Граффити розовой краской

…За мной придут другие, верю, встанет весь народ, Бумажный белый самолёт смело идет на взлет. Здесь так горят идеи, их не потушить водой, Настало время вернуться домой. — Серега, ну как так-то? — разочарованно вздыхает Игорь и, стянув кепку, падает на диван. Взъерошенная рыжая голова поворачивается в его сторону, а весь остальной Сережа не двигается: как замер, застигнутый врасплох во время мучений снятия костюма, так и стоит, вцепившись пальцами в жесткий кожаный пояс, и во все глаза пялится на Игоря. Игорь же, понимающе его оглядев, отводит меланхоличный взгляд в потолок, сцепляет пальцы в замок, складывает руки на груди, а ноги вытягивает вперед, косплея десяток несчастных, которые в последние три недели имели неосторожность попасться Чумному Доктору. Трупаков, попросту говоря. — Это не то, что ты подумал, — глупо выпаливает Сережа и даже не краснеет. Птенчик, ей-богу, если бы не росли вместе, Игорь бы решил, что он раза в два его младше. — Да правда, что ли? — скалится он. — Значит, ты исправно продолжаешь пить таблетки по рецептику и совсем не решил, что они больше не нужны, и не выкинул их в унитаз? А, Серег? Игорь снова поворачивает голову и самодовольно хмыкает, когда натыкается на совсем ошарашенный взгляд. Ага, не ожидал. Сережа неловко мнется, но то ли наконец вспоминает, что он, на минуточку, хозяин этого офиса и всей башни, то ли просто устаёт стоять на одном месте и ничего не делать — это у него характерная черта. Уж что угодно, а такую штуку Игорь в ком угодно на раз-два различит — столько раз когда-то наблюдал у второго отца. — С ч-чего ты… Вообще-то… — мнется Сережа еще полминуты и наконец окончательно берет себя в руки, быстрым движением приглаживает волосы, опирается задницей о стол и, чуть запрокинув голову, парирует: — Ты, собственно, какое отношение имеешь к моему здоровью? При всей моей к тебе любви, Игорек, мы, слава богу, не супруги. Игорь невольно морщится. Мерзость какая. А ведь в двенадцать лет он был в Сережу немножко влюблен — до того, как появился Петя, и стало непонятно, кого к кому он ревнует. Пожалуй, в какой-то момент ему нравились оба, и сложись всё иначе… Нет, всё ещё мерзость, это ж как с братом кольцами обменяться. — Ты давай не увиливай, — фыркает он и выпрямляется. Марго, как всегда, приветливо улыбается с экрана. — Эй, пс-с, Маргош. Скажи-ка мне, твой придурочный хозяин… — Марго, молчать! — рявкает Сережа. — …принимает свои лекарства? Марго тут же выдаёт создателя с потрохами: — Нет, Игорь! Сергей выбросил оставшиеся три таблетки в слив унитаза ровно двадцать семь дней назад, а новые не заказывал! — Марго! — возмущается Сережа, всплескивая руками, и Игорь машинально пригибается, на мгновение уверенный, что из огнеметов на его запястьях полыхнет огонь. — Я же сказал тебе молчать! — Простите, Сергей! Я не услышала! — Даже сквозь запрограммированный на дружелюбие тон отчетливо слышится язвительность. Сережа закрывает лицо руками и что-то бубнит, а Игорь, подумав, достаёт из кармана телефон. Не свою родненькую нокию, которую тоже всегда таскает на всякий случай, а новый ослепительно-белого цвета смартфон с модным логотипом. Не «яблочный» — Ваня так и сказал, что денег-то не жалко, но очень уж айфоны любят разбиваться, а, зная Игоря, у него такая вещь не прожила бы и одного дня. Максимум — полтора. В приложении доставки за последнее время не так уж много заказов — в основном им пользовался Ваня, причем по любому поводу и не важно, с чьего телефона, своего или Игоря, смотря какой окажется под рукой. Он уехал на съемки в Москву больше двух