Куда ты ведешь

Два дня после того, как Ньют забросил свое мачете на столб, были напряженными и на редкость без происшествий. Мачете говорило людям быть готовыми, а не о том, что что-то должно произойти мгновенно. В первый день была бурная деятельность, поскольку Хранители продолжали свои приготовления, ни в коем случае не позволяя Глэйдерам расслабляться. Постороннему человеку не показалось бы, что что-то изменилось, за исключением того факта, что все стало чище, организованнее, и что медики осматривали всех в Глэйде — Клинт списал это на то, что они с Джеффом пытались найти кого-то еще, кого можно было бы обучить, чтобы присоединиться к их рядам. Томас все еще бегал вместо Минхо, блуждая по лабиринту и ища выход. Он обязательно останавливался у Скалы каждый день, чтобы посмотреть на нее, а затем проводить столько времени в комнате с картами, сколько мог, не сходя с ума от скуки. Он мог бы поклясться, что в прошлый раз все произошло намного быстрее. Казалось, что он вообще не мог отдышаться или отдохнуть, но теперь времени, казалось, было предостаточно. Итак, они использовали это для исцеления. Томаса от потери крови, и Минхо от того же, а также от пореза. — Как самочувствие? — Томас спросил его в тот день, когда они с Джеффом выполняли несколько упражнений. — Чертовски больно, и швы чешутся сильнее, чем я думал, что что-то может так чесаться, — ответил Минхо. Он скривился, пытаясь отвести ногу в сторону движением, на которое указывал Джефф. Томас закусил губу, наблюдая за происходящим. Клинт подошел к нему и молча встал, наблюдая за тренировкой Минхо и делая заметки. — Как скоро он сможет бегать? — Ты спрашиваешь, как скоро он должен бежать, или каков самый ранний срок, когда он может испытывать нагрузку на ногу? — Клинт спросил, искоса взглянув на Томаса. — Оба. — Ты понимаешь, что я не настоящий доктор, верно? — Клинт вздохнул и потер глаза пальцами. Томас просто смотрел на него и ждал его ответа. — Отлично, — сказал Клинт, снова просматривая свои записи. — Ему следует подождать по крайней мере еще неделю, прежде чем что-либо предпринимать. Самое раннее, что он все равно сможет это сделать — это примерно через три дня. В противном случае максимум, чего ты от него добьешься — это усиление хромоты. Черт. — Да, это не сработает, мне нужно, чтобы он вернулся на работу раньше, — сказал Томас, снова и снова производя мысленные вычисления, надеясь получить другой ответ, но каждый раз это было одно и то же. Клинт рядом с ним напрягся и крепче сжал ручку. — Как точно скоро? — Завтра? Может быть? — Томас пожал плечами, пытаясь казаться беспечным, но потерпел неудачу. Как будто по сигналу раздался громкий треск и несколько тяжелых ругательств Минхо. Он переоценил, какой вес может выдержать его нога, и быстро упал — Джеффу удалось наполовину поймать его, наполовину рухнуть на деревянную скамейку, которую они использовали. Лицо Минхо было бурей, темным и затуманенным, и казалось, что он был готов взорваться в следующий подходящий момент. Томас знал это чувство. — Ребята, вы не хотите оставить нас с Минхо на минутку? — спросил Томас. Он протянул руку и занял место Джеффа, поддерживая Минхо, и подождал, пока двое санитаров покинут комнату, прежде чем помочь Минхо сесть. После этого он понял, что не знает, что сказать. Он хотел рассказать о событиях, которые они пережили вместе, но обнаружил, что возвращается к тем, о которых парень до него понятия не имел. — Тебе придется оставить меня, — тихо прошептал Минхо, и слезы стыда обожгли его глаза. — Я слышал, как ты разговаривал с Клинтом. Я не буду готов, и ты это знаешь. — Это не вариант, — прохрипел Томас. — Томас… — Нет! — огрызнулся Томас. — Ты еще этого не понял, но поймешь. Никто, и я имею в виду никого, не останется позади. Это то, как мы действуем, как мы функционируем. И если мы расстанемся, знаешь, что произойдет? Глаза Минхо расширились от крика, и впервые он показался таким уязвимым. Именно так выглядел его Минхо каждый день на том пляже, потерянный без своих друзей и неуверенный в том, стоила ли того цена, которую они заплатили. — Мы сжигаем мир, чтобы вернуть друг друга. Каждый раз. У нас всегда было и всегда будет. Теперь, я понимаю, ты на самом деле еще не так хорошо меня знаешь, так что поставь свою задницу на то, что я пришлю сюда Ньюта, чтобы он вразумил тебя. Но ты важен, хорошо? И когда мы в конце концов выберемся из этого дерьмового лабиринта, я заберу с собой всех до