Заболевший котёнок

      Нацумэ выключил плиту и потёр лоб рукой. Всё-таки готовить — неблагодарное занятие. Столько усилий потрачено, а всё исчезнет уже через два дня. И снова готовить.       Сосэки повернулся и взглянул на часы на стене. Время было полдевятого, а Мори, его маленького ученика, всё ещё не было дома. «Опять он шатается непонятно где», — вздохнул Нацумэ. Честно говоря, он уже устал говорить Огаю о том, как важно возвращаться домой вовремя. Мори всегда только кивал, а после наказаний, если такие были, клялся, что будет приходить вовремя, но постоянно нарушал своё слово. И Сосэки уже не знал, как до него достучаться.       Только он об этом подумал, как дверь начала тихо открываться. Нацумэ собрался с силами, сделал строгое лицо и вышел в коридор. Однако вся его строгость слетела, превратившись в растерянность и сильное волнение, как только он увидел Мори без шапки, шарфа и перчаток. Шарф и перчатки он, видимо, вообще не взял (и как Нацумэ умудрился упустить этот момент?), а шапку держал в руках. Должно быть, забыл надеть перед домом и притвориться, что всё время гулял в ней. — И как это называется, молодой человек? — Сосэки скрестил руки на груди, пытаясь вернуть себе строгость. Однако на душе было только сильное беспокойство за ученика. — Вы почему без шапки ходите? — Я… Я только сейчас снял! — выкрутился Мори.       Нацумэ покачал головой, сделал быстрый шаг вперёд и поймал ушко ребёнка. Огай сразу же зажмурился, ожидая боли, но Сосэки только осторожно потрогал его, пытаясь понять, как долго ребёнок ходил без шапки. Ушко было не просто холодным — оно было ледяным. — Ясно. Опоздал домой, ходил без шапки, да ещё и врёшь, — припечатал Нацумэ, с разочарованием выпуская Мори. — Живо в ванную отогреваться.       На сей раз Огай даже не попытался возражать и зубоскалить. Мигом стянув мокрые насквозь ботиночки, он шмыгнул в свою комнату, чтобы переодеться. Сосэки тем временем повесил его куртку сохнуть, гадая, в скольких сугробах Огай успел искупаться и где он столько снега нашёл, учитывая, что в этом году осадков было не слишком много.       Дверь в ванную со скрипом открылась, и Нацумэ уловил краем глаза быстрое движение: мальчик убежал греться под горячей водой. Сосэки решил, что должен проконтролировать процесс, чтобы Мори не халтурил и точно погрелся, и направился туда же.       Огай воду любил. Ещё когда был совсем малышом, никогда не капризничал перед водными процедурами. Нацумэ было совсем несложно заставить ребёнка искупаться: стоило только сказать, что пора принимать ванную, как Мори бежал туда вперёд наставника. Правда, он не слишком любил, когда Сосэки помогал ему, потому что стеснялся, но Нацумэ настаивал — попросту боялся оставить ребёнка одного после того, что тот пережил. Со временем Огай привык и уже не сопротивлялся участию учителя в его водных процедурах.       Сосэки приоткрыл дверь и вошёл в комнату. Мори стоял у раковины и плескался в воде. Плескался знатно: всё зеркало было в каплях, а пол и сама раковина были мокрыми. Нацумэ поморщился: опять вытирать придётся. Он подошёл ближе и проверил температуру воды. Она была едва тёплая. — Так, я же сказал, что надо отогреваться, а не замерзать ещё больше, — отчитал он Огая, прибавляя температуру. — Нет! — Мори быстро выдернул руки. Сосэки издал тяжёлый вздох.       Огай любил плескаться, но почему-то в холодной воде. Кран после него всегда был на синей отметке, и вода там шла ну просто ледяная. Нацумэ никогда не понимал этого, а Мори, активно сопротивляясь попыткам наставника прибавить температуру воды, вылезал из ванной практически синим и сразу же бежал в кровать отогреваться. — Надо, Огай, — Нацумэ всё ещё пытался отрегулировать воду. — Давай, подставляй руки. — Не буду! — мальчишка вздёрнул носик и демонстративно отошёл.       