Калейдоскоп

      Гермиона бежала, не разбирая дороги. Поглубже в замок, подальше от собственных мыслей. Она бежала очень быстро, но образы, будто бы выжженные на сетчатке, были быстрее.       Поворот у древней статуи горгульи. Обнаженное плечо с острыми, торчащими ключицами. Прямо, мимо выщербленного заклинанием камня. Родинка на его ягодице. Еще один поворот — туда, где свечи светят уже слишком тускло. Скомканный плед темно-зеленого цвета, лежащей на белоснежной простыне.       Гермиона не выбирала, куда бежать, но больше всего на свете она хотела сбежать от самой себя. Ей было трудно дышать. Хотелось одновременно плакать и кричать так, чтобы разбивались стекла в пыльных окнах.       Когда она увидела их в Выручай-комнате, она не смогла проронить ни звука. Только шумно хватала ртом воздух, наблюдая как Фред, ее Фред, обнимал темноволосую девицу. Гермиона далеко не сразу узнала в ней Панси. Она смотрела на его улыбку, на руки, что обхватывали худое женское тело.       Она вообще не планировала идти на восьмой этаж. Просто бродила по замку, погруженная в свои мысли. Ей казалось, что Фред стал холоден, она подумала, что очень хотела бы, чтобы он был с ней честен. И в стене появилась небольшая, но очень изящная дверь. Гермиона, не задумываясь, потянула за ручку и оказалась в спальне из чьих-то сумасшедших фантазий.       Она увидела пару на высокой кровати, стоящей в центре, и потеряла дар речи. Они же заметили ее не сразу, Гермиона успела полюбоваться не только парочкой жарких поцелуев, но и тем, как Фред запускает пальцы Панси между ног.       Гермионе казалось, что из ее глаз текут слезы, потому что мир вдруг поддернулся мелкой рябью и поплыл, но она не чувствовала ни влаги на щеках, ни соли на губах. Когда Фред увидел ее, он испугался. А вот Панси лишь хихикнула и покрепче обхватила его руку ногами, будто пытаясь сделать так, чтобы пальцы вошли как можно глубже.       Гермиона побежала. Фред не сорвался следом. Кажется, он что-то сказал и даже попытался вытащить руку, но этого, разумеется, оказалось недостаточно. Впрочем, в глубине души Гермиона была этому даже рада, никакие слова не могли изменить того, что она увидела.       Она остановилась лишь тогда, когда свет факелов стал настолько тусклым, что трудно было разглядеть даже собственные руки, упрямо сжатые в кулаки. В этой темноте, в незнакомой части замка, Гермиону наконец-то догнали настоящие слезы. Ей было очень тяжело дышать, то ли от бега, то ли от липкого, густого отчаяния, окутавшего ее плотным коконом. Она с усилием потерла глаза, перед ними замелькали яркие огоньки, а руки стали влажными.       Гермиона услышала приглушенный шепот и вновь рванула с места. Не хотелось, чтобы кто-то ее нашел. Слезы продолжали течь против воли, она продолжала остервенелые попытки стереть их кулаками.       Она забрела в тупик. Впереди маячили лишь две одинаковые деревянные двери с потертыми ручками. Гермиона, не задумываясь, дернула ближайшую.       В комнате пахло пылью и старым, давно прогоревшим воском. Глаза долго не могли привыкнуть к темноте, но когда, наконец, адаптировались, Гермиона поняла, что оказалась в старой кладовке. Из коробок, что были расставлены тут и там выглядывал хлам разной степени бесполезности: чьи-то погнутые серебряные весы, выцветший номер «Придиры» с рассеянно улыбающейся волшебницей на обложке и подпаленное орлиное перо.       Гермиона невесело усмехнулась. Угораздило же ее наткнуться на место, столь подходящее настроению. Голоса стали глуше, но не стихли до конца, поэтому она разгребла для себя небольшое местечко и опустилась прямо на пол. Спиной оперлась на коробки, зажгла тусклый огонек на конце волшебной палочки и стала рассеянно наблюдать за тем, как густое облако пыли сначала, клубясь, поднимается вокруг, а затем опускается на ее мантию.       Гермиона вновь заплакала. Сама не понимая от чего больше: от обиды или от злости. Но слезы градом катились по ее щекам. Она прикрыла глаза, но это не помогло: под веками вновь вспых образ шумно вздыхающей Панси. С ней Фред никогда не вытворял ничего подобного. Легкие поцелуи и проникновение — все, что случалось в их постели.       Гермиона хотела бы сказать, что желала большего, но это было бы ложью. Кажется, она любила Фреда, но эта сторона отношений смущала ее. Его прикосновения заставляли ее краснеть.       «А вот эта сука Панси явно не страдает от подобной застенчивости», — зло подумала Гермиона и покрепче сжала палочку.       