Иначе

— …ха-ха, ну, вы меня насмешили! — Колокольчатый смех разлетелся по залу, вызывая очередную волну радостных оваций и целый табун мурашек, что стремительно неслись вниз по позвоночнику Сэнку, заставляя сердце трепетать.  Он мог бесконечно смотреть на три вещи.  На то, как Хром сосредоточенно разбирается с грантовыми бумагами, на то, как Ксено Уингфилд морщится от злости, когда Сэнку опускает шутки про его возраст, и на то, как сияют стальные кошачьи глаза, когда Менталист находится в своей стихии.  Сэнку испытывал странное дежавю. Он снова сидел за баром в вип-зоне ночного клуба Нанами, снова слушал какие-то сальные комментарии Рюсуя, потягивая виски, снова смотрел на хрупкого, сияюще-звенящего в свете прожекторов солиста группы «Empire of strength», снова испытывал пронзающую самую суть романтическую дрожь от осознания, что он, Сэнку, к нему прикасался.  Вот только на этот раз всё было иначе. Прошёл почти год — ну, если быть точным, десять месяцев и двадцать три дня — с той роковой ночи, но как же сильно изменилась за это время жизнь. Как сильно изменился Сэнку.  Как сильно изменился Ген.  Теперь он намеренно искал Сэнку глазами в зале, точно зная, куда смотреть, а Сэнку посылал ему улыбки, от которых в стальных радужках плескались тёплые ртутные капли, и это было заметно даже, чёрт возьми, через тёмный пронизанный софитами зал, через толпу людей и глицериновую дымку. Теперь Ген сам улыбался ему и даже говорил о нём со сцены. Косвенно, правда, но Сэнку точно знал контекст и тихонько смеялся в свой виски, когда во время подводки к той-самой-резонансной-песне Ген сказал: «Давненько мы её не играли, да? А всё потому, что однажды мне пришлось исполнять её на одной частной вечеринке сразу после великолепной артхаусной композиции про число «пи». Нет, вы понимаете, я просто не мог с этим конкурировать, у меня ведь ранимая душа художника…» Сегодня Ген был просто несравненным. Невообразимым. Он был таким расслабленным, таким забавным, он устроил настоящее шоу и даже пригласил на сцену пару зрителей, чтобы поболтать с ними и выдать им «менталистский анализ», превратив происходящее в настоящий стендап.  Он даже не растерялся, и, казалось, вовсе не смутился, когда в зале началась волна возмущённого освистывания после объявления о том, что это — своего рода прощальный концерт «Empire of strength», потому что группа распускается на перерыв длиною в год.  На самом деле, ситуация могла бы стать действительно опасной, потому что какой-то огромный двухметровый бугай начал даже лезть на сцену с криками и кулаками, рассыпаясь в проклятиях и пожеланиях смерти за то, что Ген лишает фанатов последнего счастья, но каким-то образом Менталист даже тут сумел выкрутиться. Бугая вывели из зала секьюрити, Ген пошутил о том, чтобы Цукаса больше не давал бесплатных билетов своим ребятам из качалки, и ситуация разрядилась так быстро, что спустя пять минут никто и не вспомнил о неприятном инциденте.  Настроение на концерте сложилось ностальгическое, приятное, словно посиделки с давними друзьями перед разлукой, на которых все вспоминают общие шутки и лучшие моменты, поют любимые песни и признаются друг другу в тёплых чувствах.  Сэнку было искренне интересно наблюдать за происходящим, и он смотрел на невероятно органичного на сцене Гена с восхищением. За последние пару месяцев, с момента его возвращения из тура и их долгого разговора на пирсе, Ген расцвёл, распустился, словно цветок, который стали регулярно поливать, каким бы банальным ни было это сравнение. Он всё чаще и всё искреннее улыбался, увлёкся бегом и с энтузиазмом (и агрессивными подбадриваниями от всех ребят в группе) готовился к какому-то городскому марафону, вызывая отеческую гордость у Цукасы, и, казалось, они с Сэнку… и правда подружились?  Не смотря на свою загруженность, Ген умудрялся много помогать Мирай, и Сэнку ощущал странную потребность приезжать в больницу каждый раз, когда это получалось у Гена. Да, даже если это было утром. Да, даже если ему приходилось переносить совещания. Да, даже если последствиями этих переносов были бесконечные подтрунивая и закатывания глаз от Ксено.  Не важно.  Всё это стоило того, чтобы смотреть за его живой мимикой, слушать его голос, хихикать с ним у автоматов с кофе или колой, обмениваться долгими тёплыми взглядами… Сэнку уже даже не пытался отрицать, что никуда его влюблённость не делась, просто… то, что происходило сейчас было действительно чем-то новым. Его больше не крыла с головой удушающая страсть, не терзало непреодолимым вожделением, не мотало тройными мёртвыми петлями на эмоциональных качелях — ему просто было стабильно тепло и радостно, когда рядом был Ген.  Это было невероятное чувство, окутывающее таким комфортом, на который Сэнку за весь этот год ни разу даже не надеялся.  В ноябре, с наступлением холодов, они с Геном как-то особенно сблизились, будто бы под внезапным для Токио снежным покровом самые их сущности потянулись друг к другу в поисках тепла. Все их встречи всё ещё были по поводу — будь то поход в больницу или очередной вечер настолок с друзьями, — будто бы им обоим было неловко признать, что им отчаянно хочется просто быть рядом друг с другом, и они находили лазейки в этом дурацком самопринятом законе: встречались чуть пораньше на больничной парковке, чтобы немного поболтать, вызывались вместе зайти в супермаркет за закусками к кино…  Сэнку наслаждался каждой этой минутой вдвоём.  Ему хотелось вызывать у Гена побольше улыбок. Ему хотелось подольше обнимать его на прощание на больничном крыльце. Ему хотелось чаще гулять с ним по осенним улицам и спорить, есть ли вкус у каштанов, или то, что мы чувствуем, спровоцировано только их запахом… Сэнку не был идиотом. Он был прямолинейным социально-неловким чудаком без тормозов, но не идиотом. Он понимал, что всё это значит. Ген был ему чертовски небезразличен, и Сэнку очень многое в нём любил.  Он любил его тонкие длинные пальцы, которые вечно мёрзли, и нечаянные касания которых вызывали у Сэнку очередной приступ тахикардии. Его очаровательную крошечную родинку в уголке глаза. Его шушуканье с Мирай, то, с какой невыразимой теплотой он расчёсывал ей волосы и делал маникюр, чтобы юная девушка чувствовала себя красивой и живой — пусть даже в больничной палате. То, как он напевал себе под нос мелодии, когда что-то делал, и как легко пугался, если вдруг подойти к нему в этот момент. Как он на самую долю секунды морщил свой пуговичный нос, прежде чем рассмеяться. То, как теплели его острые стальные глаза, когда он подходил к Сэнку и тихонько о чём-то спрашивал. То, какие вопросы он задавал — точные, глубокие. Каким умным он был, как хмурил брови, когда вспоминал что-то, как притворялся, что у него отличное зрение, лишь бы не носить очки, как любил поспорить сам и как не любил, когда спорит кто-то другой, как был способен вспомнить песню на любое слово, какое ему ни сказать, как он частенько надевал разные носки, потому что у них потерялись пары, и он не хотел, чтобы те чувствовали себя одинокими, как он любил использовать в своей речи любые случайные термины и факты, что рассказал ему Сэнку, как… Короче, Сэнку, кажется, любил в нём всё.  Каждый его жест, каждую черту, каждую глупо-очаровательную привычку…  Всё в Гене было пропитано его невообразимой асагирийностью, и это одновременно сводило Сэнку с ума и заземляло обволакивающим теплом.  Чёрт, ладно, кажется, Сэнку любил его.  Он любил его, и с этим, определённо, нужно было что-то делать. Сэнку больше не боялся боли, ему казалось, что его предыдущий срез данных невообразимо устарел, и даже если сейчас ему снова будет больно, это их возможное что-то будет того стоить.  Менталист на сцене снова рассмеялся, завершая диалог с очередной жертвой своих предсказаний и провожая её со сцены.  