𝐒𝐮𝐧𝐛𝐮𝐫𝐧

• 𝐌 •

      Раннее утро кусало ее нежную кожу холодом даже сквозь куртку. Решение выбраться в лес было спонтанным. Ее мать просто в какой-то момент предложила Микасе взять отгул на работе, позвать Хисторию и отправиться в поход. Их любимое место для кемпинга находилось достаточно далеко от города, но открывало отличный вид на океан, который они так любили. Аккерман остановилась, опираясь спиной о толстый ствол ели. Хиса повернулась к ней и по-доброму улыбнулась. Пение птиц вокруг воодушевляло, но резко накатившая усталость мешала наконец подняться на холм.       — Я догоню, иди, — пытаясь отдышаться, сказала Микаса. Ее бледное лицо стало пунцовым, а легкие все никак не хотели набрать то самое заветное количество воздуха, которое бы восстановило ее дыхание.       — Что-то ты какая-то уставшая с самого утра. Раньше же была бодрячком. — Рейсс усмехнулась и поправила выбившуюся из-под вязаной шапки прядь золотых волос. Она никогда не была фанаткой отдыха на природе, но сейчас почему-то была в восторге.       — Не выспалась, наверное. — Микаса отмахнулась и отстранилась от дерева, сразу же разминаясь. Упорство и желание увидеть любимый пейзаж победили усталость. Тем более, осталось совсем чуть-чуть. — Да и ты раньше не была любительницей походов.       — Все меняется. — Хиса пожала плечами и взяла воткнутые в землю палки для ходьбы. Голос кукушки где-то совсем близко заставил ее вздрогнуть и начать озираться. Вдалеке послышался странный стук.       — Ты ведь делаешь это потому, что Имир любит активный отдых? — Едва сдерживая смех, Микаса покачала головой. Все же, ее одновременно удивляло и восхищало то, на что готова пойти Хистория ради того, чтобы заинтересовать предмет воздыхания. Солнце, пробившееся сквозь поредевшие после шторма ветви пихты, заставило их сощуриться.       — Я хочу быть ближе к ней, и это отличный способ. Но это еще повод провести время с лучшей подругой! Видишь, как все круто вышло! Ну, кроме подъема в четыре утра, конечно. — Хистория попыталась отгородиться от солнца ладонью, но ничего не вышло. — Черт, не взяла очки.       — Девочки, давайте быстрее! — Послышался голос матери с вершины холма. Она махала им руками, освещаемая сзади мягкими лучами рассветного солнца. — Я пока поставлю палатку, а вы соберите по пути дрова!       Микаса улыбнулась. Мама всегда была самой активной из их небольшой семьи. Не удивительно, что, пока они с Хисторией тащились словно черепахи вверх, она уже успела добраться до нужной точки и даже начать ставить палатки. Тяжело вздохнув, Аккерман начала осматриваться в поисках нужных веток. Парочка таких сразу же угодила в руки Рейсс, которая не хотела лишний раз пачкать руки в земле. Микаса же не была настолько привередливой и спокойно собирала ветки под елью, наблюдая за тем, как муравьи ровным строем несли листики в сторону своего логова. В детстве она любила наблюдать за тем, как функционирует мир вокруг нее. Если сесть с утра в еще влажную после росы траву и присмотреться внимательно, можно заметить удивительное явление. Микро-мир, идеально функционирующий и без людей с их глупыми технологиями. Она даже задумывалась о том, как было бы хорошо планете, если бы люди в один момент просто исчезли вместе со всеми продуктами их порочной жизнедеятельности.       — Этого хватит, думаю. — Мика уложила еще несколько десятков веточек на руки Хистории и отряхнула ладони о штаны. — Только не ной, что грязно.       — А если в них жучки? — жалобно спросила Хиса. Она старалась отстранить груз от своего тела и идти быстрее обычного. Аккерман закатила глаза и покачала головой.       — Если в них жучки, то скоро их зажарят. Да и здесь везде насекомые, Хиса. Привыкай. Это же лес. — Улыбнувшись, Микаса уперлась ладонями в поясницу подруги, заставляя ее идти еще быстрее.       Поднявшись, первым делом Хистория аккуратно уложила набранное рядом с местом для костра, а затем с легкой нервозностью начала отряхивать свою куртку, тихо бормоча что-то о том, что не дай бог хоть один жучок залезет под ее одежду. Микаса хмыкнула и уложила походной рюкзак в тамбур уже установленной палатки. Ее мать тут же принялась разводить костер. У нее всегда получалось намного лучше, чем у отца. У него же, в свою очередь, лучше получалось готовить на костре.       — Перекусите пока, девочки. В моем рюкзаке есть чипсы, фрукты… — задумчиво говорила она, складывая ветки в нужном ей положении. Микаса достала из рюкзака две пачки каких-то чипсов и, сев на поваленный ствол ели у обрыва, вскрыла пачку. Приятный аромат сразу же ударил в нос, пробуждая голод.       Вид, открывшийся с этого ствола, был поистине волшебным. Когда-то давно случился шторм, который повалил многие деревья на этом холме, из-за чего создалось своеобразное окно с видом на океан и скалы. Позади послышался хруст веток, и, обернувшись, она увидела Хисторию.       — Будешь чипсы? — Микаса улыбнулась, наблюдая за тем, как Рейсс неловко скинула с себя рюкзак и села рядом, едва не поскользнувшись на ветке. Взяв целую пачку, она так же вскрыла ее и сразу же захрустела.       — Красиво здесь… — восхищенно шептала Хистория, наблюдая за тем, как медленно поднималось солнце.       Они сидели молча, прижимаясь друг к другу плечами, наслаждаясь зарождающимся теплом мартовского солнца. Вскоре Аккерман слегка вздрогнула и повернулась в сторону их небольшого лагеря. Матери нигде не было, костер так и не был готов. Это показалось ей странным. Она никогда просто так не уходила из лагеря. Поднявшись, Микаса подошла к костру. Ветки даже не были уложены в нужном порядке, а просто лежали рядом с ямкой.       — Мам? — Не услышав ответа, Микаса подошла к чаще леса ближе. Но, услышав тихий шелест камней сзади, едва сдержала крик, обнаружив растерянную Хисторию позади. Капля дождя упала прямо на нос Аккерман, заставляя ее поднять взор к небу, стирая холодными пальцами липкую и дурно пахнущую каплю. — Какой странный дождь…       — Микаса… — Хистория сжала ее руку. — Не сопротивляйся.       — Что? — Аккерман непонимающе взглянула на подругу, которая выглядела с каждой минутой все более и более потерянной. Ее волосы пожухли, а ранее сверкающие жизнью глаза начали тухнуть все больше и больше.       — Подчинись им, не вызывай проблем…       Вздрогнув, Микаса резко вдохнула воздух, с силой сжимая плечо неизвестного мужчины. Он двигался резко и быстро, причиняя ей боль. Слабый свет красной лампы в углу не справлялся со своим прямым назначением — созданием эротической атмосферы. Он только устрашал ее еще больше, добавляя особого животного блеска в его глаза. Аккерман зажмурилась. Проснись! Проснись!

Проснись…

𝟐𝟎𝟎𝟏, 𝐅𝐞𝐛𝐫𝐮𝐚𝐫𝐲

      Микаса вздрогнула и сжалась, пытаясь восстановить дыхание. Тяжелое одеяло скрыло ее лицо от прямых солнечных лучей и дало, хоть и небольшое, но чувство безопасности. Сердце постепенно успокаивалось, позволяя ей наконец убрать защитную преграду от лица. Она нахмурилась, смотря на то, как два жирных голубя бегали по крыше соседнего дома в погоне за третьим. Выпавший ночью снег постепенно таял, и в небе иногда даже показывалось солнце.       Прошло уже достаточно времени с той роковой ночи, изменившей ее жизнь. Следствие шло медленно, словно его специально замедляли и мешали. Да и сама судьба словно была против торжества справедливости! Дачу показаний временно приостановили после того, как в конце декабря одна из жертв, решивших помочь следствию, к сожалению, покончила жизнь самоубийством, спрыгнув с крыши отеля. Это происшествие потрясло общественность, и начальство попросило Ханджи временно перестать использовать жертв в своем расследовании. Ее показаний, которые она смогла выдавить из себя, едва ли хватило хоть на что-то. Эрен не рассказывал ей ничего из того, что говорили другие полицейские, и из-за этого Аккерман начинала чувствовать себя все более и более бесполезной. Она решила помочь, обязана была рассказать все… И вдруг эту возможность отнимали. Вместе с чужой жизнью.       Нет, Микаса была уверенна в том, что ту девушку сбросили с крыши, чтобы замять дело как можно скорее. В этом случае было много странностей. Зачем она пошла в этот отель? Многим жертвам выделили место в своеобразном временном убежище для пострадавших, не было никакой нужды жить в отеле. Так же убийство (или самоубийство?) было совершено в промежутке между часом и двумя ночи. Девушек в убежище контролировали и не позволяли покидать его стены после семи часов вечера. Как же тогда оказалось, что жертва была вдалеке от временного дома в такой поздний час?       