Иначе

— Ах-х! Не дразни меня… — А то что? — Мурлыкнули ему на ухо тягучим бархатистым голосом, хитро-хитро глядя из-под косой чёлки. Мгновение спустя Сэнку уже впечатали в книжный стеллаж, пригвоздив к деревянной стенке коленом между ног. — А то-а-ах! — Ему длинно облизали шею, сминая ладонью область ширинки, и Сэнку захлебнулся рваным стоном.— Блядь! — Он стукнулся затылком о плоскую поверхность, отмечая глухую боль лишь каким-то отголоском сознания, когда услышал тихое бренчание своего расстёгнутого ремня, и шумно, нервно сглотнул, когда прохладные тонкие пальцы жадно огладили его бёдра. — Будь потише, ты же не хочешь, чтобы всё закончилось, так и не начавшись, верно? — От этого лукавого прищура стальных кошачьих глаз голову повело как-то особенно сильно. Он выдохнул куда-то совсем рядом с губами Сэнку, так близко, что Сэнку почувствовал его тепло. От его растаявшего на губах дыхания кожу слегка покалывало. Их разделяли всего пара сантиметров, и Сэнку подался было вперёд, чтобы, наконец, его поцеловать, потому что это явно был знак, потому что они замерли настолько близко и находились так дольше, чем если бы это их положение в пространстве и времени было бы случайностью, но Менталист уже отстранился, медленно стекая вдоль его тела, сел на колени, и, закусив нижнюю губу, чуть стянул с Сэнку брюки, высвобождая из текстильного плена уже до боли напряженный член. Он бросил на Сэнку игривый взгляд исподлобья, от которого его глупое, бесстыдное сердце совершило лихорадочный кульбит, и слегка подул на головку, тонкими хрупкими пальцами придерживая у основания, и от одного только этого вида напряжение в паху словно стало ещё сильнее, хотя, казалось бы, сильнее уже просто невозможно. О, это тёплое дыхание, блядские терморецепторы, за что вы так с Сэнку! Сэнку впился ногтями в ладони, и Менталист, заметив его нетерпение, тихонько хмыкнул и облизнул губы. — Всё-таки, ты везде красивый, — хмыкнул он и взял член в рот полностью, сразу на всю длину. Блядь, блядь, блядь! Сэнку попросили быть потише, и он сам знал, что им тут нужно быть потише, и потому закусил губу, зажмурился на пару секунд, ещё глубже впиваясь ногтями во взмокшие ладони, ощущая влажный жар чужого рта, и, наконец, снова посмотрел вниз. Голова закружилась в приступе какой-то совсем беспощадной похоти от вида того, как эти красивые тонкие губы распахнулись ещё сильнее, чтобы погрузить в себя Сэнку ещё глубже. Сэнку почти что расплавился от этого скользкого, всепоглощающего тепла, от движений этого упругого языка, от ребристой мягкости его горла, блядь, у него что, отсутствуют рвотные рефлексы?! Всё вокруг такое нежное и влажное, и когда Ген сглотнул с полным ртом члена — бля, когда он сглотнул! — у Сэнку подкосились коленки, и он застонал сквозь зубы. Менталист обводил языком каждую венку, до синяков впиваясь своими потрясающими пальцами в упругую плоть узких бедер, и глядел так томно, так пошло, втягивая раскрасневшиеся щёки, не отводя от Сэнку затуманенного маревом первобытного вожделения взгляда цепких глаз. У Сэнку поджались пальцы на ногах, он судорожно выдохнул, пытаясь вернуть себе хотя бы толику контроля, однако, безуспешно, поскольку вид растрепанного и возбуждённого парня, сидящего перед ним на коленях с его членом во рту, срывал ему все тормоза жестоко и разом. Блядство, как он так искусно обращался со своим языком? Он крутил им и играл с головкой, и эти нежные тонкие пальцы ласкали его мошонку умело и именно так, как нужно, и Сэнку едва сдерживал звериное желание обхватить эту хорошенькую голову и просто бездумно толкаться в это узкое горло. — Видел бы ты себя, — прошептал Сэнку, и его язык лип к нёбу, а говорить получалось с большим трудом, воздух в лёгких был тяжёлым и густым. — Ты просто невероятный… — На это Менталист сумел улыбнуться, и в стальных глазах плеснулась странная неопознанная эмоция, похожая на благодарность. Он как-то особенно хорошо насадился ртом на член, так, что у Сэнку закатились глаза. Блядь, блядь, блядь. Первая их встреча была случайностью. Вторая — странным стечением обстоятельств. Но третья? Третья встреча, которая, вот, каким-то образом, обернулась до выламывающих костей крышесносным минетом? Кто-то сказал бы, что это явно была судьба. Сэнку не верил ни в какую судьбу. Но тут даже статистика уже разводила руками и недоумевала: «два из трёх, чувак, два из трёх». Справляться с чувствами было сложно. Этот парень, он… вызывал столько разных чувств, и Сэнку так много о нём думал… и… мог ли Сэнку утверждать, что влюбился? Когда он увидел его в первый раз, ему буквально нужно было время поверить, что этот человек настоящий, что он не наваждение, не прекрасный полупьяный мираж, что он реальный. Когда они случайно пересеклись на следующий же день в этой, же, блядь, библиотеке, между стеллажей которой ему прямо сейчас отсасывают так, что Сэнку почти безуспешно пытается заглушать свои стоны, Сэнку почти испытал микроинсульт. А когда Менталист задал ему вопрос, когда заглянул на эту дурацкую публичную встречу, давая понять, что он тоже его узнал, в горле пересохло, а руки чесались желанием снова к нему прикоснуться. Когда они встретились спустя ещё две недели — сегодня — Сэнку просто хотел с ним поболтать. Он вообще ни о чём подобном не мечтал. Потом ему захотелось просто заставить его рассмеяться. Спустя час Ген уже отсасывал ему за книжным шкафом, но только вот Сэнку этого не хотел. Точнее, он хотел не этого. Прямо сейчас ему отчаянно желалось убедить этого парня пойти с ним на свидание. Однако, Менталист был настойчивым. Да и кто Сэнку такой, чтобы отказываться от минета, правда ведь? Его член бы ему такого не простил. Он всё ещё всего лишь обыкновенный до примитивности и слегка влюблённый мужик. Или не слегка. И… это же Ген. Странно было в мыслях называть его по имени, потому что Ген ему, вообще-то, так и не представился — ни в одну из этих странных встреч. Внутри у Сэнку было столько разных чувств, и разобраться в этом хаотичном ворохе было чертовски сложно, особенно — прямо сейчас, когда от