месяцев назад и в последнее время всё реже выходит на связь (чем, между прочим, сильно волнует, но Игорь старается этого не показывать — у самого бешеная работа, а у Вани хотя бы безопасная), и в его отсутствие заказывать на дом было нечего и незачем. Теперь Игорь в два счета находит среди заказов за позапрошлый месяц нужные лекарства, которые Серега и в тот раз забыл купить сам, вбивает адрес офиса и своё имя, чтобы ни у кого не вознкило вопросов, и, довольный собой, поднимает взгляд на Сережу. Тот последние три минуты эмоционально что-то вещал. — …заслуживают. А что на улицах беспорядки — так это хорошо, люди наконец-то встряхнулись и начали что-то менять! — Дай мне знать, когда Птица решит выйти, — вклинивается Игорь, и Сережа недовольно складывает руки на груди. — С чего ты вообще взял, что он забрал контроль? — А это не так? — Нет! «Врешь же, — горько думает Игорь и сжимает зубы, чтобы не ляпнуть что-нибудь обидное. — Врешь и не краснеешь, как будто не знаешь, что я твою ложь всегда вижу». Не к месту вспоминается, что Ваню он с Серым так и не познакомил. Заочно только — обоим друг про друга рассказывал, да не по разу, а до встречи дело как-то не дошло: то у Сережи неделя конференций, то у Вани внезапные досъемки, то у Сережи завал с обновлением, то у Вани очередная премьера… Короче говоря, сложно быть трудоголиками, а они все тут не без греха. — Я вот только понять не могу, — продолжает Игорь, снова заводясь, — какого черта тебя вообще так накрыло? Альфу своего дождаться не можешь или чего? Он ожидает… да нет, он совершенно уверен, что Сережа нарычит на него за такое предположение в такой форме, пусть даже оно трижды обоснованное, но Сережа неожиданно сдувается, как воздушный шарик. Даже как будто бледнеет и уменьшается в размерах, еще чуть-чуть, и не снятый до конца костюм сам начнет сползать. — Он… — Сережа шмыгает носом. — Он же… Он обещал верну-у-уться!.. Чего Игорь точно не ожидал — это что Сережа сорвется на натуральный вой и заревет горькими слезами, так что теперь перенимает свой черед изумленно пялиться. Сережа тем временем соскальзывает на пол, спиной продолжая опираться о стол, прижимает ладони к лицу и плачет, как обиженный ребенок. Когда мозг немного отходит от охуевания и начинает обрабатывать информацию, Игорь на полном серьезе пугается. Может, он чего-то не знает? Может, что-то плохое случилось? Да нет, Ванька бы сказал… Хотя стоп, Ванька тоже в последнее время редко отвечает, так вдруг… — Он же на досъемки уехал, нет? — неуверенно спрашивает Игорь. — И Ваня тож… — Да ты как всегда про своего Ваню! — вскрикивает Сережа, не переставая реветь; Игорь от неожиданности аж подпрыгивает. — Ваня это, Ваня то, Ваня-Ваня-Ваня! А то, что от Димы ни слуху, ни духу, тебя вообще не беспокоит! Может, там что-то случилось… Или он меня бросил! Решил остаться в Москве — а что, он крутой актер, его там с руками… от-торвут… Только-только ослабившая хватку истерика снова накатывает на него, и Сережа бессильно утыкается лбом в колени, всхлипывая тише, но чаще. Игорь продолжает смотреть на него в полном ахере. Единственное, что приходит в голову, это необходимость дать Сереже попить, так что он усилием воли поднимается на ноги и тащится к холодильнику. С этой шайтан-машиной у него тоже долго не получалось подружиться, но сейчас, слава богу, удаётся без проблем достать обыкновенную бутылку негазированной воды. Пока Сережа пьет, едва не давясь из-за клокочущих в горле всхлипов, Игорь садится рядом с ним, тоже на пол, и пытается думать. Единственное, до чего наконец додумывается, — снова достать беленькую