Иначе

— Итак, вы заходите в эту таверну. Там довольно многолюдно, шумно, у стойки трактирщика льётся пенное, на фоне играет музыка. Ваши действия? Кохаку энергично стукнула кулаком по столу. — Мы осматриваемся, пытаемся найти что-то интересное!  Хром кивнул. — Кидай d10 для проверки внимательности, — девушка с невероятным азартом швырнула кубик, радостно хохотнув, когда выпало максимальное число. — Десять. Ты оглядываешься по сторонам. Замечаешь лестницу на второй этаж, сразу за столами рядом со сценой. На сцене сладкоголосый бард играет на лютне и поёт балладу. За столами сидят гномы, работающие в алмазных шахтах, и простые местные жители из близлежащей деревеньки, мимо которой вы проходили. Ты замечаешь, что за дальним столом слева в тени ютятся недружественные орки. И что трактирщик незаметно подсыпал в пиво одному из гостей неизвестный порошок.  — Я подхожу к трактирщику! — Что за бард? Если никто в компании не удивлялся азарту Кохаку, молча принимая и её зоркую инициативу охотницы, и привычку исследовать каждый закуток, куда их разношёрстная компания забредала в ходе сюжета игры, то когда Сэнку, вдруг, ни с того ни с сего, задал вопрос про NPC, да ещё и не про какого-нибудь деревенского колдуна или изобретателя, а про рядового барда из таверны, коих в каждой локации до этого было не счесть, все замерли и перевели на него удивлённый взгляд.  Хром, который сегодня выступал их мастером игры, хмыкнул и кинул кости, явно не продумывая заранее сюжетку с бардом. — Он довольно знаменит на этих землях, хорош собой и крайне популярен у женщин. Алхимик, — Хром посмотрел на Сэнку, — прислушивается к словам его баллады, и на него внезапно обрушивается волна мотивации и уверенности. Плюс три очка вдохновения.  — Мы тоже слушали балладу! — Рюсуй возмущено всплеснул руками. — Хочу, чтобы всем накинули очков вдохновения! — Он, растянувшись в ухмылке, щёлкнул пальцами. — Мастер игры, умоляю, будьте к нам милосердны! Хром покачал головой. — Только Алхимик из всех вас подумал спросить про барда.  — Да он в последнее время только о всяких бардах и думает, — хохотнул Рюсуй.  Сэнку злобно зыркнул на Рюсуя и швырнул в него пачкой чипсов. — Иди нахрен!  Рюсуй заржал, поймав чипсы на лету. — Мастер, мне нужны очки вдохновения, я потрачу их на самозащиту! Хром непонимающе моргнул, глядя на Сэнку, но потом кивнул. — Ладно, этот бард настолько популярен и хорош, что даже те, кто слушал его не внимательно, получают очко вдохновения. Но только одно.  Кохаку издала победный клич. — Огнище! Рюсуй, умеешь ты отжать то, что что хочешь, а? — Довольная, она сразу же азартно нахмурилась, энергично подавшись вперёд. — Так что там с трактирщиком?  — Жрица подходит к стойке трактирщика- — Я хочу поговорить с бардом.  Хром устало посмотрел на Сэнку. — Сейчас не очередь Алхимика.  Сэнку пожал плечами. — Трачу очко вдохновения на ход вне очереди.  — Какого хрена? — Возмущенно фыркнула Кохаку. — Сэнку, побереги очки, твою мать, сдался тебе этот бард? — Реально, братан, — заржал Рюсуй. — Не стоит сублимировать настолько отчаянно и очевидно! — Что значит «сублимировать»? — озадаченно спросила десятилетняя племянница Кохаку Суйка, которая обожала тусоваться в их компании и наблюдать за процессом игры в ДНД.  — Я не сублимирую, — возразил Сэнку, — при чём тут это вообще? Такие NPC всегда могут дать полезный квест, я хочу прокачать наш отряд- Рюсуй окончательно расхохотался. — Ну да, ну да, знаем мы твои полезные квесты, хаха, и потому на трактирщика, который очевидно подсыпает порошок- — Что такое «сублимировать»? Ребята? — Суйка повторила, поправив очки на курносом носу.  — Не слушай этих придурков, Суйка, — отмахнулась Кохаку.  — Но Сэнку вовсе не придурок!  — Спасибо, Суйка! — Сэнку отсалютовал ей пальцами. — Сублимировать — это значит переносить социально-неодобряемые импульсы- — Ну почему же сразу неодобряемые, я вот очень даже одобряю твой импульс, братан, — Рюсуй всхлипнул и утер выступившую от смеха слезу. — Но- — Пошёл нахрен! — Сэнку! — Шикнула Кохаку.  — Вы играть будете? — Хром устало потёр шею. — Жрица, сейчас твой ход.  — Я хочу поговорить с Бардом и убедить его пойти с нами, — невозмутимо продолжил Сэнку.  — Да нахрена тебе этот бард? — Возмутилась Кохаку. — Ты без Тайджу с Юдзу совсем от рук отбился!  — О, ты себе даже не представляешь, насколько права, — продолжал похрюкивать где-то под столом Нанами.  — Что-то у вас там произошло в клубе, да? — Кохаку подозрительно прищурилась. — Вот один раз стоило не прийти, и у них уже какие-то локальные мемы! — Но Рюсуй, видимо, поняв, что, если ещё что-то ляпнет, живым отсюда не выйдет, отрицательно замотал головой. — Алхимик, кидай d20, — вздохнул Хром. Кохаку недовольно взвыла. Рюсуй хрюкнул. Сэнку бросил кубик. Хром, глянув на результат, декларировал. — Критическая неудача. Алхимик подходит к барду, пытается завести разговор, но бард взглядом указывает на него двум неприметным бугаям у входа в таверну, и те вышвыривают Алхимика прочь. В таверну обратно его не пускают.  Рюсуй смеялся так сильно, что начал икать. Сэнку пнул его под столом в голень, но тот почти заплакал от хохота.  Кохаку смерила их осуждающим взглядом. — Пусть погуляет, придурок! Так вот. Я облокачиваюсь на стойку трактирщика и пытаюсь с ним пофлиртовать.  — Трачу очко вдохновения на переброс кубика.  — Опять?! Сэнку! На кой чёрт тебе сдался этот бард? — Кохаку рявкнула на него, стукнув кулаком по столу.  