возбуждения перед глазами вспыхивают звёзды, когда каждый атом преисполнен наслаждением, когда так хотелось, наконец, кончить и так хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось. Тонкие пальцы нежно, осторожно, очень правильно сжали мошонку, упругий язык, распластавшись по стволу, широкими мазками тёрся о сверхчувствительную головку, припухшие и почти алые от проделанной работы губы обволакивали его плоть плотно, томно, до пульсирующего шума в ушах хорошо, и всё вместе это дарило какое-то доселе неизведанное удовольствие. Сэнку впился пальцами в острые плечи под тонкой шёлковой рубашкой, понимая, что у него сейчас натуральным образом поедет крыша. И член расплавится — разрастающий в паху расплавленной магмой жар был ярким и острым. Он дёрнулся навстречу его рту, — пришлось потратить остаток разума на то, чтобы хоть как-то сдержать глухой гортанный стон, и потому контролировать своё тело уже не получалось, — но Менталист, не давая ему даже шанса проявить инициативу, выпустил член изо рта с характерным причмокивающим звуком. — Ну, как? Хорошо тебе? — Мурлыкнул он, явно пытаясь немного отдышаться, но не теряя времени зря — он обхватил член ладонью, качая его вверх-вниз, сладко усиливая хватку на головке, принявшись покрывать влажными поцелуями поджавшиеся звенящие колоколами яйца. — Просто пиздец, — выдохнул Сэнку, обнаружив, что зря расцепил челюсти — из груди сразу вырвались рычащие, почти дикие звуки первобытного удовольствия. — Я же говорил, красавчик, минеты того стоят, — он подмигнул Сэнку и снова широко и длинно облизал член от основания вверх, поиграв языком с уздечкой, упоённо причмокнув. — Меня всё ещё зовут Сэнку. — Наслаждайся, Сэнку, но не шали больше, — в его глазах мелькнула какая-то едва различимая нежность, какое-то непередаваемое тепло, и от звучания своего имени этим бархатным, глубоким, чуть охрипшим от горловой работы голосом, все краны у Сэнку сорвало окончательно. Ладонь будто сама легла на его затылок. Оголтелый, совершенно шальной взгляд прикипел к скользящим по члену покрасневшим губам. Эта картина была настолько порочной и возбуждающей, настолько порнографичной, что смотреть было почти невыносимо, но и не смотреть тоже было совершенно нельзя — этот нечеловечески прекрасный человек перед ним на коленях и с его членом во рту был буквально лучшим, что Сэнку видел в жизни, а он своими глазами видел Землю из космоса. Ген совершенно точно знал, что делал, но в том, как сносило голову, как вело бултыхающееся на задворках мозга сознание, виною была явно не его техника отсоса — безусловно, высокоранговая, тут не было смысла отрицать. Виною был сам Ген — которого Сэнку невероятно хотелось себе. Хотелось его изучать, смешить, заставлять улыбаться, хотелось его слушать, украдкой трогать пальцы, водить на свидания и в планетарий… Блядь, как же просто хотелось с ним быть. Но оставалось наслаждаться тем, что дают. Приближение оргазма Сэнку почувствовал, как люди ощущают надвигающееся цунами: непреодолимо, непредотвратимо, разрушающе и завораживающе одновременно. Оргазм словно навис над ним, готовый вот-вот, в любое мгновение, обрушиться на него с рёвом и рокотом, поглощая всего, без остатка. Собственные хриплые стоны, которые он уже и вовсе перестал контролировать, бились в ушах, а затем он окончательно утратил способность что-либо слышать, видеть и воспринимать, когда оргазм накатил этой долгожданной ослепительной волной, выломив ему позвоночник дугой и окончательно расплавив ему мозги. Вжав голову Менталиста в свой пах, Сэнку кончил глубоко в его горло, так, как никогда не кончал в жизни… — Ты совсем охренел? — Ген закашлялся, ошалело и зло глядя на Сэнку, у которого сорвало катушки, утирая рот тыльной стороной ладони. Сэнку откинулся головой на стенку стеллажа, едва удерживаясь от того, чтобы стечь по ней на пол — туда, где на коленях сидел взъерошенный, сердитый и совершено красный Менталист. — Бля, прости, прости… я… бля, я на мгновение перестал себя контролировать. — Неужто я настолько хорошо сосу? — Выгнул бровь Ген. Сэнку смог только лихорадочно закивать. Тот в ответ окинул Сэнку подозрительным взглядом, и, похоже, по достоинству оценив совершено дикий вид профессора Ишигами и его горящие сумасшедшим блеском глаза, усмехнулся снисходительно и слегка самодовольно. — Сказано было не шалить. Сэнку-чан непослушный мальчик. От этих полыхающих инфантильной вульгарщиной словечек щёки Сэнку заалели стыдливым огнём. Ну, или не совсем стыдливым. — Я умею быть послушным, — Сэнку будто охрип, но не мог не парировать, не подыграть, не подхватить этот их странный флирт на кончике ножа. — Не сомневаюсь, мистер космонавт, — хихикнул Менталист, поправляя сбившуюся чёлку. — Ну, урок окончен, я пошёл. Хорошего вечера тебе, — и быстро, почти неуловимо прошмыгнул в другой ряд стеллажей. Сэнку лихорадочными пальцами пытался застегнуть ремень, который совершенно не поддавался его ухищрениям, и, управившись, блядь, наконец, рванул вслед за ним. — Погоди! Ген делал вид, что не слышит. — Ген, постой! Он замер, и, навострившись, словно дикий зверёк, обернулся. — Откуда ты, блядь, знаешь моё имя? ••• — О, кстати, тебе тут письмо пришло! — Бьякуя весело хлопотал на кухне, пока Сэнку, усевшись с ногами на стул, дул в чашку с горяченным раменом. Который они таки заказали в ресторане с доставкой после неудачной попытки самостоятельно его приготовить. Всё-таки, два вечно работающих холостяка на кухне — это какой-то своеобразный жанр хоррора, а не форма семейного досуга. — Что за письмо? — Сэнку довольно хлюпнул, втягивая скользкую лапшу. Всё-таки, рамен — лучшее изобретение человечества, сразу после посудомоечной машины. Бьякуя шлёпнул письмом на стол, выудив его одной рукой с близстоящей полки, а второй — оттирая с плиты пригоревший бульон. Сэнку хмыкнул и, не опуская из рук ложки, зубами оторвал краешек конверта. Некоторые официальные письма до сих пор приходили на его старый адрес, и отец, не глядя, складировал их до очередного «дня посещений». Он растормошил письмо, даже слегка