Зевнув, она повернулась спиной к окну. Это не в ее компетенции — расследовать это дело. Микаса зацепилась взглядом за валявшиеся рядом с ней в кровати неубранные с вечера книги. Новый том «Гарри Поттер и кубок огня», подаренный ей Эреном, и рядом с ним уже потрепанный томик «Слепого убийцы» Маргарет Этвуд. Чтение — единственное, что могло отвлечь ее от внутренних переживаний. Но уроки немецкого, на которые она ходила каждую среду и пятницу с утра, не давали ей нужного уровня языка для чтения на немецком. Но, к счастью, начать хоть немного коммуницировать они ей помогли. Аккерман могла сама сходить в магазин, могла спросить дорогу, а так же могла хоть немного понимать телевизионные передачи. Можно сказать, на один процент.       Фрау Гессер — ее репетитор немецкого — хвалила ее и говорила о врожденном таланте к языкам. Микаса же, в свою очередь, ничего такого не чувствовала. Каждый раз она ощущала себя в ступоре, стоило хоть кому-нибудь заговорить с ней на улице или хотя бы пройти рядом. Такое случилось лишь однажды. Милая старая леди попыталась спросить дорогу к кинотеатру, что стоял в районе, где снимала жилье Микаса. Она смогла понять, что от нее хотела женщина, но вот объяснить… Притворившись немой, Аккерман на пальцах указала ей дорогу и как можно скорее скрылась в подъезде, едва не растеряв по пути несколько конфет из пакета с продуктами.       Потянувшись, она наконец встала и тяжело выдохнула. В последнее время она начала испытывать проблемы со сном. Засыпая в три, а может, и четыре утра, Микаса страдала от кошмаров и сонных параличей. Ни Эрен, ни Саша, конечно же, об этом не знали. После того, как Йегер снял ей квартиру, она стала многое держать в секрете. Например: походы в магазин, некоторые аспекты ее состояния. Если бы он узнал, что она идет в магазин и покупает всякую гадость — седых волос бы прибавилось. Это слегка контролирующее поведение у Эрена обострилось после того, как та девушка погибла. Что, опять же, приводило все к той же мысли…       «Точно ли это было самоубийство? Нет, хватит об этом думать!», — мысленно начала отчитывать себя Микаса.       Поправив свою задравшуюся ночную сорочку, она направилась в ванную. Сегодня был очень важный день, и ей нужно было обязательно привести себя в порядок. В небольшой комнате, освещаемой окном с защитной пленкой, стояла ванная с вечно капающим краном, рядом на шкафчике из рыжего дерева расположилась пузатая керамическая раковина, которая успела обрести несколько трещин за последнее десятилетие. Выше — шкафчики для таблеток с зеркалом; и унитаз. Квартира в принципе была крошечной. С одной спальней, кухней да ванной. Однако — это был идеальный вариант. Рядом находилась больница, где лежала раньше Хистория, в двадцати минутах ходьбы — полицейский участок. Совсем близко — большой продуктовый магазин. Всего-то пять минут ходьбы.       Аккерман помнила, как на следующий день после того пьяного звонка приезжал Эрен. Ближе к вечеру, после работы. Они попили фруктовый чай со сладостями, но произошедшее не обсуждали. Больше того: они сидели в полной тишине. Он обдумывал что-то, в свою очередь Микаса пыталась понять, помнил ли он вообще их разговор. В скором времени он наконец собрался, прочистил горло и поднял на нее серьезный взгляд. Решение снять ей отдельную квартиру сильно удивило и даже в какой-то момент напугало ее. Жить одной? Совсем одной? Как раньше?.. Единственное, что ее волновало — то, что теперь он будет тратить на нее настолько большое количество денег, но был ли смысл спорить? Микаса понимала — это бесполезно. Эрен все равно поступит так, как считал нужным. И раз он хотел, чтобы она жила отдельно, — так и стоило поступить.       