Заболевший котёнок

      С утра Нацумэ отправился в аптеку, где купил жаропонижающий порошок и противовирусное. На всякий случай прихватил сироп для горла. Хоть Огай и не жаловался на него, всё равно следовало быть начеку.       Вернувшись, он заглянул в почтовый ящик и сразу же увидел письмо от Юкичи. Забрав корреспонденцию, Сосэки поднялся в квартиру. Его сразу же встретила оглушающая тишина: Мори ещё не проснулся. Нацумэ снял верхнюю одежду и обувь и направился в ванную. По дороге заглянул к Огаю, но мальчик спал, отвернувшись к окну. Воздух в его комнате насквозь пропах отвратительным запахом болезни. Кот внутри Сосэки жалобно замурлыкал, мечась от бессилия и не зная, как ещё помочь котёнку. Нацумэ почувствовал, что через минуту будет солидарен с ним и тоже начнёт метаться в панике. Поэтому он поспешил закрыть дверь и отправился по своим делам.       Вымыв руки, Сосэки прошёл на кухню и, разложив покупки, стал размышлять, что делать. Пока мальчика будить не стоило — пусть отдохнёт. Из дел ещё была готовка ужина — вчера Сосэки занимался только обедом — но это пока могло подождать. Поэтому он отправился в гостиную и сел читать письмо Юкичи.       Мальчик рассказывал о турнире, проведённом другой школой самураев, и о том, как занял там второе место. Первое отдали ученику той самой школы, хотя это было несправедливо, потому что Фукудзава до самого конца обходил его по очкам. Только в конце тому ученику внезапно добавили ещё баллов, и он обошёл Юкичи буквально на одно очко. Судя по тону письма, Фукудзава до сих пор обижался на такую несправедливость. Нацумэ только покачал головой. Вроде бы школа самураев, а всё равно играют нечестно и отдают победы незаслуженно. Надо бы написать мальчику, чтобы не расстраивался: он всё равно большой молодец.       Потом Юкичи рассказывал об уроках и занятиях, о медитации и о своих проделках с друзьями: они один раз ночью устроили шуточные бои тайно от сенсеев и пробили сёдзи тренировочным мечом. Никто их не спалил, однако сенсей, наставлявший Юкичи, кажется, что-то заподозрил, потому что потом он обмолвился при мальчике: мол, вступать в бой в темноте всегда плохо, потому что даже стену можно принять за противника. Фукудзава гордо сообщал, что он не сломался и никому ничего не рассказал. Наверное, ложь для самурая — это плохо, но Нацумэ решил, что в этот раз похвалит ученика. Иногда надо уметь промолчать, а не рассказывать то, что может привести к неприятным последствиям.       Потом Юкичи делился планами на каникулы: «Приеду — пойду с Огаем гулять! И с вами, Нацумэ-сенсей!» Судя по тону письма, Юкичи очень ждал каникул и возможности погулять с семьей. Мальчик писал, что ему не терпится съесть их с Огаем любимые вафли и покачаться с ним на качелях, а потом пройтись по набережной. Ещё он немного застенчиво писал, что хотел бы сходить в кино на свой день рождения, хотя это, наверное, слишком для будущего самурая. Нацумэ про себя решил, что они непременно сходят и он заставит Юкичи забыть об этих старых предрассудках. Может быть, школа самураев и давала отличные навыки боя, которые были жизненно необходимы для мальчика без способности, однако она же забивала головы учеников ненужной им ерундой. Нацумэ хотел быть уверенным, что Фукудзава не будет внимать этой чепухе про настоящего самурая, вышедшей из давно прошедшей эпохи.       Под конец Юкичи интересовался, как дела у Огая, и просил передать ему, что он скоро приедет. Потом написал своё обычное «С наилучшими пожеланиями, Ваш ученик», однако Сосэки заметил, что до этого Юкичи написал, а потом зачеркнул «Люблю вас обоих». Нацумэ подумал, что стоит сказать Фукудзаве: он может так писать, если хочет.       