заинтригованный — это был не штраф за неправильную парковку и даже не очередной опрос от JAXA, штамп отправителя был ему совсем незнаком. — О, — он снова хлюпнул лапшой и облизал жирные от бульона губы. — Меня номинировали на Премию Асахи. Ну не придурки? Бьякуя, явно забавляющийся, вскинул голову. — Да? Чего пишут? — Многоуважаемый доктор Ишигами, бла бла бла, за ваши заслуги перед наукой и японским обществом, бла бла, приглашаем вас на торжественное вручение премии, бла бла бла, для нас большая честь, бла бла бла, — Сэнку смял письмо и выкинул его прицельным броском прямо в мусорную корзину. Не попал, конечно, вздохнул, и отправил в рот ещё одну ложку рамена. Бьякуя подобрал неудавшийся бумажный снаряд, подошел к Сэнку и с абсолютной меткостью бросил его точно в мусорку, издав довольный победный клич. Сэнку хохотнул и закатил глаза. Его отец всегда был куда большим ребёнком, чем он сам. Бьякуя, тем временем, уселся, наконец, рядом с ним и вскрыл свою порцию рамена. — Ну и чего ты не доволен? Сходи, вдруг, денег дадут. Сколько там сейчас? Пять миллионов? Сэнку кивнул и почесал ухо. — Ага, пять миллионов. Не Нобелевка, конечно, и даже не премия Японии, но… Но в целом, конечно, неплохо было бы обновить оборудование, например… — Или купить тот микроскоп! — Услужливо подсказал Бьякуя. — Или взять тебе, наконец, новую машину! — Сэнку фыркнул, вспоминая, как заглох на старой прямо на перекрестке Сибуя, за секунду собрав сотни отборных проклятий. — Чёрт, ладно, свободные деньги были бы вполне кстати. Отец кивнул. — Ну, так? В чём проблема этой премии? — Да бесит! Никто не обращал внимания ни на мою работу, ни на мои исследования, ни на меня вообще, пока я не слетал в космос, — Сэнку ковырнул палочками яйцо, наблюдая, как мягкий желток смешивается с бульоном. — А я там толком даже ничего прорывного не сделал. — А ты сильно хотел, чтобы на тебя обращали внимание до этого? Сэнку презрительно фыркнул. — Нет! Просто… у меня ощущение, что всё это какое-то искусственное. Раздутое. Ну, знаешь, все эти вот публичные встречи? Интервью? Премия, вот, внезапная! Ну кто бы номинировал на Премию Асахи рядового астрофизика? — Лучшего в стране, — Бьякуя улыбнулся, — а не рядового. — Ну, тоже мне, — не усмехнуться от вида такого довольного и гордого отца было невозможно. — Лучший в стране сидит передо мной. Бьякуя смущённо рассмеялся, зардевшись, и отмахнулся от Сэнку. — Мы оба прекрасно знаем, что это не так! Ученик давно уже превзошёл учителя! Сэнку подложил отцу в рамен вторую половинку яйца. — Как ты с этим справлялся в своё время? — С чем? — Ну, со всем этим синтетическим вниманием. Бьякуя расхохотался. — Сэнку, во времена моего первого полёта в космос всей общественности на этот самый космос было глубоко плевать. А во времена второго, третьего — всем уже было наплевать на меня — это ж уже не первый мой полёт, да и я не самый молодой космонавт Японии, в отличие от некоторых других Ишигами, — он подмигнул, а Сэнку закатил глаза, — ну, и не самый старый! Совершенно среднестатистический. — Звучит круто, — Сэнку выпил остатки бульона, сыто потянувшись. — Хочу быть среднестатистическим. — И денег. — И денег, — вздохнул Сэнку. — Что, думаешь, идти на эту премию? — Бьякуя кивнул. — Может, ты со мной? У меня было написано «плюс один». — Когда она? — Бьякуя задумчиво почесал подбородок. — Я через неделю улетаю к Лилиан… — Тогда не успеваешь, — Сэнку кивнул сам себе, и выразительно посмотрел на отца. — И, может, вы уже просто, наконец, съедетесь? Сколько можно мотаться через грёбаную Атлантику? Лет десять ведь уже! — Ага, как раз будет десять лет, — отец расплылся в мечтательной улыбке, и сердце Сэнку наполнилось радостным теплом. Видеть его счастливым было очень приятно. — И, кстати, неужели, у тебя нет какого-нибудь более интересного и куда более привлекательного варианта для «плюс один», чем твой старый дряхлый батя? — Не льсти себе, никакой ты не дряхлый! И, ну… Варианты-то есть, — пожал плечами Сэнку. — Желания нет. — Ах! Я вырастил сердцееда! — Драматично декларировал Бьякуя, размахивая палочками, и Сэнку в очередной раз за вечер закатил глаза. Отличная глазная гимнастика, нужно почаще заглядывать к отцу на ужин, так, глядишь, и острота зрения освежится. — Ну, что за варианты-то хоть? — Ну, пап… — Ну что «пап»? — он тыкнул Сэнку в плечо палочкой. — Выкладывай давай! — Да нечего выкладывать! Не скажет же он отцу, что всю последнюю неделю каждая третья мысль в его голове, не связанная с работой, посвящена одному конкретному человеку. С невероятно выразительными глазами стального цвета, так похожими на кошачьи. С бархатистым, текучим и тягучим голосом с лёгкой хрипотцой, от звучания которого у Сэнку по позвоночнику мурашки бегут табунами. С таким цепким и внимательным разумом, который хотелось изучить, препарировать, разобрать. С которым он по совершенно абсурдной дурости переспал через полчаса знакомства, абсолютно по-идиотки влюбился в этот образ, и теперь страдает. Молодец, Сэнку, садись, пять. Всё правильно понял — рекомендация от папы «побольше общаться с людьми в неформальной обстановке» была воспринята тобой максимально корректно. Он ведь честно пытался найти в Сети человека по имени Асагири Ген. Нашёл заброшенный аккаунт в Твиттере, которому было лет семь, и в котором не было никаких больше опознавательных знаков. Больше нигде. Никак. Ничего. Нет, конечно, он мог бы включить свои связи, написать тому же Стэну, и это имя пробили бы по базам и вычислили что угодно вплоть до адреса прописки, группы крови и телефонного номера, но Сэнку, в конце концов, не был сталкером. Честно говоря, он даже не был на сто процентов уверен, что это было его имя. Да, так позвали кого-то в библиотеке, и этот парень отреагировал на обращение, но мало ли кто как реагирует, когда кого-то громко зовут? Да и вообще, даже если позвали его, кто сказал, что это его настоящее имя? Напялил же он этот дурацкий чёрно-белый парик. Видимо, тот ещё конспиратор. Сэнку слишком много думал об этом парне, честно говоря. И выбирать себе «плюс