лопату, высмотреть среди значков приложений телеграмм, с третьего раза найти через поиск канал Димки и сунуть Сереже под нос. С видео-кружочка на них смотрит улыбающийся во все тридцать два Чеботарев и радостно что-то вещает, а потом подтягивает в кадр смущенного Ваню, и они смеются вместе. Оба одеты в неоново-оранжевые жилетки, на фоне — лес. Сообщение датировано вчерашним числом. — Всё с ними нормально, — заверяет Игорь ровным тоном, но подсознательно чует, что так просто это не закончится. И действительно: Сережа сперва затихает на долгую минуту, которую длится запись, потом еще на одну и всё это время не отрывает взгляд от экрана, — а потом его лицо некрасиво кривится и он снова воет: — Он мне изменяет! — Э, слышь, — буркает Игорь, ревностно пряча телефон. — Берега не путай, Серый. Сережа снова затихает, соображает секунду. Моргает. — Ой. — Вот тебе и «ой». — Игорь в очередной раз тяжело вздыхает и снова внимательно оглядывает своего бедового друга (и уже, считай, названного брата) с ног до макушки. — Серег, а ты случайно не того?.. Этого… Того этого? — Я не знаю, — отвечает Сережа неожиданно спокойно, но пальцами нервно теребит ткань костюма на колене. — Тесты отрицательные, я штук двадцать пробовал, но симптомы… очень однозначные. Да и мы же планировали, — вдруг сознаётся он. — Может, я надумываю то, чего нет… И Димы тоже нет, а он мне сейчас так нужен… У него опять трясутся губы, и Игорь испуганно выпаливает первое, что приходит в голову: — Ты зачем взял его без спроса? Сережа не сразу понимает, о чём идет речь. Он вообще, кажется, забыл, с чего начинался разговор, потому что недоуменно смотрит на свои руки и ноги. Еще чуть-чуть, и скажет, что это кто-то другой вырубил его и надел на него костюм — и, может, даже будет свято в это верить. Черт его знает, что сейчас у него в башке, не подлеченной таблетками. — Эт-то не я, — не разочаровывает Сережа. — Вернее… Я не помню, как взял, и есть еще некоторые провалы, но их мало, Игорь, клянусь! В остальном я делал всё сам, Птица не при чём. Для Игоря всегда будет загадкой, почему Серега так защищает и, пожалуй, в каком-то смысле любит свою вторую личность. Но все они, и правда, не без греха. — Потащился бегать по городу с огнеметами, будучи вероятно беременным? — скептически переспрашивает Игорь и хмыкает. — Похоже на тебя, но Серега, блять. — Не матерись. — При ребенке? — Ну Игорь! Сережа, совсем как в детстве, несильно бьет его раскрытыми ладошками по плечу, а Игорь, заливаясь хохотом, шутливо прикрывается. Правда, в какой-то момент из огнемета на предплечье Сережи вырывается даже не искра, а целый маленький костерок, и оба так и замирают, ошалело глядя на опаленный край дивана. — Это могли быть мои усы, — замечает Игорь. — Огнеметы тоже твои, так что я не при чём, — парирует Сережа, но всё-таки быстренько хватается за застежки. — Да как они… Ну Игорь, помоги! Приходится с тяжелым вздохом помогать ему выпутываться из костюма, который, при всём удобстве в использовании, надевать — та еще пытка. Игорю иногда кажется, что это мироздание специально предусмотрело, чтобы ему реже приходила в голову замечательная идея пойти вечерком не за шавой, а вершить правосудие. — Как ты вообще его на себе затянул? — ворчит Игорь, ковыряясь в застежках. — Он мне по размеру… ну, чуть-чуть маловат, но не настолько, чтобы так хорошо сидеть на мелком тебе. Сережа бормочет что-то невнятное, а Игорь не к месту вспоминает его тёзку, того самого, которого назвать Сережей язык не повернется — как был всю жизнь Серым, так и остался. Вот вроде человек без всяких диагнозов, а мозги совершенно