Скарлетт Уокер, Цикл «Наследница» I

      Вердикт эхом разнёсся по залу, заставив всех на секунду замереть. Макгонагалл, совладав с собой, сняла шляпу с головы Скарлетт и назвала другое имя. Афанасия встала и уверенным шагом пошла к столу зелёного факультета, который не приветствовал её, от слова совсем.       Дети бросали на Скарлетт странные, почти неприязненные взгляды, а мальчик с зализанными волосами так вообще брезгливо скривился и отвернулся.       — Гринграсс, Дафна! — светловолосая девочка в богатой одежде села на табурет. На секунду её лицо озарила гримаса недоумения. Дафну тоже отправили на Слизерин и она села напротив Скарлетт, заинтересованно на неё глянув.       Афанасия осмотрелась. Дети за этим столом шептались, то и дело поглядывая на неё, за остальными факультетами на девочку не обратили внимания. Взгляд скользнул к преподавательскому столу, избегая Макгонагалл, — в конце концов, Скарлетт знала, что Слизерин и Гриффиндор были не в самых лучших отношениях, — и наткнулся на директора. Тот, кто ещё недавно сидел с радушной улыбкой, теперь смотрел на неё так, будто увидел призрака. Голубые глаза за стёклами очков половинок лихорадочно бегали по её лицу, уголки губ опустились вниз, кожа побледнела, — казалось, старик разом постарел ещё лет на двадцать. Дамблдор, встретившись с ней взглядом, натянуто улыбнулся и отвернулся, наблюдая за другими учениками. Но Скарлетт заметила, что директор то и дело посматривал на неё.       На глубине голубых глаз был страх. Но что его так напугало?       Распределение подошло к концу. К их столу присоеденился ещё один мальчик, — Блейз Забини.       Скарлетт посмотрела на золотые тарелки и кубки перед ней, ощутив, что она действительно проголодалась. В «Истории Хогвартса» говорилось, что в замке работает сотня домовых эльфов и столы постоянно забиты едой, но сейчас не было ни крошки. Скарлетт, которая даже не позавтракала, вздохнула, ей жутко хотелось есть.       В приюте она привыкла к чувству постоянного голода, к тому же, ей с головой хватало двух приёмов пищи в день. Но сегодня, в связи с нахлынувшим возбуждением от нового места и множеством впечатлений, её желудок жалобно урчал.       Альбус Дамблдор поднялся со своего трона и широко развел руки. На его лице играла лучезарная улыбка. У него был такой вид, словно ничто в мире не может порадовать его больше, чем сидящие перед ним ученики его школы.       И всё же, Скарлетт чувствовала фальшивость этого образа. Дамблдор не казался несчастным или лжецом, нет. Он действительно был рад, но что-то... неправильное было в его улыбке, она была натянутой, будто что-то, — или кто-то, — выбил его из колеи.       И Афанасия даже подозревала кто именно это был. Вот только она не понимала, почему?       Голос Директора разом заставил всех замолчать, дети уважали его, даже не затыкающийся Гриффиндорцы закрыли рты и слушали. Но Скарлетт уловила неприязненные взгляды многих Слизеринцев, которые даже не пытались их скрыть.       — Добро пожаловать! — произнес директор твёрдым, весёлым голосом и Скарлетт ещё раз убедилась, что он прекрасный актёр. Не увидь она его взгляд, направленный на неё, несколько минут назад, без колебаний бы поверила. — Добро пожаловать в Хогвартс! Прежде чем мы начнем наш банкет, я хотел бы сказать несколько слов. Вот эти слова: Олух! Пузырь! Остаток! Уловка! Все, всем спасибо!       Дамблдор сел на свое место. Зал разразился радостными криками и аплодисментами.       Мальчик с зализанными волосами, сидящий рядом с ней, но отодвинувшийся как можно дальше, прошептал так, чтобы слышали все.       — Он действительно такой же ненормальный, как говорил отец! — два типа вокруг него согласно закивали. Оба парня были рослыми и больше походила на телохранителей, чем на учеников.       Скарлетт посмотрела на мальчика, оценивающе оглядывая. Да, Дамблдор тоже показался ей слегка... странным, но ненормальным его назвать было сложно. Ну, подумаешь, старик несколько... поехавший. Сколько ему лет вообще?       Поймав на себе её взгляд парнишка неприязненно скривился и зашептал одному из своей «стражи». Конечно, его слова слышали все.       — Как эта грязнокровка могла попасть на мой факультет? — его дружок засмеялся, поддакивая.       Дети вокруг тоже неприязненно скосили на неё глаза, только Дафна кинула больше заинтересованный, чем брезгливый взгляд.       — Скажи-ка свою фамилию, — Блейз Забини поднял подбородок, смотря на неё сверху вниз. Такое обращение была Скарлетт хорошо знакомо. Приют.       — Уокер, — осторожно сказала она.       — Ты из какого-нибудь волшебного рода? Может, твоя мать была волшебницей? — продолжил распрос уже другой мальчик, примерно на год старше.       — Нет, — Афанасия сощурила глаза, осматривая парнишку, а затем повернулась к появившейся на столе еде и взяла вилку. — Я сирота, — она подцепила столовым прибором маленький кусочек стейка, а потом нацелилась на варёную картошку. Еда здесь ей определённо нравилась. По крайне мере, она не убегала.       Сохранить более менее хладнокровное выражение лица ей было нелегко. Где это видано, чтобы вот так встречать нового человека? Или люди так заводят друзей? Афанасия задумалась. Змеи всегда приползали сами, а к ней дети с дружескими намерениями не приближались лет с четырёх. Рептилии не нуждались в том, чтобы налаживать с ними общение. Они просто следовали за ней, слушались её и делали что она хотела.       Скарлетт знала, что люди ведут себя не так в дружбе. Вопрос в том — как?       — Не только грязнокровка, но и сиротская крыса! — трагически сказал мальчик с зализанными волосами. Несколько когтевранцев повернулись в их сторону.       Скарлетт застыла, сжав золотую вилку так, что она больно впивалась в ладонь. Она не знала, что значит грязнокровка, но «сиротская крыса»... Воздух вокруг сгустился, накалившись. Магия отзывалась на её простые желания, не говоря уже о сильных эмоциях.       Было ли это семьёй? Нет, определённо нет. По крайне мере, такой семьи она не хотела. Девочка ощетинились.       «Этот мальчишка не знает, что говорит, он ещё слишком мал,» — где-то на переферии сознания зазвучал голос, пытающийся вразумить её. Голос, так похожий на её собственный года три назад. Когда она была до смерти напугана своими способностями.       «Этот мальчишка не знает как себя вести и если его не приструнить, то продолжить делать так. Давай, ну же... Тебе надо только пожелать!» — эта часть всегда появлялась, когда происходило что-то плохое. Уговаривала сжечь ненавистную одежду, облить ледяной водой приютский детей или заставить из неоткуда появиться комок земли прямо под ногами воспитательницы.       Глаза слегка защипало, — так было всегда, когда она злилась. Воздух вокруг трещал от напряжения. Вылизанный мальчик заткнулся, ощущая приближение опасности.       — Мистер Малфой, что здесь происходит? — низкий голос прорезал наступившую тишину, выдернув из оцепенения, как оказалось, Малфоя.       — Эта девчонка взбесилась! — он ткнул в Афанасию пальцем. — Она из приюта! У неё даже нет волшебных корней, как она может попасть на Слизерин! Это позор! — воскликнул он, стараясь выглядеть важно.       — Я... — начала она, но была прервана строгим взглядом мужчины с сальными чёрными волосами и кривым носом. Скарлетт уже видела его среди профессоров.       Девочка перевела взгляд на него и встретилась с ним глазами. У этого человека были чёрные, почти как у неё, глаза, — пустые и равнодушные. Его рот открылся, будто он собирался что-то сказать, но как только он поймал её взгляд, смертельно побледнел. Его рука сама собой потянулась к правому карману мантии и коснулась палочки.       Это действие вывело Скарлетт из транса, воздух снова стал нормальным, глаза перестало жечь.       Мужчина же смотрел на неё так, будто видел свой ночной кошмар. Его губы шевелились, что-то беззвучно повторяя, но потом, совладав с собой, он сказал.       — Мне надо идти, разберитесь с этим сами, мистер Малфой, — он резко развернулся, его плащ взметнулся вверх и шлейфом полетел за ним, пока профессор быстрым шагом шёл к своему столу.       Скарлетт недоумённо проводила его взглядом. Он боялся. Точно так же, как и Дамблдор.       Малфой вперил в неё гневный взгляд и демонстративно брезгливо отвернулся. Девочка сжала губы. На её лице проявилось грустное выражение — почему же её боятся?       — Грязнокровка! — сказал он, вздёрнув нос.       Скарлетт едва заметно вздрогнула и принялась за еду, жадно запихивая в себя как можно больше. Каждый кусочек был таким прекрасным на вкус, в отличие от сухой и испорченной приютской еды, которую невозможно было нормально есть.       