один», когда в голове всю неделю вертелся очень конкретный образ, было не очень честно — ни по отношению к себе, ни по отношению к этому вот приглашённому человеку. Особенно ироничным было то, что премия проходила в Большом зале Парламентской библиотеки, а именно там они с ним и встретились в прошлый раз, на следующий день, после того, как… Блядь. Ладно. Об этом эпизоде Сэнку вспоминать не будет. По крайней мере, не сейчас. Не тогда, когда уже стоит перед входом в нужный корпус библиотеки со странным чувством совершенно необоснованного дежавю. Сэнку поправил галстук и шагнул в двери. Пусть этот вечер закончится быстро и принесёт ему несколько миллионов йен бесплатных государственных денег. ••• — Ген, ну почему нет-то? — Укё втянул густой дым из протянутого косяка и мгновенно закашлялся, поморщился и вернул самокрутку обратно с видом абсолютно неудовольствия. Ген рассмеялся и с явным наслаждением затянулся, выдыхая дым сквозь слова. — Потому что это бессмысленно? Или потому что мне страшно и стыдно? Выбери вариант, который тебе больше нравится. — Выбираю второй. Здорово, что ты это признаёшь, — Укё сипел обожжённым горечью горлом, — но какого чёрта ты решил, что это бессмысленно? Это отличная возможность как-то себя проявить… — Спеть пару классических романсов под рояль на вручении какой-то газетной премии — это возможность себя проявить? Укё всплеснул руками. — Ты не понимаешь! Это не просто какая-то газетная премия, это премия Асахи! Там будет куча людей искусства. Ты смотрел номинантов? Вот то-то же! А там, очевидно, будут все главные айдол-продюсеры, которые будут искать новые лица, и это отличный шанс запомниться, обзавестись связями… Нетворкинг, Ген! Ген шумно выдохнул. — У меня есть связи. — Это не твои связи. Это связи Цукасы, и пусть он рад ими делиться, но… но ты ведь задыхаешься в группе. Я же вижу. Тебе нужно выступать самому, хотя бы иногда, хотя бы так, и я хочу тебе помочь! Ты ведь мой друг, Ген, я беспокоюсь о тебе. Они замолчали. Ген вдыхал горький, отвратительный на вкус, но такой расслабляющий шмальной дым, глядя в притягательную пустоту ночного неба. В Токио почти не было видно звёзд, но Ген точно знал, что там, на тёмно-сизом пледе небосвода есть эти сияющие дыры, которые манили к себе его уставший, воспалённый разум. Звёзды всегда его завораживали. Он всё ещё помнил первый подаренный ему, десятилетнему, атлас звёздного неба, и то, сколько счастья это принесло. Сколько ночей маленький Ген провёл, сравнивая страницы атласа с небом в маленькой глухой деревушке, в которой вырос. Его детство не было радостным, но эти моменты наедине со Вселенной Ген пронёс сквозь года, укромно спрятав в потаённом уголке своего сердца. Как же ему хотелось когда-то прикоснуться к звёздам. И так странно, что есть люди, которые бывали там, прямо среди них. Ген улыбнулся, вспоминая, как сосредоточенно и деловито некий космонавт отвечал на вопрос «Трогал ли он Солнце». И потом на ещё один вопрос — столь же дурацкий наивный. И ещё. Такой невозмутимый и невероятно тёплый, с уважением болтающий с малышнёй космонавт. С такими выразительными глазами, с острым, почти препарирующим взглядом и дерзкой улыбкой. Чёрт, Ген, прекрати об этом думать. То, что они пересеклись уже дважды, было абсурдной, нелепой случайностью. Больше такого не повторится. Нет ни единой причины вспоминать нахальный изгиб этого умного рта, и то, как красиво алеют эти высокие скулы. Всё ещё нет причин. А какие у него были руки?.. Блядь, Асагири! Надо подумать о чём-то другом. Срочно. «Ты задыхаешься в группе». Ай. Правильно, отвлекаться надо на что-то болезненное. «Ты ведь мой друг, Ген, я беспокоюсь о тебе». Чёрт, Укё, дружочек, ну зачем ковырять и так незарастающую рану? — Я знаю, что задыхаюсь. — Что? — Укё спустя долгие минуты тишины уже явно потерял нить разговора. — А… ну, это ощущается. Ты отлично играешь, но я вижу. Не собираешься ничего с этим делать? Ген затушил косяк о пепельницу, и, перегнувшись через перила балкона, принялся наблюдать за снующими по улицам автомобилям. — Ты правда думаешь, что согласиться выступить на этой премии — хорошая идея? — Правда думаю, — Укё кивнул и устроился локтями на перилах рядом с ним. — Соглашайся. — Ты там будешь? — Меня туда никто не звал, — хмыкнул его лучший друг. — Проведёшь один вечер один, займёшься чем-нибудь полезным, ну, знаешь, типа общения с людьми… — Бее, — Ген наигранно поморщился, высунув язык, и Укё рассмеялся, пихнув его локтём в плечо. — Где это будет и когда? И с кем нужно связаться, чтобы подтвердить участие? — Я сам со всеми свяжусь, но нужно будет согласовать репертуар, — Укё выглядел слишком довольным своими навыками убеждения. — Это будет через две недели, пятого февраля. В Большом зале Парламентской библиотеки. Ген аж поперхнулся. — Парламентской библиотеки?! Какого хрена? Почему там?! — Ну, там красиво? Это торжественный зал, там часто проходят подробные мероприятия… Я не знаю, тебе же нравится это библиотека, чем ты не доволен? Ну, Ген, вообще-то, планировал никогда больше не появляться в этой библиотеке после последней встречи, случившейся в её стенах, но… — Акустика там плохая, — пробубнил он в итоге. — Петь будет неудобно. — Ген, я работал там звукачом на нескольких мероприятиях, там отличная акустика, — подозрительно сощурился на него Укё. — И рояля там нет, — Ген невозмутимо продолжил стратегию возражения. — Есть. — И свет верхний, в нём моя кожа будет выглядеть нездоровой… — Ген. — А ещё это далеко от дома! — ГЕН. — Иногда я жалею, что сказал тебе своё настоящее имя. Укё рассмеялся. — Не правда. Ты не жалеешь, маленький врунишка. — Я профессиональный лжец, на минуточку! — улыбнулся Ген. — Ну, если уж быть корректным, то ты лжец с неоконченным высшим образованием… Ген театрально ахнул. — Укё! Это удар ниже пояса! — Это констатация фактов, Ген. — С этой минуты зови меня Усоцуки. — Передам организаторам премии, что выступать у них будет Усоцуки Пуроно. Ген рассмеялся в голос, запрокинув голову назад, каждой струной своей души обожая Укё. — Ты этого не