Заклятый друг

      Имея нынче возможность отвлечься на посторонние дела, так как здоровью графа уже ничто не угрожало, графиня д’Этоаль обратила внимание на одежду, лежавшую в совершеннейшем беспорядке на стуле у кровати. Панталоны были запачканы, но целы. Рубашка и жилет были порваны и в крови. Проверив на всякий случай карманы, девушка достала белый кружевной платок и, развернув его, ахнула:       —Не может быть! — от неожиданности она даже уронила жилет вместе с платком на пол.       Подняв жилет и уложив его на стул, Иоланта ещё раз внимательно посмотрела на кружевную вещицу. Как-то особенно нежно взглянув на графа, она, сложив, оставила платок на прикроватной тумбочке рядом с лекарствами и графином с водой. Позвав слуг, она приказала выбросить и рубашку, пришедшую в негодность, и жилет, который тоже был порван и не подлежал восстановлению. Попросив забрать в стирку панталоны и плащ, а также вычистить сапоги и приготовить чистую одежду на будущее, когда графу станет лучше, графиня снова присела у кровати и задумалась: «Неужели я ошиблась? Неужто он всё помнит? Тогда как же объяснить… Письмо!» — вдруг осенило её. Он ведь зачем-то написал ей письмо, про которое впопыхах, учитывая серьёзность положения, она совершенно забыла и оставила его в замке.       —Ну что ж, — сказала она вслух, — придётся потерпеть. Скоро графу станет ещё лучше и моя помощь будет ему совсем не нужна, тогда и отправимся в замок.       Шарль, как и предсказывал доктор, проспал до следующего утра. Всю ночь девушка по-прежнему сидела у его кровати, несмотря на уверения врача, что в этом не было необходимости. Когда же молодой человек наконец утром открыл глаза и впервые за последние три дня осознанно посмотрел на окружающую его обстановку, сердце Иоланты радостно забилось: он будет жить! Конечно, доктор уверил её в том, что критическое состояние миновало, но ведь видеть супруга в сознании воочию — это совсем другое. Граф хотел что-то сказать, но не смог — в горле пересохло после сна — и закашлялся. Доктор, который как раз зашёл, чтоб провести очередной утренний осмотр, протянул графу стакан воды и, поддержав ему голову, терпеливо дождался, когда тот осушит сосуд.       —Как Вы себя чувствуете? — спросил он.       —Так, будто меня переехала карета, — усмехнулся раненый.       —Неблагодарный! — пожурил его врач. — Вы были между жизнью и смертью!       —Поверьте, доктор, я Вам благодарен за спасение моей жизни, — тихо, с усилием выговаривая слова, ответил д’Этоаль, при этом графиня, стоявшая у дверей спальни, тихонько вышла.       —Граф, Ваша благодарность скорее к супруге, чем ко мне. Это она сидела у Вашей кровати день и ночь, своим усердием вытащив Вас с того света.       —Так я не ошибся, это была Иоланта? — граф резко поднялся, ища её глазами, но тут же пожалел об этом: справа тело загорелось огнём.       —Осторожней, граф, — предупредил доктор, — иначе Вы сведёте на нет все наши усилия.       —Дружище, — в комнату вошёл Клеман, — рад тебя видеть в полном здравии! Иветта и Эжен шлют тебе самые сердечные приветы, мы так переживали за тебя всё это время!       Пока доктор проводил ежедневные манипуляции, осматривая и обрабатывая рану, маркиз болтал без умолку, несказанно радуясь, что товарищу больше ничто не угрожало, но слушая болтовню де Сюра, Шарль вдруг понял, что его сейчас вовсе не интересуют ни Иветта, ни её брат, он больше всего хочет видеть свою супругу.       —А где Иоланта? — не выдержав наконец бесконечного ожидания, спросил он, когда Клеман на миг замолчал.       —Твоя жена? — прозвучало в ответ. — Так она уехала в замок. Я думал, ты в курсе.       —Ты передал ей письмо? — расстроившись от такой новости, уточнил раненый.       —Конечно! Я сразу отправился к ней, как ты и просил. Она помчалась сюда, как только узнала, что ты при смерти.       —Но почему она уехала сегодня? — скорее озвучивая волнующую его мысль, чем ожидая ответа, произнёс граф.       —Не знаю, Шарль, тебе виднее, что у Вас за отношения. Кстати, почему ты скрывал её ото всех?       —Давайте Вы поговорите обо всём этом, когда графу станет получше, — вмешался в их разговор доктор. — А сейчас ему необходимо поесть и отдохнуть, нужно пока беречь силы.       