Это казалось настолько чудесным, что в голове словно замигала сирена, убеждая съесть как можно больше, ведь её могут забрать. Афанасия подавила внезапный порыв, стараясь успокоить себя. Может, такого пира, как сейчас в следующие дни и не будет, но кормить их будут хорошо.       Она поймала на себе заинтересованный взгляд светловолосой девочки, — кажется, её зовут Дафна, — но та, заметив это, быстро отвернулась, стущевавшись.       Скарлетт вернулась к еде, чувствуя на себе десяток неприязненных взглядов. Она лишь повела плечом, как бы смахивая их. Девочка привыкла к такому отношению со стороны детей из приюта, поэтому и не ела в общей столовой. Ей было плевать.       И всё же, только было раскрывшееся сердце болезненно сжалось, покрываясь новым слоем льда, ещё толще, чем предыдущий. На душе скребли кошки, когтями утаскивая с собой лучик пробившейся надежды.       Внезапно, прямо через стол, к ним стал подплывать призрак. Он был худым, с костлявым вытянутым лицом и выпученными глазами, его взгляд остановился именно на ней. Скарлетт косо посмотрела в ответ и обвела взглядом его старинную одежду, которая была в серебристых пятнах.       «В крови,» — догадалась она.       Девочку слегка передёрнуло. Она уже видела кровь, — неоднократно на себе и несколько раз на других, — но вот так, в школе... Хотя, это призрак. Она мысленно пожала плечами.       Призрак же не отводил от неё своего взгляда, казалось, он слышал весь разговор. Афанасия приготовилась к тому, что теперь её будут называть «грязнокровкой», — что бы не значило это слово, — и призраки. Вот только в глазах этого... человека не было ни отвращения, ни страха. Его взгляд скользил по лицу, глазам, волосам, даже одежде, что-то постоянно выискивая, так же, как это делали Дамблдор и Оливандер. Но, всё же, страха не было.       Призрак проплыл и сел рядом с Малфоем, прямо между мальчишкой и Скарлетт. Напыщенный павлин, — как Афанасия прозвала обидчика, — побледнел ещё сильнее и покосился на приведение. Он был явно не рад такой компании. Призрак же просто сидел и смотрел вперёд, ничего больше не делая.       Скарлетт мстительно ухмыльнулась, пускай и не чувствовала почти никакого удовлетворения. Его полность сметала печаль. Она поймала на себе взгляд приведения в крови и, внезапно почувствовав, что должна сделать это, чуть заметно благодарно кивнула. Приведение казалось довольным, хотя может, у Афанасии просто разыгралось воображение.       Внезапно еда со столов исчезла.       Скарлетт панически осмотрела сияющие и чистые тарелки, еды на которых как не бывало. Неужели еды не было? Нет, нет, нет, это невозможно...       К счастью, паника, охватившая было её, пропала, ведь на тарелках снова появилась еда. Вот только это была куча сладостей, — и названия всех ей были не известны. Она вообще сладостей никогда не видела, если не считать тот раз в косом переулке и в экспрессе.       Она аккуратно подхватило нечто похожее на торт без коржей и поставила треугольный кусочек, который украшала ягода клубники, себе на тарелку. После того, как она умяла таящие во рту нечто, девочка наложила себе ещё одну порцию. Приют научил её одному простому правилу — если дают, бери, иначе заберут. Особенно это касалось еды.       Скарлетт огляделась. Все эти дети болтали, не обращая внимание на стол перед ними. Все они не боялись того, что еда исчезнет, считали, что такое количество вкусной еды нормально. Никто из этих аристократишек никогда не боролся за последний кусок гнилого хлеба, который был отвратительным на вкус, но слишком важным. Им набивался желудок. Этот хлеб был доказательством силы того, кто его забрал. Он давал авторитет. Никто из этих детей никогда не знал, что такое желание «выжить». Когда ты специально голодаешь, отказываясь от драгоценной еды, лишь бы желудок ссохся. Лишь бы потом наедаться кусочком хлеба.       Это было несправедливо. Невозможно, невыносимо, ужасно несправедливо! Афанасия не заслуживала такого обращения. Эти дети не заслуживали такой жизни. Отвратительно.       И, всё же, так они жили. Но Скарлетт не позволит этому продолжаться. Она будет возвышаться над ними. Потому что власти достойны не те, кто рождается с ней. Власти достойны те, кто прошёл долгий и тернистый путь. Те, кто готов пожертвовать ради неё всем.       У Афанасии же не было ничего.

