Куда ты ведешь

Томас проснулся от слабого, безжизненного света. Его первой мыслью было, что он, должно быть, встал раньше обычного, что до рассвета еще час. Но затем он услышал крики. А затем он посмотрел вверх, сквозь покрытый листвой полог ветвей. Небо было тускло-серым — без естественного бледного утреннего света. Он вскочил на ноги, оперся рукой о стену, чтобы не упасть, и вытянул шею, чтобы посмотреть на небеса. Не было ни синего, ни черного, ни звезд, ни пурпурного веера подкрадывающегося рассвета. Небо, каждый его дюйм, было грифельно-серым. Бесцветным и мертвым. Он посмотрел на часы — прошло на целый час больше его обязательного времени пробуждения. Яркий солнечный свет должен был разбудить его — это было так легко с тех пор, как он прибыл в Глэйд. Но не сегодня. Он снова посмотрел вверх, наполовину ожидая, что все вернулось к нормальному состоянию. Но все было серым. Не облачно, не сумерки, не первые минуты рассвета. Просто серый. Солнце исчезло точно по расписанию. Томас обнаружил, что большинство Глэйдеров стоят возле тлеющих останков ящика, указывая на мертвое небо, все говорят одновременно. Судя по времени, завтрак уже должен был быть подан, люди должны работать. Но в исчезновении крупнейшего объекта в Солнечной системе было что-то такое, что нарушало обычный график — даже несмотря на то, что тебя предупреждали об этом. По взглядам, которыми он удостоился примерно от половины Глэйдеров, было ясно, что, хотя многие из них, вероятно, изначально не верили в историю о путешествиях во времени, теперь он чертовски уверен, что они поверили. Чак нашел его, и выражение страха и благоговения на лице мальчика сжало сердце Томаса. — Для протокола, я верил тебе до этого, — сказал Чак с жалкой дрожью в голосе, его глаза прикованы к небу. Томас подумал, что у него, должно быть, ужасно болит шея. — Похоже на большой серый потолок — достаточно близко, чтобы его можно было почти коснуться. — Томас проследил за взглядом Чака и поднял глаза. — Да, заставляет задуматься об этом месте. Хотя это интересно, определенно нам придется изучить его подробнее. Чаку потребовалось мгновение, чтобы понять, что имел в виду Томас, он оторвал взгляд от потолка достаточно надолго, чтобы прищуриться на Томаса, прежде чем его лицо прояснилось от понимания. — О! Виноват! — заплакал Чак, прежде чем прикрыть рот и убежать. Возможно, Ньют был прав и рассказывать всем было слишком большим риском; им все еще придется притворяться после того, как они сбегут из этого места, им придется притворяться до тех пор, пока они не окажутся в Жаровне и не освободятся от всех камер. Краем глаза Томас увидел группу бегунов, приближающихся к нему. В качестве замены Минхо никто не пошел в Лабиринт с разрешения Томаса, что было чрезвычайно удобно, учитывая тот факт, что Томасу нужно, чтобы никто не ходил в этот лабиринт, прежде чем они пойдут все вместе. В противном случае они увидели бы, как Гривер спускается прямо в дыру со скалы, и с этого момента все ставки на то, будет ли их ожидать ПОРОК, отменены. Томас жестом пригласил Джастина и Бена подойти и дал им строгие инструкции. — Никто не войдет в этот лабиринт, пока мы не выясним, что, черт возьми, происходит, хорошо? — Хорошо, Хранитель, — сказал Бен, прежде чем подмигнуть, честное слово, подмигнуть Томасу. Затем он продолжил передавать приказ остальным Бегунам, наряду с приказом, чтобы никто из них также не беспокоил Томаса вопросами. Томас был вне себя от смущения и посмотрел на Джастина, надеясь на какое-то объяснение. Джастин пожал плечами. — Я не знаю, чувак. Шанк вернулся после своего приступа и начал петь тебе дифирамбы и говорить всем нам, что ты не сумасшедший — и драться со всеми, кто не соглашался. Если бы я не знал, что он влюблен в Галли, я бы подумал, что он хотел тебя, но, — Джастин снова пожал