Рюсуй взглянул почти обеспокоено, и, если бы не ржал в этот момент, как огромный филейный кусок идиота, могло бы даже показаться, что он переживает за Сэнку. — Братан, да чем закончилось это твоё свидание, что тебе так отчаянно надо за него отыграться? — Да о чем вы, блин, весь вечер шутите? — Не выдержал Хром.  — Ты ходил на свидание? — Оживилась Кохаку. — Почему мы ничего не знаем?  Сэнку вздохнул. — Это было не свидание. Рюсуй закатил глаза. — Ну, встреча! Неужели всё прошло так плохо? Кохаку закинула в рот чипсы, переводя крайне заинтересованный взгляд с Рюсуя на Сэнку. Хром отложил планшет с сюжетом игры и хлебнул пива. Сэнку почувствовал себя студентом на защите курсовой.  — Нет, всё прошло отлично.  — Ты не выглядишь как человек, который отлично сходил на свидание, и теперь совершенно точно не сублимирует с персонажами ДНД, — Рюсуй выгнул кустистую бровь, и Хром энергично закивал в согласии.  — Это было не свидание! — Да с кем хоть было это не-свидание? —  Жуя чипсы, невнятно, но воодушевлённо спросила Кохаку, и у неё изо рта посыпались крошки.  Сэнку всегда восхищался её неземной элегантностью.  Он издал страдальческий стон. — Умоляю, отстаньте от меня!  — Да как же мы теперь отстанем, чувак? Такая сплетня! — Хром снова хлебнул пива. — Расскажу Сапфир, что ты ходил на свидание, она расскажет об этом Рубин, и та будет кусать локти! — Точно! Нехрен было тебя бросать! — Глаза Кохаку буквально вспыхнули. — Скажем, что у тебя было свидание с супер-красоткой! С красоткой же, да? — Ладно, к чёрту этого барда, Кохаку, иди флиртуй с трактирщиком, — Кохаку хохонула и деловито бросила кубик, а Сэнку ощущал себя неуместным идиотом, и это было очень неприятное чувство.  Особенно неприятным оно было на фоне того, что это их совершенно-точно-не-свидание с совершенно-не-метафорическим-музыкантом и правда прошло отлично.  Вот только закончилось оно… мягко говоря, странно.  ••• — Ты же обещал, что не будет никакой романтики? — Кошачьи глаза искрились весельем, но весь остальной Ген был напряжённым, взвинченным, словно натянутая струна.  Сэнку растерянно усмехнулся и почесал затылок. — Ну, так это, вроде как, не романтика? Это же просто вопросы… Ген выгнул изящную бровь. — Сэнку-чан, эта практика буквально называется «36 вопросов, чтобы влюбиться».  — Нет! Ну, в смысле, да, но… Ты не так понял! — Сэнку, я правда не хочу, чтобы ты воспринимал эту встречу как свидание, — Менталист встал из-за столика, явно намереваясь уйти, и выглядел почти отчаянно расстроенным. — Я не хочу давать тебе ложных надежд или- Сэнку замахал руками и вскочил с места, чтобы, если что, успеть его удержать. — Нет-нет, я же сказал, я понимаю, что это не свидание! Просто, — он выдохнул. — Ну, просто я хочу узнать тебя получше? И дело не в романтике, дело… в интересе? Ты кажешься мне интересным.  — Но- — И, кстати, — невозмутимо продолжил Сэнку, — когда я прилетел на МКС, у нас там был подробный разговор со всей командой, как бы, акт сближения. Тренинг, что ли, или как это назвать. Мы вытаскивали вопросы и отвечали на них честно, чтобы лучше узнать друг друга и почувствовать доверие. Я не уверен, как это работает, но нам дал это задание психолог, и после него и правда было легче работать с ребятами. Сразу было ощущение, будто мы знаем друг друга сто лет.   Ген выглядел удивлённым. Он медленно сел обратно за столик, задумчиво постучав пальцем по подбородку, и Сэнку с облегчением плюхнулся на своё кресло. — У вас там был психолог?  — Нет, но он организовывал это занятие дистанционно, у нас же там был интернет, — Сэнку уже было и не надеялся, что Ген согласится, но, кажется, аргументом с МКС его удалось зацепить. — У нас были не совсем такие вопросы, но похожие, этот список просто первое, что я нашел в интернете. Я их пролистал — там, вроде бы, нет ничего романтичного. И… эм, ну, если тебе не понравится какой-то вопрос, то не нужно на него отвечать. Это просто… Я просто не очень хорош в светских беседах. И я подумал, что это неплохой формат.  Сердце бешено колотилось, пока Ген, поджав губы, обдумывал его предложение, но потом Менталист выдохнул и кивнул.  — Ладно, — он пожал плечами. — Но если мне не понравится вопрос, я не буду отвечать. И в глаза смотреть минуту, взявшись за руки, мы тоже не будем. Окей?  Сэнку почувствовал огромную, захлёстывающую иррациональным приступом счастья волну облегчения. Он радостно улыбнулся и положил на столик в крошечной кофейне, где они с Геном встретились, лист бумаги с распечатанными вопросами. — Договорились! Когда Менталист сбежал от него в библиотеке после того, как уже согласился на эту самую просто-одну-встречу, Сэнку подумал было, что тот слился. Они ведь не обсудили никаких деталей, ни времени, ни места, не обменялись контактами… Вернувшись в зал, Сэнку просто тоскливо  и безо всякой надежды на новую встречу наблюдал за тем, как ловкие хрупкие пальцы, которые, Сэнку знал, были прохладными и нежными, которые несколько минут назад горячо и сладко сжимали его член, теперь мастерски быстро перебегали по чёрно-белым клавишам рояля.  Он был уверен, что сразу после перерыва, когда музыкальная пауза окончится и начнётся суета второй части награждения, Ген исчезнет. И да, Ген исчез, ничем его не удивив, даже не бросив взгляда напоследок, оставив Сэнку в этом зале одного и с горьким привкусом сожаления на языке. Премию он получал с самой постной миной на свете, безо всякого желания улыбаться фотографу.  Какой же он сопливый тюфяк, просто отвратительно.  Однако, когда Сэнку спустился со сцены, намереваясь не медля ни минуты покинуть эту чёртову библиотеку, которая теперь навеки будет ассоциироваться со стальным взглядом невозможно красивых кошачьих глаз и томным влажным шёпотом, к нему подошёл официант с салфеткой, на которой мелким витиеватым почерком по-английски было написано «завтра в 16:00 в Turret Coffee».  