***

      Банкет потихоньку подходил к концу. Со своего трона встал Дамблдор и все замолчали, устремив на него взгляды. Скарлетт сделала мысленную заметку почитать, что же такого сделал директор.       — Кхм! — громко прокашлялся Дамблдор. — Теперь, когда все мы сыты, я хотел бы сказать еще несколько слов. Прежде чем начнется семестр, вы должны кое-что усвоить. Первокурсники должны запомнить, что всем ученикам запрещено заходить в лес, находящийся на территории школы. Некоторым старшекурсникам для их же блага тоже следует помнить об этом…       Про запретный лес упоминалось в книге «История Хогвартса». Там говорилось, что в этом лесу водятся самые разнообразные формы жизни, — от акромантулов до единорогов, были даже кентавры. Тем временем директор продолжал.       — По просьбе мистера Филча, нашего школьного смотрителя, напоминаю, что не следует творить чудеса на переменах. А теперь насчет тренировок по квиддичу — они начнутся через неделю. Все, кто хотел бы играть за сборные своих факультетов, должны обратиться к мадам Трюк. И наконец, я должен сообщить вам, что в этом учебном году правая часть коридора на третьем этаже закрыта для всех, кто не хочет умереть мучительной смертью.       Скарлетт, в это время наслаждающаяся последним кусочком своего чизкейка, подавилась им и закашлялась. Очень неаристократично, надо сказать, но в этот момент ей было без разницы. Она перевела взгляд на Дамблдора. Афанасия уже предполагала, что он не шутил, но, посмотрев на него, убедилась в этом. Резко побледнев, она приложила руку ко лбу, стараясь вбить в свою голову лишь одну мысль «Правая часть коридора на третьем этаже закрыта. Закрыта.» С её везением, она заблудится и попадёт туда уже завтра. Девочка подавила стон. Скарлетт вообще не будет заходить на третий этаж.       — Фу! Какие ужасные манеры! — Малфой, казалось, вообще не обратил внимание на заявление директора и снова высмеял её. Вот на этот раз Афанасии было действительно глубоко плевать.       Призрак же в этот момент встал, заставив мальчишку испуганно замолчать и пошёл в другой конец стола. Полы его одежды коснулись руки Малфоя и тот испуганно схватился за неё.       — Холодно! — взвизгнул он. — Меня будто водой ледяной облили! — стал горделиво, словно это было подвигом, жаловаться пострадавший своей охране.       Скарлетт закатила глаза и посмотрела вслед призраку. Он сделал это случайно?       — А теперь, прежде чем пойти спать, давайте споем школьный гимн! — провозгласил Дамблдор.       На лицах преподавателей застыли странные улыбки.       Дамблдор встряхнул своей палочкой, словно прогонял севшую на ее конец муху. Из палочки вырвалась длинная золотая лента, которая начала подниматься над столами, а потом рассыпалась на повисшие в воздухе слова.       — Каждый поет на свой любимый мотив, — сообщил Дамблдор. — Итак, начали!       «Чего?»       Одновременно с её мыслями весь зал заголосил. Это было... хм, странно.

