— Нет. Возвращайся в постель, ты, черт возьми, шутишь?
Томас закрыл глаза и вздохнул, он знал, что ему следовало просто пойти прямо в Лабиринт, а не заходить в тюрьму, чтобы проведать Ньюта. Томас провел весь день после Собрания и всю ночь в хижине медаков под присмотром Клинта и Джеффа. Его много раз кормили, он придерживался постельного режима, и все это время ему было чертовски скучно.
Минхо либо спал после травмы, делая все возможное, чтобы восстановиться за то небольшое время, которое у них было в распоряжении, либо был занят тем, что давал Томасу загадочные комментарии и все более странные жизненные уроки. Хотя в каком-то смысле это приятно. Это та сторона Минхо, которую Томас никогда не видел, и это заставило его сердце отчаянно болеть за друга, которого он оставил позади. Он не думал, что эта небольшая боль когда-нибудь пройдет, как и неуверенность в том, оставил ли он своих друзей с еще одним телом для захоронения, или эта временная шкала просто перестала существовать.
Всякий раз, когда Минхо чувствовал, что Томас впадает в меланхолию, он пускался в рассказы о том, как на Глэйде собираются вместе, о которых Томасу никогда раньше не рассказывали — на это не было времени — и продолжал говорить, пока тот снова не засыпал.
Иногда Томас присоединялся к нему во сне, а иногда расслаблялся под звуки большой фермы вокруг него. Этот покой не продлится долго, поэтому он решил усвоить как можно больше, прежде чем снова и снова прокручивать в голове их план.
После всего этого отдыха Томасу удалось убедить Клинта разрешить ему пробежаться по Лабиринту, если он успокоится и пообещает вернуться пораньше, с чем у него не было проблем с выполнением. Он мог справиться со всем, что нужно сделать, за несколько часов, если только Гриверы больше не бродили по Лабиринту, когда их не должно было быть.
— Клинт дал мне добро, Ньют. Я просто успокоюсь и вернусь пораньше, беспокоиться не о чем, — объяснил Томас, глядя сквозь решетку на троих заключенных. У всех у них были затуманенные глаза и раздражение — Томас не мог их винить. Он по опыту знал, что пол тюрьмы — не самое удобное место для сна.
— Ты не бегун, Салага, — пробормотал Галли сквозь зевок. — Быть допущенным на один день под присмотром — это одно, но ты должен быть избран, чтобы идти самостоятельно.
— Шанка вчера избрали без нас, не так ли, Томас? — спросил Алби. Он свернулся калачиком в углу, прислонив голову к стене, и не потрудился открыть глаза.
— Что? Они не могут этого сделать, не так ли? — спросил Ньют, быстро переводя взгляд с Томаса на Алби.
Технически это были не такие уж и выборы, скорее Минхо сказал Джеффу собрать хранителей, которые
не наказаны, и сообщил им, что Томас займет его место на несколько дней. Вначале казалось, что Фрайпан собирается протестовать, но в конце концов он просто неопределенно махнул лопаткой, которую держал в руке, и ушел. Голосования как такового не было. Просто усталые кивки людей, у которых были более серьезные проблемы, о которых нужно беспокоиться, и свои специфические задачи, которые нужно было выполнить до истечения их времени.
Томас пожал плечами.
— Более или менее.
Глаза Ньюта сузились, и он обхватил своими длинными пальцами решетку и крепко сжал ее.
— Определись, более или менее, я этому не доверяю. Звучит так, как будто кто-то дал тебе пространство для маневра, и ты, в буквальном смысле, собираешься воспользоваться им и сбежать. Объясни.
Томас хотел поговорить с ним об этом продолжающемся недостатке доверия, но, учитывая тот факт, что не более двух дней назад Томас принял довольно серьезное решение, не посоветовавшись сначала с Ньютом, он действительно не чувствовал, что у него есть на что опереться.
— Ну, технически, Минхо позвал всех оставшихся Хранителей и сообщил им, что я буду занимать его место в течение нескольких дней, — сказал Томас. Ньют стоял и смотрел, ожидая, когда упадет второй ботинок. — Он просто не уточнил, в качестве кого именно я его заменяю, и никто не спорил с ним по этому поводу или не соглашался, так что… теперь я новый Минхо?
— Они сделали тебя Хранителем, — Ньют был невозмутим. Алби начал смеяться, а Галли застонал от своего горя.
