Заклятый друг

      Шли дни, складываясь в недели. Граф не упускал случая встретиться с баронессой и поухаживать за ней. Иногда он подносил ей ничего не значащие подарки, вроде нового веера или заколки для волос в качестве знаков внимания, которые она с улыбкой принимала скорее как данность, нежели что-то особенное. Зато его обходительность, внимательность к любому её капризу, остроумие, не дающее скучать в его компании, и готовность исполнять каждое её желание постепенно очаровали её и заставили задуматься, что, возможно, новый кавалер будет весьма хорош в качестве потенциального супруга. Пробудилось ли её сердце от таких мыслей? Она не была в этом уверена. Не зная о разговоре между двумя друзьями, баронесса не могла понять, почему Клеман перестал обращать на неё внимание. Иногда она сама подходила к нему, и им удавалось перекинуться парой слов, но каждый раз очень скоро рядом возникал граф и не давал им возможности ни уединиться, ни объясниться. Это немного настораживало даму, но, не видя со стороны маркиза никаких попыток как-то показать свою заинтересованность ею или попросту даже стремления к её обществу, девушка сделала единственный вывод, который напрашивался сам собой: он потерял к ней интерес. Или, что было скорее и вероятнее всего, он решил уступить её другу, потому что, как только рядом возникал граф, Клеман тут же ретировался под любым предлогом, словно опасался чего-то. Возможно, именно то, что он так странно себя вёл, или его напускное равнодушие, в которое ей почему-то не верилось — уж слишком это выглядело неестественно, — не позволяло Иветте в полной мере насладиться обществом Шарля. Там, где присутствует странность, будет и неподдельный интерес, желание разобраться, понять причину этого странного поведения, особенно если учесть, что их первая встреча ясно говорила о том, что молодому человеку девушка приглянулась. И ныне любопытство всё больше влекло её именно к маркизу, нежели к графу. Она даже в его обществе, которое ей в целом нравилось, ибо граф умел ухаживать за дамами, не могла всецело отдаться под власть его обаяния, потому что всё больше мыслями обращалась к другому.       Шарль же со своей стороны был настолько ослеплён страстью и стремлением завоевать сердце прекрасной дамы, что не замечал её задумчивости, порой граничащей с абсолютным равнодушием к его словам и действиям, считая это кокетством и желанием подразнить его, что заставляло из кожи вон лезть, чтобы обратить её взор на себя. Впрочем, для его истосковавшегося сердца даже просто находиться с ней рядом и слышать её тонкий голосок и звонкий смех уже было счастьем. Вечерами, проводя время в компании Иветты, он просто наслаждался её обществом, даже не помышляя о чём-то большем. Целовать её маленькую ручку, танцевать с ней без конца и быть пьяным от аромата её духов, а не от шампанского — вот всё, чего ему хотелось ныне. Впрочем, конечно же, долго так продолжаться не могло. Любые отношения, застывшие на одном и том же уровне, рано или поздно либо сойдут на нет, либо начнут во что-то преобразовываться.       Во дворце снова был очередной бал. Граф не отходил от баронессы весь вечер и, хоть он в этот раз не брал ни капли шампанского в рот, голова у него кружилась от романтики и любви. Он никогда не задумывался о том, что будет делать, когда баронесса окончательно потеряет голову и влюбится в него так же сильно, как он всё это время любит её. Чувства редко слушают голос разума. В этот вечер любовь переполняла его, и Шарлю внезапно захотелось чего-то большего, а не просто танцев с любимой девушкой среди толпы иных гостей. Сегодня он вдруг посмотрел на неё совсем другими глазами. Глазами мужчины, которому хочется какой-то ответной реакции на чувства. Он ещё сам не осознавал, насколько сильно его сердце потеряло связь с его трезвой головой, думая лишь о том, чтобы увести свою возлюбленную подальше от этой шумной суеты. Ему хотелось уединения и интимной обстановки. Для чего? Пока он и сам не знал.       