Хомура облокотилась ему на плечо, дразняще ухмыляясь. — Менталист, мы понимаем, что ты активно зазываешь старых слушателей для своей новой сольной карьеры, — Ген закатил глаза, и весь зал захихикал вместе с басисткой, — но, может, хватит болтать? Давай таки сыграем что-нибудь.  Ген побеждённо вскинул руки. — А я что? Я ничего! Мы же тут все для этого и собрались! Старенькое или новенькое? — Толпа завизжала «новенькое», и Ген заулыбался. — Цу-чан, давай последнее? — Цукаса кивнул и зарядил барабанное соло, что было для их музыки довольно неожиданным решением.  Рюсуй навострился, глядя на сцену с обожанием. — О, я слышал, как он репетировал эту песню дома! — Он играет на барабанах дома? Бедные соседи, — хмыкнул Сэнку.  — Электронные барабаны, братан, — Рюсуй покровительственно усмехнулся, — втыкаешь наушники, и, вуаля, почти тишина… — А в чём смысл тогда?.. — Протянул Сэнку, уже слишком увлечённый продолжением представления.  Он эту песню ещё не слышал. И правда что-то новенькое.  Во время барабанного вступительного соло на сцене снова появился синтезатор, и толпа радостно загудела, когда Ген элегантным жестом дотронулся до клавиш. Барабаны затихли, подхваченные гитарным рифом, и нежные ноты из-под хрупких пальцев потекли, вплетаясь в его бархатистый голос.  Сердце Сэнку замерло.  — «Я заточен в свою свободу.  Ты мне дал её: забирай.  Я устал баламутить воду Сотней тысяч «прости» и «прощай»… Я-то думал, счастливей стану, Когда кончатся все мосты! Но вот только куда ни гляну, То везде обязательно ты…» Несмотря на довольно горькие слова, суть которых Сэнку, увы, понимал, Ген не выглядел печальным. Он казался почти счастливым — немного меланхоличным, но всё равно как будто радостным, и тонкая улыбка на его нежных губах почти волшебным образом согревала.  Ген пел, и в зале зажглись сотни фонариков, и он заулыбался ещё ярче, сияя благодарностью от такой поддержки. Его голос был глубоким и летящим, и Сэнку слушал его внимательнее, чем лекции по квантовой механике на втором курсе, ему казалось, что мир вокруг замер, всё ощущалось в каком-то расфокусе, в какой-то неясной дымке, словно ничто на свете сейчас не имело значения, кроме яркой улыбки и притягательных кошачьих глаз, которые смотрели на него прямо со сцены.  — «…ты сияешь на небе звёздном, Бьёшься в волнах на берегу, Я-то думал, что будет просто,  Мне казалось, что я смогу.  Я вдыхаю тебя с кислородом, Чтобы что-то во мне жило.  Не нужна мне моя свобода, Когда нужно твоё тепло…» Сэнку усмехнулся. Сердце трепетало, но не так бешено и нездорово, как трепетало бы ещё несколько месяцев назад, а сладко, мягко, с какой-то плещущейся на задворках нежностью. Со стороны могло показаться, что он как будто бы охладел ко всему происходящему, и отчасти, наверное, это так и было, но не потому, что чувства ушли, не потому, что стали слабее — как раз таки наоборот, — а потому что рядом с этими зашкаливающими эмоциями в сознании Сэнку наконец поселилось спокойствие. Он знал, что в этой песне, в этих словах скрывается не только надежда, но и обещание — мы сможем, у нас получится, я верю в это, я хочу этого.  Он и сам верил. Он и сам хотел.  В последнее время это чувство пронизывало каждое мгновение их с Геном взаимодействия, и Сэнку никогда ничего подобного не ощущал. Это было так странно. Поначалу ему казалось, что тот бурлящий коктейль из гормонов и эмоциональных качелей, в котором варился его разум, и есть та самая пресловутая любовь, о которой все говорили, и это ему не нравилось, это было больно, мучительно, это истощало, лишало сил и самоуважения, но сейчас… Во время тихих прогулок и шумных посиделок. Во время захватывающих разговоров и тёплого, комфортного молчания. В моменты, когда они ловили взгляды друг друга из разных концов комнаты и едва ли не телепатически обменивались мыслями — движением брови, закатыванием глаз, крошечными улыбками.  В каждый из этих моментов Сэнку чувствовал что-то совсем иное. Мягкость, нежность, благодарность, восхищение — и ни одной молекулы боли или разочарования.  Он не сразу осознал, как сильно всё изменилось, но когда осознал, уже не мог перестать об этом думать.  Случилось это осознание неожиданно и внезапно — как снег на голову — как и всё самое лучшее в этой жизни. Очередным пятничным утром, в которое ему кровь из носу нужно было ехать в больницу, он раздвинул шторы и обнаружил, что улица за окном присыпана белым, словно кто-то по случайности опрокинул на город банку с мукой.  Сэнку моргал оторопело, глядя на это снежное безобразие в конце ноября, уже предвкушая бешеные нескончаемые пробки, множество аварий и отвратительную влажную зябкость. Пришлось лезть в шкаф и доставать оттуда куртку потеплее, теряя драгоценные минуты, жертвуя приятным утренним тупняком. Потупить Сэнку успеет и в пробке.  Задерживаться не хотелось, потому что они, по каким-то чудом сложившейся традиции, негласно договаривались с Геном встречаться минут на 20 пораньше, чтобы поболтать тихонько у автоматов, и обменивать эти драгоценные минуты Сэнку точно ни на что не хотел.  Ген, очевидно, в тот снежный день приехал не на мотоцикле. Он по-кошачьи выскользнул из такси, облачённый в изысканное длинное пальто нежно-сиреневого цвета и объёмный кашемировый шарф. Во всём этом пушисто-зимнем образе он казался настолько уютным, насколько светлым и восхитительно своим, что Сэнку всем нутром ощутил невидимую тягу. Словно они с Геном были разнозаряженными кусочками магнита. Ген шёл к нему через парковку и улыбался, и от этой улыбки в груди у Сэнку щекотало и пекло, словно от слишком жадного глотка горячего чая.  Какой же он был притягательный, невыносимо очаровательный — с ума сойти. Сэнку уже привык к его немного роковому образу, который, несомненно, из раза в раз сводил с ума и заставлял его уши позорно краснеть, и вот эта неожиданная мягкость оказалась тем, к чему Сэнку не был готов.   Он буквально ощутил, как эти пресловутые стрелы купидона навылет пронзают его несчастное сердце грёбаной взрывной картечью. Ему пришлось мысленно себя одёрнуть, чтобы случайно не ускорить шаг и не побежать ему навстречу.  Когда они поравнялись и, казалось бы, пришло время остановиться, Сэнку просто не смог этого сделать — он шагнул к нему вплотную, отмечая, как в стальных глазах напротив вспыхнуло радостное удивление, и сомкнул руки у Гена за спиной, сгребая его в охапку своих объятий. Ткань его пальто была очень мягкой. Ухо обожгло изумлённым вздохом, и Сэнку обнял его ещё сильнее, устраивая подбородок на тёплом укутанном шарфом плече. — Привет.  — П-привет, — сбивчиво ответил Ген, обнимая его в ответ поначалу робко, но спустя пару секунд намного увереннее.  Сэнку мог понять его смятение. Не то чтобы они с Геном всё это время не обнимались — вообще, это было привычной формой приветствия и прощения в компании его друзей, в которой отныне числился и Ген, — но все эти объятия были какими-то половинчатыми, каким-то как бы формальными и вскользь, впопыхах, лишь бы не создать неловкости, лишь бы… В общем, таких объятий у них с Геном, кажется, не было вообще никогда.  Они так и стояли, обнявшись, на заснеженной парковке у центральной токийской больницы, пока у Сэнку не начала мёрзнуть голова, на что он не преминул ворчливо пожаловаться.  Услышав эту жалобу, Ген рассмеялся, и, стянув кожаные перчатки, принялся безжалостно растирать ему уши, подёргав напоследок за мочки. — То, что ты отрастил себе такую копну волос, Сэнку-чан, не освобождает тебя от бренной миссии носить шапку! Нам никак нельзя застудить свою умную голову! — Он назидательно-игриво погрозил ему пальчиком, увлекая за собой ко входу в больницу.  — Не люблю я шапки, — буркнул Сэнку. Ему отчаянно хотелось взять Гена за руку, но, во-первых, он забыл перчатки и не был уверен, что вечно мёрзнущему Гену будет приятно прикосновение его почти что обледеневших пальцев, а во-вторых, он не был уверен, что и сам готов к последствиям этого незатейливого действия. Достаточно сегодняшних объятий. Хорошо, если Ген не обратил на этот жест особого внимания и не воспринял его как… как что-то более интимное, чем оно было. Мысль о том самом «интимном» вызвала у Сэнку смущение, густо приправленное возбуждением, и он строго напомнил себе, что они с Геном просто друзья, но мозг в ответ лишь фыркнул и подкинул идею о том, как здорово было бы дотронуться до Гена не дружески, а ласкающе. Сэнку выдал себе ментальную оплеуху и проворчал. — Сам-то тоже без шапки.  — Прости, Сэнку-чан, — весело мурлыкнул даже не подозревающий о его моральных дилеммах Ген. — Но это не я тут жалуюсь на замёрзшую голову! — Я ждал поддержки, а не издевательств, — Сэнку фыркнул, подхватывая его ироничный тон, открывая больничную дверь и пропуская Гена вперёд, чем, кажется, вызвал у того новый приступ удивления. — Вот так и теряют друзей… Ген рассмеялся. — Я, вообще-то, оказал тебе самую что ни на есть первую помощь! — Он снял перчатки, засунул их в карманы, размотал шарф и взялся за пуговицы пальто. Сэнку пришлось сделать над собой неимоверное усилие, чтобы не подскочить и не помочь ему снять верхнюю одежду: Ген всё же не был женщиной, несмотря на всю его богемную хрупкость, и в условиях их дружеской дружбы подобные жесты явно лежали где-то за гранью обычной любезности. — Я спас твои уши от обморожения! — Ген забрал у Сэнку куртку и направился к гардеробу, вопросительно глянув в сторону кофейных автоматов. — Возьмёшь мне двойной эспрессо? Сэнку кивнул и пошёл к автомату, и лишь когда он уже купил этот дьявольский двойной эспрессо, который так любил Асагири, сообразил, что, вообще-то, Ген мог бы сходить за своим кофе сам, как он обычно и делал. Но, очевидно, это странное заботливо-ухаживающее настроение, очень пограничное для дружеского статуса их отношений, было у них сегодня общим. Наверное, Сэнку следовало бы обеспокоиться, но почему-то от этой мысли в груди затрепыхался, казалось, совсем неуместный восторг, и… Получать от Гена его мягкую заботу было приятно. Проявлять заботу к нему было приятно вдвойне. Когда Сэнку вручил ему стаканчик с кофе, улыбка, которой наградил его Ген, была последней каплей, на которой держался здравый рассудок Сэнку. В тот момент он понял, что безбожно устал играть в дружбу. Что ему физически необходимо эту нежную улыбку сцеловать. Но, увы, пришлось ограничиться подмигиванием — тоже не совсем дружеским, но куда более органичным. Весь оставшийся день у Сэнку чесались руки обнять его ещё раз.  Сэнку не был уверен, что Ген чувствует то же самое. Он больше не предпринимал ни одной очевидной попытки завести разговор об отношениях, а Сэнку был не очень хорош в намёках, и, в общем-то, кроме этого недавнего случая всё их взаимодействие было до комичного дружеским — насколько вообще можно было дружить с человеком, которого ты целовал и трогал буквально во всех местах, — но после тех отчаянных объятий на парковке Сэнку решил, что пора действовать. Даже если он ошибался в том, что воспринимал дружелюбность Гена как романтическую симпатию, всегда была вероятность, что Ген просто ждёт его шага — что логично, после предыдущего отказа Сэнку.  И сегодня после концерта всё должно было решиться — будет ли этот прекрасный, звенящий в свете софитов человек его или нет. Сэнку наслаждался зрелищем, но ждал его окончания сильнее, чем отзывов рецензентов на свою первую докторскую.  — Братан, — Сэнку вздрогнул, когда Рюсуй потряс его плечо, сам не понимая, когда успел так сильно задуматься, — ты моргай хотя бы иногда, а то пялишься на него, не отрываясь, — Рюсуй усмехнулся. — Просто поверь, за полсекунды он никуда не исчезнет.  Сэнку закатил глаза, но, на всякий случай, и правда пару раз моргнул. Ген действительно никуда не исчез. — Я просто… слишком волнуюсь, кажется.  — Неужели мой капустный бро решил действовать? — Нанами поиграл бровями, расплываясь в тёплой ухмылке.  — Не поверишь, но да, — кивнул Сэнку. Он глянул на часы — Ген говорил, что концерт продлится примерно до десяти вечера, и, если верить расписанию, осталось всего семь минут. — Мы поедем в мою обсерваторию смотреть на комету Цзыцзиньшань. — Рюсуй недоумевающе выгнул бровь, и Сэнку, цокнув, уточнил. — Предполагается, что это будет романтично. Рюсуй присвистнул. — О! Неплохо! Звёздное небо, телескопы, вы одни под стеклянным куполом… И там? Чего ты хочешь? Сэнку усмехнулся. — Хочу, чтобы мы перестали страдать этой хернёй. Хочу сказать, что чувствую, и спросить, что чувствует он… Ну, я не знаю, Рюсуй, как пойдёт, не то чтобы я какой-то охуенный романтик! — Сэнку закатил глаза, и Нанами расхохотался.  — Ну, желаю, чтоб всё пошло как по маслу! Ну, или точнее, как по смазке, — гоготнул он, вызвав у Сэнку наполовину раздражённый, наполовину нервный смешок.    Не то чтобы Сэнку не хотел, чтобы в дело вступала смазка, но, честно говоря, он предпочёл бы не торопить события.  Спустя ещё пару песен группа и правда завершила свой концерт. Зал разразился аплодисментами, овациями и восторженными выкриками «бис», после которых на сцену вернулись Цукаса с Хомурой, объявляя, что самое время устроить автограф-пати, а телефон Сэнку пиликнул новым сообщением.  «Сэнку-чан, я жуть, как хочу отсюда сбежать! Выкрадешь меня у заднего входа? (^=◕ᴥ◕=^)» Сердце радостно затрепетало, и Сэнку, выдохнув, встал из-за стойки, кивнув Рюсую. — Ну, я пошёл. Пожелай мне удачи.  — Держу за тебя кулаки, бро!  ••• — А что, если эта комета вдруг столкнётся с Землёй? — Луна недоумённо переглянулась со Стэнли, когда её, казалось бы, невинный вопрос вызвал целый шквал гогота у сразу троих из пяти толпящихся на небольшой кухне людей. — Что? — Возмутилась она, хлопая своими густо накрашенными ресницами.  — Луна, извини, но это просто невозможно, — тепло усмехнулся ей Бьякуя, передавая Стэну тарелку с нарезанной бужениной. — Траектории всех небесных тел, что оказываются где-то неподалеку от земной орбиты, рассчитываются сильно заранее, чтобы столкновение стало для кого-то неожиданностью.  — Но почему? В кино же такое показывают!  Ксено фыркнул. — Девочка моя, верить во всё, что показывают в кино — это, по меньшей мере, глупо, а по большей — просто неэлегантно.  — Ну, а если, например, не внезапно? — Включился в разговор Стэнли. — Типа как в фильме «Армагеддон»? Что будет? — В «Армагеддоне» в нас летел астероид, кажется, — Сэнку почесал ухо, оглядываясь, что бы ещё такого сделать, лишь бы не накрывать на стол. — Кометы и астероиды — это разные типы тел.  — Да и вообще, «Армагеддон» — это просто абсурдно ненаучная киношка, — хохотнул Бьякуя. — Типа, серьёзно? Небесное тело пролетает через пояс астероидов, разбивая там всё, как в боулинге?  — Точно-точно, — Ксено шкодливо отправил в рот кусок буженины, нанизав его на свой длинный наманикюренный ноготь, словно на шпажку, за что тут же получил недовольный шлепок по руке от Снайдера. Уингфилд сделал вид, что к краже нарезки он не имеет ни малейшего отношения, и невозмутимо продолжил. — И эти осколки ещё и каким-то образом долетают до Земли быстрее самого астероида. Физика? Пошла нахрен, физика! Сэнку и Бьякуя рассмеялись, поддакивая, заставляя Луну со Снайдером снова переглянуться. Стэн, поймав её растерянный взгляд, усмехнулся. — Добро пожаловать в мой мир, Луна. Тусоваться в компании трёх космологов — это значит примерно 80% времени не понимать, о чём они говорят, а остальные 20% слушать споры о том, как сильно они презирают «Интерстеллар»… — Фу, бля, «Интерстеллар», — синхронно поморщились Сэнку и Ксено.  Стэнли назидательно покачал Луне головой, снова шлёпнув Ксено по руке за очередную попытку мясного грабежа.  Сэнку усмехнулся. Это была какая-то очень странная тусовка, но ему определённо нравилось.  Особенно, потому что было совершенно не ясно, когда у них ещё будет возможность вот так собраться всем вместе — спустя долгих десять лет бесконечных мотаний туда-сюда через чёртов океан Бьякуя таки решил переехать в Америку, бросив привычный уклад жизни ради женщины, которую любил.  