Быстрый холодный душ, чистка зубов и минимальный уход за кожей в виде увлажняющего крема — вся ее утренняя рутина. Даже с тем, что она наконец набрала вес и стала похожа на прежнюю себя — старые привычки так и не вернулись. Она не чувствовала себя красивой, скорее наоборот. Иногда ощущение грязи на теле доходило до такого пика, что на нем оставались красные борозды от мочалки и не проходили несколько дней, постепенно превращаясь в синяки. Запив несколько таблеток, которые прописала ей фрау Ралл, Микаса наконец смогла взглянуть на себя в зеркало. Иногда было настолько тяжело, что ее собственное лицо казалось чужим. Это удивительное состояние не отпускало часами, заставляя рассматривать каждый сантиметр своего лица, не понимая, что происходит. В какой момент на нее в ответ стала смотреть уставшая женщина с ужасной судьбой? До похищения или после? Потеря родителей, тяжелый труд с раннего детства — трудности, которые казались ей тяжелыми, больше не имели никакого смысла. В мире есть нечто страшнее, и она испытала это на себе полностью.       Засмотревшись, она случайно сбила рукой стакан с зубной щеткой и пастой. Он с грохотом опрокинул крем рядом, и они упали в ванную. Звук разбитого стекла эхом прошелся по комнате вместе с неожиданным вскриком Микасы, которая ухватилась за шторку, вызывая и ее падение тоже. Нельзя слишком сильно уходить в себя! Так говорила фрау Ралл. Сразу же послышался стук чего-то металлического о батарею. Вот он — единственный минус этой квартиры. Ворчливая старуха-соседка, которую бесит звук громче шепота.       — Verzeihung! — крикнула Микаса, собирая осколки из ванны. Про себя она думала: как хорошо, что я уже приняла душ. Пылесос бы сейчас был кстати, но столько денег у нее не было.       Все средства, которые Эрен выделял ей раз в месяц «для чувства контроля над своей жизнью» она удачно тратила на гадости. Чипсы, отменный шоколад. Различные мармеладки и соки. Так же несколько раз в месяц она вызывала доставку пиццы, заранее попросив репетитора написать ей на листочке полностью, что нужно говорить. Деньги доставщику она передавала так, словно перекидывала ему горячую картошку. Сунув пару смятых марок в мерзкую, по ее мнению, мужскую потную руку, она сразу же закрывала дверь. Еда была самым главным источником гормона счастья. А что? Моделинг ей больше не светил, а это значило, что наконец можно расслабиться. Бросив все попытки собрать осколки, Микаса устало выдохнула. Сполоснула руки и вышла на кухню. Убраться всегда можно успеть. Просто сейчас у нее нет на это лишних сил.       Приятный аромат жарящегося бекона заполнил кухню. Разбив к ним пару яиц, Микаса захотела еще и овощей. Выложив на тарелку листы салата, помидоры черри, а затем и готовый бекон с глазуньей, она села завтракать. Диктор на радио рассказывал какие-то новости о футбольной команде. Микаса толком не могла разобрать, что он говорил, но репетитор советовала практику. Вот это она и есть. Не признаваться же ей, в самом деле, что она боялась разговаривать с людьми, а практиковаться с Эреном стеснялась. Быстро замыв за собой тарелку, Аккерман начала собираться. Сегодня обещали похолодание, из-за чего она накинула поверх белой водолазки из ближайшего секонд-хенда черный новенький свитер, полностью скрывающий руки. Обычные, слегка просторные джинсы и старенькая обувь. Вместе с распущенными волосами — не так уж и плохо. Она, возможно, даже походила на обычного человека.       Подвезти ее согласилась Саша. Микасе не хотелось лишний раз тревожить Эрена или Николо (которого она все еще остерегалась), а вот Браус, купившая совсем недавно машину, стала идеальным вариантом. Тем более, им было по пути. Только вот разговор сегодня не шел. Саша была сонная и уставшая. Свое состояние она объяснила тем, что ночью случилась экстренная ситуация, из-за которой ей пришлось выезжать к пациентке на дом. Решив не мучать ее и дальше, Мика молча всматривалась в виды города. Узкие улочки, красивые старые дома, рядом с которыми медленно строились новые. В какой-то момент Аккерман не заметила, как ее отношение к этому городу смягчилось. Не то чтобы она была в восторге. Но и не была больше в ужасе. Просто место, где она живет. Возможно, она уедет; возможно — нет.       