плечами, прежде чем уйти. Томас почувствовал, что в этой небольшой беседе он узнал о Галли больше, чем когда-либо хотел. Хотя, когда он подумал об этом, это во многом объяснило разницу между желчью его временной шкалы и желчью этой. Раньше Галли был вынужден изгнать Бена из-за Томаса, тогда как на этот раз Томас спас его. Скажем так, чувствовал ли Галли то же самое по отношению к Бену? Это в значительной степени объясняло каждое взаимодействие, которое когда-либо разделяли двое мужчин. Мгновение было всем, что он мог уделить своему сердцу, чтобы поболеть за Галли, прежде чем Томас был вынужден перейти к следующему заданию, хотя Томас уделил секунду, чтобы задаться вопросом, сблизились бы они с Галли когда-нибудь настолько, чтобы Галли сам поговорил с ним об этом, если бы Томас остался. Он догадывался, что никогда не узнает. Шум за пределами усадьбы отвлек их внимание от разговора. Группа глэйдеров стояла у входной двери дома, перекрикивая друг друга. Чак был в группе, и когда он увидел Томаса и остальных, он подбежал, выражение волнения появилось на его лице. Томас точно знал, какие слова сорвутся с его губ. — Что происходит? — откуда-то слева от Томаса спросил Ньют. — Она очнулась! — закричал Чак. — Девушка очнулась! Шум распространялся по поляне с пугающей скоростью, поскольку слова Чака повторялись снова и снова. — Проснулась, да? Что ж, это должно сделать все интересным, — сказал Минхо. Минхо. Минхо, который вышел из хижины медаков и гулял с Глэйдерами; он стоял, используя сложную опору, в которой ему активно помогали Клинт и Джефф по обе стороны от него, удерживая равновесие и принимая большую часть его веса на себя. Там были задействованы ремни и деревянные шесты, назначение которых Томас даже не мог понять, но важно было то, что это сработало. — Черт возьми, — сказал Ньют. Он двинулся вперед, чтобы полюбоваться оборудованием. — Галли придумал это? — Галли, Клинт, Минхо и я, — объяснил Джефф, поправляя ремень. — Устал все время слушать нытье этого шанка — мы собираемся взять его с собой, чтобы показать ему отсутствие солнца на небе. Это был код для ‘подтащи задницу Минхо как можно ближе к Лабиринту, чтобы потом было меньше беготни’, и Томас услышал это громко и ясно. Чья-то рука похлопала его по боку, и Томас, обернувшись, увидел, что Ньют предлагает ему один из листиков мяты, которые он всегда жевал, из очень большой сумки на бедре. — Как у тебя это никогда не заканчивается? — спросил Томас, хотя с радостью принял листок. — Они растут по всей поляне, на случай, если ты не заметил. Я просто случайно сорвал… э-э, все вчера, — сказал Ньют. Легкий румянец на его щеках заставил глаза Ньюта засветиться ярче, и вау, Томасу действительно нужно найти что-то еще, на чем можно сосредоточиться, немедленно. Как по команде, в его голове зазвучал голос Терезы. Том, я не знаю ни одного… Да, да, подожди, я буду там через секунду. Нет, ты не понимаешь! Сказала Тереза, в ее тоне слышались раздражение и разочарование. Лабиринт… Да, это код, я знаю. Сказал Томас. Теперь заткнись и дай мне минуту. — Ты в порядке, Томми? — спросил Ньют. — Ты выглядишь так, как будто у тебя немного болит голова. Томас вздохнул и провел рукой по лицу, прежде чем постучать пальцами по черепу и махнуть в сторону Хоумстеда. — Здесь ты не ошибаешься. Кожа вокруг рта Ньюта напряглась, когда он нахмурился, но он кивнул. — Хорошо, тогда пойдем и поговорим с ней, — Ньют едва успел сделать шаг, как Томас остановил его и покачал головой, показывая, чтобы он оставался на месте. Лицо Ньюта стало непроницаемым, а глаза сузились, став холодными, но он не стал оспаривать решение Томаса. Позже Томас объяснил ему, что это только потому, что он хотел поговорить телепатически, чтобы ему не пришлось слишком беспокоиться о камерах, но Ньют захромал прочь, прежде чем у Томаса появился