Он хотел было пойти писать ответное письмо, однако потом решил, что должен сделать это вместе с Мори, иначе Огай на него обидится. Поэтому Сосэки оставалось только взять книжку и устроится поудобнее, ожидая, когда мальчик проснётся.       К десяти часам Мори не проснулся. К одиннадцати тоже. К двенадцати Нацумэ закрыл книгу и решил сам разбудить мальчика. Конечно, он болеет, но проснуться, чтобы поесть и выпить лекарства, тоже нужно. Поэтому Сосэки направился в комнату к малышу.       За закрытой дверью по-прежнему ужасно пахло болезнью. Хотя вчера Нацумэ забрал бóльшую часть вируса, всё равно он ещё жил тут. Сосэки замер на пороге, глядя на спящего Огая. Мори свернулся в клубочек и тихонько сопел, уткнувшись носом в край одеяла. Сон его был тих и спокоен, а лицо расслаблено. Ненадолго Нацумэ задержал взгляд на этом по-детски милом личике, и кот внутри него тихо замяукал, выражая свою любовь к этому котёнку. Сосэки заставил его замолчать, глубоко вздохнул и подошёл ближе к Мори. — Огай, пора просыпаться, — он осторожно погладил мальчика по плечу.       Мори поморщился и отвернулся, перевернувшись на другой бок. Нацумэ едва сдержал улыбку. — Давай, Огай, поднимайся. Уже двенадцать часов, — он снова провёл рукой по плечу малыша. — Не хочу, — пробормотал Огай, кутаясь в одеяло. — Мне плохо. — Поэтому надо встать, чтобы я мог дать тебе лекарства.       Мори нехотя потянулся и сел на кровати. У Нацумэ сжалось сердце, когда Огай посмотрел на него мутными от болезни глазами. Сосэки провёл рукой по его лбу. Всё ещё горячий, хотя и не такой, как ночью. «Сильная зараза», — подумал Нацумэ. — Доброе утро, — он постарался улыбнуться малышу. — Доброе, — буркнул Огай. Настроение у него явно было ниже, чем температура. — Иди умывайся, — велел Нацумэ, выпрямляясь и направляясь к выходу из комнаты. — Потом приходи завтракать.       Мори ничего не ответил. Сосэки уже почти дошёл до двери, когда Огай вдруг упал обратно на кровать и раскинул руки в стороны. — Не хочу! Мне плохо! Не хочу никуда идти! — воскликнул он и тут же закашлялся. — Огай, тебе надо позавтракать и выпить лекарства, — вздохнул Нацумэ, мысленно отмечая, что сироп для горла он, видимо, купил не зря. — Потом можешь обратно лечь. — Я не хочу есть. И лекарства пить не хочу, — насупился Мори. — Хочу лежать!       Сосэки почувствовал лёгкое раздражение. Он понимал, что Огай болеет и что ему не слишком хорошо, и был готов к капризам, однако не настолько сильным. Но Нацумэ также понимал, что криками тут ничего не добьёшься, а потому у него оставалось одно средство. Вернувшись к кровати, Сосэки подхватил ребёнка на руки и понёс в ванную. — Ой! — воскликнул Огай, удивлённый таким поворотом событий. — Будешь капризничать — отшлёпаю, — проворчал Нацумэ, ставя ребёнка на коврик возле раковины. — А теперь умывайся и приходи завтракать. Только носки надень. Если тебе так хочется отдыхать, пижаму можешь не менять, потом обратно в постель ляжешь.       Мори насупился было после угрозы, однако тут же улыбнулся, услышав про спасительную постель. Он повернулся к раковине и начал чистить зубы. Нацумэ же направился на кухню, чтобы сделать завтрак.       Огай пробыл в ванной довольно долго, и Сосэки уже успел поставить ему порцию и налить горячего чаю. Пришедший Мори — кстати, в надетых носках, — сразу же залез на стул и принялся за еду. Нацумэ опустился рядом с ним, чтобы выпить кофе и проследить за мальчиком.       Поначалу всё шло хорошо, и Огай с удовольствием ел тамагояки. Сосэки уж было успокоился, начиная больше внимания уделять своему кофе, когда вдруг Мори стал есть медленнее, а потом и вовсе перестал. Он просто начал устало крошить омлет палочками и перекатывать крошки, складывая из них башенки. Нацумэ вздохнул: вот и следующие признаки болезни пожаловали. — Огай, ты не хочешь есть? — спросил он.       