последнего, запертых в этих стенах. — Понимаешь? — Спросил Томас. Он пристально смотрел на Минхо, пока в его глазах не появилась решимость, и он кивнул в знак согласия. — Хорошо. Теперь отдыхай, Ньют придет, как только я смогу его найти. — Сегодня он будет с чистильщиками, — ответил Минхо. Тот факт, что он не сопротивлялся приходу Ньюта проведывающего его, был просто еще одним отличием от того Минхо, которого знал Томас. Это не плохо, просто странно. Необычно. Что случилось с его Минхо, что помешало ему с готовностью принять помощь, чего не случилось с этим? В чем разница? Томас обдумывал это, выходя, и когда он проходил мимо Клинта, медбрат на долю секунды схватил его за руку. — Мы что-нибудь придумаем, понесем его, если понадобится. — Спасибо, чувак. После того, как он отправил Ньюта проведать Минхо, Томас провел день, уставившись в никуда в комнате с картами, прежде чем протянуть руку помощи по всей поляне, где только мог. Странности, которые произошли с Чаком на днях, явно прошли, и мальчик теперь был рад снова поболтать с Томасом. Он около часа играл с Корой, чтобы собака не лезла в волосы Уинстону, пока тот занимался чем-то с животными на ферме, а затем позже тем вечером он сделал все возможное, чтобы его сердце не билось, когда он выглянул из-за костра и заметил Ньюта с Алби. Смех. Это был смех от всего сердца, такой, от которого ты сгибаешься, и слезы наворачиваются на глаза. Томас был потрясен его видом и звуком. Лицо Ньюта было создано для смеха, его голос создан для этого, и все же Томас мог по пальцам одной руки пересчитать, сколько раз он действительно видел, как это происходит. Он не мог оторвать взгляда, и у него перехватило дыхание, прежде чем Томас сам немного рассмеялся — настолько это было заразительно. — Ты выглядишь так, будто никогда раньше не видел, чтобы он это делал, — сказал Бен с того места, где он сидел рядом с Томасом. Он был настолько захвачен смехом Ньюта, что забыл, что говорил парню, но не мог найти в себе силы чувствовать себя плохо из-за этого. Бен говорил так, будто понимал. — Недостаточно часто, — прошептал Томас. — Только один или два раза. Томасу удалось заставить себя отвести взгляд после того, как Ньют поймал его пристальный взгляд и поднял свой бокал в направлении Томаса, подмигнув и усмехнувшись. Бен смотрел на него с сочувствием. — Все в порядке. Из того, что я знаю, он не… э-э, был в плохом месте? За то время, что ты его знаешь? Есть ли во всем этом какой-то смысл? — Бен замолчал, запутавшись. Говорить о путешествиях во времени, фактически не произнося слов вслух, иногда было чрезвычайно трудно, но по большей части все они справлялись. — Да, чувак, я понимаю. — Верно, хорошо. Значит, он не был в этом хорошем месте, да? Но ты бы не узнал этого, посмотрев на него. Во всяком случае, не тогда, когда он рядом с тобой, — сказал Бен. — Что ты имеешь в виду? — спросил Томас. Его кожу начало немного покалывать от этой внезапной смены темы разговора, и он почувствовал легкое урчание в животе. Бен посмотрел на него как на сумасшедшего. — Ты шутишь, да? Я, честно говоря, думал, что вы двое… — когда на лице Томаса отразилось замешательство, Бен остановился и рассмеялся. Он покачал головой и сделал глоток своего напитка. — Не бери в голову, приятель. Ты скоро все поймешь. — Нет! Все продолжают это говорить! — застонал Томас, в отчаянии швырнув на землю камень, с которым он возился. — Дай угадаю, под «всеми» ты подразумеваешь Минхо? — Бен рассмеялся. Когда все, что ответил Томас, было чередой непонятных слогов, Бен, очевидно, решил сжалиться над ним. — Хорошо, слушай. Я собираюсь сказать по этому поводу одну вещь, а потом я останусь в стороне, понял? Кивок Томаса был отчаянным. Он понятия не имел, почему Бена так тянуло к нему, почему он подошел посидеть рядом с Томасом у костра, когда увидел его сидящим в одиночестве, или почему с ним было так легко разговаривать — но если Бен собирался наконец дать ему ответы, то он с радостью поклонялся земле, по которой ходил Бегущий. — Ньют? Он не говорит об эмоциях, но ты и так это знаешь. Но это написано у него на лице и в его действиях. Особенно с теми, кого он впускает в свой личный пузырь. Такими, как ты. Ты практически живешь внутри его пузыря, и он делает все возможное, чтобы удержать тебя там. И если бы ты не был так занят запоминанием каждой детали его лица, а вместо этого сделал шаг назад, чтобы посмотреть на его лицо сразу… ну, ты бы увидел, что