сделаешь! — Это мы ещё посмотрим, — ухмыльнулся Укё и, поёжившись, потрогал руку Гена. — Ты холоднее льда. Пошли внутрь. Мёрзнуть вредно. — Курить шмаль тоже вредно… — Вот-вот. Обсудим это дома. ••• Сэнку зашёл в зал, скучающе озираясь по сторонам. Вечер ещё толком не начался, а это уже было почти невыносимо. В зале мелькало несколько знакомых лиц, разодетых в лощёные костюмы, и Сэнку даже выдавил из себя пару, кажется, не особо очаровательных улыбок. Приходить сюда одному было не лучшей его идеей, надо было хотя бы Хрома пригласить, что ли. Сэнку схватил шампанское с подноса у мимо проходящего официанта, хотя он не отказался бы от чего-нибудь покрепче. Галстук неприятно душил горло, уложенные лаком волосы отдавали химическим душком, и на данный момент было ровно ноль причин для того, чтобы наслаждаться вечером. Сэнку, как всегда, немного опоздал, потому что не очень хотел приходить, и потому что Лилиан всегда шутила, что на вечеринки не принято являться вовремя. Лилиан явно знавала толк в вечеринках, а подобное правило казалось Сэнку очень удобным, поэтому он его активно применял в своей не самой насыщенной социальной жизни. Вокруг сновали люди, на Сэнку никто не обращал внимания, но типичный регламент предполагал, что спустя примерно полчаса начнётся церемония, затем будет перерыв, вторая часть, и можно будет валить домой. Дома Сэнку как раз собрал установку с небольшой центрифугой, чтобы расщеплять пластик для повторной переработки, и ему не терпелось её опробовать. На фоне раздавалась приятная музыка, гудение толпы превращалось в ненавязчивый белый шум, и, допив бокал шампанского, Сэнку решил протиснуться в основой зал, где была сцена и расставлены столы фуршета. Стоп. Что? Сначала он подумал, что ему показалось. Не может такого быть, это просто смехотворно. Потом он подумал, что у него галлюцинации на фоне нервной гиперфиксации. Это, очевидно, кто-то другой, и мозг Сэнку элементарно выдаёт желаемое за действительное. Потом… Потом человек в элегантном костюме за роялем запел. И отрицать очевидное было уже бессмысленно. На сцене, ненавязчиво развлекая снующую толпу, слегка прикрыв глаза и с мягкой улыбкой на тонких губах, сидел Менталист. Длинные пальцы ловко и мастерски перебегали по клавишам, и Сэнку не мог оторвать от них глаз. «Обычно говорят, что этими пальцами только на рояле играть». Сэнку усмехнулся воспоминанию, и, прислонившись к ближайшей колонне, хлебнул шампанского из свежепредложенного бокала. Он пел какой-то популярный мелодичный романс, который Сэнку точно слышал раньше, но на который точно никогда не обращал внимания вплоть до этого момента. У него был невероятно приятный бархатистый голос, он явно наслаждался игрой и его было очень вкусно слушать. Кажется, вечер обещал быть томным. Ситуация стремительно набирала очки. Сыграв пару песен, Ген лучезарно улыбнулся, поклонился залу и сошел со сцены под не слишком бурные аплодисменты, совсем не такие, что Сэнку слышал на концерте его группы до этого. К нему сразу подошло несколько человек, и он улыбался им, явно отвечая на какие-то вопросы, и Сэнку решил, что лучшего момента подойти не будет. Он стащил ещё один бокал шампанского. — Привет, — выдохнул он, стоя у Менталиста за спиной. Тот крупно вздрогнул, схватившись за сердце, и ошарашенно повернулся. Встретившись с Сэнку взглядом, он побледнел, красивое лицо выражало почти что ужас, и Сэнку напрягся. Не такой реакции он ждал, но… — Шампанского? — Он протянул ему второй фужер, неловко улыбаясь. — Ты что здесь, нахрен, делаешь? — Прошипел Ген, утаскивая его за рукав за колонну, подальше от толпы. — Ты что, меня преследуешь?! — Ровно то же самое могу спросить и у тебя, — пожал плечами Сэнку. — Ну, так, шампанского? Ген выглядел потерянным и испуганным, каким-то взъерошенным, и отрицательно помотал головой. — Я не пью алкоголь. Так что ты здесь забыл? Сэнку хмыкнул и оставил фужер себе. — Я номинирован на премию. — Какого чёрта? — Шикнул Ген. — Это же премия в области искусства! — Это премия в области науки, вообще-то, — начал было Сэнку. — Её основали в 1929 году, и… — Добро пожаловать на торжественную церемонию вручения Премии Асахи для молодых талантов в области науки и искусства! — Раздалось со сцены, и Сэнку с Геном одновременно выдохнули протяжное «ааааа….», переглянулись и захихикали. Тревожность в груди у Сэнку немного улеглась. Ген хихикал очень приятно, улыбался светло и лучисто, и очень хотелось ещё его рассмешить. Но тут он снова сердито зыркнул. — То, что мы оказались с тобой на одном мероприятии, не значит, что тебе можно ко мне подходить. Шуруй отсюда. — Но почему? — Потому что мы договаривались… — Да, без обязательств и ожиданий, я помню, — кивнул Сэнку. — Так я от тебя ничего и не жду? И не тащу тебя в постель. И ты, между прочим, в прошлый раз в этом же, кстати, месте сам пришёл на мою встречу, вопросы мне ещё задавал… Ген закатил глаза. — Хотел убедиться, что моя догадка о тебе была верной. Так и знал, что ты космонавт. Сэнку улыбнулся. — Убедился? — Ага. — Чтобы убедиться, не обязательно было со мной разговаривать, можно было просто посмотреть… Ген дёрнул плечом. — Признаю свою ошибку, больше я с тобой не заговорю, — и шагнул в сторону. Но Сэнку, в котором с пузырьками шампанского по венам уже разыгралось веселье и какой-то неожиданный дух авантюризма, шагнул за ним следом. — Не сбежишь. — Ты охренел? — Ага, — кивнул Сэнку, не удержавшись от ухмылки. — Я тут никого не знаю, кроме тебя, и мне невыносимо скучно. — Хочешь развлечься за мой счёт? — Ген выгнул тонкую бровь. — Не за твой счёт, а вместе с тобой. Тебе ведь тоже тут скучно. И делать будет нечего, пока перерыв не начнётся. Я предлагаю помочь друг другу. — Мы друг другу однажды уже помогли, — фыркнул Ген, и Сэнку закатил глаза. — Я могу просто пойти в подсобку и позалипать в телефоне. — А можешь потусить со мной и насладиться компанией умного человека… Ген не выдержал и прыснул. — Ты нахал. — Ага, — улыбнулся Сэнку. — Ну, так?.. Ген тоскливо оглядел зал. — Ты часто тут бываешь? — Я могу это считать