набекрень. Игорь никогда не любил с ним общаться, но после того, как год назад Серый вместо своего Олега получил похоронку, его совсем как с цепи сорвало. По спине пробегают мурашки при одном воспоминании о неестественно громком смехе и огромных зрачках. Как выглядит наркозависимость, Игорь тоже, к своему огромному сожалению, знает не понаслышке, и теперь надеется только, что внезапное увлечение музыкой всё-таки спасёт Сергея и не даст окончательно забить на жизнь. У Разумовского тоже есть, на что отвлечься, но без присмотра его оставлять категорически нельзя. Надо бы позвонить Димке Че и поторопить, не всё ж Игорю с его благоверным возиться. — Если так хочешь помочь, — задумчиво говорит он, собирая костюм в кучу, — лучше давай подключим мне какую-то рацию или типа того… Ну, как в тех фильмах, которые мы смотрели, помнишь? — О, точно! — мигом оживляется Сережа и кидается к компьютеру в чём был — в каких-то лосинах, растянутой футболке и босиком. — И Марго подключу, и датчик GPS поставлю, чтобы… — Ага, чтобы меня вычислили при любой возможности?! — тут же вскидывается Игорь, но в ответ получает уничтожающий взгляд. — Ты сомневаешься в моей системе шифрования? — Конечно нет. — Тогда молчи и жди! Я тебе такой костюм забабахаю, Тони Старк будет нервно курить в сторонке. Следующие пятнадцать минут Игорь дожидается курьера, забирает заказ с лекарствами, радуясь, что додумался сунуть туда пару салатов и блинчики, кладёт всё это на стол рядом с Сережей и уходит, прихватив рюкзак с костюмом. Сережа больше не обращает на него никакого внимания, поглощенный процессом, и за клацаньем клавиатуры вряд ли замечает, как хлопает дверь.

✕ ✕ ✕

После башни Игорь сразу едет к папе Диме, раз уж выдался внеплановый выходной. Звонить ему каждый день и навещать как минимум раз в неделю стало уже паранойей, очень уж не нравятся Игорю его пространные разговоры о смысле жизни и постоянно отсутствующий взгляд. Ну хоть решился наконец переехать в маленькую квартиру, причем в историческом центре, и перестать торчать одному в огромном доме, где когда-то они жили впятером. Так бы кто угодно в петлю полез. — Кстати, Кай звонил, — говорит Игорь, заваривая чай. Тот у Димы всегда припасен в десятке разных сортов, и вроде уже такая привычная вещь, а Игорь всё равно каждый раз вспоминает далекое детство, еще до своих двенадцати, когда у обоих пап водился только кипяток. Дима улыбается на удивление искренне. — Как он? Мне совсем редко стал звонить, я так скучаю… У Игоря сжалось сердце. Кай своих родных родителей и не помнил — с двух лет его воспитывали только Дима с Игорем, а всю правду о семье он узнал уже подростком, раньше попросту не понял бы. Слава богу, что обошлось без проблем! Он не перестал считать Диму папой, не стал как-то иначе относиться к нему или Игорю, но Дима успешно справляется с надумыванием проблем. — Ты давай только, это, — бормочет Игорь, — чепуху всякую не сочиняй. Пацану двадцать лет, он весь в учебе и в театре своем, конечно он меньше звонит, он и мне не звонит почти. А если и звонит, то всё в основном про Ваньку спрашивает, поработать с ним мечтает, видите ли. Дима хмыкает. — Еще бы, с самим Янковским… Ну пускай радуется, что такие связи есть. — Пару секунд он молчит, а потом ни с того ни с сего: — Так жалко, что они его не видят. Гордились бы. — Пап, — неловко зовет Игорь, но Дима тут же отмахивается. — Всё, прости, молчу. Он так на них становится похож, а в то же время — вообще другой, ты замечал?.. Ты вот на Костю один в один, и внешне, и характером, а Кай прямо самостоятельный получился. Игорь кивает невпопад