«Но прямо внутри себя Обидой набил синяк, И свет будто весь иссяк. До кома в горле набит Грудой напрасных обид».
Аффинаж — Напрасная обида
Суббота. Как много трепета и радости в этом сочетании букв. Разлепляя веки где-то в два часа дня, Шастун не торопится вставать с кровати, так как все жизненно необходимое, а именно — стакан воды и телефон находятся в прямой доступности. Где-то около полутора часов он тратит на Тиктоки с котами, видосы на Ютубе и отправку Позову крайне ублюдских мемов. Эти выходные обещают быть не меньше, чем грандиозными — чат, созданный накануне, не замолкает ни на секунду: сто двадцать человек активно обсуждают, кто из них не доживёт до понедельника, а кого можно хоронить уже заранее, то есть прям сегодня. Мягкое одеяло и какая-то чушь по телеку на фоне, погружают Шастуна в умиротворение. Заваривая себе чай, он думает, как бы так аккуратно, а главное грамотно, отказаться от участия в корпорате. Открывая холодильник, понимает, что никак — с полки в двери тоскливо смотрит купленный Позовым для себя любимого разогревочный Ягермайстер. Как в той пословице с горой и Магомедом — либо Дима приедет к бухлу, либо бухло приедет к Диме. В первом случае Позов схватит Антона за руки-ноги и потянет тусить, параллельно затирая что-то уныло-академическое про важность социализации «в его-то возрасте»; во втором — Шастун просто поедет на такси с бутылкой в обнимку. Решение как-то принимается само-собой. Обдумывание плана дальнейших действий занимает голову на добрые двадцать минут и заставляет вспомнить все синонимы слова «дресс-код», дабы найти в беседе хоть что-то по этому поводу. Пусто. Ну тогда нехуй бухтеть, если вдруг что. Тем не менее, Антон открывает шкаф и все равно ведет себя, как «мамина принцесса»: снимает и надевает грёбаную тонну комплектов одежды, пытается их как-то перемешать между собой, долго рассматривает кольца. Все не то. Прям вот, блять, всё. Напяливая на себя шмотки по второму кругу, он фоткается каждый ебаный раз и отправляет Ире. Ира молчит минуту. Десять минут. Пятнадцать. Шастун жалеет, что не обзавелся изрядным количеством подружек. Хотя, вспоминая свои последние отношения, понимает, почему лишился даже имевшихся в наличии. Поз Ну что, готов? 16:42Вы Нет
16:46
Ну вот тупорыло же будет сказать: «Мне нечего надеть»? Или он выкупит суть? Вроде должен. Дима же у нас гений по всем фронтам… Вообще, Антон задается вопросом, какого хера сегодняшний день помечен красным в календаре его мозга. Он хочет быть красивым. Не как обычно. Ну, а что? Каждый уважающий себя человек имеет свойство поддаться ситуации. Возможно, одеться стильно и дорого. Возможно, почувствовать себя некой императрицей, чтобы все увидели и охуели. Возможно… он давно не трахался. Почему-то после этого вывода в голову приходит Арсений. Нет, не в том смысле. Вообще не в том! Совсем. Просто есть люди, по которым сразу понятно, что у них такие операции, как поебаться, чётенько по расписанию проводятся. И «граф» как раз в их числе. Шастун ломается, аки березка на ветру — после вчерашнего изливания говна в его сторону у Попова не должно быть и малейшего желания помогать хоть каким-то образом. С глаз долой из сердца вон. Потому что так даже правильно. Так проще всем. Апсений Ты уверен? 15:57 Антон чуть не роняет телефон на пол, несколько секунд хлопает глазами и суматошно печатает ответ:Вы
Нет, мне не нравится
15:59