он смотрит на тебя, как на чертово Солнышко. В ушах Томаса раздался стремительный звук, и его желудок снова сжался. Он слышал слова Бена, но они как будто сломали его мозг. Он не мог думать, почти не хотел, и понятия не имел, что сказать. По-видимому, на его лице было написано не только его собственное замешательство по отношению к Ньюту, но, если верить Бену, Ньют тоже проходил через это. Томас несколько раз открыл и закрыл рот, не издав ни звука, пока пытался сформулировать ответ. У него даже не хватило мозгов поприветствовать Фрайпана, когда тот подошел к ним со стороны костра. — Бен, что ты сделал, чтобы сломать Новичка? — спросил Фрайпан. — Просто сказал ему несколько вещей, которые, очевидно, никто другой не сказал бы, — ответил Бен, его голос был пропитан притворной невинностью. — О, черт. Ладно, давайте нальем этому шанку чего-нибудь выпить. Ему это понадобится. Томас провел остаток ночи в компании людей, с которыми никогда раньше не проводил так много времени — за очевидным исключением Фрайпана. Он смеялся вместе с Беном и Дмитрием, так звали Глэйдера, который улыбнулся и помахал Томасу рукой, которого он так и не узнал; и наблюдал, как Галли боролся с чрезвычайно низкорослым парнем по имени Финн. Томас провел ночь, развлекаясь, и всякий раз, когда разговор затихал, он обязательно украдкой поглядывал на Ньюта. Он был рад обнаружить, что чаще всего, когда Томас украдкой бросал на него взгляды, Ньют смотрел на него в ответ. Это открытие в сочетании с тем, что рассказал ему Бен, означало, что Томасу рано или поздно придется разобраться с тем, что происходит в его собственной голове. Но он знал, что ответ будет опасным, мощным и изменит жизнь — и из-за этого он заслуживал того, чтобы о нем подумали в то время, когда у Томаса не было тысячи мыслей, забрасывающих его мозг в каждый момент. Прежде чем сумерки сменились темнотой, Томас уже был в своем любимом месте в лесном уголке, свернувшись калачиком под плющом, гадая, что принесет следующий день. Он лег спать рано, когда большая часть Глэйда еще не спала и была активна, ему нужно время подумать. Еще раз все обдумать в своей голове. Но самое главное, он хотел побыть один, на случай, если он правильно рассчитал, на случай, если сегодняшняя ночь будет той самой. Он был где-то очень близко ко сну, когда голос заговорил в его голове, приятный женский голос, который звучал так, как будто исходил от феи, запертой внутри его черепа. Том, я просто… Дай угадаю, Томас снова прервал ее. Ты только что запустила конец. Как ты узнал? Спросила Тереза, замешательство и разочарование были очевидны в тоне ее мысленного голоса. Томас только усмехнулся. Увидимся утром, Тереза. Томас был спокоен, когда покинул свой спальный мешок и неторопливо направился обратно к костру. Должно быть, в его походке было что-то такое, что привлекало внимание, потому что к тому времени, как он достиг шеста возле костра, на Глэйде воцарилась тишина. Ньют видел, как он приближался, и был там, у столба, чтобы встретить его. Ему не нужно было спрашивать, что произошло; то, что Томас вернулся к костру с факелом в руке, сказало Ньюту все, что ему нужно было знать. Рассказало всем Хранителям то, что им нужно знать. Один за другим они присоединились к Ньюту и Томасу с факелами в руках, и как один они бросили свои факелы в Лифт и подожгли эту чертову штуку. С оглушительным грохотом взорвались маленькие бочонки со спрессованной мукой, которые Фрайпан положил внутрь после того, как мачете Ньюта нашло свое место на шесте. Огонь внутри горел большой и яркий — Глэйдеры бросили в коробку дополнительные дрова, ткань и все, что у них было под рукой, чтобы поддержать пламя громкими, хриплыми возгласами. Для ПОРОКа это выглядело бы не более чем выходками пьяных подростков, которые решили, что, поскольку лифт не принесет им больше припасов или людей, они должны уничтожить его. Но Глэйдеры не пьяны. Хотя Галли разлил то, что выглядело как его знаменитый самогон, это была не более чем медовая водичка. И Глэйдеры знали, что это не было ни капельки разгула, они знали, что это их бьющий барабан. Их сигнал к войне. Они знали, что завтра Солнце не взойдет на небе, что вместо этого они откроют глаза и увидят унылый серый потолок. Глэйдеры знали, что завтра они покинут этот лабиринт. Что это пламя последний сигнал, что завтра будет война. Томас встретился взглядом с Ньютом сквозь дым и окружающую их какофонию и улыбнулся. Да начнутся игры.