Когда же через несколько дней состояние д’Этоаля улучшилось настолько, что он мог ненадолго вставать и совершать короткие прогулки во дворе дома, у него произошёл откровенный разговор с Клеманом, которому теперь он поведал обо всём: и о завещании своего отца, и о договорённости жить с супругой независимо друг от друга — он в столице среди развлечений и бесконечных поисков своей возлюбленной, а она в замке в полном одиночестве.       —Прости, если я вмешиваюсь не в своё дело, друг, — весьма серьёзно заметил маркиз, — но она любит тебя так сильно… до самозабвения. Она сидела у твоей кровати день и ночь, не спала и не ела. Откуда я знаю? — спросил он, видя удивлённый взгляд собеседника. — Да когда я утром приходил справляться о твоём здоровье, на неё жалко было смотреть: едва с ног не валилась. Это она выпросила для тебя жизнь у Бога.       —Значит, она простила меня.       —Ээээ, за то, что ты женился на ней, но супругом так и не стал?       —Если бы. Я ведь… — тяжело вздохнув, граф рассказал другу всё, что случилось в ту злополучную ночь, когда маркиз впервые представил его Иветте.       —Знаешь, Шарль, иногда я думаю, что плохо знаю тебя.       —Я был пьян! — попытался объяснить тот.       —Слабое оправдание. Но как бы там ни было, не думаю, что она таит обиду. Она удивительная девушка, говорю тебе.       —Но она ведь уехала не попрощавшись.       —Думаю, она это сделала, потому что убедилась, что тебе ничто не угрожает, а значит, её помощь тебе уже не нужна. Всё, как вы между собой договорились: удалилась в замок, где ты её закрыл ото всех.       —Наверное, ты прав.       —Поверь мне, так и есть. Слушай, Шарль, в конце недели во дворце бал-маскарад, приходи. Иветта и Эжен будут рады тебя видеть.       —Думаю, хватит с меня маскарадов, — как-то грустно ответил тот.       —Да брось! Ну серьёзно, встряхнись! — хлопнул его по плечу де Сюр, и граф сдался.       Через три дня вечером, собираясь на бал, Шарль оделся в чёрный, расшитый серебром костюм, из-под которого выглядывала белоснежная рубашка. Посмотрев с грустью на платок, который причинил ему лишь одни страдания, и положив его, как и прежде, во внутренний карман, граф отправился во дворец. Этот вечер ему напоминал тот самый первый маскарад, так изменивший его жизнь.       Пока он лежал в постели с раной, он много думал о том, что с ним произошло в последнее время. Иветта была для него потеряна навсегда, это Шарль осознавал ясно и чётко: во-первых, после того, как она узнала о его браке, никакие доводы не заставили бы её быть с ним, во-вторых, эта девушка уже отдала своё сердце его другу Клеману, граф сам «благословил» их на эти отношения, когда думал, что умирает. Жалел ли он, что рассказал всю правду? Нет. Так было легче. Путей к отступлению не было. И это казалось сейчас благом, хотя бы потому что д'Этоаль наконец понял всю безысходность своего положения: даже если бы Иветта когда-нибудь и ответила ему взаимностью, он никогда не сделал бы её счастливой. Будучи человеком благородным, он отвергал «незаконные» отношения, даже если бы она и согласилась на них. Возможно, в порыве страсти Шарль бы забылся настолько, что совершил бы непоправимое, но сознательно никогда бы не смог сделать девушку своей любовницей. Впрочем, для этого не было никаких предпосылок, их роман в любом случае закончился бы, так и не начавшись, потому что в отличие от молодого человека девушка смотрела на их отношения вполне трезво. Нынче он это осознал в полной мере, вспомнив одну за другой все их встречи и её поведение, которое раньше он ошибочно принимал за кокетство. Но теперь об этом уже поздно было размышлять: случилось то, что случилось, и этого не изменить. В этом вопросе всё, что графу оставалось, это наладить дружеские отношения с семьёй де Виф и свыкнуться с мыслью, что его любовь и мечта принадлежит сейчас его другу.       