В какой-то момент он отвёл её в укромный уголок, подальше от любопытных глаз. Она мило улыбалась ему, и в её небесных глазах светились озорные огоньки. Он чувствовал, как неистово бьётся от любви сердце в груди, и не хотел видеть того, что баронесса совсем не замечала его состояния и меньше всего в этот момент думала о его чувствах. Но эмоции уже требовали выхода и какого-никакого развития отношений. Поддавшись своему настроению, а также в некотором роде интимной атмосфере, пользуясь тем, что рядом с ними никого не было, Шарль, наклонившись к девушке, неожиданно даже для самого себя позволил слететь с его губ признанию:       —Я люблю Вас, Иветта, — произнёс он так страстно, что она невольно вздрогнула, не то от сладости услышанных слов, не то от какого-то неясного страха, но при этом робко улыбнулась и промолчала, глядя ему в глаза и пытаясь осознать только что сказанное Шарлем.       Он, теряя остатки разума от её бездонных лазурных глубин, в которых тонул, будто застигнутый в бурю на море корабль, совершенно не понимая, что с ним происходит, чувствуя, как нежность к этой девушке переполняет его, как ему хочется показать всю полноту его всепоглощающей любви, обнял её за плечи и легонько притянул к себе. Она, уже ощущая его горячее дыхание на своём лице, вдруг интуитивно попыталась отстраниться, будто предчувствуя, что ещё немного и случится что-то, что случиться не должно. Однако её защитная реакция осталась непонятой им. Охваченный вихрем чувств, он уже мало что понимал, желая теперь ответа на своё признание, а так как девушка молчала, уже с некоторым испугом глядя на своего поклонника, то граф решил, что должен сам взять то, чего ныне страстно хотел. Он, продолжая смотреть ей в глаза, словно хотел загипнотизировать, одной рукой обнял её за талию, а второй аккуратно и ласково убрал локон с её щеки. Так как его тёплые пальцы приятно скользнули по её коже, будоража всё её существо, она невольно опустила веки, позволяя себе отдаться неожиданно возникшему внутри чувству блаженства и неги, незнакомого ей до нынешнего момента и потому столь приятного и даже желанного. Он не стал разочаровывать девушку и легонько провёл тыльной стороной ладони по её тонкой шее, отчего с губ Иветты слетел едва уловимый вздох сладкой истомы, который Шарль истолковал как приглашение к продолжению начатого и позволение не останавливаться на достигнутом. Он провёл рукой по её белокурым волосам, запуская пальцы в шелковистые локоны, не давая ей времени опомниться, чтобы остановить это безумие, которого, неверно истолковав её состояние, граф думал, она жаждет не меньше его.       Девушка, будучи совершенно неопытной в отношениях с мужчинами, не успела задуматься о том, к чему может привести её молчаливое согласие, которого она вроде бы и не давала, но в то же время и не препятствовала действиям Шарля. Впрочем, она, попросту поддавшись минутной слабости, не имея сил противиться нахлынувшим на неё приятным и неизведанным доселе чувствам, и неожиданно пожелав в полной мере насладиться ими, где-то в глубине души рассчитывала на галантность кавалера, который не воспользуется состоянием дамы и не возьмёт без спроса то, чего не позволено. Однако потерявшему контроль над собой молодому человеку было невдомёк, что от него ждут благородства, и неожиданно, сам ещё не осознавая, что делает, он потянулся к возлюбленной, которая, как ему казалось, сама готова была сейчас к любому исходу. И прежде чем она успела что-либо понять, он, обхватив обеими руками её прелестную белокурую головку и нежно касаясь тёплыми пальцами её щёк, на которых в этот миг играл едва заметный румянец, осторожно, словно страшась рассеять волшебство момента, несмело и ласково тронул её алые губы первым поцелуем. Тут же волшебство исчезло. Открыв от удивления и неловкости глаза, сгорая от внезапно возникшего стыда, ещё не веря в то, что произошло, баронесса де Виф оттолкнула от себя кавалера и с размаха влепила ему пощёчину со словами:       —Как глупо было верить в то, что Вы можете быть другим, сударь! — горько проговорила она, и голос её сорвался: слёзы предательски застилали глаза.       Внезапно она осознала, что, несмотря на все надежды на его галантность, разлетевшиеся сейчас в пух и прах, её минутная слабость позволила графу забыть о приличиях и бесцеремонно взять то, что ему не принадлежало.       Сам д’Этоаль едва успел понять, что совершил, как в его лицо прилетела перчатка, и твёрдый мужской голос рядом произнёс, чеканя каждое слово:       —Как Вы посмели оскорбить мою сестру?! Я заставлю Вас заплатить за этот позор! Сегодня же мой секундант придёт к Вам! — и, предложив сестре руку, Эжен де Виф, так неожиданно появившийся, поспешил увести её с бала.       