— Честно говоря, не уверен, что они сделали, но Клинт сказал, что я могу пойти побегать… так что… Если ты согласен, я могу это сделать? — взмолился Томас. Ему не нужно разрешение Ньюта, и он, честно говоря, не уверен, что будет делать, если Ньют скажет «нет». Но он должен был спросить. Пришлось снова наладить отношения с Ньютом, снова стать командой.
Раньше, в Жаровне, в Городе, было так легко полностью синхронизироваться с их действиями и передвижениями, сражаясь бок о бок, планируя вместе, живя за счет друг друга. Беспорядок начался только в Лабиринте с его странной структурой власти, правилами и камерами повсюду. Им нужно это исправить, быстро, потому что Томас не думал, что сможет вынести, если Ньют снова посмотрит на него с разочарованием.
Было достаточно трудно не задержать дыхание, когда Ньют смотрел на него с одобрением.
Глаза Ньюта так пристально смотрели на Томаса, что заставили его продвинуться на целый шаг вперед, прежде чем Томас даже осознал, что он движется. Томас взял себя в руки, замер, надеясь, что Ньют не заметил, и подавил свои эмоции. Внезапно борьба, казалось, оставила Ньюта, и напряжение спало с его плеч.
— Хорошо, Томми. Хорошо, — пробормотал Ньют, и Томаса охватило желание сделать или сказать что-нибудь, что снова зажгло бы искру в глазах Ньюта. — Полагаю, было бы слишком просить тебя вернуться к обеду?
— Если я хочу сдержать свое обещание не переусердствовать, то, думаю, к обеду я буду слишком торопиться, да, — мягко сказал Томас, пытаясь успокоить.
— Хороший ответ. Тогда возвращайся к нам целым и невредимым.
Томас кивнул и отвернулся, ему нужно уйти от Ньюта, чтобы он мог снова сосредоточиться, но Ньют окликнул его еще раз.
— Томми, — сказал Ньют. — Спасибо.
Томас улыбнулся и еще раз кивнул, прежде чем побежать к Лабиринту.
При беге ему казалось, что ноги скользят по воску, и он не уверен, было ли это из-за того, что у него все еще болело, или из-за потери крови. В любом случае его телу нужно взять себя в руки и вернуться в ту форму, к которой он привык. Когда все шло своим чередом, Томас не мог позволить себе недооценить свою нынешнюю силу и выносливость, а затем стать причиной того, что все провалилось. Снова.
Каждые пять поворотов или около того, которые он делал, Томас делал пометку в своем маленьком блокноте, который он носил с собой, и срубал виноградную лозу, чтобы он мог найти дорогу обратно. Он считал свои шаги, он запоминал путь, он делал все возможное, чтобы не отвлекаться от текущей задачи и не думать о Ньюте.
Тем не менее, игнорирование Томаса было единственным, что он мог сделать, прежде чем Ньют возник в его сознании и отказался уходить.
Он пытался убедить себя, что Ньют его лучший друг, что, конечно, он был опустошен своей потерей — Томас мог спасти его. Но его потеря ощущалась по-другому. Томас чувствовал себя как дыра, ноющая и глубокая, поглощающая его изнутри. Он не мог с этим справиться. По сравнению с той пустотой, которая набухала изнутри, остальные смерти, которые они все перенесли, казалось, не шли ни в какое сравнение. Не то чтобы это не повлияло на него, это просто не повлияло на него
так , как на Ньюта. Они все еще имели значение, они все еще причиняли боль, но это не похоже на иглы, вонзающиеся в его органы так, что каждый вдох, сделанный без него, был пыткой.
Томас остановился передохнуть, когда почувствовал себя слишком запыхавшимся, и выпил воду, наслаждаясь тем, как влажная прохлада омывает пересохшее горло. Он откусил яблоко, позволяя еде и легкому ветерку остудить его вспотевшую кожу. Он остановился в своем беге всего на пятнадцать минут, прежде чем начать снова, и мысли о Ньюте снова отвлекли его внимание.
Когда дело дошло до того, что Томаса так тянуло к Ньюту, у него закончились оправдания. Сначала это был шок от того, что Ньют жив и дышал перед ним; врожденная потребность протянуть руку и прикоснуться, чтобы убедиться, что он настоящий. Тогда это было потому, что Ньют был единственным человеком, который понимал масштаб борьбы, на которую они направлялись, единственным, кто пришел из дома и мог разделить ужасы, через которые они прошли. Но теперь? Томасу понравилось, как только он начал прикасаться, он уже не мог остановиться.
