его крови забивается мне в ноздри, а в горле комом застревает одна-единственная фраза: «Ты ведь запомнишь меня, хён?» Перед глазами сразу всплывают и хищная улыбка, и добрый прищур красивых глаз. Бархатный голос, которым он со мной играл. Этот мальчишка должен сейчас скитаться с друзьями по вечерним улицам и смеяться во всё горло с глупых и пошлых шуточек, а потом целоваться с кем-то в одном из ночных переулков и чувствовать себя счастливым. Он должен сидеть над конспектами и ругаться на несправедливых преподавателей; должен путешествовать, заниматься сексом, слушать музыку, пить чай. Должен быть живым. Он не должен лежать с дырой в голове и сломанными костями посреди дороги. Тэхён собрал вокруг толпу людей, заставил обратить на себя внимание. Почему он не делал этого, когда лучезарно улыбался, рассказывал небылицы и всё ещё дышал? Почему я не поддался его попыткам пообщаться? Почему не сделал так, чтобы этой ситуации не было? Почему не спросил у него: «А ты, моё спасение, ты сам-то счастлив?». Почему я не учёный с машиной времени из фильма про будущее, не герой видеоигры со способностью перематывать время? Почему я не могу вернуться назад и что-то исправить? Всё, что я могу теперь для этого мальчишки сделать — прошептать еле слышное: «Запомню». А в следующую секунду мои ноги обессилено подгибаются, лишая меня возможности стоять, и я с грохотом падаю на асфальт. Всё, что я вижу перед тем, как мои глаза застилает пелена кромешной тьмы — это Тэхён, мне тепло улыбающийся.