Уходя, баронесса бросила торопливый взгляд на графа: раскаивается или нет? Похоже, да. Сейчас, после того, как одно за другим на неё навалились события, она, помимо обиды, злости и разочарования, ощутила, как в ней просыпается ещё и слабое чувство вины. Да, её поцеловали. И всё же она могла остановить это безумие, но не сделала этого. Почему? Может, ей, несмотря на чувство стыда, всё же хотелось именно сего неизведанного доселе блаженства? Она вспомнила его поцелуй и вздрогнула, сама неясно сознавая, от чего: от удовольствия или всё же стыда? Он был так нежен и осторожен, что, в общем, слабо оправдывает его: всё-таки его вина очевидна. В конце концов, как истинная женщина, она пришла к выводу, что воспользоваться женской слабостью и беззащитностью недостойно благородного мужчины, поэтому её роль в этом деле незначительна. И пусть будет что будет: дерзкого соблазнителя стоит проучить. Тем более, она была уверена, что её брат отлично фехтует, значит, ему самому вряд ли грозила опасность, да и убивать д’Этоаля никто не собирался, а вот преподать урок на будущее было не лишним.       Шарль был настолько поражён случившимся, что несколько минут молча стоял, провожая взглядом уходящих брата и сестру. Когда же осознание ситуации пришло к нему, он сам себе ужаснулся: зачем?! Как он мог так оскорбить свою возлюбленную?! Теперь можно забыть о том, чтобы остаться даже её другом, не говоря уже о чём-то большем. Впрочем, разве он когда-нибудь мог рассчитывать на что-то большее? Он ничего не мог ей дать, кроме любви, по крайней мере, пока. Но Иветта — благородная леди, она никогда бы не согласилась стать его любовницей. О чём он только думал, когда поддался чувствам сегодня?!       Сумбур мыслей в его голове был прерван появившимся Клеманом.       —Что стряслось, дружище? Ты сам не свой.       —Барон вызвал меня на дуэль.       —Барон? — не сразу понял маркиз, о ком идёт речь. — Де Виф? Но что ты такого совершил?       —Он против наших отношений с сестрой, — соврал тот.       —Но почему? — удивился де Сюр.       —Репутация моя далека от идеала, — философски заметил Шарль, продолжая гнуть свою линию. — Дружище, мне нужна твоя помощь.       —Я всегда к твоим услугам.       —Барон сказал, что завтра пришлёт ко мне своего секунданта.       —Ты хочешь, чтобы я был с твоей стороны? — Шарль кивнул. — Конечно!       —Спасибо, друг! — граф протянул руку, и они крепко сжали ладони друг друга и обнялись.       В эту ночь д’Этоаль не собирался спать. Целая лавина чувств нахлынула на него. Как он мог настолько забыться, потеряв остатки здравого смысла, что оказался в этой патовой ситуации? Со всех сторон его ждал полный провал.       Возлюбленная никогда не простит его, второй раз оскорбления не прощают, даже если он будет на коленях умолять её. Более того, только теперь он всерьёз задумался о том, что же он может ей сейчас предложить, кроме сердца, даже если бы она и простила его? Ничего! Ничего: ни руки, ни титула, ни имени, ни богатства — всё это уже принадлежало другой и будет принадлежать ещё, как минимум, пять лет. Ему бы довольствоваться тем, что девушка проявляла к нему благосклонность, и дать ей самой выбирать между ним и его другом, а не всячески стремиться навязывать ей своё общество, пытаясь вызвать у неё любовь, зная, что в итоге просто разобьёт ей сердце. Но он не просто разбил ей сердце, он её оскорбил! И, пожалуй, ненависть — самое малое, что он заслужил с её стороны, а может быть, даже презрение или безразличие.       Другу Шарль уже наврал с три короба, да так, что, узнай теперь Клеман всю правду даже от него самого, самое меньшее, что маркиз смог бы сделать в ответ, — это вызвать графа на дуэль за то, что, будучи женатым человеком, отбил у него баронессу, которую де Сюр преданно уступил ему. Более того, когда Клеман узнает об истинной причине дуэли, он непременно сам захочет убить друга, ведь маркиз ещё тогда, при их откровенном разговоре, дал понять, что не стоит д'Этоалю обижать девушку, ибо у неё раз и навсегда появился самый ярый защитник после её брата. Может, это даже говорит не только и не столько о его благородстве, сколько о чувствах к Иветте! Так что в этих отношениях всё, что он заслужил, — это опять же ненависть и презрение, а может быть, даже смерть.       