Сэнку даже не знал, что вообще способен испытать эмоциональный разгон из точки «тоскливое отчаяние» в точку «эйфорическое счастье» за считанные доли секунды. Оказалось, способен.  В Turret Coffee он был уже в 15:39.  Ген немного опоздал, но всё-таки пришёл — снова в этом дурацком чёрно-белом парике, огромном сиреневом свитере и узких джинсах с рваными коленками. Он не выглядел ни рок-звездой, ни элегантным пианистом, он казался слегка эпатажным подростком, и только пронзительный взгляд стальных красиво очерченных глаз выдавал в нём сложного, почти головоломчатого человека.  И, вот, этот сложный головоломчатый человек сейчас делает глоток кофе, сидя напротив Сэнку, глядя ему прямо в глаза, и сердце Сэнку медленно падает куда-то в желудок.  Это не свидание, напомнил Сэнку его мозг. Сэнку, увы, это помнил.  — Ну, раз ты сам этот формат предложил, то ты и начинай, Сэнку-чан. Какой там первый вопрос? — Ген принялся складывать журавлика из салфетки, и Сэнку с трудом оторвал взгляд от его пальцев. Длинных, хрупких, почти филигранных.  Пожалуй, не стоит вспоминать, как здорово было облизывать эти пальцы в первый раз. И как нежно они убирали выбивающиеся пряди с лица Сэнку во второй. И- Так. Стоп.  Сэнку прочистил горло. — Итак. Если бы ты мог пригласить на ужин любого человека в мире, кого бы ты выбрал?  — О, я сказал бы, что с удовольствием поболтал бы с Гарри Гудини, но, если честно, боюсь разочароваться, говорят, он был довольно сварливым. — Ген осторожно улыбнулся самими уголками губ. —  Так что выберу Зигмунда Фрейда. Мне кажется, старина Зигги был презабавным парнем.  Сэнку усмехнулся. — С Фрейдом даже я бы поболтал. У меня много вопросов относительно его теорий. А почему Гарри Гудини?  — Ну, — Ген пожал плечами. — Я когда-то мечтал быть фокусником. Он мой кумир, в каком-то роде. Но пусть лучше мы с ним не будем знакомы. А ты бы кого пригласил? — Ну, не буду пытаться оригинальничать, — Сэнку почесал ухо, ощущая какую-то странную неловкость. — Я бы поужинал с Эйнштейном.  — Почему я не удивлён? — Ген улыбнулся так мягко, что у Сэнку заныло где-то под ложечкой. Незаконно быть таким очаровательным. Потом он подался вперёд, облокотившись на стол, положив подбородок на тыльные стороны сомкнутых ладоней. — Кстати, ты знал, что Фрейда и Эйнштейна вполне можно назвать друзьями по переписке? В тридцатых годах они активно поддерживали друг с другом связь, сохранились многие их письма.  — Да? — Сэнку и правда этого не знал. — И о чем они говорили? — Обсуждали, что не так с Гитлером, — хихикнул Ген. — Эйнштейн буквально говорил что-то в духе «Зигги, ты ж психолог, объясни, что мы можем сделать с этим арийским кончелыгой».  Сэнку расхохотался. — А Фрейд ему что? — Сказал, что Эйнштейн вполне может разобрать его на атомы, он же физик, — в кошачьих глазах плескались килотонны иронии. — Я, конечно, утрирую, но в целом, суть диалога была примерно такой, — Ген немного помолчал, хлебнул свой кофе, и потянулся к листу с вопросами. — Ладненько, что там у нас дальше? О. Хотел бы ты быть знаменитым и в чём. Могу я не отвечать? — Он иронично выгнул бровь.  — Вопрос не в том, знаменит ли ты, а в том, хотел ли ты этого, — серьёзно ответил Сэнку. Лицо Гена перестало казаться весёлым, и Сэнку поспешил добавить. — Но ты можешь не отвечать, конечно- — Я хотел, но… — Менталист поджал губы. — Наверное, было бы веселее быть знаменитым фокусником, как я мечтал когда-то в детстве, чем рядовым вокалистом знаменитой группы. А ты? — Он лукаво прищурился, бросив на Сэнку ироничный взгляд. — Хотел бы быть звездой? Сэнку ковырнул вилкой пирожное и усмехнулся. — Ну, знаешь, я и сам своего рода знаменитость.  Стальные глаза озорно блеснули. — Ох, и правда, мистер космонавт, вы буквально знаменитость галактических масштабов! — Но вообще, нет. Никогда не хотел славы. Мне это совсем не интересно.  Ген посмотрел на него долгим сложным взглядом. — Интересный ты человек, Сэнку-чан.  — И ты, — Сэнку изучал каждый оттенок эмоций, которые мелькали в выразительной мимике красивого лица напротив, не в силах оторвать от него взгляда. — Очень… интересный. Захватывающий, я бы даже сказал.  Ген как-то ломано улыбнулся и опустил глаза. — Читай следующий вопрос.  И Сэнку прочитал. Диалог лился легко, шутливо, и Ген рассказывал, как десять раз проговаривал текст «здравствуйте, мне сказали, вам нужен вокалист», прежде чем позвонить Цукасе, а в итоге промямлил что-то невнятное и сбросил трубку, а Сэнку смеялся. А потом Сэнку рассказывал про свой идеальный день, и оказалось, что их представления об уюте сходятся. И это было так комфортно и тепло, и Ген так лучисто улыбался, больше глазами, чем губами, и у Сэнку в груди медленно плавилась нежность под силой обаяния этого обволакивающего растопленной сталью взгляда, и… …нет, нет, мозг. Это не свидание. Нет. Не думай о том, как охота погладить эти пальцы. И какой серебристый у него смех. И как мило он морщит нос перед тем, как рассмеяться. И что у него четыре веснушки на переносице. И что проколото левое ухо — как Сэнку этого раньше не замечал, может, это свежий прокол? Уместно ли об этом спросить? Может… Блядь, Ишигами. Это. Не. Свидание.  — Когда ты в последний раз пел в одиночестве? А для кого-нибудь другого? — Отсмеявшись после истории Сэнку о том, как он однажды два дня не выходил из лаборатории, забыв часы дома, и не понял, что прошло два дня, а просто подумал, что у него получились супер-продуктивные сутки, Ген прочитал следующий вопрос. — Ха, я, наверное, постоянно пою. Ну, для кого-то другого я пел буквально сегодня утром, на репетиции. А для себя… каждый день в душе. Там отличная акустика, ты пробовал? И горячий пар расслабляет связки! — Он хихикнул, и выглядел таким расслабленным и мягким, особенно по сравнению с тем почти гранитным напряжением, что было час назад в самом начале их встречи. Сэнку радостно подумал, что всё идёт отлично. У него даже вполне получается не выглядеть влюблённым идиотом. — А ты, Сэнку-чан?  — Я тоже пою в душе, — признался Сэнку. — Однажды я запомнил пятьдесят восемь знаков после запятой в числе «пи», просто потому что сумел поймать ритм и наложить их в своей голове на музыку. Кохаку говорит, что не слышала ничего отвратительнее… Ген рассмеялся, откинув голову назад, и Сэнку с какой-то безнадёжной нежностью наблюдал, как подрагивает кадык на этой длиной абсолютно очаровательной шее, такой белой, словно в нём не было ни капли меланина. — Как ты вообще умудрился создать песню из числа «пи»? Сэнку драматично понизил голос. — Это случилось в духе старины Менделеева. Она мне приснилась, — Ген фыркнул, поморщив нос, и диафрагма Сэнку сжалась сладким спазмом. Кажется, эта маленькая мимическая привычка станет погибелью нервной системы Сэнку — слишком уж это мило выглядело. — Итак, следующий вопрос. Если бы ты мог прожить до 90 лет и в последние 60 лет сохранить либо разум, либо тело 30-летнего, что бы ты выбрал? — Выдохнул Сэнку и слегка потряс головой, чтобы смахнуть эти дурацкие, ненужные, слишком-преисполненные-нежностью-для-не-свидания мысли. — Ну, тут всё просто. Я бы выбрал разум, конечно, и потратил этот разум на приближение к киберпанку. Хех. А ты? Менталист задумался. — Хм, — он медленно рисовал пальцем невидимые узоры на салфетке, и Сэнку ненавидел тот факт, что он физически не мог на это действие не смотреть. — Я бы тоже выбрал сохранить разум. Но я полагаю, что в этом нет смысла, поскольку я вряд ли проживу сильно дольше тридцати.  Сэнку моргнул. — Что?… Ген вдруг стал выглядеть очень меланхоличным. Слишком задумчивым. Он поднял на Сэнку свой сложный, пронзающий самую суть взгляд, и сердце Сэнку улетело куда-то вниз. Он что, сейчас говорил серьёзно?..  — Рок-звёзды долго не живут, верно? — Он словно на мгновение снял все маски, обнажив ранимое усталое нутро, улыбнулся самыми уголками губ — смиренно и отчаянно печально, но тут же сморгнул всю серьёзность со своего живого и подвижного лица. — Ладно, следующий вопрос. Есть ли у тебя тайное предчувствие того, как ты умрешь? О, — он усмехнулся. — Какие последовательные вопросы. Мне скоро двадцать семь, у меня слишком много интересных вариантов из биографий собратьев по клубу.  Сэнку нахмурился, лихорадочно пытаясь подобрать слова, не понимая, как ему реагировать на столь… неоднозначные мысли. — Ген, это… это очень печально звучит, я- — Не бери в голову, я просто шучу, — Ген отмахнулся, снова нацепив на себя маску чрезмерного веселья. — Нет у меня предчувствий. Ни тайных, ни явных. А у тебя? Сэнку со всей своей внимательностью пытался найти в его лице хоть что-то, хоть какие-то признаки той искренности, что была на нём ещё пять минут назад, но не находил. Поэтому он вздохнул и пожал плечами. — Я не верю в предчувствия. Но статистка утверждает, что я, скорее всего, на чем-нибудь подорвусь по собственной неуклюжести.  Ген хихикнул. — В смысле? Сэнку рассказал топ-5 случаев самоподрыва из своей жизни, и беседа снова потекла озорно, игриво, почти непринуждённо, с шутками и смехом, но на задворках сознания шальным мотыльком у фонаря бились отчаянные, тревожные мысли.  У Гена проблемы? Он думает… о смерти? Он не хочет жить? Как ему можно помочь? Я хочу ему помочь!  Ген говорил, что для него ценно в дружбе, и трогательно рассказывал о знакомстве со своим самым близким другом — Укё, и рассуждал о том, какую вещь бы он вынес из своего дома при пожаре, и даже шутил, и Сэнку даже искренне смеялся, но вдруг завывшие в груди сирены всё никак не замолкали.  — Какую роль любовь и привязанность играют в твоей жизни, — прочитал Ген новый вопрос, и задумчиво перевёл взгляд куда-то за окно. — Я… я не хочу отвечать.    Он весь словно зажался, напрягся, и Сэнку точно не хотел, чтобы ему было некомфортно, поэтому тут же согласно кивнул. — Да, давай отложим, — он неловко почесал ухо. — Что такое эта ваша любовь, да? Хех, просто ненаучный бред. Эм. Окей, дальше? — Сэнку начал тараторить, сам не до конца осознавая, что несёт. — Следующий вопрос. Назови пять вещей, которые тебе нравятся в человеке напротив.  Ген отмахнулся. — Можешь не отвечать- — Но я хочу.  — Я не хочу.  Сэнку заглянул в его глаза — блестящие, удивительно пронзительные, цвета грозовых туч, с красиво очерченной линией длинных чёрных ресниц. Этот человек с каждой минутой казался ему всё привлекательнее, и это точно не работало на пользу отключения режима безмозглой романтики, хотя до сих пор Сэнку даже не знал, что у него такой режим есть. Ген казался ему таким… потерянным, что ли, таким намеренно отгораживающимся, почти испуганным, и так отчаянно хотелось рассказать ему, какой он удивительный. Сэнку вспомнил, как в этих глазах мелькнула благодарность, когда вчера — там, за стеллажом в библиотеке — из груди вырвалось «ты невероятный», и потому он решил настоять.  — Ты можешь ничего не говорить мне в ответ, Ген. Но я хочу, — Ген поджал губы, но Сэнку выдохнул и тихо добавил. — Пожалуйста.  Большие зрачки в грозовых радужках немного дрожали. Ген облизнул губы. — Ладно, — тихо сказал он. — Если хочешь, ладно.  — Первое. Мне нравится твой голос. Да, ты певец, и твой голос по сути твоя работа, но когда я в первый раз тебя услышал, у меня побежали мурашки. Я послушал твое «Одиночество» пятьдесят восемь раз, потому что там ты звучишь… особенно по-твоему. Второе, — Сэнку сглотнул вязкий отчаянно волнующийся ком в горле. — Мне нравится твоё чувство юмора. Ты смешной и умный, и это лучшее сочетание на свете, — Ген усмехнулся, и Сэнку стало чуть легче. — Третье. Ты поразительно наблюдательный. Это восхищает меня, и твоя способность читать людей за гранью моего понимания. Я хочу препарировать твой мозг и выяснить, как ты это делаешь. И одновременно с этим я просто хочу слушать тебя… и не понимать, и просто молча восхищаться. Четвертое. Ты… ты невероятно красивый, — кончик вздёрнутого носа порозовел, нежные уши залились краской, и Сэнку захотелось утопить его в комплиментах. — Я когда увидел тебя там, у бара, я даже не сразу поверил, что ты настоящий. Твои глаза… просто… эм. Космические. Ну, типа, они буквально похожи на Млечный Путь. И… — Сэнку, — выдохнул Ген, который выглядел совсем, отчаянно, безоговорочно смущённым. — Я- — …и я видел космос, и ты красивее всех космических просторов. Клянусь, я проверял. И пятое. Мне нравится с тобой говорить. Больше, чем с кем-либо ещё.  Ген хлопнул своими длинными ресницами и потупил взгляд. — Я… — Тебе не нужно ничего мне отвечать.  — Я… Чёрт, — Ген закрыл глаза, сглотнул и тихо, едва различимо выдохнул. — Спасибо.  Сэнку кивнул. — Не за что. Так, что там дальше… — Погоди. Я тоже скажу.  Под диафрагмой сладко заныло, но Сэнку мотнул головой. — Ты не обязан.  — Я тоже хочу.  — Окей, — в груди отчаянно колотилось сердце, и Сэнку изо всех сил старался делать вид, что его это не трогает. Ни капельки. Ну, подумаешь, парень, от одной мысли о котором голову наполняет каким-то инфантильным радостным туманом, хочет сказать ему что-то приятное. Ничего такого, верно? Верно?… — Первое, — Ген загнул палец. — Мне нравится, что ты немного нахал, но в тебе есть эта трогательная неопытность, почти невинность, и… это очень мило, — он улыбнулся. — Второе. Мне нравится, как ты говоришь о звёздах. Ты светишься. Ты кажешься счастливым и на своём месте. Это потрясающе, и я немного тебе завидую, — Ген перевёл дыхание, словно слова давались ему тяжело. — Третье. Тебе очень идут костюмы. На премии ты выглядел просто потрясающе, словно какая-то голливудская звезда. Самый большой красавчик из всех тех умных парней, что там были, — он лукаво сощурился, и Сэнку усмехнулся. — Четвёртое. Ты… светлый, знаешь? У тебя аура хорошего человека, хотя выглядишь ты, конечно, настоящим говнюком, особенно, когда вот так вот ухмыляешься. Да, вот так. Или когда пихаешь в глотку член без предупреждения, — Ген покачал головой в наигранном осуждении, и Сэнку не мог не рассмеяться. — Ну, и пятое. Я уже говорил, но в таких вещах не грешно и повториться. Классный член у тебя. Авторитетный, симпатичный, как из порнографических учебников. Было приятно иметь с ним дело.  Сэнку ощущал, как с каждым словом всё сильнее заливало краской щёки. — Мгм. Спасибо. Я ему передам. Ген хихикнул. — Не забудь только! — Можешь передать ему это лично, — ляпнул Сэнку, и вся весёлость спала с лица Менталиста. Сэнку замахал руками. — Ген, это была просто шутка, плохая шутка! — Ты флиртуешь со мной.  — Нет!  Ген выгнул бровь. Сэнку выдохнул. — Ну, может быть, немного, но… ты сам начал!  — Я с тобой не флиртовал, — возразил Ген. — Моё послание было прямым и ясным. У тебя классный член и мне было приятно иметь с ним дело. Твоё послание было непрямым. Под видом шутки ты выдал мне желание близости.  — Не надумывай. Я просто пошутил.  Ген замолчал, опустив глаза. Сэнку казалось, что он знает о неловкости буквально всё, но оказалось, что он ещё способен испытывать новые её грани.  Спустя пару невыносимо долгих секунд Менталист вдохнул. — Сэнку-чан, я… Прости, я… Ты классный парень. И мы классно поболтали, но- — Нет, Ген, я правда не имел в виду флирт, я- Серьёзный взгляд кошачьих глаз встретился с глазами Сэнку. — Даже если так. Но я не хочу рисковать. Нам не стоит больше видеться.  Сэнку ощутил, как потеют его ладони, как желудок скрутило болезненным спазмом, как сердце пропустило один удар и следом шибануло нездоровой лихорадочной трелью. — Но почему? — Потому что, если мы продолжим, нам обоим будет очень больно в конце. Ты… слишком хороший, Сэнку-чан. Прости меня, — Ген покачал головой. — Мне не стоило сегодня приходить.  ••• Он вообще не должен был приходить.  Нет, не так.  Он не должен был даже отдавать ему ту записку. Он ведь честно хотел просто слинять, как обычно это и делал. Это, блядь, было ошибкой. Абсолютно ебучей. Идиотской. Ошибкой.  Однажды, блядь, Ген запомнит, что давать себе шанс — это хреновая идея, но прямо сейчас ему нужно как-то с этим справиться.  Нет, ну какого хрена этот чёртов космонавт себе позволяет? Ухмыляется так дерзко.  Улыбается так искреннее.  …так мило смущается.  …так очаровательно шутит. …говорит такие невыносимо приятные вещи, так, словно честно верит в то, что Ген хороший человек.  Ну что за хуйня.  Ген страдальчески застонал, растянувшись в постели.  Как же он устал.  Как же он, блядь, устал.  Ген уставился в белую простынь потолка, едва ли не физически ощущая, как из его организма просачиваются в небытие последние молекулы серотонина.  