Сосэки молча схватил его за запястье и притянул поближе к себе. Поняв, что против взрослого ему не справиться, Огай приобрёл жалобный вид, очевидно, надеясь надавить на чувства Нацумэ. Сосэки приказал себе не смотреть на ребёнка, хотя сердце сжималось, когда малыш делал такие глаза. — Огай, ты должен согреться после такой прогулки, — стал увещевать Нацумэ, подводя Мори ближе к раковине и стараясь осторожно засунуть руки мальчика под горячую воду. — Не бойся, вода не обожжёт тебя, только чуть-чуть погреет. Всё будет хорошо. — Я вам не верю! — воскликнул Огай, силясь вырваться. — Вода — кипяток, мне будет больно! — Не будет, обещаю, — Сосэки немного подумал и добавил. — Давай мы вместе подержим руки под водой? Я буду закрывать твои, и вода будет совсем не горячей.       Мори сделал самое серьёзное лицо, на какое только был способен, и строго посмотрел на Нацумэ. Сосэки пришлось призвать на помощь всё своё самообладание, чтобы не рассмеяться. Огай совершенно не выглядел серьёзным и строгим и очень сильно напоминал надувшегося котёнка. Однако показывать это и уж тем более говорить об этом нельзя ни в коем случае, иначе этот котёнок надуется ещё больше и станет вновь капризничать.       Видимо, Нацумэ своим серьёзным видом удалось убедить Мори, потому что тот в конце концов нерешительно кивнул. — Хорошо. Но только вы держите!       Нацумэ усмехнулся и, осторожно сжимая ладошки мальчика, засунул руки под умеренно горячую воду. Сразу же стало тепло, даже очень, но это было приятно. А вот Огай мгновенно задёргался, стараясь вырваться. — Ой! Больно, больно! Хватит, Нацумэ-сенсей!       Разумеется, ему было неприятно. Горячая вода стала отогревать замёрзшие ладони, и их словно закололо. Сосэки знал это неприятное чувство. Но также знал, что это чувство скоро пройдёт, надо немного потерпеть. Мори тоже должен был знать это — всё-таки уже восемь лет ребёнку! — и потому Нацумэ совершенно не понимал его капризов. — Стой спокойно, — одёрнул он мальчика. — Вода не обожжёт тебя, успокойся.       Огай замолчал и, насупившись, обиженно засопел. Сосэки терпеть не мог это сопение — сразу же начинал чувствовать свою вину. Мысленно попросив сил у всех богов, Нацумэ заговорил как можно мягче, начиная осторожно массировать ладошки мальчика, чтобы хотя бы как-то сгладить неприятные ощущения: — Потерпи чуть-чуть, хорошо? Вода скоро перестанет быть такой горячей — когда ты согреешься. — Она жжётся! — мгновенно заныл Мори, и Сосэки с лёгким смешком понял, что обида была показная. — Нацумэ-сенсей, если вы можете держать руки в кипятке, это не значит, что я могу! — Ещё немного, — лаконично ответил Нацумэ. — Потерпи.       Огай снова замолчал, надув щёчки, и Сосэки принялся про себя считать до десяти, чтобы по истечении времени закончить это неприятное для них обоих дело. Пока он считал, не переставал аккуратно массировать ладони мальчика, и, видимо, это всё-таки было приятно, потому что Мори тихонько замурчал, закрыв глаза. Нацумэ так и хотелось сказать «Вот, видишь, не так уж и неприятно, верно?», но он сдержался. Огай, если услышит такое, чисто из вредности будет всё отрицать и начнёт капризничать опять, а Сосэки не был уверен, что у него хватит сил сдержаться и не отвесить пару шлепков по этой непослушной пятой точке — которая, к слову, их абсолютно заслужила, потому что приходить надо вовремя! Однако разговор о поздних прогулках Сосэки решил отложить до поры до времени.       Когда последняя секунда истекла, Нацумэ аккуратно закрыл воду. Мори распахнул глаза и, мгновенно вспомнив, что вообще-то должен капризничать, тут же вырвал свои ладошки из его рук. — Больно! Больно! Нацумэ-сенсей, мне срочно нужна операция по пересадке кожи!       