Зря. Это оказалось большой ошибкой. Из кончика палочки вылетели искры. Гермиона испуганно дернулась, опасаясь что они подпалят подол ее мантии, но этого не произошло. Однако случилось нечто куда более странное. Искры повисли в воздухе, на несколько секунд задрожали, а затем погасли.       Гермиона нахмурилась, еще раз протерла глаза кулаками и выпустила новый сноп огоньков. На этот раз они поднялись выше, но так же задрожали в воздухе и, будто бы наткнувшись на невидимую стену, отскочили от нее.       Гермиона тихонько вскрикнула, когда одна из искр коснулась ее руки. Она медленно поднялась с пола и почти тут же потонула в очередном облаке пыли. Прокашлявшись, заметила легкую рябь на уровне своих глаз. Секунда, одно точно выверенное движение, и в руке Гермионы оказалась полностью прозрачная прохладная на ощупь ткань. Она потянула чуть сильнее, и полотно упало к ее ногам.       — Ничего себе, — прошептала Гермиона, глядя на внезапно возникшее из ниоткуда зеркало в массивной деревянной раме.       Оно было настолько огромным, что заканчивалось где-то под потолком. Зеркало выглядело очень величественным. Оно было красивым, а вот она… Гермиона смотрела на свое отражение с отвращением: длинные спутанные волосы, заплаканные глаза, грязная мантия. Она никогда не была такой. Чертов Фред.       Влекомая внезапным порывом, Гермиона коснулась зеркала. Она ожидала, что почувствует прохладу, но стекло оказалось на удивление теплым. А под ее ладонью оно и вовсе становилось все горячее и горячее.       — Ай, — прошептала она, отдергивая руку.       На пальцах Гермионы остались красные полосы, но ее гораздо больше взволновало то, как следом начало меняться отражение в зеркале. Поверхность подернулась мелкой рябью, и лицо Гермионы пропало. Вместо него возникло два других.       Впрочем, это трудно было назвать лицами, скорее образами со смазанными чертами. Худая девушка с короткой стрижкой наставила палочку на молодого человека, стоящего на коленях. Ее темные волосы развевались, будто бы на ветру, руки дрожали. Гермиона попыталась внимательнее вглядеться в отражение, но так и не смогла увидеть лица, лишь бежевую тень и рябь. Чем больше она хотела увидеть, тем сильнее оно смазывалось, будто бы погружаясь глубоко под воду. А вот мужское лицо наоборот становилось все более и более четким. Совсем скоро она смогла разглядеть на его лбу отчетливый кровоподтек.       — Малфой? — удивленно проговорила Гермиона       Фигура дернулась, будто услышав ее голос. Гермиона отскочила от зеркала. Несколько мгновений, и видение растаяло так же внезапно, как появилось.       Гермиона растерянно смотрела перед собой. Она вновь видела длинные спутанные волосы, заплаканные глаза и грязную мантию. Она коснулась зеркала, стекло было холодным.       Гермиона с интересом осмотрела раму. Изысканные узоры и как будто бы ничего больше. Но от увиденной картины до сих пор веяло холодом. Ее передернуло. Хогвартс всегда был полон тайн, и Гермиона, по собственному опыту, знала, что большую часть из них трудно назвать приятными.       Она повела плечами, пытаясь прогнать липкий страх, и принялась ощупывать раму. Пальцы быстро бегали по дереву, поглаживая орнамент, который казался подозрительно одинаковым. Гермиона зажгла палочку и поднесла ее поближе к глазам. При ближайшем рассмотрении рисунок на дереве оказался аккуратно вырезанным повторяющимся словом.       — Еиналеж, — произнесла Гермиона по слогам. — Глупость какая-то.       Она вспомнила Малфоя с поникшими плечами, кровь, дрожащую руку, что держала палочку… Гермиона вздрогнула. В темной кладовке вдруг стало очень неуютно.       Она уже почти решилась уйти, когда услышала чей-то тихий вздох прямо у своего уха.       — Помоги, — прошептал смутно знакомый голос.       Гермиона, недолго думая, одним крупным шагом — почти прыжком — преодолела короткое расстояние, отделяющее ее от выхода.       Ее трудно было назвать трусихой, но все события сегодняшнего дня так сильно потревожили нервную систему, что она вновь воспользовалась единственным проверенным способом избежать неприятностей: Гермиона побежала. Да так быстро, что деревянная дверь с потертой ручкой захлопнулась за ее спиной тогда, когда она сама уже преодолела один из ближайших поворотов.       Запыхавшаяся Гермиона остановилась лишь у входа в библиотеку. Ее все еще подтрясывало, а мысли о Фреде и Панси заставляли сердце тоскливо сжиматься, но она не была бы Гермионой Грейнджер, если бы оставила нерешенной загадку зеркала.       