Мори отрицательно помотал головой. Сосэки мысленно помолился богам, чтобы Огай не стал вновь капризничать. Он должен был поесть сегодня, потому что нормально не ел уже около суток, а ведь ему нужны силы для восстановления организма. Поэтому Нацумэ проговорил: — Ты должен доесть это до конца, понимаешь? — Но я не хочу! — воскликнул Мори, явно обиженный такой несправедливостью. Молитвы богам не помогли. — Надо, Огай. Ты уже слишком давно не ел нормально. А тебе нужны силы для выздоровления, — продолжил мягко увещевать Сосэки. — В меня больше не влезет! — Огай отодвинул тарелку обеими руками и скрестил их на груди.       Нацумэ вздохнул. Ну, пряник не сработал, значит, придётся использовать кнут. Не сказать, чтобы ему это нравилось, однако надо было заставить Мори поесть. — Значит, опять капризничаем? — спросил он с намёком.       Огай отвернулся: он прекрасно понял, какие последствия его ждут. Какое-то время он явно колебался между желанием проверить, действительно ли у Нацумэ-сенсея хватит смелости наказать его, когда он болеет, и желанием послушаться наставника, но в конце концов с недовольным вздохом притянул тарелку к себе и продолжил есть.       Сосэки меж тем удовлетворенно кивнул, допивая свой кофе. Пусть ему не хотелось ссориться с ребёнком, он понимал, что Мори должен поесть, чтобы набраться сил. А значит, приходилось применять неприятные методы. — Вот! — Огай отодвинул пустую тарелку. — Я доел!       Нацумэ взглянул на неё и, удовлетворившись осмотром, кивнул. Тарелка действительно была пуста — на несколько крошек можно было не обращать внимания. Поднявшись, Сосэки забрал посуду и, мимолётно погладив мальчика по голове, пошёл к кухонному столу. — Молодец. Сейчас чай налью. — С конфетой? — спросил Мори и на всякий случай добавил. — Вы вчера обещали! — Значит, помнишь? — усмехнулся Нацумэ, скрывая, что сам он напрочь забыл об этом обещании. — Хорошо, сейчас дам. Ты какую хочешь? — Шоколадную с клубникой! — сразу же определился Огай.       Сосэки вздохнул, однако решил, что слово надо держать. Поэтому, налив мальчику чай, он достал пакет с конфетами и вытащил ту, которую Мори попросил. Обычно на завтрак Нацумэ не давал ему конфеты, но теперь можно было сделать исключение. Всё-таки Огай пока держался молодцом: не сильно упорствовал в своих капризах и съел полностью омлет.       Он положил конфету на стол и поставил чашку с чаем. Мори сразу же кинулся к горячему напитку и, обжигаясь, принялся пить. Нацумэ погладил его по голове, заодно проверив температуру. Лоб малыша всё ещё был слишком горячим, однако уже не таким, как вчера. Но от этого было не легче. — Тише-тише… Не торопись, — вздохнул Сосэки.       Огай кивнул, однако темпов не сбавил. Он продолжал жадно пить горячий чай, почти забыв про конфету. Сосэки покачал головой и, сев на своё место, стал наблюдать за мальчиком. — Огай, скажи мне, у тебя горло болит? — наконец спросил он.       Мори немного поколебался, однако кивнул. Потом, вспомнив про конфету, закинул её в рот. — Ох, и за что нам эти напасти?.. — пробормотал Нацумэ.       Не зря он всё-таки купил сироп для горла — как чувствовал, что понадобится. Но и температура, судя по всему, спадать не желала. Придётся пичкать малыша лекарствами, хотя Сосэки очень не хотелось этого.       