Хогвартс, Хогвартс, наш любимый Хогвартс,

Научи нас хоть чему-нибудь.

Молодых и старых, лысых и косматых,

Возраст ведь не важен, а важна лишь суть.

В наших головах сейчас гуляет ветер,

В них пусто и уныло, и кучи дохлых мух,

Но для знаний место в них всегда найдется,

Так что научи нас хоть чему-нибудь.

Если что забудем, ты уж нам напомни,

А если не знаем, ты нам объясни.

Сделай все, что сможешь, наш любимый Хогвартс,

А мы уж постараемся тебя не подвести.

      Каждый пел, как хотел, — кто тихо, кто громко, кто весело, кто грустно, кто медленно, кто быстро. Голоса всех сливались в сплошной поток непонятных звуков, в которых различить слова было очень сложно. За столом Слизерина, правда, либо не пели, либо пели в одной манере. И естественно, все закончили петь в разное время. Все уже замолчали, а рыжие близнецы все еще продолжали петь школьный гимн — медленно и торжественно, словно похоронный марш. Дамблдор начал дирижировать, взмахивая своей палочкой, а когда они наконец допели, именно он хлопал громче всех. Уши Скарлетт были готовы завернуться в трубочку. Нет, хорошая музыка это прекрасно. Но это... Она прикрыла глаза, чувствуя, что голова начинает болеть. Такая идея исполнения песни была, как минимум, интересной, но всё же...       — О, музыка! — воскликнул Дамблдор, вытирая глаза: похоже, он прослезился от умиления. — Ее волшебство затмевает то, чем мы занимаемся здесь. А теперь спать. Рысью — марш!       К первокурсникам подошли страросты, — Джемма Фарли и Люциан Боул.       — Первокурсники, за мной! — скомандовали они. Дети повскакивали с мест.       Их толпу вывели из зала. Скарлетт отчаяно старалась не отставать. Они шли какими-то невероятными коридорами, спускались по удивительным и внушающим ужас одновременно лестницам, которые двигались и странно хрустели. Афанасия старалась не думать о том, что этому замку несколько столетий. Запоминать дорогу в такой обстановке было не то что сложно, — просто невозможно.       А ещё, чем дальше они шли, тем ниже спускались. Как оказалось, гостиная Слизерина была в подземельях. Нет, не просто в подземельях, она была прямо под озером!       Они остановились перед обычной стеной, вдоль которой лежала каменная змея. Рептилия выгнулась дугой, открывая проход.       Скарлетт восхищённо выдохнула. Вот оно — волшебство.       — Запомните, чтобы войти в гостиную нужно произнести пароль. Он будет меняться каждые две недели, — произнесла Джемма. — На первые две — «Чистая кровь», — на последних словах она повернулась ко входу.       Дверь бесшумно отодвинулась в сторону и им открылся туннель, протяжённостью не больше десяти метров и достаточно большой, чтобы вместить двух человек. Пока они шли по нему, Скарлетт размышляла.       «Чистая кровь» — пароль, который староста произнесла с нескрываемой гордость. Чистая кровь. Грязная кровь. Грязнокровка «Грязная кровь» — было самым худшим оскорблением, которые могли придумать эти дети. Дети, помешанные на чистоте крови, которая, если Скралетт правильно поняла, означала то, что твои родители и предки должны быть волшебниками.       Афанасия считала, что это глупо. Возможно, чистота крови даёт тебе силу? Её родители были волшебниками, может ли быть, что именно это сделало её такой сильной, дало возможность подчинять магию? Если так, то это разделение имело некоторый смысл, в противном случае — нет.       Скарлетт не ненавидела слабых людей. Если в мире магии каждый рождался с определённым магическим потанциалом и не имел возможности его расширить, то человек был невиновен. Слабые люди, достигшие предела своих возможностей, не слабы. Больше девочку раздражали те, кто от рождения имел всё, — большой магический потанциал, власть, деньги, знания, представление о магии и возможность нанимать репетиторов, — но не развивался. И что-то подсказывало Скарлетт, что здесь, на Слизерине, таких много. Стоит пытаться подружиться с другими факультетами?       