и пьет чай, не различая вкус. Иногда у него мелькает мысль — лучше бы они оба погибли еще тогда, в стычке с Анубисом, и тогда ни Игорь, ни Дима не знали бы, что такое быть частью большой и счастливой семьи. Тогда было бы, может, не так тяжело, было бы просто нечего терять. И не пришлось бы слышать, как то один, то второй отец кричит от кошмаров, потому что подсознание прекрасно запомнило тот день. Не пришлось бы смотреть, как мучается папа Юра, вспоминая, как чуть не убил своего беременного омегу и выстрелил в своего приемного сына. Не пришлось бы видеть, как оба угасают и совсем проваливаются в работу, снова прячась в ней от проблем. Не пришлось бы крепко обнимать рыдающего Диму, когда они оба погибли в перестрелке на одном задании, и душить собственную истерику, потому что у плачущего в кроватке Кая должен был остаться хотя бы один соображающий взрослый. И не пришлось бы месяцем позже снимать Диму с веревки на кухне и орать на него, отчаянно пытаясь вставить мозги на место и напомнить, что он нужен Каю. Не пришлось бы — но тогда и Кая бы не было, и только эта мысль заставляет Игоря верить, что всё сложилось не худшим образом. В свою квартиру — родную, доставшуюся еще от Громов — Игорь возвращается к полуночи, одновременно разбитый и настроенный на новый бой. Если когда-то у него еще мелькали мысли, что что-то он, быть может, делает не так, то теперь их не осталось; напротив, каждый вот такой день всё сильнее убеждает, что всё он делает правильно. Игорь подносит ключ к замку, но замирает на середине движения. Дверь не захлопнута. Он почти машинально чуть дергает ее на себя и замечает, что внутри квартиры горит свет. Тянуться за огнеметом несподручно, но и нет необходимости — Игорь одним выученным движением достает табельное и распахивает дверь. — Вламываться в квартиру мента — признак тотальной невезучести, — прикрикивает он, быстро оглядывая комнату, но, на удивление, не видит признаков грабежа или хотя бы присутствия другого человека. Успевает даже подумать — вдруг сам стал с ума сходить и забыл выключить свет и закрыть замок?.. Но потом всё-таки замечает. Сперва слышит хриплый смешок, затем наконец видит на кухне, за столом, на той табуретке, где когда-то любил сидеть отец, мужчину в потрепанном кожаном плаще. Игорь медленно опускает пистолет. Так уж вышло, что виделись они очень редко, но образ этого человека почему-то застрял в подкорке, и пусть кудрявые волосы поседели и пригладились, а лицо осунулось и стало испещрено морщинами, Игорь Гром всё равно мгновенно узнаёт Тихона Жизневского. — Привет, брат, — усмехается тот совсем осипшим, но всё ещё легко узнаваемым голосом. — Ну как ты тут? Игорь ничего не отвечает, только дергает губой и подходит ближе, двигает второй стул к себе — ножки скрипят по многолетним царапинам на полу — и садится напротив. Они одновременно подаются ближе друг к другу, опираясь на локти, и Игоря вдруг пробирает странной дрожью. Этот человек — преступник, который в девяностые держал в страхе авторитетов обеих столиц, который умудрялся на протяжении многих лет обходить закон, а когда уже почти попался, его чудом отмазали снова. История, которую Игорю по кускам рассказывала вся семья, включая друга отцов — дядю Женю. Потом, правда, и дядя Женя, и Тихон, чьи отношения Игорь понял только спустя время, куда-то пропали. Со временем про них вовсе перестали говорить, но подробности Игорь узнал сам, уже когда окончил академию и пришел стажером в родное управление. И вот, похоже, Тихон Жизневский досрочно вышел из тюрьмы… Или сбежал? Так или иначе, если через час, когда его следа