Тем временем Огай в ответ на его слова просто пожал плечами и, осушив кружку одним глотком, откинулся на спинку стула. Нацумэ поднялся, быстро сделал кружку жаропонижающего, взял сироп для горла и ложку и вернулся к Мори. Взглянув на наставника, Огай скривился. — Не буду пить! — он отвернулся. — Надо, Огай. Ты ведь не хочешь чувствовать себя плохо? — Сосэки поставил перед ним кружку, однако сироп оставил у себя. С Огая станется «случайно» разбить лекарство. — Смотри, это от температуры, а это от горла. Выпьешь всё и сможешь пойти в кровать.       Мори надулся, потом предпринял попытку слезть со стула. Нацумэ перехватил его поперёк живота и вернул на место, будто непослушного котёнка. Поняв, что ему не сбежать, Огай снова принялся театрально стонать, видимо, надеясь надавить на чувства Сосэки: — Я не хочу пить эти лекарства! Они горькие и противные! Не хочу и не буду! Мне не так плохо, оно само пройдёт! Ну, Нацумэ-сенсей, можно я пойду? — Нет, — просто ответил Нацумэ, стараясь не раздражаться из-за новых капризов мальчика. — Сначала ты должен выпить лекарства, а потом пойдёшь и ляжешь в постель. — Но я не хочу! Нацумэ-сенсей, неужели нельзя не пить эти противные и мерзкие лекарства?!       Сосэки прикрыл глаза, стараясь не вслушиваться в нытьё Мори. Мелькнула мысль, что Юкичи никогда бы так себя не повёл. Он послушно выпил бы все нужные лекарства, как и сказал ему наставник, а потом отправился бы в постель. Но Огаю, конечно, надо было всё усложнять. И почему с детьми всегда так сложно? «Нет, конкретно с этим ребёнком всегда так сложно, — поправил себя Нацумэ. — Со вторым таких проблем не возникает». И хотя он смутно чувствовал, что есть что-то неправильное в этих мыслях, он не мог от них отказаться. — Так, — строго начал Сосэки, прервав все капризы Мори, — ты ведь опять капризничаешь. Мне всё-таки отшлёпать тебя?       Огай надулся, потом потянулся за кружкой. — Не надо. Я уже пью, — буркнул он, принимая жаропонижающее.       Нацумэ кивнул и проследил, чтобы Мори выпил всё до последней капли. Огай пил, иногда глядя на него глазами недовольного котёнка, и с каждым его глотком Сосэки, казалось, ещё больше ощущал свою вину. Чтобы скрыть свои эмоции, он принялся наливать сироп в ложку. Как только Мори закончил пить жаропонижающее, Нацумэ ловко засунул ложку ему в рот. — Ммм!       Огай посмотрел на него такими глазами, какими, должно быть, смотрел Цезарь на Брута. Этого Сосэки уже не выдержал, поэтому, когда Мори точно проглотил сироп, он подхватил малыша на руки и мягко погладил его по спине. — Не капризничай, пожалуйста. Я пытаюсь сделать как лучше, — он заглянул в лицо мальчику, который сразу же отвернулся от него. — Потерпи немного, скоро лекарства подействуют и тебе станет лучше. — Угу, — судя по виду, Мори всё ещё не простил ему ту угрозу и ложку с сиропом. А может быть, он уже слишком утомился и начинал капризничать от усталости. Сосэки устало подумал, что, даже если дети умеют говорить, это не значит, что их становится легче понять. — Пойдём в кровать, — только и вздохнул он.       Сейчас Мори позволил унести себя в спальню без капризов и так же спокойно лёг в постель. Нацумэ укрыл его одеялом и провёл рукой по его лбу. На фоне кровати Огай казался совсем маленьким и таким несчастным, что у Сосэки сжалось сердце. — Можешь поспать или почитать книжку, — он кивнул на тумбочку, где лежал сборник рассказов, который Мори сейчас читал. — Главное, постарайся отдохнуть. Хорошо?       Огай кивнул и отвернулся, показывая, что говорить не хочет. Нацумэ вздохнул, погладил его по голове и вышел из комнаты. Он не знал, что, как только за ним закрылась дверь, Мори достал из ящика тумбочки явно не детскую книжку и углубился в чтение. Сборник рассказов остался одиноко лежать рядом с постелью.       