как «да»? — Оставляю за собой право уйти от тебя, как только ты мне осточертеешь, — Ген улыбнулся одними уголками губ. — Или как только ты перестанешь оправдывать гордое звание умного человека. — Звучит как вызов. — Это он и есть. Сэнку хохотнул, мгновенно растерявшись. Оправдывать звание умного человека ему ещё не приходилось, все как-то по умолчанию считали его едва ли не гением. Ген окинул его озорным взглядом. — С каждой секундой молчания ты стремительно теряешь рейтинг. — Бля… — Выдохнул Сэнку, почесав ухо. — Ну, типа- — Очень интеллектуально, продолжай в том же духе, — издевательски-подбадривающе покивал Ген. — …о чём тебе рассказать? — Сэнку ощущал странную смесь бравальства и беспомощности. — Удиви меня, умный человек! — Ген сощурился, и Сэнку пронзило стальным взглядом так, что заныло под ложечкой. — Ну, ты знал, например, что на Луне похоронен человек? — Ага, Юджин Шумейкер. И не то чтобы прям похоронен, там всего лишь его прах- Сэнку усмехнулся. — Блин, с рядовыми обывателями всегда прокатывало! — С рядовыми обывателями?! — Ген драматично приложил руку к груди. — Минус балл! Оскорбление ведущего! — Сомнительные игры у вас… — А у вас сомнительные факты! — Ладно, — Сэнку кивнул. — Ты, наверное, видел, что недавно учёные сняли первое в мире изображение черной дыры, которая от нас на расстоянии примерно 500 триллионов километров. — Видел, — довольно мурлыкнул Менталист. — Так вот, на снимке мы видим не саму чёрную дыру, поскольку снимок состоит из света, а ни один фотон не может избежать столь колоссального массивного гравитационного притяжения. На этом фото мы видим то, как гравитация этих фотонов влияет на близлежащие небесные тела и газ. Когда звезда и чёрная дыра находятся близко друг к другу, испускается излучение, которое и фиксируется космическими телескопами и спутниками. — Ну, окей, это интересно, — кивнул Ген. Сэнку довольно приосанился. — И, кстати, этот снимок был получен путём одновременной съёмки с восьми точек по всему земному шару. И за одну из этих точек отвечал я. Кошачьи глаза изумлённо распахнулись. — Да ладно?! — Да. Я астрофизик. Изучаю, в том числе, чёрные дыры. Ген шумно выдохнул, неверяще хлопнув ресницами. — Охренеть! Ты фотографировал чёрную дыру! — Обычно людей больше удивляет полёт в космос, — ухмыльнулся Сэнку. — Да кого вообще в двадцать первом веке удивляют полёты в космос? Сэнку хохотнул. — В целом, я того же мнения. Ну, как, я набрал очков? — Расскажи ещё что-нибудь об этих дырах. — Ну… — Сэнку хлебнул шампанского. — Черная дыра имеет три слоя: сингулярность, внешний и внутренний горизонт событий. Сингулярность — это самый центр чёрной дыры, собственно, та область, где вся масса сжимается до почти нулевого объема, имеет почти бесконечную плотность и порождает огромную гравитационную силу. Внешний горизонт событий — это самый внешний слой, из которого материалы всё ещё могут вырваться из гравитации чёрной дыры… Сэнку объяснял практически азы, но то, как заворожённо слушал его Ген, как блестела сталь в кошачьих глазах, каким внимательным он казался, безупречно-приятно чесало потёртое нерадивыми студентами эго Сэнку. Ген кивал, задавал уточняющие вопросы и со всей очевидностью многое понимал. Спустя пятнадцать минут подробной лекции, они с Сэнку стояли уже совсем рядом друг с другом и почти беспрерывно перешёптывались. — И что, вы прямо можете это всё рассчитать? — Да, строим математические модели, прогнозы, сравниваем с результатами наблюдений, поправляем модели, и так, пока не докопаемся до истины. — Охренеть! А где же истина? — Где-то за областью горизонта событий, так что копать мы будем долго. — Это… потрясающе! Спустя ещё десять минут их внимание переключилось с астрофизики на людей, выходящих на сцену. Ген окидывал их прицельным взглядом и хмыкал, сощурившись и стуча пальцем по подбородку, выглядя при этом очень сосредоточенным. — Что ты делаешь? — Тихо спросил Сэнку, почти касаясь губами нежного розового уха. Ген, кажется, уже не обращал внимания на их близость. Или делал вид, что не обращал. — Строю догадки о том, что это за люди. Ты знаешь кого-нибудь? — Неа, но мы можем погуглить. Технически, все тут своего рода знаменитости, — предложил Сэнку, заинтригованный. Он уже испытывал на себе этот сканирующий взгляд Гена, и эффект был впечатляющим. Ген заговорщицки ухмыльнулся. — Приступим. Итак, кто сейчас у нас на сцене? — Вызывали Юкито Каратани. — Он… тихий и замкнутый. Неловко чувствует себя, когда привлекает внимание… — Это вполне очевидно даже мне! — …что довольно забавно на фоне того, что он, кажется, критик. У него недавно родился ребёнок. Увлекается азартными играми. Сэнку моргнул. — Ты же просто ляпнул что-то наугад. — Расчехляй гугл! — Кошачьи глаза горели тысячью галактик, и Сэнку, усмехнувшись, вбил «Юкито Каратани» в поисковую строку. — Википедия говорит, что он философ. Ген поджал губы и выхватил телефон из рук Сэнку, листая страницу в Википедии ниже, раскрывая подраздел с карьерой. — Да, но по сути своей, он литературный критик! Смотри! Его работа — «Чувствительная литературная критика и международное распространение собственной мыслительной жизни системы», он философ, который начинал, как литературный критик. Бинго! Сэнку ошалело выдохнул. — Как ты, блядь, это понял? — Ты знаешь, я знаком с несколькими музыкальными критиками, — принялся объяснять Менталист, — и у всех них есть привычка таскать с собой блокнот и ручку, — он указал взглядом на карман Юкито, из которого и правда торчал уголок блокнота. — А ещё этот взгляд… оценивающий. Этот человек привык копаться и изучать, формулировать мнение, и потому смотрит на людей как на обезличенные объекты, ему не совсем комфортно находиться в этой среде. — Звучит не очень убедительно. — Я тыкнул пальцем в небо и мне просто повезло? — Улыбнулся Ген. — Это тоже звучит не убедительно, — хмыкнул Сэнку. — Я не знаю, как ты это делаешь. — Просто чутьё. И наблюдательность. — Окей, что там с детьми, — Сэнку пролистал страницу в Википедии до раздела «личная жизнь». — Его ребёнок родился