Он постоянно хотел быть в пространстве Ньюта, удерживать, хватать, пригвоздить его взглядом. Томас не понимал этого. Их связь. Конечно, это всегда было там, но у них никогда не было времени исследовать это. Но это продолжало нарастать с каждым днем, и Томас просто не уверен, что, черт возьми, это, или что это означало, или Ньют тоже это чувствовал.
Крупные черные буквы привлекли внимание Томаса, когда он приблизился к утесу. Томас замедлил шаг, протянул руку и раздвинул завесы плюща, затем уставился на металлический квадрат, прикованный к камню, с выбитыми на нем словами большими заглавными буквами. Он протянул руку, чтобы провести по ним пальцами, как будто не верил своим глазам.
МИР В КАТАСТРОФЕ:
ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЙ ОТДЕЛ ЗОНЫ УБИЙСТВ
Он прочитал слова вслух и позволил лозам вернуться на место. Он поправил рюкзак на плечах и отвернулся, продолжая свой путь к утесу. Табличка вывела Ньюта из себя, и Томасу очень не хватало его присутствия. Он ненадолго задумался, на что была бы похожа жизнь, если бы у него была телепатическая связь с Ньютом, а не с Терезой и Арисом. Насколько все изменилось бы?
Наконец, Томас обнаружил, что стоит на краю утеса, пристально вглядываясь в глубину.
Он не уверен, что именно ему следует здесь делать, кроме как смотреть, хотя он пытался что-то понять. Он уже знал, к чему ведет дыра, но Томас пытался пройти здесь тонкую грань. Ему пришлось сделать
ровно столько, чтобы им поверили, когда они сказали, что Томас нашел выход, но недостаточно, чтобы ПОРОК был настороже, когда они сделают свой ход.
Это означало, что Томасу пришлось потратить час, разглядывая Утес и местность вокруг него, как будто он пытался что-то разгадать, но в конечном итоге ушел, ничего не найдя. Затем он провел бы вечность в комнате с картами, и все видели бы, как он пытался убедить кого-то, кого угодно, что, возможно, Утес имеет какое-то отношение к выходу — но никто не слушал. Это максимум, что мог сделать Томас, и он надеялся, что все получится хорошо.
Это лучшее, что кто-либо из них мог сделать на данный момент.
Итак, Томас притворился. Он ходил кругами, отмерял шаги и пинал стены, он разочарованно покачал головой и уставился вниз, в это пустое пространство, как будто там могли храниться секреты вселенной — или, по крайней мере, секрет выхода из лабиринта. Но, в конце концов, он, похоже, сдался. Он выпил еще немного воды, вытянул ноги и оставил Утес позади, предположительно побежденный головоломкой.
К тому времени, как Томас вернулся, на три часа раньше, чем должны были вернуться остальные Бегуны, он был измотан и отчаянно нуждался в душе. Ньют, Алби и Галли были освобождены из тюрьмы около полудня, и все, предположительно, возвращалось в нормальное русло. Повсюду кипела деятельность: парни консервировали продукты и специи, готовили мясо, собирали рюкзаки и наводили порядок. Учитывая недавние нападения Гривера, также казалось, что одной группе парней было поручено следить за тем, чтобы их оружие было в хорошем рабочем состоянии.
В общем, просто еще один обычный день в Глэйде.
Ньют был поглощен встречей с Хранителем Слопперов, но Томас наверняка привлек его внимание на мгновение и дал ему понять, что он вернулся. Облегченной улыбки и кивка Ньюта было достаточно, чтобы придать Томасу сил отправиться в душ. По пути туда он прошел мимо Чака, который только взглянул на него и сразу же отвернулся, не пытаясь завязать разговор.
Сердце Томаса упало, но он все равно пошел за Чаком.
Когда он подошел к пухлому парню, Чак посмотрел на него горящими глазами и открыл рот, чтобы заговорить, но Томас прервал его.
— Я имел в виду это, каждое слово, приятель. Я обещаю. Я просто…
— Я знаю, что ты это сделал, Томас. Я в порядке, — сказал Чак без обиды. Он даже улыбнулся Томасу, и это было искренне. — Ты хороший друг.
А затем ушел, оставив Томаса в неуверенности в том, что именно только что произошло.
Он обдумывал это в душе и был настолько погружен в свои мысли, что даже не заметил, что он больше не один — и когда Галли прочистил горло, чтобы привлечь его внимание, Томас чуть не подпрыгнул через крышу.