Он закрыл глаза. Снова это состояние — отвратительное, липкое, словно счастья в его теле нет и не было никогда, словно щупальца чёрного, вязкого отчаяния опутывают его и тянут в пучину несуществования. Это страшно — несуществовать, но если зажмуриться, нырнуть и чуток перетерпеть — пережить тот самый страшный момент погружения, то не будет уже ничего. Не будет безысходной тоски. Не будет тотального одиночества. Не будет этих мыслей, разъедающих, не дающих спать. Счастья и радости тоже, правда, не будет, но к этому Ген уже привык, эти ребята и так нечастые гости в его доме. Главное, что не будет и Гена, не будет его грязной, пыльной, запятнанной душонки, не будет этой невыносимой тоски, не- О, добро пожаловать, те самые мысли, от которых так хотелось избавиться.  Вас тут не ждали.  Ген сел. Посмотрел на верхний ящик комода. Может?.. Нет, нет. Ген, ты же держишься. Отлично держишься. Почти справляешься.  Ты молодец, Ген.  Но молодец ли? Он встал. Распахнул ящик, неотрывно, тяжело глядя на ряды коробочек, баночек, свёртков, блистеров… Вот россыпь разноцветных весёленьких таблеточек, которые вызывают прилив эйфории. Можно глотнуть и нырнуть, с разбегу, не оглядываясь, словно водолаз в открытый океан, в состояние беспричинного восторга, хотя бы на несколько часов почувствовать, какого это — наслаждаться жизнью.  Ген давно не ощущал этого сполна.  А вот — пентобарбитал и алюрат — когда хочется провалиться в то самое небытие и немного несуществовать. Ощущать умиротворение. Спокойствие. Раствориться в газ, смешаться с воздухом. Долго спать.  Когда Ген ощущал свою бессмысленность — как сейчас, например, когда он одним своим существованием сделал больно кому-то столь светлому и славному, как Сэнку, — он прибегал именно к барбитуратам. Они помогали ему не чувствовать ничего, лежать ощущая себя приросшим к постели мхом, а потом уснуть и спать долго, мёртвым сном без сновидений.  А, может, просто косячок, да поиграть на синтезаторе? Может, Ген на этот раз сумеет справиться и без чего-то из этого ящика?… Раздался звонок в дверь. Ген дёрнулся, остервенело захлопнув ящик, который имел на него совершенно зомбирующее воздействие. Просто так, ни с того, ни с сего, к нему мог заявиться только Укё, и Ген подумал, что он — как раз то, что было сейчас нужно его воспалённому сознанию.  Тихая нежность, тёплые пальцы в его волосах, безусловное принятие.  Укё был именно таким.  Ген это в нём любил.  Рядом с Укё — единственным во всём мире — Гену удавалось выдохнуть и быть. Просто быть — без навязчивых мыслей и бесконечного потока болезненной саморефлексии.  Рядом с Укё можно было ощущать себя нужным. Можно было погрузиться в спокойствие. Слушать его хриплый смех, наслаждаться его весомым присутствием.  Укё был благословением небес, не иначе.  Но прямо сейчас Ген был на грани саморазложения, и перспектива тихой нежности Укё вызывала скорее волну стыда, а не утешала.  Ген распахнул дверь.  Напряженные зелёные глаза вцепились в него, оглядывая с ног до головы, и, не найдя ничего, что вызывало бы беспокойство, немного расслабились.  Укё выдохнул. — Я волновался. Куда ты убежал с репетиции? Ген сделал шаг вглубь квартиры, впуская к себе своего лучшего друга. — На встречу.  — На какую встречу? — Не важно, Укё, не заставляй меня отчитываться… — Ген избегал смотреть ему в глаза, нервно шагая на кухню, чтобы поставить чайник — не ради чая, а ради того, чтобы занять чем-то руки и иметь повод не быть откровенным прямо сейчас.  — Ген, — Укё осторожно придержал его за локоть, разворачивая лицом к себе, вынуждая заглянуть в его большие и добрые травянистые глаза. — Ты не сказал ничего, когда вчера приехал с премии, кстати, как там всё прошло? Ты сегодня был сам не свой на репетиции и сбежал, едва я сказал, что всё ок и можно заканчивать. Ты меня пугаешь.  Укё выглядел таким обеспокоенным, таким тёплым, что Ген, не выдержав, всхлипнул и рухнул в его объятия, отчаянно нуждаясь в утешении, в присутствии, в осознании того, что кому-то в этой Вселенной на Гена точно не плевать. Горячие ладони сразу же прижали его к широкой груди, поглаживая по голове, по плечам. У Гена сбилось дыхание, сердце колотилось бешено и стало жутко страшно. — Укё, я творю какую-то херню.  — Этим ты меня не удивишь, — Укё оставил мягкий поцелуй на черно-белой макушке и усмехнулся. — Рассказывай.  — В ту минуту, как ты постучал в дверь, я разглядывал ящик. Мне хотелось наглотаться битуратов.  Укё медленно выдохнул. — Я словно почувствовал, что ты не стабилен. Что случилось?  Ген нервно сглотнул, не решаясь сказать о причинах, но тёплые ладони так мягко гладили его по спине, что невозможно было ему не довериться. — Я… ходил на встречу с одним парнем. И сбежал, когда он сделал мне комплимент. Сразу пять комплиментов. И он был таким милым, но… я сбежал.  — Оу, — Укё немного отстранился, придерживая Гена за плечи, и отупело моргнул. — Ты… ты ходил на свидание? — Это не было свидание. Просто встреча.  — Просто встреча, где тебе делали комплименты? — Укё выглядел настороженным.  Ген насторожился в ответ. — Дело не в самой встрече, дело в парне.  — Тогда что это был за парень? — Укё… Укё непонимающе нахмурился. — Где ты с ним познакомился? — Ген опустил лицо, боясь смотреть Укё в глаза. — Ген, что происходит? — Ген зажмурился и помотал головой. — Ген, ты… ты можешь мне доверять, я не буду тебя ругать. Я просто волнуюсь за тебя.  — Мне страшно, — прошептал Ген.  — Он обижал тебя?  — Нет, нет, он…. — Ген всхлипнул. Только рядом с Укё у него получалось поплакать, и это было самым ценным в их дружбе. — Понимаешь… Я бы хотел, чтобы это было свидание, Укё.   