в квартире Громов уже не будет, Игорю позвонят со срочной информацией о побеге опасного преступника, он лишь тяжело вздохнет. Промолчит в память о том, как сильно дядя Женя — совсем не чужой его семье — любил этого человека. А еще потому, что в эту затянувшуюся минуту Игорю вдруг до боли остро кажется, что он и Тихон в чем-то безумно похожи… Погасшими глазами или опущенными уголками губ, чертами лица или одинаково сгорбленной спиной, или, может, этой бесконечной тоской по свету, которого — оказывается — в мире осталось очень мало. Игорь гулко сглатывает и говорит тоже хрипло, как будто всю ночь проорал в подушку: — Нормально. Тихон в ответ мотает головой и тускло улыбается, и на миг в нём мелькает полузабытая ехидная искорка; Игорь едва ее помнит. — А че ж тогда по городу с огнеметами бегаешь? И почему-то Игорь не пугается и даже не удивляется, как будто то, что Тихон обо всём знает, само собой разумеется. Он спокойно пожимает плечами и чуть дергает пальцами, не сжатыми в кулаки. — Заразу всякую выжигаю. — И как? Успешно? Игорь молчит, бездумно глядя куда-то в сторону от его лица. — Да ладно, не мне тебя осуждать, — вздыхает Тихон и тоже отводит взгляд. Свет фонаря из окна чуть золотит его поседевшие волосы, разглаживает морщины на лице и подсвечивает глаза обманчивым сиянием. — Ты только сейчас посмотри на меня хорошенько, да? И подумай о том, что вот так же… — Не надо, — перебивает Игорь негромко. — Ладно, — повторяет Тихон и снова переводит взгляд на него, дергает бровью. — Девушка-то есть у тебя? Игорь испытывает легкое дежавю, как будто уже слышал этот вопрос то ли в воображении, то ли во сне. — Нет. — Он сталкивается взглядом с Тихоном и зеркалит его жест. — Парень есть. «Мы и правда слишком похожи, да?» — Любишь? — Да. Тихон улыбается одновременно тепло и грустно, и Игорь гадает, про кого он думает — про Женю или про свою первую, давно потерянную любовь? — Тогда ради него — прекращай, — вдруг говорит он, и Игорь мрачнеет. Но перебить не успевает: — Нет, ты послушай, мы же в первый и последний раз с тобой общаемся. Если реально его любишь, бросай это всё и работай честно, не поздно же еще. Зачем тебе месть, ну? Я вот мстил всю жизнь — и чего я этим добился? Подонка наказал? Легче может и стало, только человека это не вернуло, а я в итоге забрал у Женька счастье. Потому что мы с ним могли бы, как нормальные люди, а получилось как… У него срывается голос, и он кашляет громко и хрипло, так долго, что Игорь поднимается подойти к раковине за водой, но Тихон жесткой хваткой удерживает его на месте. — Ни у кого не бывает всё идеально, — твердо говорит Игорь. — Я делаю то, что делаю, потому что это правильно. Даже если в конечном итоге это ничего не изменит. — Это как раз потому, что ты идеалист, — скалится Тихон и дергает его за руку, заставляя посмотреть на себя сверху вниз. Теперь фонарь светит ему в затылок, отчего лицо приобретает совсем жуткий вид. — Какая разница, что там в мире происходит? Ты о своей семье должен думать, чтоб твоя половинка, пока тебя из тюрьмы дожидается, не повесилась и не сторчалась. И непонятно, случайный ли это подбор примеров или он опять каким-то образом знает обо всех всё и чуть больше, но от этих слов Игоря прошибает так, что он сгибается пополам и машинально хватает Тихона за воротник. — Заткнись. Тихон улыбается во весь рот, глаза бегают по лицу Игоря совсем безумно, с абсолютным торжеством, и Игорь понимает, что попался. В голове образ папы Димы на веревке накладывается на бешеное лицо Пети с расширенными зрачками и неестественной улыбкой. А потом вспоминаются два