Она точно знала, что в нем таится какая-то магия, вот только никак не могла понять — какая. Зеркало показывало будущее? Прошлое? Настоящее? Другую реальность? На последнем, пришедшем в голову предположении, она недоверчиво хмыкнула.       Чем больше учебников и книг Гермиона перелистывала, тем свободнее ей дышалось. Она будто бы снова окунулась в привычную среду. Тяжелый запах бумаги, тусклый свет свечей… Она так давно не ходила в библиотеку просто для себя, просто почитать; только для того, чтобы закончить очередное эссе. С тех пор, как летом она начала встречаться с Фредом, она едва ли не потеряла себя. Он отнимал почти все ее время.       Гермиона ходила с ним в Хогсмид, мерзла на трибунах во время его тренировок по квиддичу, помогала отрабатывать заклинания. Она забыла не только о себе, но и почти обо всех друзьях. Вряд ли сейчас смогла бы вспомнить, когда нормально разговаривала с Гарри и Роном. Теперь чаще всего они успевали лишь обменяться несколькими дежурными фразами в гостиной, прежде чем уйти спать.       В последние три месяца в их жизни не происходило ничего необычного. Ничего такого, что заставило бы их сконцентрироваться на спасении мира. Гарри застрял в своих исследованиях, касающихся крестражей. Порой Гермиона подкидывала ему книги, в которых ожидала найти что-то стоящее, но чаще всего она занималась в одиночестве. Все они замерли, будто поставив жизнь на паузу, наполнив ее рутиной. А Гермиона заполнила свою Фредом.       Из друзей рядом с ней оставалась лишь по-настоящему верная Джинни, готовая выкраивать минуты для общения, и совершенно неверный Фред, готовый совать пальцы в распутных девиц.       Гермиона вновь почувствовала, что злится и тряхнула головой, отгоняя непрошенные мысли и образы. Ее взгляд еще быстрее заскользил по странице.       В библиотеке нашлось множество книг о зеркалах. Некоторые могли давать ответы на мелкие вопросы, предсказывать, что тебя ждет, если ты выберешь тот или иной путь. Какие-то были заколдованы таким образом, чтобы любая женщина, взглянувшая в них, видела себя в образе прекрасной и юной девушки. Другие накладывали проклятия. Но Гермиона не нашла ни одного, которое показывало бы столь странные картины. Если не считать того, что могло общаться со своим хозяином и сводить его с ума.       Когда она взяла в руки последнюю книгу из стопки, надежда найти там что-то важное почти растаяла. В какой-то момент Гермиона даже подумала, что слишком сильно волнуется о вещах, которые ее толком не касаются. Даже если зеркало показывает будущее и Малфою действительно угрожает какая-то девушка. Что с того? Он ей даже не друг.       Однако пальцы упрямо продолжали перебирать страницы, пока, наконец, она не заметила знакомое слово в названии предпоследней главы. «Еиналеж (Желание)» гласила витиеватая надпись.       Текст был небольшим, скупым на примеры, но весьма содержательным. Выходило, что это зеркало показывает самые сокровенные желания того, кто в него смотрит.       — И причем здесь Малфой? — растерянно поинтересовалась Гермиона у пустоты.       Сейчас она большего всего на свете хотела наложить на Фреда Летучемышиный сглаз, которому ее научила Джинни. Гермиона вообще начинала жалеть о том, что так быстро ретировалась из Выручай-комнаты. И начинала желать возмездия. Однако окровавленный Драко Малфой точно не входил в ее планы.       Она вообще довольно давно не вспоминала о нем. В последнее время он никак не портил жизнь ни Гермионе, ни ее друзьям. Почти весь шестой курс Малфой где-то пропадал, лишь изредка появляясь в Большом зале. Да и начало седьмого, вероятно, был занят своими делами, поскольку близился канун Рождества, а он еще ни разу не был замечен в каких-то скандалах и перебранках.       Она захлопнула книгу.       — Мадам Пинс, — произнесла Гермиона, обращаясь к строгой даме, сидящей у входа. — могу ли я взять ее с собой? — она показала библиотекарю корешок.       — Это книга из секции с особым доступом, — мадам Пинс нахмурилась.       — Я староста, — произнесла Гермиона, похлопав по значку, прикрепленному к мантии.       — Я знаю, кто вы, мисс Грейнджер, — строго произнесла мадам Пинс. — Будьте с нею аккуратны.       Этой ночью Гермиона очень долго не могла уснуть, а когда глаза ее наконец-то закрылись, ее начали тревожить беспокойные сны.       Она видела Фреда в обнимку со змеей, Малфоя с руками между ног у Паркинсон. Но главное, во всех этих видениях присутствовала девушка без лица. Ее плечи становились все более сгорбленными, рука, держащая палочку, все более острой. Гермиона бежала, пытаясь догнать ее, но безуспешно. Она все время врезалась в зеркала.