Укё чуть крепче сжал его плечи. — Хотел? — Ген едва заметно кивнул. — Почему? — Мы познакомились в том клубе Нанами. Потом случайно встретились в библиотеке. Оказалось, он космонавт, представляешь? — Ген усмехнулся воспоминанию о том забавном стечении обстоятельств. — Потом… мы встретились вчера на премии. И, кажется, я с дурости отсосал ему прямо там. А он, кажется, позвал меня выпить кофе. И я согласился.  — Он… нравится тебе? — Конечно, он мне нравится, Укё, зачем, ты думаешь, я бы тогда пошёл с ним на эту встречу? — Я даже не понимаю, о ком речь, я не могу знать, зачем тебе идти, — как-то очень надломленно прошептал Укё.  Ген взглянул на него. Его друг выглядел невероятно расстроенным, почти разбитым. Тревожность подскочила на максимум, и Ген, судорожно выдохнув, обхватил ладонями его мягкие щёки. — Что с тобой? Я чем-то тебя обидел? — Нет, — Укё помотал головой, — нет, я… просто не ожидал, что ты кем-то заинтересуешься, я… — Он грустно улыбнулся. — Помнишь, мы когда-то говорили, что, если ты вдруг решишь начать ходить на свидания, то я буду первым в списке.  Избитое плетью, искаженное бессмысленным существованием сердце Гена вдруг раскрошилось на сотни осколков. Он едва ли не физически это почувствовал — то, как разбилась последняя опора. Его руки задрожали, его голос осип, его язык едва шевелился, когда он выдавил из себя: — Я думал… я думал ты тогда пошутил, я… — Он с ужасом заглянул в тревожные зелёные глаза. — Я думал, мы друзья, Укё.   — Мы друзья!  — Но… Укё взял его за руку. Его ладонь была, как всегда, широкой, сухой и тёплой, особенно на контрасте с прохладной и дрожащей хрупкой ладонью Гена. — Мы друзья. Я ничего не жду от тебя, Ген, я… уже смирился.  — Смирился? — Ген выхватил ладонь. — Смирился с чем?  — Ген, я ценю нашу дружбу больше, чем я в тебя влюблён! — Защищался Укё.  Ген почувствовал удушающую тошноту. — Влюблён? Ты в меня влюблён?! Какого черта, Укё!  — Ну, прости, я не могу это контролировать!  — Я всё это время рассказывал тебе о своих злоключениях, о своих случайных связях, всё это время обнимал тебя и жался к тебе, а ты был в меня влюблён? Укё выглядел почти скомканным. — Мне казалось, я очевиден! — Он был поникшим и защищающимся, и на такого Сайонджи было невозможно смотреть.  — Нет! Я думал, мы друзья! — Ген опустился на стул, ощущая себя абсолютно пустым. — Всё это время я делал тебе больно… — Нет, нет, — Укё сел на пол рядом с ним, снова взяв его за руку. — Ну, то есть, я не был счастлив смотреть, как ты раздаёшь себя направо и налево, но… я надеялся, что ты помнишь тот разговор.  Ген помнил.  Они тогда ужасно накурились, лежали на балконе, глядя на звёзды, и обнимались.  Укё перебирал его волосы — Ген тогда впервые снял при нём парик, и Ген наслаждался этой незамысловатой лаской, словно пригревшийся кот. Он смотрел в ночное небо и благодарил всех богов, которых знал, что в его жизни есть такой друг.  — Моз такой мудак, Укё! Я никогда в жизни не пойду больше на свидание.  — Не все парни такие, как Моз.  — Ага, — хихикнул Ген. — Есть ещё такие, как ты.  — Со мной бы ты сходил на свидание? Ген рассмеялся. — Если я однажды передумаю и захочу снова с кем-то встречаться, ты будешь первым в списке, дружочек! — Ловлю тебя на слове! — рассмеялся Укё и завёл разговор о том, что птицы на проводах похожи на нотный стан.  Ген был уверен, что это просто дружеская поддержка. Ген вообще не вспоминал об этом разговоре.  — Расскажи мне, что случилось, Ген, — прошептал Укё. — Чем закончилась эта встреча, которая ты хотел, чтобы это было свидание. Но как Ген мог что-то рассказывать теперь? Как мог он заявиться к Укё с очередной историей об очередном незнакомце, который сумел зацепить его так сильно, что он согласился на встречу? На которой он сам начал флиртовать, нарушая договорённость, и сам же этого испугался и сбежал? — Я думаю, тебе лучше пойти домой, Укё, — тихо сказал Ген. — Мне нужно обо всём этом подумать.  — Я не хочу тебя оставлять.  — Я не хочу чувствовать себя обязанным не ранить тебя. Укё поджал губы, глядя исподлобья — всё такой же родной и тёплый, но сейчас вдруг такой далёкий. — Ты не обязан. Это ничего не меняет, я обещаю… — Мне нужно подумать. Иди, Укё, умоляю.  Укё встал, одёргивая брюки. Глубоко вздохнул и развёл руками в неопределённом жесте. — Звони, если захочешь поговорить   И молча ушёл.  Ген откинулся на стену и дышал, медленно считая до десяти.  Десять.  Девять.  Как же он устал терять людей.  Восемь.  Почему? Почему одно только его присутствие, один только факт его существования причиняет кому-то боль. Укё этого не заслужил.  Сэнку этого не заслужил.  Семь.  Сэнку… Он так старался. Он так настаивал на этой встрече. Он был таким милым, таким вовлеченным, таким интересным, а Ген… Шесть.  Ген просто приносит боль и разрушает жизни.  И теряет людей. Пять.  Как ему теперь без Укё? Может ли он теперь хоть кому-то доверять? Может ли он доверить себя хотя бы себе? Четыре.  Ген распахнул глаза и твердым шагом отправился в спальню.  Распахнул ящик.  Три.  Два.  Один.  Он ловким отработанным движением выудил из блистера три таблетки пентобарбитала.  Кажется, самое время хотя бы немного понесуществовать.  ••• — Серьёзно? 36 вопросов, чтобы влюбиться, для первого свидания?  — Это было не свидание, Рюсуй! — Сэнку тяжело вздохнул. — Это была просто встреча.  — Тем более, блядь! Ну кто ж так делает, балда? — Нанами жестом подозвал бармена. — Ещё по два виски, дружище!  Сэнку застонал, уткнувшись лицом в ладони. — Я не знаю, чем я думал. Я словно хотел взять всё от этой встречи и… бля, я не знаю.  — Ты и так уже взял всё, чего тебе ещё надо было, — хохотнул Рюсуй, забирая роксы с виски и протягивая один Сэнку.  — Да я же не про секс! — И давно ты стал таким… — Рюсуй вдруг впился взглядом куда-то за спину Сэнку, замедлившись, почти беззвучно выдохнув последнее слово, — …романтиком.  