Потянувшийся за полотенцем Сосэки изумлённо уставился на малыша. Его знание детской психологии, несмотря на наличие двух маленьких учеников, сильно хромало, однако даже он понимал, что восьмилетние дети не должны знать такое. — Откуда ты знаешь об этом? — насторожился Нацумэ. — Ну, я… — Мори замялся и посмотрел куда-то в сторону. — Из книжки вычитал… — Из какой книжки? — Сосэки взял полотенце и, наклонившись, принялся вытирать ученика. — Из моей комнаты? — Из гостиной! — оскорблённо воскликнул Мори, отчаянно увиливая от полотенца. — Нацумэ-сенсей, мне не три года, я сам могу! — Значит, ты уже большой мальчик? — усмехнулся Нацумэ, не прекращая своего занятия. — Да! — насупился Огай, всё ещё пытаясь увернуться от рук наставника. — Тогда ты сейчас дашь мне себя вытереть, а потом пойдёшь кушать, как большой мальчик.       Кроваво-красные глаза Мори широко распахнулись, и он погрузился в раздумья: мол, как это так учителю удалось так ловко перехитрить меня? Нацумэ только усмехнулся, заканчивая сушить руки ученика. Вытерев его лицо напоследок — Огай так задумался, что даже не обратил на это внимания, только немного зажмурился, когда полотенце оказалось близко к глазам, — Сосэки выпрямился и повесил полотенце на крючок. Повернувшись к малышу, он погладил его по голове, а затем мягко подтолкнул к выходу. — Иди на кухню. Пора ужинать.       Мори выдохнул, кивнул и ушёл на кухню, всё так же пребывая в раздумьях. Нацумэ проводил его взглядом, улыбаясь в усы. Когда малыш не спорил и не капризничал, а был вот таким по-детски задумчивым, он был очень даже милым, хотя Сосэки никогда не сказал бы этого вслух.       Он быстро прибрался в ванной, попутно мысленно посетовав на то, что мыло опять кончается и скоро нужно будет покупать его снова, затем вымыл руки и направился на кухню. Оставалось надеяться, что Огай не свернул где-нибудь по дороге, отвлекшись на что-то и забыв про ужин. Хотя мальчик не страдал отсутствием аппетита, он всё равно мог иногда прогуливать приёмы пищи — видимо, просто из вредности. Нацумэ всегда ругал его за это, однако на Мори обычно не особенно действовало. Он только обещал, что больше не будет, а потом снова нарушал своё слово.       На кухне Сосэки с облегчением увидел, что Огай всё-таки дошёл и уже забрался на стул, продолжая пребывать в раздумьях. Возможно, такое поведение ученика должно было насторожить Нацумэ, но он слишком устал, чтобы анализировать ещё и это.       Сосэки просто подошёл к плите с приготовленной едой, разложил её по тарелкам и поставил их на стол. Сев на своё место, Нацумэ сложил руки в молитвенном жесте и красноречиво взглянул на Огая: мол, давай-ка тоже. Нехотя Мори повторил его движение, и несколько минут они благодарили богов за ужин. Во всяком случае, Сосэки надеялся, что Огай делал именно это, а не просто сидел с выражением лица «мученик всея земли». — Приятного аппетита, — сказал Нацумэ, закончив молитву. — Вам тоже, — Мори взял палочки и принялся за еду.       Нацумэ склонился над своей тарелкой. Долгий рабочий день (хорошо, что завтра выходной), беспокойство за ученика — всё это сильно вымотало Сосэки, и сейчас ему хотелось просто насладиться ужином, потом книгой, а потом сном. Впереди его ждала приятная ночь, а после — практически свободный день. Всё было хорошо.       Но прежде его ждал серьёзный разговор с учеником. Вспомнив об этом, Нацумэ помрачнел. На Мори не действовали ни разговоры, ни угрозы наказаний, ни даже сами наказания — он всё равно продолжал возвращаться поздно, наплевав на все просьбы учителя приходить домой к шести-семи часам вечера. Что с этим можно было сделать, Сосэки не представлял. И всё-таки он должен был что-то делать. Раз взял ответственность за ребёнка, надо воспитывать этого самого ребёнка. — Огай, — Нацумэ решил в этот раз просто поговорить с учеником. Сил наказывать уже не было. — Скажи, почему ты опоздал? — Мм… — он услышал, как Мори заёрзал на стуле, однако вскоре затих. Нацумэ не придал этому значения. — Я забыл про время. — Огай, я сколько раз просил возвращаться хотя бы к семи? Ты ещё слишком мал, чтобы гулять в одиночку так долго. — Ничего я не маленький, — буркнул Мори, явно храбрясь. — Огай…       Нацумэ хотел было возразить ему, сказать, что на самом деле Мори ещё ребёнок и со многими вещами может просто не справиться, поэтому и должен приходить вовремя, но осознал, что этим только начнёт новую дискуссию, которая ни к чему не приведёт и которая уведёт его от настоящего предмета разговора — на что Огай, судя по всему, и надеялся. Поэтому Сосэки только покачал головой и сказал совсем другое: — Огай, прошу, возвращайся домой вовремя, тогда, когда я тебе сказал. Я ведь не просто так говорю тебе об этом. Тебе опасно гулять до такого позднего времени, понимаешь?       