К тому времени, как она пришла к этому выводу, дети уже вышли в просторную гостиную. Свет здесь был приглушёным зеленовато-белым, а потому создавалась не самая уютная атмосфера. Окон почти не было, а комната была обставлена в зелёно-серых тонах и приемущественно каменной старинной мебелью. Скарлетт чувствовала себя так, будто попала в средневековье.       Гостиная была действительно просторной, настолько, что Афанасия не сомневалась — здесь поместятся все учащиеся Слизерина, коих было больше пятидесяти. Десяток каменных столов, некоторые из которых были расставлены у окна, близко друг к другу, а остальные разбросаны у стен гостиной, по два или одному. Стулья и диваны рядом с ними были обиты изумрудным бархатом, на стенах висели гобилены с изображениями разных людей. В целом, комната была обставлена вычурно, но со вкусом. Ей понравилось.       Выйдя к центру гостиной, старосты остановились и повернулись к детям, которые неловко оглядывали новое место.       — Приветствую, юные Слизеринцы, — начала девушка, которая, кажется, была главной в среди них. Что неудивительно, парень выглядел так, будто только перешёл на четвёртый курс. — Вы все были избраны сюда не просто так, шляпа увидела в вас амбиции и хитрость, — качества, так ценимые великим Салазаром, который является основателем великого факультета. Мы те, кто выигрывал кубок школы шесть лет подряд, кто превзошёл ум Когтеврана, трудолюбие Хафлпаффа и храбрость Гриффиндора.       Скарлетт внимала словам старосты и всё больше убеждалась в том, что попала на правильный факультет. Интересно, а что говорили другим? Не тоже самое? Афанасия мысленно сделала заметку — когда подружиться с кем-нибудь, спросит об этом.       — С этого дня и ещё семь лет после, вы вместе будете учится, жить и отдыхать. Слизерин — великий факультет, выпускающий великих волшебником и пусть вас не смущают слухи, которые ходят вокруг! Мы вольны выбирать свой путь сами, как и наши предки. Они выбрали тот путь, по которому шли, сами. Вы должны принести славу вашей семье, принести почёт в свой дом.       Афанасия уловила насмешливый взгляд Малфоя и закатила глаза. О боже, ей так плохо, что она заплачет прямо сейчас! Ведь у неё нет семьи! Скарлетт снова сосредоточилась на речи старосты. Но что значило «слухи, которые ходят вокруг»? И по какому пути шли предки?       — Учитесь и получайте очки, зарабатываете уважение и власть, чтобы мы победили. Слизерин — это не просто факультет, Слизерин — это состояние души, — гордо заявила она. — А теперь немного о школе. Приведение, которое вы видели на банкете это кровавый барон, он является призраком нашего факультета. Обращайтесь к нему уважительно, — наказала Джемма.       Все дружно закивали.       — Наш декан — профессор Снейп, мастер дуэльного дела и преподаватель зельеварения, — продолжила Джемма с гордостью. — К сожалению, сегодня он не сможет присутствовать, в связи с... непредвиденными обстоятельствами, — девушка замялась, но затем добавила. — Но он подойдёт завтра утром, перед тем, как я проведу вас на завтрак. Первые три дня я буду водить вас сама, чтобы вы не заблудились, поэтому настоятельно прошу просыпаться во время. Жду вас завтра здесь в 7:40. Ваши совы были перенесены в совятник, так что, если вам надо отправить письмо — подойдите ко мне и я провожу вас.       — Хотелось бы развеять ещё один миф. Да, у нас традиция принимать студентов, вышедших из многочисленных поколений волшебников и волшебниц, но в настоящее время на Слизерине можно найти большое количество учеников, у кого хотя бы один из родственников магл.       