надгробия на Южном кладбище — с разными фамилиями, хотя они еще до рождения Кая поженились, — а потом и фотографии мертвого Пети с разбитым в мясо лицом. На кладбище в Москве Игорь так и не решился ни разу сходить, оно того не стоит. — Так не будет, — выдыхает Игорь, неожиданно успокаиваясь, отпускает Тихона и устало возвращается на стул. — Так не будет… Сейчас всё совсем по-другому. Девяностые, в конце концов, давно прошли, а Чумной Доктор и рядом не стоял с тем, что творилось тогда. Он сейчас, как ни странно, остается самой страшной угрозой в Петербурге, и пока им является сам Игорь Гром, ничего плохого не случится. Тем более с Ваней, который, несмотря на все их договоренности, заняться переездом так и не решается. И обоих всё, если честно, устраивает. — Он не знает и не узнает, — добавляет Игорь. — Его всё это не коснется, уж за этим я прослежу. Тихон снова хмыкает, но больше не пытается переубеждать. Вместо этого он вдруг меняет тему: — Красивые часы. Игорь смотрит на них удивленно, позабыв, что вообще носит что-то на руке. — Отцовские. — Кости? — Да. Хочется спросить у него, что дальше, куда он теперь собирается, но это кажется неуместным в их положении. Пауза неумолимо затягивается, и Игорь всё же выпаливает: — Если что, я тебя не видел. Тихон моргает и вдруг долго смеется, почти так же долго, как до этого не мог откашляться. — Вот ты кадр, Игорек… Вроде весь такой ангел смерти, вершитель судеб, а вроде и справедливость у тебя какая-то совсем своя. — Может и так. Как будто в ответ на эти слова раздается негромкий сигнал входящего сообщения, Игорь, не извиняясь, достает телефон, просматривает уведомление и хмыкает. «Чумной Доктор совершил очередное правосудие! Клиенты банка Ольги Исаевой ликуют». И красочная фотография, как из супергеройского фильма, Серега как специально позировал на балконе. Надо бы сказать ему, чтобы, если вдруг опять решит стащить костюм, хоть был осторожнее и не привлекал столько внимания… Тихон хватает его за руку так резко, что Игорь от неожиданного движения дергается к кобуре и напрягает ноги, готовый подпрыгнуть с места, отпинывая стул. Но потом фокусирует взгляд и видит, что Тихон огромными глазами смотрит в экран его телефона. — Кто это? — спрашивает почти без голоса, и пальцы его такие ледяные, что Игорь пугается. Игорь смотрит вниз, и только через три секунды до него доходит — на заставке стоит фотография улыбающегося Вани. — Мой парень. — Можно?.. Помедлив, Игорь всё же снимает блокировку и протягивает ему телефон экраном вверх. Пристально следит за движениями, но Тихон ничего лишнего не делает, действительно только смотрит на фото, шумно дышит, и с каждым судорожным вдохом его пальцы начинают дрожать сильнее. — Как его зовут? Игорь хмуро смотрит исподлобья. Отвечать не хочется — реакция, что ни говори, напрягает, да и страшно, как бы гостя не хватил приступ инсульта или еще какой-нибудь болячки, объясняйся потом с врачами... Но всё же Игорь решается. — Ваня. Тихон на секунду плотно сжимает губы, потом быстро спрашивает: — А фамилия? — и снова сцепляет челюсти так крепко, что на шее проступают вены. И Игорю кажется таким странным, что кто-то может не знать такого актера, что он даже не думает, прежде чем бросить с иррациональной гордостью: — Янковский. Телефон падает на стол. Тихон на выдохе утыкается лицом в сложенные ладони и замирает так. Несколько раз порывается спросить что-то еще, но не решается; его плечи мелко подрагивают, дыхание то и дело затихает, как будто он давит в себе всхлипы. А когда он наконец медленно опускает руки вниз, Игорь видит в уголках его глаз