Одно из временных убежищ, где приютили жертв репродуктивного насилия, находилось в нескольких кварталах от ее дома. Там сейчас жила Хистория. Глубоко вдохнув холодный воздух, Микаса помахала вслед уезжающей Саше, после чего, словно неохотно, направилась внутрь. Несколько мраморных ступеней, недовольная консьержка, которая закатила глаза, увидев Аккерман. После того самоубийства контроль за посещением ужесточили, из-за чего ей пришлось расписаться в нескольких местах и показать свои временные документы. Рейсс жила на третьем — последнем — этаже. В маленькой палате в конце узкого, затхлого коридора. Бюрократия и продолжающееся следствие не позволяли им покинуть страну. Подойдя к двери, Микаса уже хотела постучаться, но заметила, что она открыта. Хистория лежала на боку, повернувшись лицом к стене, и явно игнорировала ребенка. Пухлощекий младенец находился в небольшой люльке и заливался слезами. Не так она представляла себе первую встречу после всего.       — Я же просила не входить и дать мне быть одной, — тихо, но с явным недовольством выплюнула Хистория, даже не поворачиваясь.       — Прости. Я не слышала об этом, — тихо сказала Микаса, поправляя шапочку на голове ребенка. Ее сердце болезненно сжалось, глядя на малыша. Наверное, стоило сначала посоветоваться с фрау Ралл о том, может ли она контактировать с детьми. — Как ты себя чувствуешь?       — А… Это ты. — Молчание продлилось несколько секунд, прежде чем Хистория будто бы заставила себя перевернуться на спину. Но даже так — она не смотрела на Аккерман, продолжая упорно игнорировать требования малыша, будто и вовсе его здесь не было. — Изумительно. Ты что хотела?       — Проведать тебя, чего же еще я могу хотеть? — пробурчала Аккерман, взяв в руки упаковку с детской смесью. Чертова инструкция на английском. Где же она? Немецкие слова быстро расплывались и непонятной кашей откладывались в голове, начиная раздражать. Вскоре, чуть ли не на нижней части она наконец нашла объяснение на понятном ей языке. — Нельзя?       — Да мне плевать, как тебе хочется. Кто я, чтобы кому-то что-то указывать или просить, так ведь? — Хиса фыркнула брезгливо и отвернулась вновь лицом к стене. — Наслаждаешься своей жизнью — вот и хорошо.       — Какой жизнью? Ты думаешь, у меня все замечательно? — Она включила греться наполненный до этого водой электрический чайник и засыпала нужное количество смеси в сухую емкость. — Давай не будем играть в «у кого хуже», а? И без этого тошно.       — Смысла играть не вижу, я лишь хочу остаться одна. Чтобы перестали уже меня дергать, отпустили… Хоть куда-нибудь. А меня запихнули в эту конуру. — Она все еще оставалась равнодушной, будто все эмоции на это время отключились, и лишь изредка проскакивало что-то схожее с обычными реакциями. — Это ты вон — ходишь, гуляешь, наверняка нашла себе место хорошее. Зачем ты вообще сюда пришла? Хорошенькой побыть, а меня чтобы ткнуть в мои ошибки?       Наконец Рейсс присела, уставившись на Микасу. Ее когда-то всегда идеально уложенные волосы спутались от долгого лежания, под глазами выступили мешки, а потрескавшиеся губы наверняка неприятно саднили, если судить по кровавым ранкам. У Аккерман едва не задергался глаз, но она глубоко вдохнула, а затем выдохнула.       — Я точно так же сижу в маленьком помещении, как и ты. Не гуляю дальше магазина. Боже, Хистория, я просто пришла проведать тебя. Все. Больше ничего в этом нет. — Поставив бутылку на столик, она наконец повернулась лицом к Рейсс. — Я не могу прийти к подруге?       — Пришла. Рада? — Откинув длинные волосы за плечи, она скрестила руки на груди, отвернувшись. — Раньше нужно было вспоминать о моем существовании. Вот сейчас мне тоже нужна помощь — выведи меня отсюда, я не могу здесь больше оставаться. Понимаешь? Ну! Сможешь?       — Ты думаешь, я сидела и тортики кушала все это время?! Ты в своем уме вообще? — Микаса скривилась в отвращении. Слышать подобное от когда-то лучшей подруги было неприятно — это еще легко сказано. — В отличии от тебя, Хистория, я не находилась в светлом, чистом месте, где меня кормят каждый день по три раза и следят за здоровьем. Мне вырезали матку и каждый день издевались, мягко говоря. Когда я смогла попасть к Смиту, я пыталась узнать о тебе, но никакой информации не было. Как ты вообще можешь думать о том, что я тебя бросила?       — Вырезали, подумаешь, не родила от урода. Радоваться надо, что легко отделалась, — усмехнулась она, наконец переведя взгляд, полный недоумения на всхлипывавшего, просящего внимания ребенка. На секунду могло показаться, что она сейчас встанет, подойдет и уже успокоит его, но этот мимолетный всплеск осознания угас слишком быстро, чтобы развиться в действие. Ей вновь стало так же плевать, будто никого, кроме нее самой и Микасы, здесь и не находилось вовсе. — Просто помоги мне уже выйти отсюда, я не понимаю, чего им от меня еще нужно. Я устала! Дала все показания, а теперь не могу вернуться домой. Я просто хочу домой…       — Почему ты тогда не отказалась от ребенка, если стала такой сукой и тебе плевать на всех, кроме себя? — серьезно спросила Микаса, теряя капли сострадания, что остались в ее теле. — И вот чем я тебе помогу, а? Я могу только спросить. От меня ничего не зависит!       — Какого? — Скривившись, Хистория нервно начала поправлять волосы, накручивая их на пальцы. — Это вообще не мое. Не мое дело. Пусть он уже заткнется! Слышать не могу эти крики! Забери его! Никогда не закрывает свой рот, вечно чего-то хочет! Я так не могу, не хочу! Я… Спроси, Микаса, спроси у кого угодно, пусть меня отпустят к папе! Его тоже не пускают, да, ко мне? Мне здесь не место, так нельзя!       Ее пальцы сжали волосы с силой, оттягивая. Подтянув колени к подбородку, только тогда Рейсс перестала терзать кожу головы, обхватила себя и всхлипнула.       — Закрой рот! — резко крикнула Микаса, пугая этим всех в комнате. Плачущий до этого ребенок вздрогнул и замолчал. Хистория заметно побледнела. — Хватит ныть. Возьми себя в руки, черт возьми. Что с тобой стало? Тебя не насиловали ради этого ребенка, я слышала, что ты говорила на допросе. Конечно, это не отменяет того, что это ужасно. Но ты ведешь себя сейчас жестоко! Ты была просто суррогатной матерью, которая все это время жила под наблюдением врачей. Из нас двоих это ты ела сраные тортики, пока меня избивали в борделе. Да и раз уж такая умная — могла просто отказаться от ребенка и дать ему спокойную жизнь! Но ты выбрала притащить его сюда с собой, игнорировать, когда он или она орет голодный весь в своем дерьме. Да ты даже имени ребенку не дала! Прежняя Хистория Рейсс никогда не поступила бы так с абсолютно беззащитным существом. Ребенок не виноват в том, что случилось с тобой или со мной. Если тебе хреново — подними свою чертову задницу и иди к врачу. Пей сраные таблетки, как я, и пытайся выйти из этого состояния. Надоело слушать от тебя это дерьмо, я не для этого терпела ежедневные изнасилования на протяжении полугода! Я просто пришла наконец к тебе, проведать, а ты брызжешь ядом, словно я лично тебя заставляла рожать!       Сжав плотно губы до белой полоски, Хистория опустила голову, замерев. Будто по правильно подобранной команде она затихла, хоть теперь ее лицо и скрылось под волосами. Что вообще творилось в ее голове?! Наконец она повернулась, свесила ноги с кровати и произнесла уже тихо, все еще не смотря на Аккерман:       — Я думала, что смогу ее оставить, ведь она — мой ребенок, я родила. А потом… — Дрожащая рука прошлась по голове, теперь стало видно, как текли слезы по ее щекам. — Сейчас я вижу лишь что-то, связывающее меня со всем этим. И не могу. Даже подойти не могу. Будто вообще что-то чужое. Я понимаю, что так нельзя. Но у меня ничего не получается. Ты всегда была сильнее меня, всегда лучше, отзывчивее… Просто очень сильно хочу уехать отсюда. Очень-очень. Представляю, что все происходило не с нами, не со мной. И так легче. А этот ребенок… Все портит. Я теперь наверняка самая плохая девушка на свете, раз так думаю.       — Просто откажись от нее. Она будет жить в другой семье, и все будет в порядке. — Микаса сжала ее плечо. Внезапное возвращение «прежней» Хистории не прошло незамеченным, как и то, что ей тоже была необходима поддержка. Даже если Хиса и старалась оттолкнуть от себя всех. — У полиции проблемы, наверняка какие-то несостыковки в документах. Как только все будет готово — тебя обязательно отпустят. Но сейчас… Прошло лишь несколько дней после родов. Тебе не стоит напрягаться. Возьми себя в руки и переживи это период. И будешь дома.       — Да, да. Пережить период. — Хиса кивнула, соглашаясь, хоть и было в ее поведении, интонации что-то неестественное. — Может… Нет. Ей нельзя быть со мной. Я не хочу тащить этот груз с собой дальше.       — Ты точно в этом уверена? — Микаса слегка прищурилась, смотря на то, с каким сомнением сказала это Хистория. Резко накатившая злость прошла, оставив после себя лишь пустоту. Аккерман с грустью смотрела на никому не нужного младенца. — Обратного пути не будет.       — Да. То есть… Я не знаю. — Она всхлипнула, начиная растирать ладонями слезы по лицу. На такую Рейсс смотреть было совсем непривычно. Раньше она никогда не позволила бы себе даже близко оказаться в таком состоянии — всегда ухоженная, аккуратная… Пережитое на нее, видимо, тоже повлияло сильно. Главным образом — психологически, морально. — Это же будет неправильно, что я брошу ее тут одну, даже не зная, в чьи руки она попадет. А если… Будут плохие люди? Меня это должно волновать. Я никогда такой не была, ты же так сказала.       — Говорят, что здесь с таким строго. — Микаса залила смесь вскипевшей водой и вернулась к инструкции. Как бы она сама поступила в такой ситуации? Оставила бы чужого ребенка или отказалась? После всего, что с ней было… Лучше дать ребенку другую жизнь. — Наверное, я не вернусь в Америку.       — Не вернешься? — Хиса наконец села ровнее, и Аккерман могла видеть, как она уже с большим интересом наблюдала за каждым ее действием. — Неужели хочешь остаться… здесь? Мне до сих пор противно слышать даже этот дурацкий язык.       — Мне страшно думать о доме. Ведь именно там все и произошло. Я больше не чувствую себя там в безопасности. — Микаса отвернулась к окну, равномерно встряхивая бутылочку. — Здесь мне помогли, и я помогла полиции остановить все это. Здесь меня лечат от последствий всего того, что было. И… Не важно. Да и там мне нечего больше делать. У меня нет семьи, нет никого там. Мы будем постоянно напоминать друг другу о том, что произошло. Вот и выходит, что я остаюсь здесь. Пытаюсь строить новую жизнь.       — Получается? — Вновь всхлипнув, Хиса покачивала ногами, едва касаясь пола кончиками пальцев. — В смысле, новую жизнь строить. Наверное, будь я одна, тоже смогла бы хоть что-то сделать, а не оказалась бы прикованной к другому человеку, пусть и маленькому. Тебе не страшно?       — Все самое страшное, что могло случиться, уже случилось, — холодно сказала Аккерман и поставила на столик рядом с люлькой готовую смесь. — Я не могу пока передвигаться по городу дальше магазина, боюсь мужчин. Терапия помогает, конечно. Но не так, как хотелось бы. Вот и получается, что сижу в квартире и читаю книжки. Жду, когда меня позовут на допрос, жду суда.       — Ты хотя бы живешь в квартире, а не здесь, — начала было Хистория, но оборвала саму себя, кашлянув. Наверное, начала осознавать, что не стоило вдаваться в сравнения. Хотелось в это верить. — Я боюсь, что здесь со мной все повторится, но в этот раз еще хуже. Что кто-то все узнает, поэтому… Лучший вариант — сбежать отсюда, находиться как можно дальше. Здесь все — нелюди. Со своими глупыми привычками, дурацкими правилами и уродским языком. Здесь все мне отвратительны.       Прижав одну ладонь к низу живота, Рейсс поднялась и, шаркая тапочками, взяла бутылочку и немного небрежно, неумело поднесла ее ко рту ребенка. Девочка быстро принялась есть, будто не кормили ее уж очень долго.       — Хистория, здесь живут такие же жертвы, как и мы с тобой. Правила ужесточили из-за того, что одна из нас погибла при неизвестных обстоятельствах. — Микаса внимательно смотрела на то, как жадно ребенок сжимал бутылочку. — Живущие здесь не заслужили злобы. Они такие же несчастные.       — Но я не хочу быть жертвой. — Едва не выронив бутылку, она покачала головой и нахмурилась. — Не хочу. Лишь бы убраться отсюда поскорее. Хочу попросить папу забрать меня. А к тебе тоже нельзя?       — Эту квартиру снимают для меня. Так что, я не знаю… Но спрошу, можно ли. Не думаю, что вы мне помешаете. — Аккерман нахмурилась. Такая просьба оказалась внезапной, и требовалось обдумать все получше. — Я приду еще. Скорее всего, в пятницу вечером. Тогда и обсудим.       — Правда? А ты? Ты не против будешь… — Кивнув в сторону ребенка, она вновь посмотрела на Мику. — Не хочу быть тебе обузой, да еще и если не твоя квартира. Но я почему-то так и знала, что у тебя получится найти свое место, устроиться. Наверное, поэтому ты не хочешь уезжать отсюда, да?       — Есть человек, который спас мне жизнь и заботится обо мне. Хотя я никогда не смогу быть нормальной, работать на хорошей работе, да просто говорить с незнакомцами… — Она опустила взгляд в пол. Следовало собраться и не думать сейчас о подобном, не здесь. — Но этот человек не требует ничего взамен. Я не могу просто уехать после всего того, что он и некоторые другие сделали.       — А, так дело все в этом — в том, что у тебя чувство, будто ты в долгу теперь. — Вздохнув, Рейсс замолчала, никак не реагируя на попытки ребенка получше перехватить соску на бутылке. В ее словах словно и эмоций подходящих не звучало. — Все звучит неправдоподобно, уж извини, так же не бывает, что кто-то будет делать все, не ожидая ничего взамен. Каждому что-то нужно получать, если отдает. Просто удобного момента не представилось. Платить за все всегда приходится, нам ли с тобой об этом не знать, Микаса.       — Я не хочу об этом думать, Хистория. — Голос Микасы стал тверже. Такие высказывания в сторону Эрена даже разозлили ее в какой-то степени. — Если это цена жизни вне борделя — я заплачу. Это мое дело, а не твое. Но пока от меня ничего не требуют взамен — не стоит говорить так. Он рисковал своей жизнью ради меня.       — Не буду осуждать, не за что ведь. — Она повела плечом и дрогнула, когда ребенок поперхнулся. Совершенно неумело она попыталась как-то перевернуть ее, но в итоге сдалась, просто смотря вновь на то, как дочь кряхтела и зевала. — Лишь хочу, чтобы ты продолжала оставаться внимательной. Кем бы ни был бы этот человек — ты вряд ли знаешь его идеально. Но если сейчас тебе хорошо — я рада за тебя. Пусть будет так.       — Поверь. Я оцениваю ситуацию трезво. — Мика стерла салфеткой с лица ребенка остатки смеси. — Тебе стоит внимательнее относиться к ней, если собираешься оставить. Она ничего плохого тебе не сделала, чтобы ты над ней так издевалась. Следи за ее подгузниками, иначе она заболеет чем-нибудь, и тогда ее точно заберут.       — Что? Ой. Да… — Тяжело, обреченно вздохнув, Хистория все-таки взяла девочку на руки. Та, будто впервые почувствовав тепло, успокоилась и прикрыла глаза, расслабляясь. — Так ты спросишь, да? Ты заберешь меня отсюда? Я не создам никому проблем.       — Я спрошу, — тяжело выдохнув, Аккерман отвернулась. — Но только если ты возьмешь себя в руки.       Хистория пробормотала что-то незначительное в ответ и проводила Микасу до выхода. Обратно ее везти было некому. На вопрос об этом от Саши Аккерман быстро сменила тему, ведь изначально задумывала попытаться дойти самой. Путь она, конечно, запомнила. Но страх перед неизведанным все равно сидел где-то на подкорке. Она все еще не могла до конца осознать, что свободна. Что могла выйти в любое время, пойти куда угодно и сделать что угодно.       Микаса медленно шла вниз по улочке, стараясь обходить прохожих стороной. Что будет дальше с этим ребенком? Состояние Хистории оставляло желать лучшего. Она не будет за ней следить, и ее в любом случае отберут после множественных жалоб ее соседок. С другой стороны… Так будет даже лучше. Ребенок попадет в хорошую семью и будет расти, не зная о том, какое темное прошлое у него на самом деле. Когда началась облава, многие клиенты Оньянкопона не стали забирать детей у рожениц. Они скрылись и, скорее всего, уже находились за пределами Германии. Других детей отдали в хорошие, благополучные семьи, которые долгое время стояли в очереди и всячески проверялись. Но если малышка останется у Хистории, что ее ждало? Нестабильная мать, которая будет ненавидеть ее?       Нахмурившись, Аккерман почувствовала легкую дрожь в теле. А если ей самой забрать ребенка? Нет, еще хуже. Она ничего не сможет ей дать, не сможет воспитать. Ее ужасное прошлое будет сильно влиять в будущем на малышку. Эта идея сразу отмелась. В любом случае — решать Хисе. Решив больше не думать об этом, Микаса на автомате шла дальше. Ни о чем не думая, она наслаждалась освежающим холодным ветром и пасмурным небом. На удивление, у нее получилось дойти до дома живой и невредимой и даже не попасть в беду. Однако… Дверь в ее квартиру оказалась открытой.