Нацумэ же спокойно вернулся на кухню, чтобы начать готовить ужин. Он решил остановиться на лёгком удоне с курицей, который Огай точно стал бы есть без капризов, и взялся готовить его. Все его мысли ушли в процесс, и Сосэки напрочь забыл о времени. Он просто занимался привычными делами, попутно волнуясь за Мори и размышляя, как скоро он выздоровеет.       Мальчика было очень жалко. Самое ужасное, что кроме лекарств Нацумэ ничем не мог ему помочь. Нужно было только ждать, когда болезнь пройдёт. Вчера Сосэки удалось избавиться от большего количества вируса, однако зараза оказалась крепкой, и всю её вытащить не удалось. Возможно, сегодня ночью получится, но Нацумэ понимал, что даже так он всё равно должен помогать Мори лекарствами и постельным режимом.       В этот момент в коридоре раздались тихие шаги. Нацумэ взглянул на часы и понял, что не прошло и получаса после того, как он уложил Огая. Со вздохом он обернулся как раз в ту секунду, когда Мори вошел на кухню.       Выглядел мальчик по-прежнему неважно: щёчки горели, глаза блестели нездоровым блеском, а по виску катилась капелька пота. Огай был в одной пижаме, даже носки не надел. Видимо, ему было жарко из-за температуры и хотелось немного проветриться. Взгляд у него был мутный-мутный. Чудилось, он совсем не осознаёт реальность. — Огай, ты почему встал с постели? — вздохнул Нацумэ, чуть сбавляя газ, чтобы не переварить удон, пока он занимается мальчиком. — Надоело, — Огай подошёл к кухонному столу и, встав чётко на плитку, стал наливать в стакан воды. — Не хочу больше спать. — Огай, тебе надо больше отдыхать, — Сосэки подошёл к нему и сам налил ему стакан воды. Руки у мальчика дрожали так, что он рисковал просто выпустить графин из рук. — Сказал бы, я бы принёс тебе воды. — Я хочу сам! — упрямо сказал Огай, начиная пить.       Нацумэ мягко отвёл его в сторону, заставив сесть на стул, и осторожно провёл рукой по его лбу, стирая пот и заодно проверяя температуру. Мори пока горел, словно печка. Жаропонижающее ещё не подействовало. — И не стой на плитке. Застудишь ноги — вообще заработаешь бронхит. — Не заработаю, — буркнул Огай, старательно уворачиваясь от руки.       Нацумэ только вздёрнул бровь, опуская ладонь. То ли болезнь так действовала, то ли Мори сегодня не с той ноги встал, но вёл он себя все хуже и хуже. Главное, даже было не ясно, что с ним делать. Наказать его нельзя (сколько бы Нацумэ ему не угрожал), он болеет, а слова уже переставали действовать. Хотя попытаться ещё раз стоило. — Не дерзи, — чуть строго сказал Сосэки. — Я пытаюсь сделать как лучше. Потерпи немного, лекарство подействует, и станет легче.       Мори только скривился, но ничего не сказал. Нацумэ же отвернулся, чтобы нарезать зелень для блюда. Когда он повернулся, чтобы проверить малыша, то увидел, что Огай с самым невинным видом стоит прямо на плитке и спокойно пьёт свою воду. — Огай! Сядь на стул, — не сдержавшись, прикрикнул Сосэки.       Мори закатил глаза, однако на стул сел, видимо, не рискуя более испытывать терпение наставника. Нацумэ коротко вздохнул, оставил всю готовку, выключив газ у уже сварившегося удона, — всё равно он сейчас не сможет сосредоточиться, потому что нужно проследить за Огаем, — и подошёл к ребёнку. — Выпил? Молодец. Теперь давай в постель, — заметив недовольный взгляд ученика, Сосэки заговорил немного строже. — Давай-давай! Я сейчас приду тебя проверить.       Мори скорчил недовольную рожицу, однако послушно встал и потопал обратно в спальню. Нацумэ проследил за ним до тех пор, пока он не скрылся в коридоре, и вернулся к готовке. Он решил нарезать зелень, промыть лапшу и потом пойти к Огаю. За это время мальчик уже должен был успеть лечь в постель.       