полтора года назад, это не так уж и недавно… — О, поверь, красавчик, в контексте ребёнка это недавно, — хихикнул Ген. — И, опережая твой вопрос, я это понял по отпечатку маленькой ладошки на левой штанине, смотри, — он указал взглядом направление, и Сэнку, приглядевшись, и правда увидел едва заметный белый отпечаток. — Люди, у которых маленькие дети, почти не обращают внимание на такие пятна, они к ним уже привыкли. Это похоже, будто малыш что-то ел, и потом побежал прощаться с папой перед выходом. Будь это чужой ребёнок, он бы обратил внимание на пятно и очистил бы его. Сэнку был в восторге. — Офигеть. А азартные игры? Ген пожал плечами. — Тут всё просто. Когда я пришёл, то он был тут один, и я немного за ним понаблюдал, он каждые десять минут обновлял приложение со ставками. — Как жаль, что я не могу это проверить, — ехидно протянул Сэнку. — Обновлять приложение со ставками — не то же самое, что любить азартные игры. — На слово ты мне тоже не поверишь? — Сощурился Ген. — Конечно, нет! Ген театрально вздохнул. — Как ты жесток, красавчик! — Меня зовут Сэнку. Ген проигнорировал замечание. — Но всё равно, даже если мы не можем это проверить — два из трёх! Сэнку кивнул. — Окей, два из трёх. Засчитано, — он огляделся по сторонам и кивнул в сторону скучающего мужика у соседней колонны, совсем непримечательного на вид. — Что о нём скажешь? Менталист хмыкнул. — Как мы проверим мою правоту, если не знаем его имени? — Я его знаю, — Сэнку растянулся в довольной улыбке, ожидая представления. Ген вгляделся в лицо того мужчины, окинул его долгим, пристальным взглядом с головы до ног. — Уверен, он из PSIA. Таких ребят хрен прочитаешь. Могу только сказать, что ему явно давно не делали хорошего минета. Сэнку прыснул со смеху. — Чего? — Ничем иным не могу объяснить это чрезвычайно недовольное жизнью лицо, — хихикнул Ген. — Да ему просто скучно! — Нееет, было бы ему просто скучно, он бы залипал в телефон, или разглядывал людей, или выглядел бы сонным, но нет, он бодр, ему здесь даже нравится, — Ген мягко жестикулировал рукой, и Сэнку залип взглядом на его красивые пальцы. Снова. — А он именно вселенски недоволен. На безымянном пальце кольцо, ему уже около сорока пяти, и, судя по тому, что кольцо довольно старого дизайна, в браке он уже лет двадцать, сейчас такие дутые кольца уже никто не носит, а костюм у него отличный и галстук новомодный, значит, вкус у него есть. Поскольку, я уверен, он из спецслужб, вряд ли он будет изменять жене, у него на это времени нет, а значит, такое недоудовольствие от жизни связано с браком. Ему давно хорошенько не сосали. Сэнку хохотнул. — Ну, он и правда из PSIA. Я с ним знаком, он беседовал с нами во время космической подготовки. — Инструктаж, как общаться с русскими, и всё такое? — Ген склонил голову вбок, словно любопытная птица. — Именно так. Так что, да, тут ты прав. — С минетами я тоже прав, — в кошачьих глазах плеснулось веселье, и Сэнку усмехнулся. — Это мы никак не проверим! — Ты не согласен с моими аргументами? — Ген выгнул тонкую бровь. Сэнку настаивал. — Нет! Минеты переоценены. Ген хихикнул. — Это у тебя просто минетов нормальных не было! — Сэнку молча пожал плечами, и явно забавляющееся выражение лица Менталиста медленно сменилось на недоумевающее. — Стой, погоди, правда, что ли? Сэнку почувствовал неприятное смущение. — Ну, почему, были у меня минеты, просто я не понял, от чего столько восторгов… Ген хлопнул длинными ресницами. — То есть, тебе не понравилось, как тебе сосали, — Сэнку буквально физически ощущал, как уши заливаются жаром. Ген настаивал. — Нет, серьёзно? Ни разу не понравилось настолько, чтобы захотелось ещё? — Нет, — сердито фыркнул Сэнку. — Чего ты привязался? — Погоди, но… как так! Ты же такой… красивый, и интересный, и… ты же буквально космонавт, разве это не сексуально? — Ген выглядел искренне недоумевающим. — Я уверен, что женщины выстраивались в очередь, чтобы тебе отсосать! И ни одна не справилась? — Прекрати, — сердито шикнул Сэнку. — На нас уже оборачивается, мы тут на празднике науки и искусства, а ты мне про минеты! — Ну, так минеты, дорогой мой дружочек, это и наука, и искусство! — Ген звучал высокопарно, но искреннее. Несколько человек вокруг уже и правда подозрительно на них косились. — Не было у меня никаких штабелей женщин, — прошипел Сэнку, который уже начинал злиться. — Моя бывшая девушка это дело не любила, да и мне не особо надо было. Всё. И хватит назвать меня всякими прозвищами, меня зовут Сэнку. — Но ты же- — Прекрати. — …такой красавчик! Сэнку закатил глаза и дёрнул плечом. Хотелось отвернуться и уйти, но показывать себя настолько ребёнком — не хотелось. Внутри жглась обида — ну, правда, чего он так привязался к этим минетам! Сэнку уверен, что ничего такого в них и нет. Ну, подумаешь. Рот физиологически не особо-то отличается от любых других слизистых. Чего он там не видел? На плечо аккуратно опустилась хрупкая ладонь. — Пойдём. Сэнку скосил взгляд. У Менталиста слегка порозовел нос, он выглядел почти застенчивым. Неужели стало стыдно? Сэнку выдохнул. — Куда? — В соседний зал, — шепнули ему в ухо, и от тёплого дыхания по шее побежали мурашки. — Покажу тебе, как бывает хорошо. Сэнку нахмурился. — Ты о чём? Юркий и тёплый язык прошёлся по самому краешку ушной раковины. — О минетах, конечно. Не успел Сэнку обработать полученную звонкой оплеухой по мозгам информацию, как его уже потянули за рукав к выходу из Большого зала. — Погоди, ты… чего, нет! Ген взглянул на него очень серьёзно. — Нет? Сэнку моргнул. Что происходит вообще? Он что, серьёзно? Это парень предлагает ему отсосать в соседнем зале Парламентской библиотеки Японии, в которой прямо сейчас проходит церемония награждения Премии Асахи? — Ты… Погоди, — Сэнку перевёл дыхание, пытаясь осознать происходящее. — Ты серьёзно? — Он понизил голос, чтобы слышать мог только Ген. — Ты предлагаешь мне минет? Сейчас? — Ну, да? — А что случилось с «я ни с кем не сплю дважды»? Ген закатил глаза. — Ну так я и не собираюсь с тобой спать! Считай, что это акт благотворительности. Учебное