Мори ничего не ответил, и Нацумэ счёл это хорошим знаком. Он съел немного риса и, вспомнив об ещё одном нарушении Огая, заговорил вновь: — И почему ты ходил без шапки? Ещё и шарф с перчатками не взял. На улице холодно — заболеешь ведь без них. — Мм…       Сосэки ждал хотя бы какого-то определённого ответа, однако его не последовало. В замешательстве Нацумэ поднял голову и увидел, что Мори просто водит палочками по тарелке, как будто не хочет есть. Со вздохом Сосэки отложил свои собственные хаси и наклонился к ребёнку. — Почему ты не ешь? — Как-то не хочется… — вяло ответил Огай.       Это заставило Нацумэ насторожиться. Он протянул руку, поднял голову малыша за подбородок и заставил посмотреть на себя. Выглядел мальчик неважно: глаза подозрительно блестели, а щёки были красными, хотя с его долгой прогулки прошло уже довольно много времени. — Ты всё-таки заболел? — обречённо спросил Сосэки, уже понимая, что ответ будет положительным.       Положив руку на лоб мальчика, Нацумэ ощутил сильный жар и ещё раз обречённо вздохнул. Мори прильнул к его руке и тоже как-то тяжело вздохнул. — Заболел… — проговорил Сосэки, констатируя очевидный факт. — Вон как горишь… Горло болит? Нос заложен?       Мальчик покачал головой, всё ещё практически лёжа на руке наставника. Видимо, когда Нацумэ сказал о том, что он заболел, Огай позволил себе наконец расслабиться и перестать скрывать своё состояние, поэтому так раскис. — Ну-ну, всё хорошо, — Сосэки погладил его по голове, пытаясь хотя бы как-то подбодрить. — Сейчас померим температуру, выпьем лекарство, и всё быстро пройдёт. Ты будешь ещё есть?       Мори опять покачал головой, отказываясь. Нацумэ поджал губы. Хорошо бы, конечно, заставить ребёнка съесть хоть немного — ему нужны будут силы для выздоровления — но Сосэки понимал, что в таком состоянии Огай ничего есть не станет. — Хорошо, сколько съел — столько съел, — он взял его тарелку и отнёс на кухонный стол. — Потерпи немного, пожалуйста.       Огай кивнул, очевидно, предпочитая вовсе не говорить во время болезни, а потом лёг лбом на стол и закрыл глаза. Сейчас он выглядел так трогательно и так печально, что у Сосэки сжалось сердце. Он поспешил достать ртутный градусник из шкафа и поставить его Мори. — Держи крепче, чтоб не выпал, — проинструктировал Нацумэ, мягко прижимая руку ребёнка. — Если он выпадет, то разобьётся и повсюду будет ртуть? — спросил Огай уставшим голосом. — Да, поэтому будь осторожнее. — А какая она — ртуть?       Нацумэ сел на своё место, попутно размышляя, где у него лежит жаропонижающий порошок. Нужен ли он будет? Если температура не слишком высокая, Мори придётся потерпеть. — Она очень опасная, — рассеянно ответил он Огаю. — Трогать её ни в коем случае нельзя. Дышать рядом с ней тоже нельзя. — А что будет, если я подышу? — как бы подтверждая свою мысль, Мори шмыгнул носиком.       