Супруге граф так и не отправил своё письмо. Иоланта! Чистый ангел, посланный ему в утешение. Как же он теперь жалел о том, что единственный человек, который знал его лучше других и должен был узнать всю правду к этому моменту, всё ещё таил на него обиду. Похоже, ему на роду написано было причинять боль и страдания тем, кто был ему небезразличен. Ну что ж, видно, это судьба: он никому не нужен в этом мире, а значит, не стоит беспокоиться об исходе поединка, он предопределён. И в случае с графиней, сделав её вдовой, он лишь окажет ей услугу: после его смерти она сможет найти достойного дворянина, который подарит ей счастье.       После его смерти… Какие странные слова! Он так молод и полон сил, но так чертовски устал от жизни! Этот не нужный никому брак, любовь всей его жизни без возможности обрести счастье, преданность друга, которого он, как заклятый враг, заставил отказаться от зарождающейся любви и при этом сам не выиграл ничего, кроме смерти. Какой-то заклятый друг получается по отношению ко всем дорогим людям в его жизни!       Шарль печально вздохнул, позвал к себе слугу и попросил его отправить гонца к господину Фиделю: надо было привести дела в порядок. Затем он достал письмо, которое всё время носил при себе, развернул его, перечитал, горько усмехнулся и дописал в конце: «P. S. Моя дорогая Иоланта, мой друг детства и поверенная тайн моей чистой детской души, эти последние строки я пишу Вам накануне своей смерти. Кажется, мне на роду написано причинять боль тем, кто мне дорог: я посмел поцеловать девушку, которую люблю, и за это её брат вызвал меня на дуэль. Простите, что пишу Вам об этом, но раз уж я решил быть с Вами откровенным до конца, то прошу Вас, не судите меня слишком строго. Я оскорбил возлюбленную, предал друга, заставив его уступить мне девушку, которую он, возможно, сам уже полюбил, при этом прекрасно осознавая, что не могу предложить ей ничего, кроме любви. Простят ли меня друг и возлюбленная, когда узнают всю правду, я не уверен. Впрочем, смею надеяться, что своей смертью я полностью искуплю свою вину и перед ними, и перед Вами. Я устал и мне не на что надеяться больше в этом мире. Может быть, в мире ином моя душа найдёт покой, хотя гореть мне в аду за то, что лишил друга любви, оскорбил даму своего сердца и сделал несчастной Вас, мою супругу перед Богом. Я покину этот мир без сожаления, потому что по крайней мере так я смогу дать Вам возможность стать счастливой с тем, кто по достоинству оценит Вас. Будьте же счастливы и не таите зла на грешника, который в погоне за своим счастьем потерял всё, что имел. В Вашу пользу будет моё завещание, которое я оставляю в надёжных руках господина Фиделя. Прощайте!» — отложив перо, он перечитал постскриптум, сложил письмо и запечатал его, спрятав снова рядом с платком.       Занявшись кое-какими бумагами, на которые за развлечениями раньше вечно не хватало времени, а сейчас этого времени оставалось крайне мало, чтобы всё успеть, д’Этоаль встретил рассвет, но не испытывал ни капли желания лечь в постель. Понимая, что, скорее всего, это последний его день, он хотел сполна насладиться им, прежде чем расстанется с жизнью. К обеду приехал господин Фидель и они по всем правилам составили завещание, согласно которому его супруга наследовала всё его имущество. Нотариус очень удивился подобному поведению молодого человека, но не стал расспрашивать о его мотивах, ибо это было не его дело. Покончив с делами, Шарль с лёгким сердцем встретил своего друга, который как раз в это время явился, чтобы огласить место и время поединка: дуэль была назначена на раннее утро завтрашнего дня в парке, недалеко от его дома.       В эту ночь граф долго не мог уснуть. Его мысли то и дело возвращались к… Иоланте. Может быть, причиной тому была его уверенность, что это единственный человек, который, узнав всю правду, возможно, будет чуточку сожалеть о нём. В том, что ни друг, ни возлюбленная никогда не простят его за ложь, он даже не сомневался. И на пороге смерти — а в том, что умрёт, он был тоже всецело убеждён: зачем же жить, если всё пошло прахом? — его больному сердцу хотелось лишь одного: чтобы здесь, на земле, хоть кто-нибудь вспоминал его добрым словом. В конце концов, измученный тягостными раздумьями, он забылся сном, который унёс его высоко-высоко, в небо, лишив его тела, а вместе с ним и боли, и страданий, и он с лёгкостью парил там, наслаждаясь свободой и купаясь в лучах восходящего солнца.