Сэнку, безусловно, был за него счастлив, он давно говорил отцу, что пора, что надо, да и Лилиан ему нравилась, и Америка — это не Марс, в конце-то концов, подумаешь, 13 часов лёту, всё равно, что залпом пересмотреть режиссерскую версию трилогии «Властелина колец», но всё равно что-то в его груди немного печально щемило.  Они давно уже не жили вместе, и вообще, Сэнку уже лет десять, как окончательно сепарировался, но, несмотря на все доводы разума, прямо сейчас его накрывало какой-то неразумной, нерациональной тоской.  Наверное, вот она — боль взросления. Осознание, что теперь уже никогда и ничего не будет так, как прежде.  Завтра он повезёт отца в аэропорт, а сегодня у них своего рода прощальная вечеринка, на которую пришли чета Уингфилд-Снайдеров, конечно, как самые близкие друзья их маленькой семьи, и Луна, которая за последние полгода успела стать Сэнку едва ли не сестрой, если бы с сёстрами можно было целоваться по глупости.  Чуть позже должны были заехать попрощаться и Кохаку с Рури, и Рюсуй, но пока они впятером ещё только пытались накрыть на стол, тоскливо ожидая, когда приедет пицца.  — Погодите, а что не так с «Интерстелларом»? — Удивилась Луна. — Он же полностью научно обоснован! Про него даже книжка есть! Если бы в мире существовали соревнования по синхронному презрительному закатыванию глаз, то команда Ксено, Бьякуи и Сэнку взяла бы золото.  — Ой, зря ты это сказала… — Снайдер засунул в рот сигарету. — Очень зря.  Ксено же, наоборот, мгновенно оживился. — Ну, во-первых, эти чёртовы кротовые норы! — Они утверждают, что их разместили инопланетяне, — фыркнул Сэнку.  — Погоди, — протянул Хьюстон, — вероятность существования инопланетян крайне высока! — Ага, так же высока, как твой лобешник! — Заткнись, мелкое ты хамло! — Ну, началось, — Снайдер зажёг сигарету, со смаком затягиваясь. — Ты разбудила древнее зло, Луна. Это надолго… Рассуждения на тему «Интерстеллара» и правда уже стали классикой их препирательств. Сначала они обсуждали обоснованность репрезентации кротовых нор, потом — абсурдность слепой веры Ксено в инопланетян, затем сошлись на том, что теория гравитационного изменения времени, в целом, в фильме показана неплохо, но чересчур уж драматично… Под их остервенелый разнос с пристрастием попала и планета-океан с океаном по колено, и сомнительная визуализация горизонта событий и, уж тем более, сингулярности… короче, спустя сорок минут бурных споров на грани драки, им наконец принесли пиццу и внимание переключилось на вещи куда более насущные и приземлённые.  Луна, казалось, была рада появлению курьера больше всех. Стэнли воодушевлённо разлил по бокалам виски.  — Что я могу сказать, дружище, — спустя ещё сорок минут уже изрядно подвыпивший Ксено решил, наконец, сказать тост. — Я горжусь тобой. Нет, правда, — Бьякуя явно забавлялся от слов похвалы из уст Хьюстона, ибо это явление было куда более редким, чем кометы у земной орбиты. — Ты, конечно, бесишь меня, больше, чем это вообще возможно, но, клянусь, я уважал тебя каждую эту раздражающую минуту!  Сэнку расхохотался. — Этому столику больше не наливать.  — Тц, ещё рано, веселье только начинается, — отмахнулся Снайдер.  Ксено невозмутимо продолжал. — И я, конечно, не понимаю твоего увлечения блондинками, — в этот момент Сэнку готов был умереть от смеха, глядя на лицо Стэна, который представлял собой буквально гуманизацию выражения «ну охуеть теперь», — но то, что ты готов бросить всё, улететь на другой конец света ради любви… это меня восхищает. Я бы так не смог.  — Нет, ты сегодня точно допиздишься… — Ой, Стэн, просто признай, что в ваших отношениях лететь на другой конец света за своей любовью — это твоя роль, а не его, все мы тут знаем правду, — усмехнулся Сэнку.  — Бинго! — Довольно кивнул Ксено. — Стэнли мой личный рыцарь, прошу сильно мне не завидовать, — все посмеялись от вида крайне довольного Снайдера, и Сэнку, глядя на них, в очередной раз подумал, что эти двое его даже в чём-то вдохновляют. Какими бы они ни были странными, сомнительными и неоднозначными личностями, то, как они любили друг друга, как дополняли друг друга, не забывая при этом филигранно высмеивать при случае, вселяло в него надежду, что и Сэнку однажды удастся построить что-то такое же прочное с кем-то особенным. — Так вот, Бьякуя, не смотря на то, что ни ты, ни Лилиан, не кажетесь мне какими-то особо интересными, я всё равно желаю тебе счастья… Ксено продолжал городить сомнительного качества комплименты, вызывая у Бьякуи совершенно искренний смех, благо, за много лет дружбы отец научился фильтровать речи Ксено, вычленяя суть и отметая токсичные выделения его нарциссически-демонический сущности, а Сэнку, притомившись, решил выйти на балкон. На дворе стояло самое начало ноября, погода была противной, но Сэнку совершенно точно нужно было подышать.  Три дня назад случилась та самая чёртова вечеринка по случаю Хэллоуина, и у Сэнку, честно говоря, до сих пор немного тряслись руки от неуёмной, невыраженной злости, которая всколыхнулась в его груди, стоило ему увидеть, как блистательный Ген Асагири флиртует с кем-то другим.  Ген танцевал с тем парнем в гриме монстра Франкенштейна, кокетливо смеялся, обнажая свою абсурдно соблазнительную шею, а затем исчез со всех радаров, и больше Сэнку его не видел.  К сожалению, Сэнку на собственном опыте знал, что флиртующий с кем-то Ген совершенно не пренебрегал уединяться с первыми встречными в туалетных кабинках, и это знание совсем не доставляло ему радости.  Сэнку не заметил момента, когда Ген исчез. Он не видел, когда и куда он ушёл, но, честно говоря, одного только факта его исчезновения с танцпола было вполне достаточно, чтобы бурлящий под кожей отчаянный гнев заполонил всё его сознание. Сэнку так распсиховался, что свалил с вечеринки, сославшись на больную голову, и остаток ночи провёл, пересматривая любимые серии Дораэмона и заедая досаду острыми крылышками. Он ощущал себя абсолютным ебланом. Он злился на Гена, он злился на того сукиного сына, с которым он ушёл, он злился на себя за то, что вообще злился — он ведь сам — сам, блядь! — отказал Асагири, сам сказал, что между ними может быть дружба, и с того момента прошёл уже месяц, и, конечно, почему бы Гену и не развеяться? Он свободный человек! Он ничего не должен Сэнку, он ему ничего не обещал, он… Сука, да чего ж так дрожат пальцы.  Сэнку глубоко вдохнул морозный воздух, пытаясь вернуть себе хотя бы толику спокойствия. Нельзя было возвращаться в поле зрения Ксено с выражением любовных страданий на лице, если Сэнку не хотел заполучить ещё одну смачную пощёчину. А он не хотел.  — Продолжаешь предаваться страданиям? — Сэнку даже не заметил, как рядом материализовалась Луна.  — Я не страдаю, — он фыркнул. — Я просто злюсь.  — Мммм, конструктивно, — протянула девушка, с удовольствием вдыхая морозный воздух. — Люблю вот это время, когда воздух пахнет сыростью и опавшими листьями. Сэнку поморщился. — А я не люблю. Луна хмыкнула. — Это потому, что ты страдаешь.  — Я не страдаю, я- — Да-да, ты злишься, я поняла, — она хихикнула, — вот только это абсолютно бесполезное занятие, пока ты сам себе запрещаешь быть счастливым.  — О чём ты? — Не делай вид, что все вокруг идиоты и ничего не понимают, Сэнку-чан, — дразняще протянула она.  Сэнку дёрнулся. — Не называй меня так.  — Вот, об этом я и говорю… Сэнку, даже Хрому уже всё понятно. Вы с Геном как влюблённые подростки, которые боятся сделать первый шаг. Я помню, что тебе было непросто, но я вижу, как он на тебя смотрит, до смешного очевидно, что эти ваши игры в дружбу просто- — Луна, чего тебе надо? — Рявкнул Сэнку, разозлившись, казалось, ещё сильнее. Ген мог смотреть на него как угодно, но он всё равно ушёл с другим! Блядь, да какого хрена, он ведь звал Сэнку танцевать, Сэнку сам отказался… Мозг, прекрати самосаботаж, ну, как собака на сене, честное слово! — Нет, серьёзно? Ты пришла поиздеваться? Если у вас с Кохаку всё хорошо, это не дает тебе права- — Откуда ты знаешь про нас с Кохаку? — Она так сильно залилась краской, невообразимо смущённая, что Сэнку мгновенно оттаял.  — Видел, как вы целовались, — мягко усмехнулся он. — Мне тебя поздравлять? Луна неловко пожала плечами. — Ну, с тобой мы тоже целовались, так что… Не знаю. Пока не понятно. Кохаку, вроде как, ничего не помнит… — она тяжело вздохнула, — или делает вид, что ничего не помнит.  Сэнку хмыкнул. — На неё не похоже. Может, она не хочет тебя смущать?  — Думаешь? Я не- — Вы чего тут торчите? — В балконных дверях появился Стэн. — Холодно же.  — Да так, рабочие вопросы обсуждаем.  Снайдер смерил их насмешливо-подозрительным взглядом. — Ага, я так и понял по вашим зардевшимся лицам, — он хохотнул в ответ на закатанные глаза и выгнул бровь, глядя на Сэнку. — А ты чего не сказал, что снова в космос собрался?  — Куда я собрался? Стэн усмехнулся. — О, тогда тебя, похоже, ждёт сюрприз. Думаю, тебе надо это слышать.  Сэнку нахмурился и быстро зашёл обратно в комнату. Ксено сидел, развалившись в кресле, широко размахивая рукой, и с невероятно залихватским видом втирал что-то крайне сосредоточенному Бьякуе.  — …и там мы сможем эти лучи изучить, понимаешь? Здесь у нас нет такой возможности, точности оборудования не хватает, но в космосе не будет помех атмосферы, и Сэнку- — Погоди, — Бьякуя, и сам уже изрядно пьяненький, возможно, даже сильнее Ксено, потёр рукой лицо, — но почему мы не можем просто отослать аппаратуру на МКС и не выдать им там задание на наблюдение, зачем Сэнку снова туда лететь? — Ну так а кто там сейчас, скажи? — Ксено презрительно фыркнул. — Я этому сброду дольше буду объяснять задачу, чем они будут её делать. Одних несчастных биологов туда отослали, сидят там, ростки пшеницы проращивают. Вот скажи, нахрена нам космические ростки пшеницы, когда у нас проседает энергетика, Бьякуя? Они что там все, совсем тупые? Вот стоило мне уехать подальше от НАСА, как всё у них полетело к чертям… — Ты чего несёшь? — Сэнку не дослушал спич до конца, и понял только то, что у Ксено нужно было забрать виски ещё три стакана назад. — Куда ты там уже меня отправляешь, старая ты пьянь? — О, чёрт тебя подери, пресвятая сингулярность, я старше тебя всего на десять лет… — На двенадцать! — …и уж точно не тебе, мелкий ты засранец, говорить мне что-то про алкоголь, — Хьюстон театрально закатил глаза, — когда ещё недавно ты сам валялся пьяный на моём крыльце, совершенно неэлегантно пуская слюни!  — Это когда такое было? — Удивился Бьякуя. — Сэнку? Сэнку страдальчески застонал. — Ксено, ну какого чёрта?  — Это было в июле, — усмехнулся Снайдер, — уже радует, что летом, и он хоть жопу себе не отморозил.  Бьякуя сочувственно вздохнул. — А, понял… да уж, тяжёлый период был, хорошо, что всё закончилось! — Луна так громко фыркнула, что все на неё обернулись. — Или не закончилось? Чёрт! Сэнку, почему ты мне ничего не рассказываешь? — Ты себе даже не представляешь, насколько всё не закончилось, — хохотнул Ксено, — но теперь он хотя бы старается держать лицо. Но ты бы видел его на работе, Бьякуя! Ну, один в один, ты после знакомства с Лилиан! — А у вас это семейное, да, влюбляться во всемирно известных музыкантов? — Задумчиво протянула Луна.  — Музыкантов?.. — Бьякуя нахмурился и стал выглядеть совсем уж расстроенным. Он почти заскулил. — Сынок, ну почему все знают о тебе больше меня? Я помню только то, что ты влюбился в какого-то бродячего кота! Все рассмеялись, и Сэнку устало вздохнул. — Ты знаешь, в целом, разница не большая. Я тебе завтра всё расскажу, ладно? Сейчас меня больше интересует, какого хрена тебе втирал Ксено. Итак, Хьюстон, куда ты там опять вздумал меня отправить? — Ой, только не говори, что ты имеешь что-то против! — Фыркнул Ксено, драматично взмахнув рукой. — Ну, я всё про ту струю из чёрной дыры в центре галактики М87. Если она способна рождать звёзды, то и… Сэнку плюхнулся в кресло, прихватив с собой кусок уже остывшей пиццы, и приготовился опровергать все аргументы Ксено, но…  Но… То ли Сэнку тоже оказался слишком уж хмельным, то ли в теории Хьюстона и правда было много смысла.  Неужели и правда?.. Нет, нет. Они это обсудят на работе, будучи трезвыми и вменяемыми, а пока никаких космических планов. О, буженина! ••• Ещё через несколько дней, ранним морозным утром, ему позвонил Ген.  С момента их последней встречи и позорного побега Сэнку с вечеринки прошла уже почти неделя, и всё это время Сэнку ощущал глухую тоску. Он поймал себя на том, что каждую минуту смотрит в телефон, то в немом желании написать ему, то ожидая от него сообщения. Это было глупо и по-детски, и эту его ничем не оправданную злость Сэнку даже не мог ни с кем обсудить, чтобы не предстать перед слушателем абсолютным ебланом.  Спустя какое-то время злость превратилась в печаль, пуская по венам острое чувство потери. Жжение ревности доселе не было знакомо Сэнку даже приблизительно, и это чувство ему совсем не нравилось. Не нравилось и то, что Ген потерялся. Будто бы Сэнку в один момент перестал быть ему интересен.  Но ведь они всё ещё были друзьями, разве нет?  Сэнку только-только ощутил стабильное присутствие Менталиста в своей жизни, как его тут же отняли. Кажется, Сэнку… по нему скучает? Как же это глупо.  Уже почти неделю Сэнку мучился, сочиняя речь для того, чтобы предложить Гену встретиться и поговорить, но получалась какая-то сиропная чушь, и ему самому от себя становилось тошно. Какой же он сопляк, честное слово!  Но, наконец, на экране его телефона высветилось заветное, долгожданное имя, и это внезапное чувство пузырящейся шампанским радости, что забурлило у него под кожей, было слишком сильным, чтобы Сэнку мог его игнорировать.  Сэнку, вообще-то, ещё валялся в кровати, и его сильно удивил такой ранний звонок, но он сумел быстро собраться, чтобы выдавить из себя хрипловатое «алло».  — Привет, Сэнку-чан! Слушай, мне отчаянно нужна твоя помощь… — Осторожным просящим тоном начал Ген. — Сходи со мной на один приём завтра вечером? Мне кровь из носа как нужно там быть, а одному приходить неприлично. Серьёзно, почему в двадцать первом веке всё ещё существуют эти дурацкие правила? Я думал пойти туда с Укё, но он уже идёт туда с Минами, потом я планировал позвать Хомуру, но Минами-чан внезапно сказала, что я там буду как сольный артист, и лучше бы мне не брать с собой никого из группы, мол, продюсерам это может не понравиться, а у меня и друзей-то других нет, кроме тебя… — В его голосе прозвучали сварливые нотки, и Сэнку с каким-то трепетом узнал в его ворчании свой тон. Это было даже мило, он научил Асагири ворчать... — Пожалуйста, Сэнку-чан! — Взмолился Ген. — Я сделаю всё, что хочешь! Только прошу, сходи со мной.  — А почему ты не можешь пойти с тем своим Франкенштейновым парнем? — Вопрос был в основном последним писком бултыхавшейся по венам злобной ревности: Сэнку уже знал, что согласится, да и в принципе не был уверен, что способен отказать Гену в помощи, когда тот так жалобно его просил.  — Я… что? — В трубке зашуршало, и то ли это связь барахлила, то ли Ген замялся, то ли всё вместе, но телефон замолчал, и Сэнку снова почувствовал раздражение.  — Тот парень, с которым ты ушёл с вечеринки, — сказал он чуть резче, чем, наверное, стоило.  — Но… я ни уходил ни с кем с вечеринки? Сэнку закатил глаза, перехватывая телефон другой рукой. — Ну, может, и не уходил, но ты танцевал с ним, а потом исчез с танцпола, и… Ген рассмеялся. — О, ты про Мичи? Да, это мой старый знакомый, хаха, он снимал нам пару клипов, сто лет с ним не виделись, рад был поболтать… — Сэнку почувствовал стыдливый укол и поджал губы. — Что ты там успел себе надумать, Сэнку-чан?  — Я просто искал тебя, но ты ушёл куда-то, и я решил… — Извини, что не предупредил, — его голос стал таким мягким, что сердце Сэнку растаяло, словно пломбир на жаре, — меня утащила Минами, чтобы познакомить с одним из продюсеров. Он и позвал меня на этот приём, это будет что-то вроде званого ужина для всех участников лейбла, и это моё первое появление там, и я очень волнуюсь, в группе все подобные дела улаживал Цукаса, а я не особо люблю и умею вот так общаться, и там будет много неприятных мне людей… Если бы Сэнку требовался решающий аргумент, то этот бы его добил. Впрочем, кому он пытался врать? Последние пару минут он прикидывал, в какую химчистку отдать костюм, чтобы его успели освежить до завтра.  — Хорошо, — выдохнул он, испытывая невероятный прилив облегчения. Ген, оказывается, никуда не сбегал, и все неприятные чувства Сэнку были беспочвенными, и это каким-то образом очень радовало. — Мне нужно побыть твоим щитом? Я согласен.  — Урааа! — Завопил Ген, так, что Сэнку пришлось отвести телефон от уха, чтобы не оглохнуть. — Ты настоящий друг, Сэнку-чан! Спасибо! Спасибооо! — Ерунда, — буркнул Сэнку. Ген даже не был в курсе, насколько сильно Сэнку ненавидел носить парадный костюм. Особенно блядский воротничок рубашки, который так и норовил перегрызть сонную артерию. Возможно, Сэнку даже стоит ему рассказать об этом после приёма, должен же Ген узнать, на что Сэнку ради него готов. Хотя, учитывая все предыдущие его поступки, включая поездку в Осаку, Ген, наверное, и так об этом догадывался… Блядь, да что за чушь лезет в голову с утра пораньше! Он потряс головой и вместо этой чуши постарался выдать умную мысль. — Объясни мне детали.  Ген защебетал, явно даже слишком довольный. — Дресс-код: чёрный галстук. У тебя ведь есть смокинг? Я, вроде как, помню твой костюм на премии, но… — У меня есть смокинг, — не без гордости фыркнул Сэнку, — и даже запонки есть. Менталист на другом конце провода бархатно рассмеялся, и игнорировать утренний стояк стало просто невозможно. Сэнку как наяву увидел, как тот морщит свой очаровательный носик, прежде чем запрокинуть голову назад, выгибая свою нечеловечески-прекрасную шею, и как его острый кадык, который так и хотелось прикусить, соблазнительно дрожит от перекатов серебристого смеха… Этим смехом, честно говоря, можно было пытать, уж Сэнку — так точно. Он с самого момента их знакомства находил его слишком сексуальным, абсурдно соблазнительным.  — Вау, даже запонки? Да ты полон сюрпризов, Сэнку-чан! Я поражён! — Ген снова рассмеялся, а в голове у Сэнку пронеслось «Ты даже понятия не имеешь, насколько». Он перевернулся на живот, чтобы побороть соблазн коснуться себя под звуки мягкого голоса Менталиста. Это было бы уже слишком. Тем временем, Ген продолжал щебетать. — Что ж, значит, ты экипирован и полностью готов. Пришлёшь мне фото до химчистки? Просто на всякий случай, чтобы я был спокоен.  — Ты же сказал, что помнишь мой костюм? — Я сказал, что помню, что он у тебя есть! — Возразил он с ощутимым весельем в голосе. — В тот вечер мне было не до того, чтобы разглядывать твой наряд, я изо всех сил старался не перевозбуждаться! Сэнку смущённо фыркнул, всем своим существом ощущая, как уши заливает краской. Ну, как Ген мог так просто говорить такие вещи? — Ладно, я понял. Пришлю тебе фото минут через двадцать.  — Спасибо, Сэнку-чан, — мягко ответил Ген, и, судя по голосу, он улыбался. — Ты просто чудо и настоящий друг. Так, мне надо бежать, а то я уже опаздываю. Минами устроила мне какой-то армейский режим, представляешь? Я так рано в жизни не вставал, жуть… Ладненько, хорошего тебе дня! — И тебе, — ответил Сэнку и сбросил вызов.  Он потянулся, добрёл до шкафа и извлёк из чехла свой парадный костюм. Смокинг сидел на нём как влитой, подчёркивая рост и ширину плеч, и Сэнку поймал себя на мысли, что Гену его вид тоже должен понравиться. У Сэнку был на выбор и галстук, и бабочка, но повязывать что-то из этого снаряжения любителей асфиксии стало лень, и он повесил их на плечо  — просто в доказательство того, что у него всё есть, и Ген даже может выбрать что-то на свой вкус. Галстук был классически-чёрный, а бабочка странного цвета — какого-то около-винного, у него было даже какое-то специальное название — то ли масала, то ли марсала… Сэнку помнил, что одно из этих слов — цвет, а другое — индийская специя, но забыл, что есть что. Распустив пару пуговиц на воротничке, он приосанился и сфотографировал своё отражение в зеркале, сразу же отправляя картинку в диалог с Геном.  Я: «Пойдёт?» Ген Асагири: «……» Сэнку нахмурился: неужели он выглядел настолько ужасно, что у Гена — у Гена! — не нашлось слов? Он снова взглянул в зеркало: да вроде неплохо. Или мода на смокинги успела так сильно поменяться за последние пять лет, с тех пор, как он купил этот костюм? Или, может, костюм предполагался не чёрный? Может, это было слишком официально? Всё-таки это не свадьба и не премия... Чёрт, да что этот ваш модник Асагири имел в виду?!  Сэнку снова глянул в телефон. Там уже несколько минут то появлялись точки набираемого сообщения, то исчезали, но Ген так ничего внятного и не написал. Я: «Просто скажи, что не так. Может, стоит поменять рубашку?» Ген Асагири: «Поменять стоит только мой рабочий график, потому что я слишком хочу приехать к тебе прямо сейчас и посмотреть на тебя вживую!!!» Ген Асагири: «Чёрт, Сэнку-чан, моя память, наверное, вытеснила этот твой образ, чтобы я мог думать ещё хоть о чём-нибудь, потому что ты потрясающий!» Ген Асагири: «Выглядишь отпадно ٩(♡ε♡)۶! Слишком хорошо!» Ген Асагири: «Я тебя не заслуживаю…» Ген Асагири: «В смысле, я не заслуживаю такой шикарный «плюс один», ха-ха! Блин, прости…» Ген Асагири: «Я немного ошарашен, в хорошем смысле! Я на твоём фоне потеряюсь (T_T)» Ген Асагири: «Да и плевать! Может, в твоём сиянии меня и вовсе не заметят, ха-ха!» Ген Асагири: «Короче, роскошный смокинг и роскошный мужчина в этом смокинге (*￣▽￣)b» Ген Асагири: «Дополнительные баллы за цвет бабочки! Всё супер, Сэнку-чан! (ﾉ◕ヮ◕)ﾉ*:･ﾟ✧» Когда поток восторженных каомоджи от Гена, наконец, иссяк, Сэнку снова поймал себя на том, что глупо улыбается, глядя в экран. Быть для Гена «роскошным» оказалось приятно, хотя скажи он ему это в лицо, Сэнку бы, наверное, саркастично отшучивался до конца вечера. Я: «Значит, согласовали» Ген Асагири: «Согласовали! И, кстати… брюки тоже сидят отлично (//ω//)» Сэнку перевёл взгляд вниз и в следующий момент был готов провалиться сквозь землю, чтобы позорно сгорать не от стыда, а в жаре земного ядра и с чуть большим достоинством. Там, под тёмной, чуть блестящей тканью брюк отчётливо выделялся стояк, с которым он так ничего и не успел сделать. Ну, что за пиздец… ••• Ген смотрел на клавиши с лихорадочно бьющимся сердцем, которое было как-то особенно сложно унять. Сегодняшний день сделал его одновременно счастливым, таким счастливым, до онемения пальцев, но и всколыхнул в нём уже уснувшую, притихшую, отошедшую на второй план надежду, потому что сегодня Сэнку был каким-то… особенно мягким. Особенно идущим на контакт. Особенно своим.  То ли это была магия первого снега, то ли накопившаяся за последний месяц какая-то очень трогательная, очень бережливая нежность друг к другу, но…  Но сейчас Ген сидел и улыбался, ощущая себя абсолютным, безоговорочно счастливым идиотом.  И сегодня он закончил писать новую песню — как раз об этом.  Честно говоря, ничего счастливого он писать не умел, но зато у него отлично получалось передавать стихами и мелодией все самые сложные грани тех эмоций, которые он испытывал, а сейчас эмоции и правда были сложными.  Пальцы забегали по клавишам, наигрывая родившуюся две недели назад мелодию, которую они уже даже начали репетировать с группой, но к которой он долго не мог подобрать подходящие слова.  — …ты сияешь на небе звёздном, Бьёшься в волнах на берегу, Я-то думал, что будет просто,  Мне казалось, что я смогу…  — напевал он с улыбкой, довольный тем, что у него получилось, —  — Я вдыхаю тебя с кислородом, Чтобы что-то во мне жило.  Не нужна мне моя свобода, Когда нужно твоё тепло… От того, насколько эти строчки были правдивыми, было даже немного страшно.  И трепетно.  И радостно.  Чёрт, да что это за шальной коктейль из эмоций, как с ним справиться-то вообще? Ген был радостно-удивлённым от того, как крепко и уютно Сэнку сегодня его обнял, как заботливо будто бы ухаживал за ним, открывал дверь, приносил кофе, улыбался так тепло, и при этом Ген был в лёгком ужасе на грани паники от того, как сильно всё их сегодняшнее взаимодействие друг с другом напоминало отношения… Всё это и радовало, и пугало. Что это было? Они сблизились, потому что Сэнку просто привык к нему? Или у Сэнку сегодня всего лишь было такое вот игривое настроение? Значило ли это хоть что-то? Мог ли Ген… хотя бы надеяться, что значило? Ему очень хотелось надеяться.  Надежда — это то, чего в его сердце не было уже очень, очень давно. Может быть, с раннего детства? Ген уже не помнил.  Он так отчаянно старался вернуть себе ощущение жизни, что у него почти получалось. Всё реже и реже ему хотелось исчезнуть. Всё реже и реже накатывала оглушающая тоска, которая приковывала его к постели нежеланием начинать новый день, исполненный боли… Боль тоже появлялась всё реже.  Впервые за долгие годы Ген ощущал себя нужным и принятым, осязал ценность того, что он делает, и совсем не хотел убегать из реальности, потому что эта реальность его вполне устраивала. Он даже записался на рождественский марафон! Не без шантажа и манипуляций со стороны Цукасы, конечно, но, эй! Он, вообще-то, строил планы дольше, чем на месяц вперёд, когда такое было, кроме расписаний туров? Ген мог собой гордиться! Конечно, порой всё ещё случались и панические атаки, и периоды выжигающей самую суть безысходности, но Укё почистил его ящик с препаратами, оставив там только самые лёгкие снотворные на самый крайний случай, и теперь Гену даже некуда было тянуться в такие эпизоды.  И он тянулся к людям.  Занимался мелкой моторикой с Мирай, ходил на пробежки с Цукасой, устраивал девичники с Хомурой, продумывал музыкальные концепции для сольного альбома с Укё, и, конечно, пользовался каждой возможностью провести время с Сэнку — пусть украдкой и под каким-то обязательно важным предлогом, но тем не менее… Всё начало разительно меняться с того вечера, когда Ген в приступе одинокого отчаяния под эгидой «у меня даже друзей нормальных нет, и никому в этом мире я не нужен» позвал с собой на приём у продюсеров не кого угодно, а Сэнку.  И Сэнку, каким-то чудом, согласился.  Когда на следующий день этот убийственно красивый мужчина и правда пришёл при полном параде, просто чтобы Гена поддержать, просто потому что Ген сказал, что ему нужна помощь, и Сэнку вызвался побыть его щитом, Ген испытал что-то очень похожее на разрыв аорты — его ждала моментальная смерть от осознания собственной глубокой и бессмысленной влюблённости. Правда, он так же моментально воскрес, когда Сэнку, увидев его, ахнул, расплывавшись в самой очаровательной улыбке во вселенной. — Вау, Ген, ты… у меня нет слов.  — Я знаю, — мурлыкнул в ответ Ген. — Слава богам, ты прислал мне фотку заранее, потому что мне пришлось потрудиться, чтобы тебе соответствовать! Ген не стал уточнять, что то самое фото в зеркало, на котором Сэнку расслабленно примерял костюм, он украдкой сохранил себе в телефон и пялился на него потом ещё целый день. Нет, но то, как сидели на нём брюки… Чёрт, это было выше его сил.  Тот вечер прошёл идеально. Они, конечно, не были с Сэнку наедине, но это было к лучшему, пожалуй, поскольку Ген не мог давать никаких гарантий, что не начнёт распускать руки при виде этой очаровательно-худощавой обтянутой костюмной тканью задницы, но одно только присутствие Сэнку где-то рядом словно давало Гену сил, поддерживало и вдохновляло.  Они с Сэнку неспешно бродили по залу, то и дело останавливаясь и обмениваясь приветствиями и малозначительными репликами с другими гостями. Должно быть, именно этот процесс Минами назвала «налаживанием связей», и Ген, который раньше на подобные мероприятия не ходил и потому ожидал от вечера своего рода ярмарку тщеславия, оказался приятно удивлён: здесь не хвастали победами и не обсуждали доходы — возможно, до поры, но всё же! — и происходящее вокруг скорее напоминало какой-то слёт добрых приятелей, которые последние лет десять были слишком заняты, чтобы встретиться, и теперь искренне радовались возможности пообщаться.  Ген с удивлением обнаружил, что на этом приёме он даже знает довольно много людей из индустрии, и потому добросовестно здоровался с каждым, приветливо улыбаясь. Многие были искренне ему рады, кто-то — удивлялся его присутствию, кто-то даже желал удачи в сольной карьере, но все точно относились к нему ровно-доброжелательно, без негатива, и в целом, всё было куда приятнее, чем Ген ожидал.  Только вот Сэнку как будто бы немного скучал, и Гену было стыдно, что он его сюда затащил. — Сэнку-чан, извини меня, — всё-таки не выдержал Ген и решил извиниться, стоило им раскланяться с очередной парой. — Ты о чём? — Не понял Сэнку.  — Ну… я не очень вовлекаю тебя в разговоры, — Ген растерянно пожал плечами. — Я просто не уверен, насколько ты этого хочешь, и вообще… — Ген, ты всё правильно делаешь, продолжай в том же духе, — выдал Сэнку, тепло-тепло ему улыбнувшись,  и от этой фразы у Гена на душе посветлело. — Я здесь, чтобы поддержать тебя и прикрыть, если что.  — Спасибо, Сэнку-чан, — улыбнулся Ген, приобняв его за локоть. — О, а вон и Укё с Минами! Идём, поздороваемся! Минами очень хвалила его и то, как Ген сумел себя показать перед толпой важных дядек из лейбла.  На следующий же день его пригласили подписать контракт.  Ген был счастлив.  Удивительное сочетание слов в предложении, кажется, он его ещё никогда не использовал.  С того самого вечера их отношения с Сэнку начали стремительно теплеть, греясь друг об друга почти месяц, и, вот, сегодняшний день стал, кажется, точкой кипения.  Долгие объятия на парковке. Приятный, почти что беззаботный и такой, словно всегда так и было, обмен заботливыми жестами. Мягкая тихая болтовня, во время которой Гена преследовало чувство, будто ничего в этом мире больше не существует.  Ген так любил такие моменты.  — …и, представляешь, одиннадцатого декабря эта комета будет так близко к Земле, что её можно будет наблюдать невооруженным взглядом! — Сэнку восторженно рассказывал о своей работе, но планомерно перешёл и к общим астрономическим новостям, о которых уже традиционно вещал Гену при встречах. — Но если смотреть на неё в телескоп, это должно быть просто уникальное зрелище. Мы по студенчеству даже периодически устраивали такие комето-вечеринки в обсерватории, хаха, знаешь? Брали с собой попкорн, напитки, и всё такое… — Обалдеть, — улыбнулся Ген. — Я бы очень хотел побывать на такой вечеринке и посмотреть на комету… Я видел их только на картинках.  — Ну, так пойдём? — Вдруг предложил Сэнку.  — О… у вас снова намечается такая тусовка?  — Нет, но… — уши Сэнку покрылись очаровательно-розовой пыльцой румянца, и вид его трогательного смущения никогда бы не смог надоесть Гену. Никогда. — Я вполне могу устроить что-то такое. Взять закуски, настроить телескоп… Ген моргнул. И ещё раз моргнул. Что?... — Серьёзно? Ты устроил бы такое снова? — Он улыбнулся. — Классная идея! Кого ещё позовём? Сэнку залился краской окончательно. — Нууу… я вообще думал, что никого? Только мы вдвоём? Эм, но, конечно, если- — Я согласен, — Гену казалось, что его лицо сейчас треснет от широты улыбки, которую он не мог контролировать. — Только ты, я, и комета. Индивидуальная лекция по астрономии, да? Длинные светлые ресницы Сэнку дрожали. — Ага. Только ты и я. И комета.  