Сосэки только вздохнул. Откуда такая любознательность во время болезни? Он повернулся к ученику и как можно мягче, чтобы не сорваться, проговорил: — Будет очень плохо. Поэтому если когда-нибудь разобьёшь градусник, то сразу же зови меня, ладно? — Угу…       Мори по-прежнему лежал на столе, уперевшись в него подбородком. Глаза он открыл и теперь смотрел чётко в столешницу, словно заметил там что-то ужасно интересное. Однако Сосэки видел, что взгляд его был мутным-мутным, очень уставшим и таким несчастным, что даже у него сжалось сердце. Нацумэ не умел проявлять мягкость, но чувствовал, что сейчас это было просто необходимо. Поэтому он тихо кашлянул и протянул к мальчику руки. — Иди сюда, — он осторожно подхватил малыша, устраивая его у себя на руках получше. — Ну, чего ты так? Всё будет хорошо. Это просто небольшая простуда. — Всё тело болит… — пожаловался Мори, падая головкой на плечо наставника. — И спать хочется…       «Если болит всё тело — значит, вирус где-то подхватил. От него не так просто избавиться, как от лёгкой простуды», — с досадой подумал Сосэки. Поначалу он считал, что болезнь Огая вызвана его долгой прогулкой без шапки, но теперь было ясно, что Мори подхватил вирус где-то и заболел бы в любом случае. Прогулка просто ускорила это. — Сейчас выпьешь лекарство и пойдёшь в кровать, — Нацумэ неловко погладил его по спине. — Не хочу в кровать… — огорошил его Огай. — Ты же только что сказал, что хочешь спать! — воскликнул Сосэки — впрочем, негромко, чтобы не тревожить заболевшего малыша. — Спать хочу, а в кровать не хочу, — мотнул головой Мори.       Нацумэ только усмехнулся. Логика больного ребёнка: спать хочется, а в кровать не хочется. Чисто из вредности? Может быть. В любом случае, дальнейший спор сейчас не привёл бы ни к чему хорошему, поэтому Сосэки поспешил перевести тему. — Ну-ка, давай проверим, какая у тебя температура.       Нацумэ достал градусник, продолжая придерживать Мори одной рукой, и взглянул на термометр. Сердце обречённо сжалось: неумолимая цифра 38.7 обещала тяжёлую ночь. Говорить об этом Огаю, конечно, не следовало. В некоторых ситуациях ложь лучший выход, чем правда. — У тебя совсем небольшая температура, — проговорил Сосэки, встряхивая градусник, чтобы сбросить цифры. — Сейчас выпьешь лекарство, и всё будет хорошо. — Если бы у меня была маленькая температура, вы бы не дали мне лекарство, — сонно проговорил Мори.       Даже в таком состоянии Огай оставался наблюдательным Огаем. Нацумэ сжал губы и глубоко вздохнул, не давая раздражению вырваться наружу. Раздражение было не из-за слов Мори и не из-за его чрезмерной наблюдательности, а из-за того, что Сосэки начинал слишком сильно переживать за ученика и не знал, чем ему помочь. — Заметил, молодец, — улыбнулся Нацумэ, поглаживая мальчика по спине. — Я дам тебе лекарство, чтобы ты мог спать спокойно, понимаешь? — Угу… — кивнул Огай, продолжая лежать головой на плече наставника.       Сосэки подошёл к чайнику и поставил его греться, а потом отправился искать порошок. Заметив его движения, Мори тихо застонал. — Не хочу порошок! Он горький! — Огай, его надо выпить, чтобы сбросить температуру, — проговорил Нацумэ, продолжая шариться в ящиках. — Не хочу! Не буду! — принялся капризничать Огай.       Спорить с ним, ругать его и заставлять пить лекарство было бы худшим решением. Мори наверняка заупрямился бы ещё больше, а потом чисто из вредности заплакал бы, что наверняка привело бы к больной голове и совершенно разбитому состоянию малыша. Пару раз Огай проворачивал такой трюк, и, хоть Нацумэ и знал, что это просто притворство, ему всё равно было плохо от вида слёз мальчика. Поэтому Сосэки только получше устроил ребёнка у себя на руках и стал аккуратно укачивать его. — Тшш… Это будет быстро, ты даже ничего не заметишь, я обещаю. Выпьешь, и тебе станет лучше.       Он нащупал упаковку с порошком и достал его, продолжая немного укачивать Мори. Огай наверняка капризничал бы и дальше, но противостоять такому оружию Нацумэ уже не смог. Слишком ему было хорошо, когда наставник вот так мягко укачивал его, и Мори совершенно не мог с ним спорить.       Пока у Огая не было возможности сопротивляться ему, Нацумэ насыпал нужное количество порошка в кружку и осторожно посадил малыша на кухонный стол, чтобы взять чайник. Мори взглянул на кружку, скривился, однако сделать ничего не попытался. Сосэки был уверен, что, если бы у Огая были силы, он бы точно попробовал высыпать порошок в раковину рядом.       