Эти слова не произвели почти никакого впечатления. Очевидно, к тем, кого здесь называли «полукровками» отношение было вполне сносное. Насчёт грязнокровок... Скарлетт сильно сомневалась в том, что отношение к ним сильно положительное.       — Вы знаете, что Салазар Слизерин искал в своих учениках? Семена величия. Вы были отобраны на этот факультет, потому что у вас есть потенциал стать великими. Вам кажется, что ребятам, слоняющимся по общей гостиной, не уготовано ничего особенного? Отлично, держите своё мнение при себе. Если Распределяющая Шляпа направила их сюда, значит, в них есть что-то выдающееся, не забывайте об этом. И, говоря о людях, которым не предназначено быть великими, я не упомянула гриффиндорцев. Многие вот говорят, что слизеринцы и гриффиндорцы представляют собой две стороны одной медали. Лично я думаю, что гриффиндорцы не более чем подражатели слизеринцев. Заметьте, некоторые люди говорят, что Салазар Слизерин и Годрик Гриффиндор ценили одни и те же качества у студентов, так что, возможно, мы похожи в большей степени, чем нам хотелось бы думать. Но это не означает, что мы дружны с гриффиндорцами. Они любят побеждать нас лишь немногим меньше, чем мы любим побеждать их.       На последнюю часть речи Скарлетт было откровенно плевать. Гриффиндорцы её нисколько не интересовали. Куда большее впечатление на неё оказала первая её часть. «Семена Величия,» — она мысленно проговорила это словосочетание, медленно, будто пробуя на вкус. Да, ей определённо нравится.       — Следите за доской объявлений. Никогда не приводите никого с другого факультета в нашу гостиную и не сообщайте им наш пароль. Никто из посторонних не заходил к нам уже более семи веков. Что ж, я думаю, это пока всё. Я уверена, вам понравятся наши спальни.       Закончив речь, девушка позвала девочек за собой и свернула налево, прошла по коридору мимо нескольких дверей и остановилась около четвёртой по счёту, подписанной как «Первый Курс». Надпись, очевидно, будет меняться по мере того, как они будут взрослеть.       — Прошу вас, — староста изящно распахнула дверь.       Спальня была выполнена также, как и гостиная. Четыре кровати, с серебряными вставками, заправленные изумрудными покрывалами, с закрывающими их балдахинами, у стен. У окон два столика, на одно из которых была выложена шахматная доска, — кажется, это любимое увлечение Слизеринцев, — но она не выпирала, а потому не мешала. Один столик с зеркалом. У каждой кровати стоял небольшой шкаф и тумбочка, на которой находился фонарик-ночник.       — Ванных пять на всех девочек. Вы найдёте. Кровати за вами не закрепляются, а потому вы, если захотите, можете меняться, — Джемма приветливо, но сдержанно улыбнулась Дафне и Пэнси. — Располагайтесь.       Девушка вышла из комнаты.       — Придёться жить с грязнокровкой... — трагично пробормотала Паркинсон. — Родителям это не понравится. Позор... — она кинула взгляд на Скарлетт, брезгливо поморщилась и вздёрнула нос. Удивительно, но она стала невероятно похожа на Малфоя.       Девочка прошла мимо, обведя Скарлетт уничижительный взглядом и прихватив с собой Дафну. Они расположились рядом друг с другом. Скарлетт проводила их взглядом до самой кровати, мысленно прикидывая где сможет проводить свободное время, если не в комнате.       Пустые серые глаза впились в Дафну, — та была одной из немногих, кто смотрел заинтересованно, — отметили прямую осанку, аристократическую одежду, мантию, которую она вытащила из чемодана, с нашитым гербом Слизерина. Девочка слушала то, что ей говорила подруга, рассеянно разглаживая невидимые складки ткани. Зелёные глаза встретились с серыми и девочка слегка вздрогнула, а затем внимательнее всмотрелась в черты лица Скарлетт, будто что-то вспоминая.       — Пэнс, — она отвернулась от Афанасии и взглянула на подругу. — Надо написать письмо родителям. Они будут рады узнать, что мы попали на Слизерин, — улыбка украсила её лицо.       Скарлетт, которая наблюдала за этим, мысленно охарактеризовала девочку. «Аристокрастичная. Но... слишком мягкая.» Пока что она выглядела самой вменяемой.       — Как будто могло быть иначе, — Пэнси горделиво вздёрнула нос, но всё же достала из чемодана чернила, перо и пергамент и направилась к столу. Дафна последовала за ней.       Скарлетт же медленно подошла к оставшейся кровати и присела на неё. Провела рукой по бархатному покрывалу и еле удержала восхищённый вздох. Как мягко. Она аккуратно, будто боясь запачкать или помять, легла полностью, наслаждаясь тем, как матрас прогибается под ней.       Тем, что он не скрипит от каждого прикосновения, что пружины не впиваются в спину так, что на утро ты просыпаешься в синяках. Тем, что от него не пахнет так ужасно, будто ты спишь на помойке. Тем, что на одеялах нет потёртостей и дыр, что ткань шёлковистая, а не жёсткая. Тем, что это не приют. Тем, что это её.       Она не в приюте. И Афанасия не вернётся туда ещё девять месяцев. На глаза навернулись слёзы, но она быстро спрятала их. Давно она не плакала. И ещё дольше из её глаз не текли слёзы счастья.       Пролежав так ещё несколько минут, девочка поднялась и открыла чемодан. Вещи раскладывать долго не пришлось. На одну полку шкафа пошли книги, на другой красовала стопка пергаментов. На деревянные вешалки были аккуратно повешены мантии и приютское платья. Две пары потёртых туфель, одну из которых она сняла с себя только что, оказались внизу. В них же находились носки. Вещи личной гигиены были сложены в закрытый ящичек. Жёсткая сорочка, которая обязательно была ниже колена, была спрятана под подушку. Учебные принадлежности расставлены по остальным полкам в строгом порядке. В тумбочке были лишь расписание и коробка с палочкой.       Скарлетт решила лечь пораньше, а потому переоделась в сорочку, стараясь сделать всё как можно быстрее, чтобы скрыть колени и спину. Потому что кожа на них была отвратительной.       Афанасия до сих пор помнит то, с каким выражением лица на неё смотрел священник, заставляя читать молитвы. Потому что «Скарлетт — это лишь оболочка дьявола, который вселился в неё» — она заучила эти слова наизусть. Они впивались, пронзали её также, как кожу коленей — гречка, смешанная с её кровью, на которой девочка стояла часами. Это было ужасно. Её спина до сих пор была исполосована тонкими бороздами, оставшимися от розг, которые свистели в руках Миссис Уокер. Её колени до сих пор испещрала сеть мелких отвратительных шрамов, оставшихся от каждодневного наказания.       Та церковь была уже уничтожена — всегда бдительный священник уронил уголёк на ковёр и умер, сгорев заживо. Как же Скарлетт удививлась, когда узнала, что нашли его упавшим на рассыпавшуюся гречневую крупу. Накануне именно Афанасия пожелала ему самой мучительной смерти. Магия всегда благоволила ей.       Афанасия действительно ненавидела свои шрамы. Они были напоминанием о собственной беспомощьности. Слабости.       И всё же, слёзы медленно потекли из её глаз. Слёзы разбитой вдребезги надежды на нормальную жизнь. Ту, о которой она так мечтала. Ту, которую она ждала месяцы.       Тогда Скарлетт в сотый раз прокляла этот чёртов приют. Она поклялась себе стать лучшей, не зависимо от того, что ей придётся сделать. Лучшей.       Никто не узнает об этом. Сейчас — нет. Но позже об этом узнают все. Позже она спалит то ужасное место, разрушив стены из гнилых досок. Позже она станет лучшей ученицей школы. Позже о ней будут писать как о самой великой волшебнице своего времени. Она поклялась себе, что так и будет.       Позже.