Сделав всё, Сосэки налил стакан воды, решив оставить его на тумбочке у ребёнка, чтобы Мори больше не пришлось ходить за водой. Взяв стакан, Нацумэ отправился в комнату к ученику.       Он определённо не думал увидеть следующую картину. Мори в постель не лёг (чего, в общем, и следовало ожидать, учитывая его невыносимое поведение с самого утра), а стоял возле окна, с которого зимой всегда немного дуло, и собирал какую-то головоломку, купленную совсем недавно. Ну, как собирал. Просто крутил в разные стороны — голова-то не соображала от температуры. — Огай!       Ну всё, этот ребёнок вывел его из себя. Нацумэ поставил стакан на тумбочку, в один шаг оказался рядом с Мори, который от строгого окрика выпустил свою головоломку и испуганно повернулся к наставнику, и схватил его за руку. — Я кому сказал в постель ложиться? — Сосэки повёл его к кровати. — Ты почему сегодня целый день не слушаешься? Я, конечно, понимаю, что ты болеешь, но всему есть свой предел! — Не хочу и не слушаюсь! — фыркнул Мори. — Мне надоело спать, сказал же!       Нацумэ подвёл его к постели и, откинув одеяло, подтолкнул ребёнка. — Не хочешь спать — почитай. Не хочешь читать — скажи, я тебе ту головоломку дам. Но, ради богов, оставайся в постели! Разве тебе самому не хочется полежать? — Нет! Я не хочу лежать, — Огай рассерженно посмотрел на наставника. Обычно он так себя не вёл, но болезнь, видимо, сыграла свою роль: эмоции Мори стали какими-то детскими и слишком открытыми. — Мне надоело! Я вообще на улицу хочу! — Вот будешь хорошо себя чувствовать, и мы с тобой сходим погулять, — Нацумэ изо всех сил старался держать себя в руках. — А пока залезай в постель и отдыхай. Больше будешь отдыхать — быстрее выздоровеешь. — Хорошо я себя чувствую! — насупился Огай. — Я ведь принял все лекарства, значит, я уже выздоровел и мне не обязательно больше лежать! — Ну всё, мне это надоело!       Нацумэ решительно сел на кровать, притянул Мори к себе за руку и уложил его на свои колени. Огай сразу же растерял весь свой дерзкий настрой, только жалобно вскрикнул, оказавшись животом на коленях наставника. Однако Сосэки это не проняло, он лишь занёс руку и несильно шлёпнул его пониже спины в первый раз. — Если я говорю, что ты должен лечь в постель, то ты слушаешься меня и ложишься в постель!       Новый шлепок и тихий вскрик Мори. — Если я говорю, что ты должен выпить лекарства, то ты слушаешься меня и пьёшь лекарства!       Ещё один шлепок. Огай стиснул пальцами одеяло и зарылся туда лицом. Кончики его ушей отчаянно покраснели. — Если я говорю, что ты должен больше отдыхать, то ты слушаешься меня и больше отдыхаешь!       Нацумэ отвесил непослушному ребёнку ещё несколько шлепков. Все они были достаточно сильным, однако не слишком: всё-таки Мори болел, ему и так было плохо. Но Сосэки хотелось немного приструнить капризного ребёнка-котёнка. Если сказано, что так надо сделать, чтобы стало лучше, то почему надо обязательно делать наоборот? Неужели ему в таком состоянии так хочется капризничать?       Нацумэ покачал головой и решил отвесить ещё парочку для ровного счёта и профилактики. Ягодицы малыша сжимались, однако он не пытался увильнуть от наказания или прикрыться ладошкой. Под рукой Сосэки Огай казался таким маленьким и хрупким, что Нацумэ стоило больших трудов сдержаться и не закончить наказание раньше положенного. Однако ему хотелось наконец показать ребёнку, что нельзя вести себя так плохо, что надо слушаться наставника, чтобы выздороветь, и не капризничать. Поэтому Сосэки скрепя сердце продолжил наказывать Огая.       