Сэнку обернулся и увидел причину столь резкой смены настроения своего друга.  Там, у самого входа, стоял высокий шкафоподобный мужчина, с ярко-выраженными мускулами и длинными каштановыми волосами, который точно так же уставился на Рюсуя, как и тот — на него.  Только если Рюсуй выглядел почти восторженным, то на лице этого мужчины отражались все грани отвращения.  Забавно.  — Цукаса! — Встрепенулся Нанами, оживая, салютуя ему бокалом, сверкая всеми своими крупными и белыми тридцатью двумя. — Какая встреча!  Мужчина — видимо, Цукаса — лишь скривил губы и отвернулся, усилено делая вид, что Рюсуя не существует.  Кажется, Сэнку понял. — Это что, тот самый барабанщик? Рюсуй мечтательно вздохнул. — Ага. Цукаса Шишио. Просто посмотри на него… Сэнку пожал плечами и махнул этому барабанщику. — Эй, Цукаса! Тот нахмурился и, кивнув что-то своему собеседнику, подошел к Сэнку. — Мы знакомы?  У него был глубокий приятный голос, и вблизи он казался просто огромным. Сэнку думал, что Рюсуй настоящая каланча, но, оказалось, что этот Шишио даже выше Нанами.  Сэнку протянул ему руку. — Нет, но я о вас наслышан. Меня зовут Ишигами Сэнку, — Цукаса растерянно пожал ему руку. — Вы знакомы с Рюсуем? — Вы, нахрен, издеваетесь? — Цукаса выглядел очень сердитым и готовым убивать, но, видимо, кто-то вчера заразил Сэнку суицидальными настроениями, поскольку он совершенно не смутился, а лишь небрежно продолжил.  — Он хочет с тобой поболтать, Цукаса, — Сэнку кивнул в сторону сияющего начищенной колбой Рюсуя. — Что ему нужно сделать, чтобы ты согласился? — Полаять, блядь, — фыркнул Шишио, готовый вот-вот от них ретироваться.  — Гав-гав, — растянулся в ухмылке Рюсуй.  Цукаса выгнул бровь. — Не боишься, что я сломаю тебе лицо? — Ломай что хочешь, малыш, я куплю себе новое.  — Ты что, еблан? — Твоё слово, пупсик, и я буду кем угодно, — подмигнул ему Рюсуй. — Могу я угостить тебя выпивкой? Сэнку сам не понял, как оказался втянут в дурацкую игру на выпивание. Рюсуй заказал всем в баре напитки за свой счёт, лишь бы хотя бы таким образом угостить Цукасу.  Тот обзывал его буржуйским капиталистом, а Рюсуй лишь благодарил за комплименты, счастливый, то ли правда не понимающий масштабов презрения в голосе Цукасы, то ли искренне довольный такой характеристикой.  Спустя шесть шотов и двенадцать причин для споров они каким-то образом затеяли побоище в дартс, в котором победил Рюсуй. Спустя ещё полчаса Цукаса объявил о матч-реванше, но уже в битве на том идиотском аттракционе с родео.  Из акта оседлания быка победителем вышел Цукаса. В ответ Рюсуй не расстроился, а лишь сказал, что, раз уж Шишио такой отменный наездник, то он был бы рад позволить ему оседлать свои бёдра.  Кажется, Рюсуй был на охуенно тонкой грани от того, чтобы получить увесистым кулаком в лицо.  Затем Сэнку устроил им батл на знание научной терминологии, и в интеллектуальной битве победил Рюсуй, который был, конечно, растяпой, повесой и королём кутежа, но при этом умудрялся быть одним из самых умных людей из всех, что знал Сэнку. Зато в последующей за этим битве на исполнение попсовых шлягеров в караоке всех порвал Цукаса.  Рюсуй сказал, что он был бы не против, если бы Цукаса порвал что-нибудь на нём, и получил пинок под зад.  По нему было видно, что он ни о чём не жалеет.  Спустя ещё двадцать минут перепалок и кипящего «давай выйдем, придурок!» Сэнку окончательно потерял этих двоих из виду.  Вообще-то, Сэнку хотел просто спокойно посидеть в баре и пожаловаться другу на жизнь и на степень своей романтической дебильности, но теперь Сэнку сидит в баре совершенно один, грустно перекатывая кубик льда в бокале.  Рюсуй куда-то исчез, Цукаса, который, вообще-то, оказался довольно приятным парнем, испарился с радаров вместе с ним, и Сэнку даже уже с барменом перекинулся парой слов.  Можно было бы и домой ехать. Сэнку вызвал такси и набрал Нанами — чтобы попрощаться. Но тот не взял трубку.  Залив в себя остатки виски, нетрезвый доктор Ишигами, принявший волевое решение оставить машину у бара, поплёлся на парковку искать такси.  Он вышел на крыльцо, вдыхая свежий ночной воздух. Потянулся.  На часах была половина второго ночи, и у бара не толпились люди — те, кто хотел приехать, уже приехали, а те, кто решил тусоваться до утра, ещё не уехали, и Сэнку наслаждался моментом единения с городом.  Пришло уведомление, что такси подъехало. На какую-то непонятную парковку в переулке за баром.  Сэнку смиренно побрёл по следам геолокации, завернув в переулок, и… Что? Что, блядь? Там, прижимаясь к кирпичной стене, едва ли не пожирая друг друга, страстно целовались двое парней — один выше и шире в плечах, с длинными каштановыми волосами, второй — очень энергичный и крайне громко стонущий блондин, чуть ниже первого.  В очень узнаваемом красном плаще.  Сэнку быстро отвел от них смущенный взгляд, стараясь как можно быстрее прошмыгнуть мимо. Нихрена себе. Он был почти уверен, что эти двое пошли бить друг другу морды.  Ну, подумал Сэнку, откидываясь на заднем сидении такси, хоть у кого-то вечер прошёл хорошо.  Насколько нормально жаловаться на то, что ему вот так и не удалось поцеловать участника группы «Empire of strength» даже с четвертой попытки, а Рюсуй справился за пару часов? Нормально ли мечтать о поцелуе сильнее, чем радоваться отсосу? Нормально ли- Нет, Сэнку.  Не нормально.  Просто ложись спать.  Утро вечера мудренее — говорили народные сказки.  Ничего хорошего не случается после двух часов ночи — говорили Сэнку друзья.  Но когда Сэнку слушал друзей?