— Черт, Галли! — Томас захлебнулся.
— Не знал, что ты такой нервный. Просто хотел поймать тебя без лишних ушей, — объяснил Галли, но это на самом деле не помогло Томасу расслабиться.
Он потянулся за полотенцем и начал вытираться, прикрываясь им скорее из вежливости, чем из какой-либо скромности. Живя с примерно 40 парнями, ты очень быстро привыкаешь к идее отсутствия личного пространства и приватности. Закончив, Томас посмотрел туда, где Галли стоял, скрестив руки на груди, прислонившись к противоположной стене.
— Что происходит? — спросил Томас.
— Ничего, просто. Не мог бы ты немного
точно рассказать, что произошло в прошлый раз? Разве я к этому времени не пропал?
Это заставило Томаса замолчать. К этому моменту Галли действительно пропал, но вот он стоял перед Томасом, смущенный и неуверенный.
— Да, так и есть, — согласился Томас. — Но, возможно, из-за того, что ты не выступаешь активно против меня и других и не срываешься с места, тебя не похитили. Кто-нибудь еще пропал?
— Нет, — сказал Галли. — Мы проверили, просто чтобы убедиться, но все учтены, кроме Бегунов, но они вернутся не раньше, чем через час или около того. Если один из них не вернется, это даст ответ на этот вопрос. Но ты не думаешь, что это так, не так ли?
— Нет, я не знаю. Это не их стиль, — Томас покачал головой. — Они возьмут конфликт и используют его, но создавать его из ничего — это не их метод.
На некоторое время воцарилась тишина, прежде чем Галли снова заговорил, осторожно.
— Могу я спросить тебя еще кое о чем, о том, откуда ты родом?
— Конечно, — Томас прислонился к стене и приготовился к долгому разговору.
Тридцать минут спустя Томас наконец вышел из душа, не менее смущенный, чем когда заходил в него. Ньют ждал снаружи, свирепо глядя на Галли, когда тот шел в противоположном направлении.
— Чего он хотел? — спросил Ньют.
— Ничего, просто поговорить о нескольких вещах, которые он упустил, — ответил Томас настолько неопределенно конкретно, насколько мог. Потребовалось мгновение, прежде чем Ньют понял, но когда он это сделал, свирепый взгляд сошел с его лица.
— Да, мы обсуждали подобные вещи ранее, просто не думали, что ему понадобятся дополнительные разъяснения, вот и все. Как прошел лабиринт?
И вот так просто Ньют вернулся к нормальной жизни. Честно говоря, несмотря на то, что Томас чувствовал, что знает Ньюта лучше, чем кто-либо другой на этой планете, иногда Томас просто его не понимал. Томас собирался ответить, когда голос просочился в его голову. Голос девушки. Шепчущий, сладкий, уверенный. В последний раз, когда он слышал его, он умолял Томаса остаться в живых.
Томас
Он протянул руку и схватил Ньюта за плечо, останавливая их прогулку. Томас встретился с ним взглядом и дважды похлопал Ньюта по плечу. Ньют кивнул и быстро зашагал прочь, его хромота едва замедляла его, а когда он добрался до двора перед Хоумстедом, он вытащил свое мачете и изо всех сил воткнул его в столб рядом с ямой для костра — высоко, чтобы все могли это видеть.
Это означало ‘Будь готов’.
Справившись с этим, Томас снова сосредоточился на вторжении в свой разум.
Привет, Тереза.
Он мог почувствовать ее потрясение.
Ты… Том, ты помнишь меня?
Я многое помню, Тереза. Он улыбнулся.
Так вот, не злись на меня.
Я не понимаю. Моя память уже слабеет, Том. Я многого не вспомню, когда проснусь, — сказала она, но Томас перебил ее.
Да, мне действительно не хочется слушать все это снова. Все не так, как кажется, Тереза. Я все знаю, ПОРОК — это плохо, и у нас будет серьезный разговор о твоей лояльности. Но пока? Просто возвращайся ко сну. Ты сделала это с ними, с нами. И пришло время отменить это.
К тому времени, как Ньют вернулся к нему, связь отключилась, и Томас был благодарен за это. Говорить мысленно с разумом всегда было немного болезненно.
— Все хорошо? — спросил Ньют с озабоченным лицом.
— Скоро все станет действительно интересным, — ответил Томас, не сводя глаз с мачете, поблескивающего вдалеке.