Апсений Мне тоже. Перегружено. 16:01 Шастун цокает и снимает несколько цепей. Повадки дорогущего стилиста у его собеседника кажутся средне-петушиными, в духе «Модного приговора», что не так уж и обидно. Можно работать дальше. Он прикрепляет все остальные фотографии в одно сообщение и нажимает «send». Волнуется, нетерпеливо ожидая ответа, как восьмикласссница. Апсений Худи со второй, брюки с пятой. Будет привлекательно. 16:12 Антон цепляется за это «привлекательно», как бык за тореадора, хмыкает и пытается разочароваться во вкусе Попова. Не может. Он оценивает клетчатые брюки отдельно от огромного розового худи (даже не ленится нацепить пару футболок), и выглядит… так себе, мягко говоря. Никуда они не подходят! Как только его угораздило ранее совместить их с пиджаком? Тотальный фешн-провал. Шастун делает фото, отсылает Арсению и не получает больше ни слова — красное сердечко под сообщением одобрительно загорается. Сойдёт. Собираясь как-либо выразить благодарность, он замечает, что конец прошлого сообщения заменён на «уютно». Да и похуй. Отправив унылое: «Спасибо», — Антон оглядывает весь сотворённый хаос и понимает, что так не делается— выезжать уже через час, а болт на разбросанные вещи ещё не положен. Нехорошо это.***
Арендованный клуб встречает шумом и ароматом ягодного кальяна. Шастуну подобное не нравится сильнее, чем совсем. Он предпочитает нечто более резкое — сродни появлению Позова. Он одет, как всегда, в отличие от сверкающего брендами Антона, ничем не привлекает внимание и слегка ухмыляется, оценивая кроссовки от Gucci. Кончики ушей краснеют, видимо, чтобы выделиться из-под кудрей и попасть в гамму с толстовкой. Тем не менее, даже если Дима и хочет доебаться, он начинает издалека — с мотивации: — Шаст, взбодрись. Народу дохера, конечно, но сейчас мы найдем Серёгу, разопьем первый круг и… — Будем сидеть где-то вдалеке, чтобы не попасть под влияние СММщиков и их блядских конкурсов? — Будем. Антон не знаком с Сережей, но в данную секунду почему-то не имеет ничего против. Если Позов использует Матвиенко в качестве отсылки к чему-то хорошему, значит, все будет лучше, чем просто охуенно. Вспоминая их неловкий контакт на презентации итогов, Шастун не то чтобы загоняется, но загоняется. Совсем чуть-чуть. Для проформы. В помещении жарко. По крайней мере в зоне танцпола. Антон инстинктивно прикидывает: эти люди двигаются, потому что уже надрались, или чтобы диджей не обиделся? Кажется, что первое. Протиснувшись между девушками, которые делают уже десятую одинаковую фотографию, и парнем со стаканом пива, он попадает в небольшую, занятую специально для них, комнатку и… Застывает при входе, как вкопанный. Арсений улыбается, почти распластавшись по столу и восторженно глядя на Матвиенко. Сережа же увлечен рассказом об очередном свидании, качественно сдабривая все подробностями. Именно поэтому он игнорирует появление Шастуна, увязая с головой в цепочке повествования, а вот Попов удивляется не на шутку, если судить по резкому движению бровей и смене позы. Приосанившись и натянув на лицо вполне приемлемое «рад вас видеть», он отрывается от какого-то мерзко-зеленого коктейля и протягивает руку для приветствия. Дима жмёт её первым. — О, наконец-то, — Сережа все-таки обращает внимание на пришедших. В момент стушевавшись, он двигается чуть дальше на диванчике, чтобы можно было присесть, и Антон благодарит Бога, что не придется занимать кресло рядом с Арсением — места хватает. Кстати, раньше Шастун никогда не пересекался с Матвиенко вне рабочей обстановки. Да даже и в офисе они общались всего-то пару раз, но сейчас этот акт доброй воли заставляет автоматом поставить галочку напротив «охуенный мужик». Сразу же начинаются разговоры о семье, работе, старых квартирах и новых машинах. Так душно. Окно бы открыть. Арсений молчит. Где-то на задворках сознания Ириным голосом повторяется: «скрытный». Размышления по этому поводу выбивают все остальные сведения о мироздании и прочем нахуй подальше, заставляя залипнуть на себе достаточно надолго. Ну хоть какое-то развлечение. Официант приносит заказ через