шанс сделать это там. Один разочарованный вздох спустя, и Томас направился в Хоумстед к Терезе. Она выглядела совсем по—другому — более чистой, менее напуганной, живой и не разбившейся насмерть. На ней белая рубашка с длинными рукавами, синие джинсы, коричневые туфли и хмурое выражение лица. Черные волосы обрамляли светлую кожу ее лица, а глаза метали голубой огонь в Томаса. — Почему ты меня помнишь? — ее голос мягкий, но твердый. Контраст с безумным, надломленным звуком, который он слышал от нее, когда она кричала, грузя его на айсберг. Томас пытался сохранить положительные воспоминания о том, как она спасла его, знание того, что ее можно спасти, при условии, что он ошибался в нескольких своих подозрениях. Откуда ты знаешь, что я не должен? Спросил Томас. Затем он указал на их головы, прежде чем добавить. И, пожалуйста, говорите только здесь. Мне не хочется иметь дело с подслушивающими. Глаза Терезы расширились от шока и страха, и отвратительное чувство закрутилось у него внутри, закручивалось с тех пор, как Томаса отправили обратно в лабиринт и заставили пересмотреть каждое решение, которое он и все остальные люди когда-либо принимали. И когда у него это было? Несколько вещей о Терезе просто… не сходились. Что она не потеряла всю память еще до того, как ее поместили в ящик. Какой непринужденной она была после пробуждения, откуда точно знала, где может найти Томаса в Глэйде и как туда добраться. Насколько она была отделена от них в тот момент, когда они добрались до Объекта. Ее готовность вернуться в ПОРОК. То, как она смогла почувствовать, что Ньют болен. Все это складывалось в картину, от которой Томаса тошнило, если он прав. Том… Голос Терезы был медленным, неуверенным, как будто она пыталась точно понять, как разыграть ситуацию. Я думала, это и был план? Мы приходим в Лабиринт и выводим их отсюда. Томасу потребовалась каждая капля самоконтроля, чтобы на его лице не отразился водоворот, который был внутри. Он чувствовал, как его внутренности сжимаются от отвращения и ярости; глубокая, гулкая тишина звенела в черепе Томаса. Он не знал, что делать, что сказать. Он не ожидал, что его правота будет доказана, не ожидал. Вовсе нет. Это наполняло его мозг двумя противоречивыми образами, с которыми Томас понятия не имел, что делать — Тереза, гордая и сожалеющая, разбивающаяся насмерть после спасения Томаса и, предположительно, пытающаяся спасти Ньюта. И образ женщины перед ним, у которой были ее воспоминания. Все это время. Они у нее были. Целиком. Все. Время. Она знала, как вывести их всех из Лабиринта, не потеряв многих. Она знала, что Объект был обманом. Она знала, что… Дыхание перехватило в его легких и замерло там, колющее и царапающее, потому что она знала, что у Ньюта не было иммунитета, и не помогла им, не предупредила их, не помогла достать ему сыворотку. Она знала все это и ничего не предпринимала, пока не стало слишком поздно, чтобы что-то из этого имело значение. Он должен сохранять хладнокровие, он должен играть свою роль, особенно теперь, когда он знал, что она утаивает больше информации. Тогда почему ты вела себя так, будто у меня нет воспоминаний? Спросил Томас, почти боясь узнать ответ. Потому что, Том, ты пришел сюда, а я наблюдала. Ты вел себя так, как будто все забыл! Я думала, что доктор Пейдж не сдержала свое слово! Отсюда возникает вопрос, Тереза, почему Ава предала меня… а не тебя? У Терезы отвисла челюсть, и она явно не знала, что ответить. Томас почти почувствовал к ней симпатию, почти. — Я-я не… — она запнулась. Ах, ах, ах, только сюда, помнишь? Отчитал Томас. Он сразу понял две вещи. Во-первых, ни при каких обстоятельствах Терезе нельзя доверять правду или что-либо еще. И второе, когда Ньют узнает, что Тереза все это время все знала, у Томаса не будет возможности помешать Ньюту убить ее; чего Томас не