мокрые следы. Тихон хрипит: — А ты знаешь, что?.. — Мотает головой, перебивая сам себя. — Дашь листок и ручку? Или что-нибудь… А, вот. Он хватает частично исписанный тетрадный листок — Игорь так и не отучился раскидывать заметки по всей квартире — и первый попавшийся маркер, который оказывается ярко-розовым. Игорь наблюдает за неверными движениями его трясущейся руки, хотя сразу понимает, что тот рисует. Этот символ Игорь видел в личном деле Тихона, а намного чаще — в городе, в тех укромных местах, где до потускневших и облупившихся граффити не добрались. — И что? — не сдерживается Игорь. — Твоя метка, знаю, видел, причем тут… — Приложи к зеркалу и поймешь. Тихон не смотрит на Игоря, только на погасший уже экран телефона, как будто продолжает видеть там изображение. Вопрос почти срывается с языка, но Игорь успевает больно прикусить щеку и промолчать. Всё ещё мало что понимает и очень хочет спросить напрямую, но ведь Тихон и сам вряд ли знает, вряд ли… осознаёт. Или всё-таки?.. Удивительное совпадение? Или тот Ваня — его, Тихона, Ваня — и вот этот знакомый Ваня напрямую связаны? Игорь припоминает, что отчества у Ваньки нет. — У тебя есть его фотография? — спрашивает Тихон еле слышно, моргает совсем потерянно, и Игорь едва не указывает на телефон, но потом понимает: распечатанная. Такие сейчас и не делают почти, это раньше портреты любимых носили в кулонах и в бумажниках, а теперь для этого есть заставка телефона. Но Игорь никогда не считал телефоны надежным местом для хранения информации, поэтому, разумеется, несколько фотокарточек у него лежит. И он не решается сказать Тихону, что вообще-то Ваню можно загуглить, выбрать любую понравившуюся фотографию и распечатать в ближайшей копирке. Он сам выбирает снимок — Ваня на нем совсем молодой, лет семь назад, волосы короткие и еще нет щетины, в общем, почти такой же, как на заставке. Тихон берет карточку двумя пальцами, так бережно, как будто боится испачкать. Потом вдруг часто моргает и смотрит на Игоря, будто очнувшись ото сна. — Ты это… прости, он просто… Я просто, не знаю… — Не объясняй, — отмахивается Игорь. — Не сейчас, да? Тихон благодарно улыбается. Может, и правда — просто совпадение. Игорь не садится обратно на стул, и Тихон верно считывает намек — поднимается тоже, осторожно убирает фотографию во внутренний карман и, поглядев на Игоря, говорит: — Не послушаешь, знаю, и всё равно скажу. Ты поаккуратнее, ладно? Даже на Чумного Доктора найдется какой-нибудь майор, который его посадит. Игорь проходит мимо него к раковине и достает кружку. — Пусть попытается, и вся остальная служба покажется ему Диснейлендом. Позади слышится невеселый смешок. Игорь открывает кран и нарочито долго ждет холодной воды, зачем-то моет руки, только потом набирает воду в стакан и допивает его до дна. Тщательно вытирает полотенцем, убирает в шкаф. Выключает воду. Когда он оборачивается, в квартире ожидаемо пусто. Игорь переводит взгляд на стол — и дергается было побежать следом, но тормозит себя и тяжело вздыхает. Чего еще стоило ожидать? Пусть это будет платой за добрый совет, хоть он и не собирается им воспользоваться. Не тогда, когда в городе остается столько людей, которые заслужили наказания за свои преступления. Телефона на столе нет. Только фотография улыбающегося Ваньки и листок с его зашифрованными инициалами, небрежно нарисованными розовым цветом. Этот поезд в огне, И нам не на что больше жать. Этот поезд в огне, И нам некуда больше бежать. Эта земля была нашей, Пока мы не увязли в борьбе, Она умрет, если будет ничьей, — Пора вернуть эту землю себе. (Леван Горозия, 2021)