полгода, за которые у Шастуна заканчиваются новости в Телеграм-каналах. Накинувшись на странную голубую жидкость, он не жалеет о своем выборе. Водка, или что бы там ни было, немного снимает навязавшееся напряжение. В памяти всплывают общие темы, и на обсуждении одного своего клиента, с которым креативщики ебались три недели, Антон чувствует себя Голливудской звездой. Не меньше. Дима периодически вставляет ремарки, у Сережи забавные ямочки на щеках, которые практически не разглядеть за бородой, Попову… не смешно. Он уткнулся в телефон, периодически вспоминая уже про виски со льдом. Глаза бегают по экрану. Туда-сюда. Туда-сюда. Да и похую. Чё только на него смотреть, что ли? Да. Он выделяется. Total black. Странный пиджак. Массивная цепь. Неудивительно, что ему не зашёл лук с третьей фотки. Сейчас они были бы, как двое из ларца. Точнее, Шастун тот из них, который лох, а Арсений — который успешный на Лексусе. Как бы ни было дебильно и не к месту признавать, вот это всё в совокупности… — …красиво, — Попов отвлекается от новостной ленты и переводит взгляд. — Что? — Антон наклоняется немного вперёд. Музыка не абсолютно забивает, но сильно снижает слышимость. — Вот так глазеть — не очень красиво. Если интересно, можно спросить, — блокирует телефон и не даёт слова вставить. — Ты на кольцо смотрел? — Нет, — скорее всего, нет. Арсений пропускает ответ мимо ушей, потому что так удобнее: — Hands remember. Серебро. Ссылку кинуть? — усмехается. Шастун кивает. Он заблудился в трёх соснах предположений об их первом разговоре после вчерашнего взрыва, и в голове пустота. Что ему сказать? — Да, — скорее всего, да. Диалог прерывается, Сережа странно косится, Дима не видит никаких проблем и заказывает сет шотов. Два сета шотов. Три. — Матвиеныч, я курить, — Попов подхватывает айфон со стола. — А ты пока переходи к разговорам о поясах из собачьей шерсти и рассаде. Как только он скрывается за поворотом, Матвиенко обращается к Антону напрямую: — И чё ты с ним сделал? Становится непонятно и стрёмно. — А что случилось-то? — Он два месяца назад бросил, — звучит как-то обвинительно. — Только не говори, что вы опять поцапались. — Не скажу, — правда, не скажет. Начнём с того, что Шастун вообще н и к о г д а такого не говорил. Какие тут могут быть «опять»? — Может, пиздит? — Дима должен быть представлен к ордену за здравый смысл. — Сейчас выйдем, а он уехал со всем бухгалтерским отделом в сауну. Видимо, приняв это за максимально допустимый расклад, Сережа пожимает плечами: — Может, пиздит. Первые два тоста были за деньги. Третий — за ещё больше денег. Четвертый Антон помнит плохо, ровно как и то, каким образом он оказался на танцполе. По итогам собрания определено: кальянный реп в хорошей обработке отлично сочетается с водкой в обработке плохой.***
Стрелять сигарету у Сурковой было отвратной идеей, но девушка уезжала расстроенной, и не взять презентованную от чистой и пьяной души пачку как-то… неловко? Давясь сладостью зеленого Чапмана, Шастун натыкается на вопрос: — Ну и чего ты раскис? — Да просто, блять, вот даже когда его нет, все по пизде идёт. — Да похуй, ты отличный Поповазаменитель, — Дима долго думает, прежде чем выдать вот это. Но в целом, он прав. На медленном танце, а точнее каком-то кривом его подобии, пришлось снова выполнять обязанности Арсения, нашептывая Оксане какую-то чушь на ухо, чтобы ей не стало совсем уж мерзко. Сама пришла. Сама пригласила. Сама смешала слезы с соплями у Шастуна на плече. Чуть ниже плеча. Ну погналась за мудаком, ну сама… — …виновата, — Позов тушит окурок о железную крышку урны. Антону крайне не нравится такая склейка мыслей с реальностью, поэтому он просит: — Повтори. — Чего плакать — неясно. Её никто напрямую не отшивал. Она даже ни