мог допустить, потому что она все еще могла быть полезна. И потому, что в конце концов она спасла ему жизнь и дала ключ к спасению Ньюта на этот раз. За это она должна жить. Том… Зови меня Томас, пожалуйста. И я думаю, мы оба знаем ответ на мой вопрос, не так ли? Теперь в каждой черточке ее лица был страх, настоящий страх. Томас, пожалуйста, прости меня! Но эта работа так важна, ты знаешь это! просила она, пытаясь защититься. Ладно, я закончил, и у нас мало времени. Короче говоря? Ава не знает, что у меня все еще есть мои воспоминания. И если ты когда-нибудь был моим другом? Ты оставишь это таким. Выбери сторону, Тереза. Ты идешь со мной, и мы забираем Глэйдеров из этой адской дыры на Объект, или ты остаешься здесь и надеешься, что твоя драгоценная ‘доктор Пейдж’ спасет тебя от Гриверов. Подожди, ты все еще ведешь их на Объект? потрясена спросила она. На данный момент, да. Хотя почему ты думаешь, что я стал бы рассказывать тебе что-то о прошлом, я понятия не имею. Ответил Томас. Томас встал и двинулся к выходу из комнаты, когда Тереза вскочила со своего места на кровати и чуть не споткнулась, пытаясь сдвинуться с места после стольких лет. — Подожди! Я иду с тобой. Я хочу помочь. Да, но помочь нам? Или им? Томас спросил ее. На ее лице отразилась шаткая решимость, хотя она все еще была неуверенна. Я… я не знаю. Тереза, это самая честная вещь, которую ты сказала за весь день. Когда Томас вышел с Терезой на буксире, он обнаружил, что все Глэйдеры собрались группой возле западных дверей, некоторые смеялись и играли, некоторые все еще смотрели в небо, другие имитировали драку с оружием, что угодно, лишь бы это странное сборище не вызвало тревоги у жуков-стукачей, которые, как они знали, будут наблюдать. — Все? Это Тереза. Тереза? Это все. Со временем ты узнаешь их имена, — знакомство Томаса было коротким, хотя он держал Терезу поближе к себе. Все Хранители стояли близко друг к другу, ожидая от Томаса указаний, как поприветствовать ее, но Томас покачал головой и постучал по своему оружию. Это означало ‘Ничего ей не говори’. У Томаса не было времени отреагировать на шок на лице Ньюта — утро и так продолжалось достаточно долго. — Добро пожаловать на Поляну, Новичок. Нет времени на представления, сегодня важный день. Но мы тебе расскажем позже, — сказал Алби, пожимая ей руку. Все это время. Она все это время знала. Он не мог смириться с этим. Томас оставил Терезу с Глэйдерами и занял свое место справа от Ньюта. Эти двое обменялись долгим, напряженным взглядом — заряженным тем, в чем Томас, честно говоря, не был уверен на данный момент — прежде чем Ньют кивнул и начал. Когда все замолчали и обратили внимание, он заговорил. — Нас пятьдесят один, — он взвалил на плечи рюкзак, который держал в руках, и поднял толстый деревянный шест, кончик которого был обмотан колючей проволокой. Тварь выглядела смертельно опасной. — Убедитесь, что у вас есть оружие. В остальном, черт возьми, нечего сказать — вам всем рассказали о плане. Мы выберемся отсюда, а Томми сотворит свою магию, и мы немного отомстим. Вот просто. — Разве кто-нибудь не должен выступить с ободряющей речью или что-то в этом роде? — спросил Минхо, зажатый между Джеффом и Клинтом. — Валяй, — ответил Ньют с кривой усмешкой на лице. Минхо кивнул и повернулся лицом к толпе. — Будьте осторожны, — сухо сказал он. — Не умирайте. Томас не смог сдержать смешка, несмотря на ситуацию. — Отлично. Мы все чертовски вдохновлены, — ответил Ньют, затем указал через плечо в сторону Лабиринта. — Вы все знаете план. После трех лет, когда с нами обращались как с мышами, сегодня мы отстаиваем свою позицию. Сегодня мы даем отпор создателям, не важно, через что нам придется пройти, чтобы попасть туда. Сегодня им лучше быть напуганными. Кто-то зааплодировал, а затем кто-то другой. Вскоре послышались крики