Ген смотрел на него и, казалось, не мог дышать. Сердце трепыхалось, словно крылья колибри. Кончики пальцев зудели от желания прикоснуться, и Ген, не сдержавшись, протянул руку, чтобы смахнуть несуществующую пылинку с плеча Сэнку, собирая крошечные крупицы его тепла, и Сэнку удивлённо вскинул брови, но ничего не сказал. Ген ощутил, что его лицо почти пылало. Чёрт, почему он ведёт себя так странно? — Ага. Ты и я. И комета. Звучит, как план.  Сэнку, чуть закусив губу, осторожно повторил его жест, поправляя примявшийся лацкан его жакета. — Отличный план, я считаю.  Когда Ген поднял голову и снова встретился глазами с Сэнку, мир, казалось, остановился, и Ген был вынужден неохотно признать, почему он ведёт себя так странно: потому что Сэнку в этот момент выглядел таким чертовски романтичным, и его предложение звучало не иначе, как приглашение на свидание, и сердце Гена готово было вот-вот обрушиться под тяжестью этого осознания.  — Когда там к нам в гости прилетает эта комета? — Прошептал он, всё так не же отводя взгляда. Сэнку был так близко.  — Одиннадцатого декабря… — Как скоро… — взгляд упал на его губы, такие мягкие, такие… — Стоп, когда? — Ген тряхнул головой, отшатнулся, и волшебство момента сменилось уколом разочарования на фоне лёгкой паники. — Одиннадцатого декабря?  Сэнку выглядел растерянным и даже как будто бы расстроенным. Ген мог его понять. — Эм, да? А что? В чём дело? — У меня ведь концерт одиннадцатого декабря, — простонал Ген, страдальчески закинув голову назад. — И я никак не могу его пропустить! Это как бы прощальный концерт! Чёрт!  — Вот же… блин, — вздохнул Сэнку, но через секунду задумчиво нахмурился. — Погоди, концерт, что, будет всю ночь? — Нет? — А до скольки?  — Часов до десяти? Примерно?  Сэнку выдохнул с облегчением. — Комету лучше всего будет видно как раз с одиннадцати вечера и до часу ночи. Мы всё успеваем.  О, чёрт возьми! В этот момент Ген сполна ощутил, что значит выражение «чтобы сделать человека счастливым, нужно отобрать у него что-то и просто вернуть обратно», потому что новая волна надежды захлестнула его так сильно, что он почти запрыгал.  — Тогда я постараюсь сбежать пораньше и не задерживаться! Мисс комета ко мне благосклонна! ••• Ген, конечно, и правда сбежал пораньше, как и обещал, вот только Сэнку не рассчитал, что на дворе стояла зима, и даже передовые японские технологии не смогли спасти его от гардеробной очереди за курткой.  Чёрт, да откуда здесь столько народу, по сути ведь вечеринка ещё не закончилась?! Сначала Сэнку с большим трудом и противным чувством социальной тесноты  протиснулся сквозь толпу, чтобы добраться до выхода из зала. Затем он попал в очередь из таких же самых умных, как он сам, кто вышел из зала пораньше, чтобы не стоять в очереди. Затем он осознал, что его колотит от волнения, от ядрёной смерти страха и надежды, от предвкушения, от ожидания, и понял, что ему нужно пару минут, чтобы выдохнуть и не предстать перед Геном в состоянии хуже, чем у пубертатного подростка.  Таким образом, из-за целой совокупности факторов, из клуба он вышел только минут через двадцать после того, как Ген написал ему сообщение.  Чуть позже он будет ненавидеть каждое своё решение, которое привело его к этой задержке, но в тот момент он об этом ещё не подозревал.  Воздух был морозным, свежим, очень бодрящим. За то время, пока длился концерт, город снова припорошило снегом, и белые хлопья переливчато искрились в свете фонарей. Красиво.  Сэнку огляделся, и Гена нигде не было видно, но он тут же вспомнил, что тот просил «выкрасть его у заднего входа», и, усмехнувшись, свернул в переулок за зданием клуба.  Там, типично для подобных переулков, стояли мусорные баки и несколько машин, и, пусть освещение было не таким хорошим, как у главного входа, это крыльцо казалось даже уютным.  Сэнку снова огляделся.  Тут Гена тоже не было видно.   Он посмотрел на часы — с того момента, как Ген прислал ему сообщение, прошло уже почти полчаса. Ещё не выбрался из гримёрки? Был перехвачен восторженными фанатами? Может, тупо забежал в туалет?  Сэнку хмыкнул и прислонился к стене.  Ничего, если Ген ещё не вышел, значит, вот-вот должен был выйти. Снежинки красиво кружились, в воздухе стоял такой редкий для Токио штиль, и устаканившееся, наконец, настроение Сэнку, казалось, было крайне сложно чем-то испортить.  Спустя ещё десять минут просто стоять и ждать ему наскучило. Сэнку начинал нервничать.  Ну, не мог же Ген просто снова от него сбежать? Ну не мог же?! Или мог? Ладони липко взмокли от накатившей паники. Сэнку утёр их о джинсы и принялся наворачивать круги по небольшой задней парковке, лишь бы не стоять на месте.  Вдруг носок его ботинка наткнулся на что-то твёрдое и блестящее. Сэнку опустил взгляд, чтобы разглядеть внезапное препятствие, и… Что? Он резко наклонился и схватил показавшуюся знакомой вещицу. Это был небольшой металлический брелок с прицепленным к нему ключом зажигания.  Маленький космонавт верхом на мотоцикле. Сэнку точно знал, чей это брелок. Ген всегда вертел его в руках, прокручивая колёсико, когда волновался.  Тревожность нарастала.  Сэнку огляделся по сторонам. Ген выронил его? Честно говоря, Сэнку не помнил, чтобы Ген вообще когда-то хоть что-нибудь ронял, с его-то ловкими цепкими пальцами, но это вряд ли можно было считать аргументом.  А вот то, что, несмотря на неплохой слой насыпавшего за время концерта снега, брелок было видно, что его не замело, аргументом было. Очевидно, Ген выронил свою вещицу совсем недавно.  А значит, из клуба он уже ушёл.   Сэнку в прямом эфире ощущал, как его сердце превращается в кирпич и медленно обрушивается в желудок.  Нет, нет, нет… ну не мог же он? Ну не мог же?! Не снова! Не сейчас! Сэнку отупело смотрел в пустоту, сжимая брелок, не в силах понять, что делать, не в силах, казалось, даже вдохнуть полной грудью. Кажется, это чувство называлось паникой?  Но ведь Ген буквально полчаса назад написал ему смс… Мозг пронзило озарением, когда он вспомнил о существовании телефона. Можно же ему позвонить! Точно! Лихорадочными пальцами Сэнку нашёл его номер, тыкнул на кнопку вызова, и… …где-то совсем неподалёку раздался идиотский рингтон с мелодией из заглавной темы «Супер Марио», который Сэнку узнал бы из тысячи.  Он опустил столько идиотских шуток по поводу этого рингтона, что Ген угрожал тайно поставить на телефон Сэнку такой же…   Стоп, что? Сэнку пошёл на звук.  Первое, что он увидел, заглянув за мусорные баки, — это мертвенно-бледную ладонь в луже тёмно-бордовой крови.  Весь мир размылся, как неудавшаяся акварель. Казалось, все звуки исчезли, лишь только в ушах звонко и противно звенело, когда Сэнку сделал шаг вперёд… Ему захотелось кричать, но горло ссохлось.  Ген был похож на сломанную куклу.  А затем с громким хлопком, прозвучавшем, вероятно, лишь в его сознании, всё вернулось — и Сэнку оглушило навалившимся шумом — гудением проезжавших где-то мимо машин, музыкой, приглушённо раздававшейся из клуба, чьими-то разговорами там, за углом, его собственным голосом, когда Сэнку рухнул на колени перед бессознательным обмякшим телом, срываясь на хрип.   — Нет… Ген, нет! — Сэнку держал его в руках, а перед глазами, словно старые фотографии, мелькали моменты, которые между ними так и не случились. Нет, блядь, Сэнку не мог его вот так потерять!  Задача первая — проверить пульс. Слабый, но есть.  Ген был бледнее самой смерти, из уголка его рта стекала тонкая красная струйка, кажется, он сильно стукнулся головой, потому что откуда-то из-под волос тоже сочилась кровь, а вот самый обычный кухонный нож, торчащий прямо у него из груди, в общем-то, даже не сразу привлекал к себе внимание.  Какого хрена здесь произошло, и главное, когда?! Не мог же Сэнку так сильно опоздать?.. Сэнку в ужасе держал его тело, дрожащим пальцами набирая номер скорой. — Ген, Ген, Ген, — шептал он в полубреду, целуя его холодные щёки, — не умирай, пожалуйста… не оставляй меня, не уходи, слышишь?