в чем не виновата. Наоборот, для такой хуйни надо быть смелой до предела. — Или нажраться. — Ну, или так. Теперь значительно лучше. Шастун здраво оценивает свои возможности бухать дальше и понимает, что пару шотов еще потянет. В мешанине из мыслей появляется Матвиенко, который дико ссытся открывать диалог в Тиндере, и это вызывает улыбку. То, что он замечает, бросив взгляд Диме за спину — вызывает смущение и шок. Полный ахуй. Будь Антон чуть более трезв, он бы заорал. Вот надо было, как все нормальные люди, не воротить ебало от того, что в курилке дохуя и больше народу, не заворачивать на парковку, покурить там и спокойно вернуться на Родину — в маленькую комнатку с неоновым светом. Но у таких обстоятельств свой собственный прикол. Прямо не жизнь, а блядский блокбастер. Шастун молчит. Сказать нечего. Он достаёт телефон, делает несколько снимков и смотрит уже через экран. Не поменялось нихуя. Если прям сильно попытаться убедить мозг в нормальности происходящего, отпустит хоть чуточку? Итак. Все нормально. Все хорошо. Это просто… — …хуета какая-то, — Дима звонко щелкает пальцами перед лицом. — Ало, Земля вызывает, приём. Антон только показывает за спину, как ребенок, и Позов оглядывается на минуту. Поворачивается обратно. Трясёт головой. Предпринимает одну шаткую попытку: — А может, это не наше дело? М? Шаст? Скорее всего, да. Скорее всего, нет. Хуй знает, как правильно ответить на такой вопрос. После шока первой просыпается мерзкая улыбочка папарацци. После неё — довольное: «А я знал», — что заевшей пластинкой катается из одного отдела мозга в другой и мимолётом заставляет руки поджечь вторую сигарету. Вместе с дымом чуть-чуть уходит тревога. Что можно делать с информацией? Да что угодно. Она же, блять, двигатель прогресса. Начало великого развития. Старт любой войны. На фоне этого появляются два абсолютно противоположных плана действий. Первый — почувствовать себя рыцарем и проработать все прошлые ошибки, загладить конфликты, потому что, если честно, на подобные вещи Шастуну похуй. Главное, чтобы его самого это вот все активно не затрагивало. Может быть, Арсений Сергеевич такая скотина только потому, что защищается от нападок со стороны. Второй — просто слить фотки. Тогда, учитывая всё входящее и выходящее, мириться уже будет не с кем. А там и первое место. И деньги. Зря что ли три тоста за них поднимали? Надо выбрать что-то и срочно, иначе Шастун скоро лопнет на тысячу частей. Классическая ситуация двух зайцев. За обоими погонишься — ни одного не поймаешь. Хотя хочется до судорог. И первого, и второго, и… — …никому ты не расскажешь, — Дима уверен в том, что говорит. Часто. Всегда. Антон решает: очнуться именно на этой фразе — судьба, не иначе. Очевидно, что вот она — уязвимость. Неочевидно, что Шастун всё же не крыса. И никогда ей не был. И доказать это нечем. Просто верьте по-братски, окей? Но обсудить-то все равно надо. Без этого как-то ни туда и ни сюда: — Поз, он гей, — слова даются, сука, с трудом. — Я тебе напомню, что ты — нет. Так что перестань пялиться и закрой рот. Рационально. Антон заходит в клуб будто бы рожденным заново. Свет становится ярче, музыка громче. К запланированным двум-трём шотам добавляется ещё десять. Ему надо — у него стресс. Утром, когда Шастун выкидывал из рюкзака все лишнее, Карнеги снова упал на пол. Такая у него участь, ничего не попишешь. Все, что Антон успел заметить на открывшемся развороте: «Живите сегодняшним днём». Этот совет легко проверить на практике. Чья-то рука на смазанной фотке гладит шею Попова. Цепляет указательным пальцем ложбинку за ухом. Поддерживает его острый подбородок. Но это уже какие-то стрёмные и ненужные подробности, всплывающие с пятым шотом. Сухой факт один: «завтра» не существует.