Он закончил наказание на пятнадцати средних по силе шлепках и поднял Мори. Огай был весь красным — не только из-за болезни, но и из-за такого стыдного наказания. Его глаза блестели от слёз. — Будешь слушаться? — тихо спросил Сосэки.       Мори несколько раз кивнул, а потом вдруг бросился ему на шею. Нацумэ аж опешил от такого напора, а Огай, даже не обратив внимания на его недоумение, стал всхлипывать: — Простите, простите, Нацумэ-сенсей! Я вчера заигрался на улице и не сразу понял, что уже поздно! Простите, простите меня, пожалуйста!       Сосэки коротко вздохнул, потом крепко обнял Мори. От неожиданности и болезни тот закашлялся, зарываясь лицом в плечо Сосэки. Нацумэ погладил его по спине, успокаивая, потом поднял и посадил к себе на колени. — Тшш… Я ещё вчера простил тебя. Как только ты целым и невредимым пришёл, сразу же простил, — тут мысль внезапно пришла ему в голову, и Сосэки решил проверить её. — Ты для этого весь этот спектакль устроил — чтобы я тебя наказал? — Угу… — Мори прижался к наставнику сильнее, немного ёрзая у него на коленях. — Ох, горе ты моё… — Нацумэ тихо рассмеялся. — И что, это того стоило? — Угу. Вы меня наказали, значит, я теперь прощён, — объяснил Огай, потихоньку успокаиваясь. — Тебе ведь и так плохо. Не проще было дождаться, когда ты выздоровеешь? — Нет. Я бы тогда забыл.       Нацумэ снова рассмеялся, и Мори, немного всхлипывая и кашляя, тоже засмеялся вместе с ним. Сосэки погладил его по голове, по спине и, спустившись немного ниже, по наказанному месту. Огай немного поёрзал, однако увиливать не стал. Это был знак, что ему не слишком больно. Нацумэ неслышно вздохнул с облегчением и прижал малыша сильнее к себе.       Какое-то время они сидели, успокаиваясь, и Мори тихонько сопел ему в плечо, отпуская все свои переживания и волнения. Наконец Сосэки чуть отстранился и ласково взглянул на мальчика. Огай посмотрел на него в ответ и сразу же отвёл покрасневшие от слёз глаза. Нацумэ провёл рукой по его волосам, успокаивая. — Иди сейчас умойся, а потом пойдём с тобой писать письмо Юкичи, раз уж ты не хочешь лежать в постели. — Письмо Юкичи?! — Мори так и подскочил на месте. — Он написал нам?! — Да, написал. Иди умойся и приходи в гостиную. Будем писать.       Огай радостно вскрикнул и хотел было уже соскочить с колен наставника, однако Сосэки придержал его. Потянувшись, он нашёл в тумбочке носки Мори и протянул ему. Огай театрально-тяжко вздохнул, но сопротивляться не стал. Послушно натянув их, он наконец соскочил с колен наставника и умчался в ванную. Нацумэ же отправился на кухню, закончил с некоторыми этапами готовки, принёс все письменные принадлежности в гостиную (Огай обожал рисовать разноцветных котов в письмах Юкичи) и устроился ждать Мори. Прибежавший Огай с разбега прыгнул к нему на колени, заставив наставника охнуть, и радостно посмотрел на пока что пустые листы бумаги. — Ура! Пишем?! — Я пока напишу свою часть, а ты почитай, что Юкичи написал, и потом напишешь ему ответ, — Нацумэ протянул ему письмо Фукудзавы. — Хорошо!       Мори устроился получше на коленях наставника и углубился в чтение, а Сосэки стал писать ответ. Впрочем, поминутно он прерывался и украдкой проверял температуру малыша, кладя руку ему на лоб и мягко укачивая. Постепенно Нацумэ начал ощущать, что кожа Огая становится всё прохладнее, возвращаясь к нормальной температуре. Сосэки улыбнулся и продолжил писать письмо, чувствуя, как Мори откинулся на его грудь и прижался к нему, будто маленький котёнок.       Сегодня ночью он снова обратится в кота, заберёт остатки вируса, так мучившего Мори, и Огаю станет получше. Уже завтра — Нацумэ был в этом уверен — малыш выздоровеет, и тогда они непременно сходят с ним погулять, как Мори и хотелось. Всё снова будет хорошо.