занятие. — Благотворительный учебный минет. — Угу. В голове проносилось множество лихорадочных мыслей, но ни одной адекватной. Сэнку пытался найти в своём сознании хотя бы один аргумент против. Получалось не очень. А если Сэнку объявят, пока их не будет? Сейчас идёт только первая часть, а, как понял Сэнку, награждение номинаций в области науки будет только во второй. А если Гену нужно будет на сцену, пока их не будет? Ну, до перерыва ещё минут двадцать пять, по приблизительным расчётам, и, ну, вряд ли отсос занимает столько времени. А если- Блядь, да что с ним не так? Парень, о котором Сэнку влажно вздыхал всю последнюю неделю, прямо сейчас предлагает показать, как от минета может быть хорошо, и кто он такой, чтобы, мать вашу, отказываться? Поэтому Сэнку выдохнул и уверенно схватил его за запястье. — Пошли. Ген хихикнул, тонкие розовые губы расплылись в лукавой, абсолютно греховной улыбке и Сэнку понял, что попал. — Пошли, красавчик! ••• — Откуда ты, блядь, знаешь моё имя? Сердце бешено колотилось. Стало холодно. Потом жарко. Потом снова холодно. Его имя знал только Укё, буквально ни один ныне живущий человек из тех, с кем Ген регулярно поддерживал общение, больше не знал, как его зовут. У него были десятки имён и прозвищ. У него даже был псевдоним — Менталист. Его всё устраивало. Но почему-то услышать своё имя этим голосом… Блядь, всё равно жутко, даже если немного тянет под диафрагмой тоскливым отчаянно-нежным спазмом. Ген застыл, напрягся, не уверенный — бить или бежать, и за эти доли секунды этот красивый космонавт — Сэнку — успел его догнать. Он перевёл дыхание и быстро облизал пересохшие губы. — Почему ты опять бежишь? — И без того очаровательно-алеющие щёки покрылись тревожными пятнами, а в пронзительных глазах цвета запёкшейся крови читалась почти отчаянная паника. Ген почти проникся. — Откуда ты знаешь моё имя? — Он медленно выдохнул, пытаясь унять собственные безумные сирены внутри. — Ты что, грёбаный сталкер? Сэнку возмутился. — Что? Нет! — Он посмотрел на Гена так, словно тот сморозил глупость. — Ты забыл? В прошлый раз в библиотеке тебя позвали к стойке. Асагири Ген. Это же ты? Бля. Ген совсем про это забыл. Даже в голову не пришло, что кто-то со стороны может сопоставить звучание его имени с ним самим. — Нет?.. — Попытался Ген. Сэнку выгнул бровь. — Бля, ладно. Да. Как ты понял? — Ты только что супер-странно отреагировал, когда я тебя так назвал? — Сэнку недоумевал с такой комичной очевидностью, что Ген не сдержал улыбки. Такой очаровательный учёный, совершенно незапятнанный ложью, манипуляциями и прочими самыми привычными элементами из мира, в котором изо дня в день органично обитал Ген. — Я имел в виду, тогда… Но, видимо, я переоценил свою скрытность. — Ген вздохнул. — Окей. Да, Сэнку, меня зовут Ген, приятно познакомиться, но если ты хоть кому-то скажешь, как меня зовут, клянусь, я спущу на тебя всех собак. — Каких собак? — Метафорических! — Ген окинул его раздражённым взглядом и двинулся к выходу из тёмного зала, заставленного книжными стеллажами. — Да погоди ты! — Сэнку схватил его за руку, и его пальцы были такими тёплыми на вечно холодных ладонях Гена, что отчаянно хотелось к ним потянуться. Ну, или это потому, что у самого Гена в штанах творился апокалипсис из едва выносимого напряжения. Невозможно было ему отсосать и остаться к этому равнодушным. Эти искренние реакции. Эти едва заглушаемые стоны. Это «ты невероятный». Чёрт. Ну какой же он. — Чего тебе? Урок окончен, Сэнку-чан, благотворительная лавочка закрыта. Сэнку смущённо поджал губы и потёр затылок. Ну, само очарование. — Спасибо. Было хорошо. — Это я заметил, — хмыкнул Ген. — Пожалуйста. Всё? — Нет. Пошли со мной на свидание. — Что? — Ген вылупился на него, не осознавая до конца, что этот чудак действительно это сказал. — Сэнку, я не хожу на свидания, и, бля, что не понятного в слове «без обязательств», я- — Ну, не на свидание, а просто на встречу! Одна встреча, Ген! — Слушай, ты, конечно, очень милый, но- — Нет, нет, это ты послушай, — Сэнку сделал полшага ближе, переплетая их пальцы. У Гена не было сил забрать у него руку. Он был слаб. Он был всего лишь человек. — Я… я ничего от тебя не жду. И не вешаю никаких обязательств. Просто ты классный. Я хочу с тобой поговорить, и… если ты не хочешь, то никакого романтического подтекста на этой встрече не будет, и- Ген усмехнулся. — Ты не сможешь. Ты буквально сейчас держишь меня за руку. Это довольно романтично. Сэнку тут же опустил его руку и сделал полшага назад. — Я смогу! Обещаю. Мне… не знаю, мне с тобой интересно. Мы же классно провели время, разве нет? — Мы были вынуждены- — Не были, и ты это знаешь. И тебе тоже было со мной интересно. В кровавых глазах мерцали тысячи солнц. Нет, не так. Весь он мерцал, словно тысячи солнц. Светлый. Лучистый. Яркий. Почти ослепляющий. Ген не мог позволить себе измазать это солнце мазутом своей чернильной душонки. — Сэнку-чан… — Одна встреча. Одна! — Сэнку выглядел очень серьёзным, когда стоял так, уперевшись руками в бёдра. — Никаких ожиданий. Никакой романтики. Если после ты скажешь, что не хочешь со мной общаться, то я обещаю, что больше тебя не потревожу. В голове проносилось множество лихорадочных мыслей, но ни одной адекватной. Ген пытался найти в своём сознании хотя бы один аргумент против. Получалось не очень. А если Сэнку на самом деле сталкер, и он будет его преследовать? Да нет, он же вообще как открытая книга. Такой забавный и честный. А если он влюбится в него, и Ген разобьёт его большое и чистое сердце? Да нет. Такой человек, как Сэнку, не может полюбить кого-то такого, как Ген. Гена можно только хотеть, но это ведь мимолётное. Пустое. А если- Блядь, да что с ним не так? Парень, к которому Ген возвращался мыслями всю последнюю неделю, который летал к звёздам, который рассказывал ему о чёрных дырах, прямо сейчас предлагает просто сходить с ним на встречу, поболтать и никогда больше не видеться, если Ген того захочет. Кто он такой, чтобы, мать вашу, отказываться? — Хорошо, — кивнул Ген. — Одна встреча.