Важнее же было другое. Очевидно, что Иоланта его любила. Более того, она спасла ему жизнь: это подтвердил и доктор, и маркиз. Не пора ли обратить взор на ту, которая была с Шарлем рядом всё это время, безропотно неся свой крест, но при этом делая всё, чтобы ему было хорошо и комфортно? Графу вдруг припомнилась тысяча мелочей, которые раньше им не замечались и принимались само собой разумеющимися, но тем не менее создавали ему уют и приносили удовольствие, как, например, бокал прохладительного напитка на столе утром в его комнате в жару или тёплый плед на спинке стула холодным вечером, любимый пирог на обед, когда он предупреждал о том, что приедет, и всегда готовая горячая ванна, когда бы он ни явился в замок. И ни разу ни одним словом, ни единым жестом супруга не упрекнула его за всё время их так называемой совместной жизни.       Когда бы они ни встретились в столовой, она неизменно приветливо встречала его, дежурно отчитывалась порой о важных делах, спрашивала о его здравии и одаривала его самой милой и ласковой улыбкой. Всегда! Мог ли он в чём-то её упрекнуть? Нет. Мог ли граф сказать, что при этом сам был безупречен? Нет. Даже если не брать в расчёт ту злополучную ночь, когда он, пьяный, примчался к ней с одной-единственной целью, он всё равно прекрасно осознавал, что был далёк от образцового мужа. Он в принципе не считал себя обязанным обращать внимание на свою супругу, которая была для него таковой только формально. Понимая, насколько отвратительно он себя вёл с Иолантой, заслуживающей хотя бы маленькую долю его внимания, не говоря уже о какой-никакой симпатии, он вдруг и сам ясно увидел, что только глубоко любящая женщина могла мириться со всеми его выходками и при этом вести себя с ним так, словно он был образцом для подражания для других мужчин. Теперь у него не было ни капли сомнения в её чувствах. Самым рациональным и очевидным в его ситуации сейчас было, пожалуй, попытаться поговорить с ней, объясниться окончательно и пообещать, что сделает всё возможное, чтобы с нынешнего момента стать для неё мужем не только формально. Он постарается её полюбить, отбросив всё то, что до сих пор ему мешало увидеть в ней не просто орудие для сохранения своего богатства, а женщину, заслуживающую того, чтобы ей поклонялись и боготворили или хотя бы относились с уважением.       Так, мысленно попрощавшись с призраками прошлого, Шарль прошёл в большой зал, где уже вовсю танцевали, и вскоре оказался в компании семьи де Виф и Клемана, который за это время уже успел сделать предложение Иветте и получить её согласие, а потому светился от счастья. Все они были в масках, за которыми не слишком спрятались: узнать их было довольно легко, так как узкий аксессуар лишь немного закрывал верхнюю часть лица вокруг глаз.       —Рад, что Вы в порядке, граф, — протянул руку Эжен. — Я бы не простил себе, если б… — он запнулся.       —Да в сущности Вы и не виноваты. Слишком яркое солнце ослепило меня, — улыбнулся ему в ответ тот, с радостью пожимая ладонь. — Простите меня, барон, что я так бесцеремонно обошёлся с Вашей сестрой. Я сожалею.       —Всё уже давно забыто, граф, — поклонился тот и отошёл в сторону.       —Вы очень напугали нас, граф, — заметила Иветта, протягивая ему ладонь.       —Простите меня, Иветта, — оставив лёгкий поцелуй на изящной ручке, проговорил он. — Я сам не знал, что творил.       —Всё уже давно забыто, граф, как верно сказал мой брат. Тем более, что я своим молчанием — пусть и от лёгкого замешательства — сама в некотором роде позволила Вам действовать, никак не препятствуя, поэтому в случившемся всё же есть и моя вина. Можете меня поздравить: я выхожу замуж за Вашего друга, — она с нежностью посмотрела на Клемана, который отвёл взгляд в сторону, словно стесняясь своего счастья.       —Поздравляю, Иветта. Вы оба заслужили быть счастливыми. И раз уж так случилось, разрешите вернуть то, что принадлежит Вам, — с этими словами он достал платок и протянул его девушке.       Баронесса взглянула на вышитые буквы и удивлённо посмотрела на графа:       —Что это?       —Платок, который Вы обронили при нашей первой встрече на маскараде семь лет назад.       —Граф, Вы меня с кем-то путаете, — ещё больше удивилась девушка. — Да, здесь буквы, на которые начинается моё имя, но это не мой платок. Мы познакомились с Вами на балу, когда Клеман представил нас друг другу. До того момента мы с братом никогда не были при дворе, так как росли и воспитывались за границей.       —Не может быть! — опешил от этих слов молодой человек.       —Но это так, — уверенно ответила Иветта.       —С тобой всё в порядке? — поинтересовался маркиз, видя замешательство д’Этоаля, при этом сам чувствовал некоторое облегчение от того, что всё же не увёл у друга любовь всей его жизни.       —Да, всё в порядке. Простите, мне нужно побыть одному, — с этими словами Шарль отошёл в сторону и присел подальше от танцующих пар, чувствуя в этом не только физическую потребность, так как ранение всё ещё давало знать о себе, но и эмоциональную.        «Не может быть! — мысленно повторил он сам себе, глядя на платок. — Это не она! Значит, я ошибся. Видимо, сама судьба говорит мне о том, что пора забыть о прошлом и жить настоящим. Иоланта любит меня. Нет сомнений, что она меня простила. Возможно, в самом деле стоит попытаться сделать её счастливой. Может быть, тогда и я сам обрету счастье. Кто знает?..» — он устало окинул взглядом танцующих, думая, не сбежать ли с этого праздника, где ему было так одиноко. И вдруг… увидел её! Сердце радостно и с надеждой забилось в груди. Да вот же она, та самая белокурая незнакомка в том самом нежно-голубом платье и той самой бело-золотистой маске! Чувствуя слабость и не веря своим глазам, сомневаясь и надеясь, что не внезапно вернувшийся жар сыграл с ним злую шутку, д’Этоаль подошёл к девушке.       —Добрый вечер, сударыня, — робко, словно боясь спугнуть возникшее видение, произнёс Шарль.       Она повернулась к нему и столь долго хранимый в сердце проникновенный взгляд двух глубин цвета океана с тем же знакомым лёгким изумрудным оттенком взбудоражил его душу, заставив от изумления открыть рот.       —Добрый вечер, граф! — прозвенели высокие нотки, которые он так часто ловил в разговоре с Иветтой, и этот до боли знакомый голосок бальзамом проник в его сердце, зародив там маленький огонёк надежды. — О, мой платок! — неожиданно сказала она, глядя на то, как беспомощно он теребит кружево, всё ещё не понимая, как дальше вести себя. — Вы сохранили его!       —Значит, семь лет назад это были Вы! — не веря в происходящее, осторожно проговорил он в ответ.       —Верно. То был самый прекрасный вечер, граф.       —Почему я Вас не видел больше?       —Может быть, граф, Вы смотрели не слишком внимательно? — засмеялась она, и её звонкий смех был для него целительным лекарством: и для заживающей раны, и для страдающего сердца.       —Вы опять говорите загадками.       —На самом деле, граф, нет никаких загадок. Вы просто плохо слушали своё сердце.       —О нет! Опять! Сударыня, прошу Вас, смилуйтесь надо мной, скажите, как Вас зовут!       —Граф, позвольте я всё же пока сохраню своё имя в тайне.       —И снова исчезнете?       —О, уверяю Вас, граф, ненадолго, — хитро улыбнулась она.       —Вас забавляют мои страдания? — грустно произнёс он.       —Ну что Вы! Я лишь хочу, чтобы Вы сами решили ту задачку, которую я задала Вам семь лет назад.       —Тогда, может быть, потанцуем?       —С удовольствием! — прозвучало в ответ, и они закружились в танце.       —Итак, сударыня, может быть, Вы дадите мне подсказку?       —Несомненно. Но прежде скажите, граф, что привлекло Вас во мне тогда?       —Ваши удивительные изумрудные глаза, сударыня, проникающие взглядом в самую душу, — тут же ответил он.       —И Вы никогда не встречали других таких же? — лукаво произнесла она.       —Ни-когда!.. — он словно споткнулся на слове и вдруг понял, что соврал. Девушка испытующе смотрела на него. — Встречал, — честно поправился он.       Шарль чувствовал, что разгадка всей этой тайны где-то рядом, но ещё не совсем окреп после ранения и поэтому соображал плохо.       —Скажите, граф, а что заставило Вас увлечься баронессой? — игриво заметила девушка, резко сменив тему.       —Я думал, что она это Вы… — проговорил он. — Вы ведь во многом похожи: осанка, волосы, голос… Правда, теперь я понимаю, что не освещение виновато в том, что бездонная глубина глаз из изумрудной вдруг стала ближе к лазури, — это была слабая попытка оправдаться.       —Может быть, в том-то всё и дело: Вы слишком хорошо замечаете общее и упускаете из виду главное.       —Простите, сударыня, я Вас совсем не понимаю, — признался озадаченный молодой человек.       —Доверяйте глазам в следующий раз, ведь они — зеркало нашей души, — улыбнулась ему незнакомка.       —Когда мы увидимся снова? — спросил он, потеряв всякую надежду разгадать её загадки.       —Но мы ведь ещё не прощаемся, — улыбнулась девушка, и с каждым её словом Шарль всё больше чувствовал себя так, словно уже когда-то всё это с ним происходило.       —Вы имеете свойство исчезать без предупреждения… на семь лет, — печально прозвучало в ответ.       —Поверьте мне, я не нарочно. И потом, я не думала, что Вы окажетесь настолько тверды в своих чувствах, но при этом столь недогадливы!       —Но как я мог понять, где искать Вас, когда моё сердце молчало?       —Нужно было доверять глазам, граф, — она снова поставила его в тупик.       —Этим загадкам когда-нибудь наступит конец? — взмолился он.       —Непременно и даже скорее, чем Вы думаете, — весело прозвучало в ответ.       Они танцевали весь вечер. Д’Этоаль изрядно устал, рана даже начала сильнее беспокоить его к ночи, но был счастлив настолько, что не замечал этой усталости. Наслаждаясь обществом девушки, которую давно любил, он чувствовал, как сладко бьётся сердце в груди. Только сейчас, вернувшись фактически с того света, он понял, как глупо было желать смерти! Судьба преподала ему хороший урок, научив не кидаться в омут с головой, не думая о последствиях, и сейчас, излечившись от своей безрассудности и опрометчивости, он готов был осторожно идти навстречу своему счастью, проверяя каждый свой шаг, чтоб вновь не ошибиться и не ввязаться в очередную авантюру, которая могла стоить ему жизни. Кстати, о жизни. «Иоланта!» — мелькнуло в его голове. Мог ли он теперь помышлять о разводе с супругой, благодаря которой остался жив? Нет, не мог. И дело даже не только и не столько в том, что он обязан был ей жизнью. Заглянув глубоко в себя, он нашёл, что тоже испытывает к ней далеко не братские, а гораздо более сильные чувства, при этом он по-прежнему любил ту, образ которой давно хранил в своём сердце. Мог ли он любить столь сильно двух девушек одновременно? Он и сам не знал, как ответить на этот вопрос. Всё это казалось довольно странным.       —О чём Вы думаете, граф? — спросила незнакомка, видя отразившуюся на лице молодого человека озабоченность.       —О превратностях судьбы, которая бесцеремонно вернула мне Ваше общество спустя долгих семь лет, чем поставила меня в тупик.       —Что же Вас беспокоит? — продолжила девушка, и её голос вдруг потерял высокие нотки, став бархатистым, напоминающим ему о чём-то знакомом, но пока он не мог понять, о чём именно.       —Любовь, — выдохнул он, на миг испугавшись собственных слов, но тут же добавил, не желая больше никого заставлять страдать из-за своего бессовестного поведения: — Любовь к двум прекрасным дамам.       —Вы всё ещё любите Иветту? — удивилась незнакомка, и по её лицу на миг проскользнула тень.       —Нет, что Вы! — поспешил уверить её Шарль. — Но я женат, — при этом граф заметил, как брови на лице собеседницы взлетели вверх. — Я очень дорожу своей женой и уважаю её, а потому не могу причинить ей боль. При этом я по-прежнему очарован Вами и, конечно, мне бы хотелось быть с Вами рядом. Увы, я не могу сделать счастливыми вас обеих, хотя я, кажется, действительно, одинаково сильно люблю и Вас, и свою жену. Я не понимаю, как это возможно, но как бы там ни было, не могу поступить бесчестно ни с кем из вас. Если бы можно было что-то изменить в этой ситуации…       —То с кем бы Вы хотели остаться? — лукаво прозвучало в ответ.       —Ах, сударыня, прошу Вас, не ждите, что я отвечу на этот вопрос. Я не знаю ответа.       —Что ж, утро вечера мудренее, граф. Мне пора! — с улыбкой произнесла она, протягивая ему руку.       —Я Вас обидел? — понял по-своему её поведение д’Этоаль. — Простите меня, прошу Вас!       —Нет, что Вы, граф. Благодарю Вас за откровенность. Теперь я верю Вам. Но мне в самом деле пора.       —Свидимся ли мы ещё? — не стал больше перечить ей молодой человек, теряя последнюю надежду удержать её, и поцеловал ей руку.       —Непременно, граф! — она хитро улыбнулась ему на прощание и скрылась в дверях.       Уходя, незнакомка нарочно обронила платок, а он поднял вещицу, так долго хранимую им, и, бережно сложив её, спрятал в карман жилета.