и боевые кличи, которые становились все громче, наполняя воздух подобно раскатам грома. Томас почувствовал, как в нем поднимаются смелость и страх — он ухватился за смелость, цеплялся за нее, призывал ее расти. Ньют прав. Сегодня они будут сражаться, и, надеюсь, все их тщательное планирование сработает. Томас готов. Он ревел вместе с другими глэйдерами. Он знал, что им следует вести себя тихо, не привлекать к себе внимания, но ему все равно. Игра продолжалась. — Слушайте, ублюдки! Мы приближаемся! — заорал Ньют подняв в воздух оружие. И с этими словами он повернулся и побежал в Лабиринт, едва заметно прихрамывая. В этот серый воздух, который казался темнее Глэйда, полный теней и черноты. Радующиеся вокруг Томаса, все еще аплодируя, побежали за ним — даже неуклюжее трио, которым были Клинт, Джефф и Минхо. Томас последовал за ним, встав в шеренгу рядом с Беном, Галли и Чаком, держа в руках длинное и острое мачете. Чувство ответственности за своих друзей переполняло его — бежать было трудно. Но он продолжал идти, полный решимости победить. Томас сохранял устойчивый темп, когда бежал с другими Глэйдерами в одиночку по каменным дорожкам к утесу. Он привык бегать по Лабиринту, но это совершенно по-другому. Звуки шаркающих ног эхом отдавались от стен, а красные огоньки скребущихся лезвий жуков более угрожающе вспыхивали в плюще — создатели, безусловно, смотрели, слушали и, надеюсь, сходили с ума до чертиков. Группа была растянута по всей ширине коридора, бежала в устойчивом, но быстром темпе — Томас задавался вопросом, как долго Минхо сможет продержаться, хотя каждый раз, когда он оглядывался, он не видел никаких признаков напряжения ни от него, ни от его помощников. Джеймс, который бежал позади них и слева от Томаса, постоянно спотыкался о собственные ноги. Те глэйдеры, которые не привыкли бегать на длинные дистанции, хватали ртом воздух огромными глотками — но никто не останавливался. Они бежали все дальше и дальше, без каких-либо признаков Гриверов. И по мере того, как шло время, Томас позволил слабой струе надежды проникнуть в его организм — может быть, они доберутся до того, как на них нападут. Возможно. Наконец, после самого долгого часа в жизни Томаса, они добрались до длинной аллеи, которая вела к повороту перед Утесом — короткому коридору справа, который разветвлялся, как стебель растения. Наступил момент истины. Но Томас не услышал никаких признаков ожидающих их Гриверов, и когда они завернули за угол, коридор был пуст — никакой армии Гриверов в поле зрения. — Продолжай, Томми! Продолжай! — крикнул Ньют откуда-то справа от него, где он помогал поддерживать Дмитрия. Они были в 200 метрах от края утеса, когда Томас услышал это. Звуки Гривера, хотя они звучали неистово, скребущимися, как будто у них не было достаточно времени, чтобы должным образом загрузиться и занять позицию. Как будто они были полностью застигнуты врасплох. — Не останавливайтесь! — кричит Томас Глэйдерам, которых чуть не посадили, как только звуки эхом отразились от стен. Краем глаза Томас видел, как Гриверы мчались к ним, но они не успели вовремя. Они не могли победить их — не тогда, когда Глэйдеры были всего в 100 метрах от прыжка… Джеймс с победным криком встал перед Томасом и побежал к выступу. Он собирался прыгнуть, когда это произошло. В одну секунду Джеймс был там, перед ним, живой, а в следующую его голова была разнесена, как будто в него стреляли из пистолета, и лезвие, торчащее из его спины, создавало впечатление, что ему нанесли удар прямо в сердце. Кровь брызнула повсюду, когда нога Гривера отбросила его в сторону, как кусок мусора, и Зверь взобрался на выступ перед ними. Он появился прямо из дыры— преградив им путь. Сердце Томаса остановилось, все остановилось, время перестало иметь какое-либо значение. Только не снова. Пожалуйста, не снова.