Залив порошок кипятком, Нацумэ разбавил лекарство прохладной водой, чтобы мальчик не обжёгся, когда будет пить, и протянул кружку Мори. Огай посмотрел на неё с таким видом, как будто ему давали змею. — Пей, Огай, — мягко сказал Сосэки, погладив ребёнка по голове. — Выпей, и тебе полегче станет. — Ммм…       Мори колебался. Пить противное лекарство ему явно не хотелось, но и противостоять наставнику и вредничать дальше у него уже не было сил. Тем не менее он всё ещё медлил, и Сосэки начинал уставать от этих капризов. Криками он всё равно ничего бы не добился, поэтому решено было пойти другим путём. — Я дам тебе завтра конфету, если выпьешь, — проговорил Нацумэ.       Подкупать ребёнка шоколадом было не самым лучшим методом воспитания, однако сейчас у Сосэки не было ни времени, ни желания уговаривать мальчика. Способ с подкупом работал всегда и теперь не стал исключением: Мори вскинул голову и слабо улыбнулся. — Вы пообещали! — воскликнул он, беря в руки кружку.       Огай стал пить, тяжело и шумно дыша, старательно удерживая тару обеими руками. Нацумэ наблюдал за ним со слабой улыбкой, рассеянно размышляя о том, что надо будет завтра купить в аптеке. Оставалось лишь надеяться, что вирус ограничится обычными симптомами — температурой, горлом или заложенным носом. — Всё! — Мори отставил пустую кружку в сторону. — Молодец, — Сосэки погладил ребёнка по голове, вымыл и убрал посуду и вернулся обратно к нему. — Пойдём, тебе пора спать.       На этот раз Огай не стал протестовать и спорить. Он только протянул ручки и крепко обхватил ими шею Нацумэ. Сосэки взял малыша на руки и, тихонько укачивая, направился в ванную. Мори примет лёгкий душ и ляжет в кровать отдыхать.       После водных процедур, во время которых Огай даже не играл с водой и не брызгался в Нацумэ — что было очередным тревожным звоночком, поскольку Мори обычно обожал поплескаться в воде, а уж окатить наставника было делом чести, — Сосэки переодел нисколько не сопротивляющегося малыша в пижаму и, расправив постель, уложил его. Только оказавшись под одеялом, Огай опять принялся капризничать: — Не хочу спать! Не хочу!       И может быть, будь он здоров, у Нацумэ уже сдали бы нервы, и он накричал бы на него и строго сказал бы ложиться спать сейчас же. Но мальчик был болен, и его глаза блестели так жалобно и грустно, что Сосэки показалось, будто он совсем не осознаёт, что происходит. Поэтому он не стал кричать и угрожать наказанием. Присев на край кровати, Нацумэ протянул руку и мягко погладил малыша по голове. — Тшш… Не надо капризничать. Ты должен поспать, чтобы завтра тебе было лучше, понимаешь? — Мм… Но я не хочу… — Мори потёр кулачком глаза, уже явно засыпая.       Тут нервы Нацумэ всё же сдали, и он, пустив строгие нотки в свой голос, сказал: — Так, всё. Закрывай глаза и спи.       Огай взглянул на него немного испуганно, и Сосэки испытал вину за свой резкий тон. В знак извинений он мягко провёл рукой по волосам Мори, зная, как ему это нравится. Приём сработал как обычно: Огай мгновенно успокоился и даже слабо улыбнулся.       Какое-то время они сидели так и ждали: Мори — когда у него получится уснуть, а Нацумэ — когда жаропонижающее подействует и малыш сможет спать спокойно. Внезапно, зажмурившись, Огай повернулся на бок, поймал в объятия руку Нацумэ, гладившую его по голове, и практически мгновенно погрузился в беспокойный сон. Сосэки посмотрел на свою руку и решил смириться. Если мальчику так легче уснуть — пусть. Он не против. Главное, чтобы Мори отдохнул как следует.       Когда сон малыша стал чуть спокойнее, Нацумэ прикоснулся второй рукой к его лбу. Огай тихонько выдохнул, однако не проснулся. Сосэки же почувствовал, что температура немного спала и пока малыш может отдыхать, не замечая болезни. Тогда он осторожно высвободил свою онемевшую руку из крепких объятий Мори, шёпотом пожелал ему спокойной ночи и вышел из комнаты, направляясь к себе. Ему тоже нужно отдохнуть, чтобы были силы заботиться об Огае.