Только отойдя подальше от окон, Николо снял с головы Микасы куртку, пропахшую табаком и какими-то терпкими духами. Он слегка улыбнулся, явно пытаясь подбодрить, но сделал при этом шаг в сторону. Прошлой ночью Микаса слышала, как Саша просила его держать дистанцию, ведь Аккерман по некоторым причинам не могла находиться рядом с мужчинами, за исключением Эрена. Тогда ей, возможно, даже стало стыдно за свою слабость, ведь Николо не сделал ей ничего плохого, и точно никогда не сделает. Но с другой стороны… Она не виновата в том, что боялась. У нее были все основания остерегаться любого. Хотя — с некоторой стороны — это было неправильно, ведь объединять всех в одну группу и ставить метку «насильник» на лбу было бы глупо. Не каждый мужчина так поступал. Но страх все равно сидел где-то в глубине души, мешая посмотреть на реальность свободными глазами.
Микаса чувствовала себя маленькой цирковой болонкой, которую дрессировали каждый день на определенные действия. Встань, принеси мяч, упади и притворись мертвой. А может, и не только «притворись»? Может, ей стоило действительно умереть? Ведь маленькая болонка, по сути своей, бесполезна для цирка. Она не поддавалась дрессировке и постоянно скулила о том, как хорошо жилось в приюте, откуда ее забрали. Она не способна удержать во рту мяч, его писк действовал на и так расшатанные нервы. И она сразу начинала плакать, если ей приказывали делать это снова и снова. Она не умела гавкать по желанию хозяина, что сильно его раздражало. Эта ущербного вида собачонка не приносила доход, ее стыдно выпустить на сцену, ведь она не нравилась публике. И что же делают с теми, кто не приносил прибыль?
Их утилизируют. Сколько раз ее пытались утилизировать? Оньянкопон… Его имя первым всплыло в ее памяти. Голова моментально начала болеть, словно все повторялось снова и снова. Удар за ударом, толчок в стену, темнота и яркий свет. Что же случилось в тот вечер? Тяжело собрать осколки прошлого в цельную картину. Ее воспоминания восстанавливались все быстрее и быстрее, что явно не радовало. И этот вечер пугал ее больше всего. Микасе совсем не хотелось его вспоминать. Низ живота сильно начало тянуть. Что бы там ни произошло — это было очень страшно и болезненно. Настолько, что ее тело начинало моментально испытывать боль, если начинать думать об этом. Именно после этого дня у нее начались серьезные проблемы с памятью. Аккерман съежилась, отпрянув от проходящего слишком близко полицейского. Моментальный ужас явно отразился на ее лице, сердце быстро билось, и вот-вот готово было выпрыгнуть из груди. Не нужно настолько сильно погружаться в свои мысли, находясь в незнакомом, возможно, опасном месте.
Полицейский участок полон мужчин… В голове на секунду всплыло довольное лицо какого-то ублюдка из прошлого, из-за чего она с силой сжала кулаки. Его глаза… Нет.
Их глаза слишком сильно въелись в ее память. Они всегда горели животным желанием. И теперь она видела и понимала, что этот взгляд преследовал ее всегда. Единственной разницей было то, что раньше она была недостаточно испорченной для того, чтобы распознать мужское возбуждение. Вне зависимости от ее возраста, одежды. Она могла одеваться открыто, могла быть в закрытой рабочей униформе официантки или выйти в просторном спортивном костюме за продуктами. Ей могло быть пять, и могло быть пятнадцать. Всегда находился тот, кто желал сделать с ней
все, что только всплывет в его прогнившей голове. Она покосилась на Николо. Точно ли он не желал ей зла? Или единственное, что держало его мысли в узде, — информация о ее ужасной судьбе? Даже если так — не важно. Он все еще мужчина, а это значило, что ему нельзя доверять. Так же, как нельзя доверять дикому зверю. А их отделяло друг от друга лишь то, что мужчина
похож на человека. Аккерман одернула себя.
Этот один из тех, кто проявлял только добро. Он такой же, как Эрен.
Нет! Ему все-таки далеко до него. Мика тихо хмыкнула. Но ведь его доброта и сочувствие означали, что он заслуживал прощения за то, что родился с бесполезным отростком?
Гомон впереди снова вывел ее из раздумий. Микаса остановилась перед выходом из узкого коридора в открытый офис, в котором находились оперативники, милого вида секретарша кружила от одного стола к другому, собирая какие-то бумажки. Некоторые из работников лениво покачивались на стульях, смотря то в окно, то в потолок, ожидая конца смены. Ее мысли о ненависти к мужчинам зашли настолько далеко, что она даже не заметила, как получилось подняться на четвертый этаж и почти дойти до нужного кабинета.
— Прости, нужно было вести тебя в допросную другим путем. Я совсем забыл, что… — начал сокрушаться Нико, разворачиваясь на месте, но Микаса покачала головой. Главное правило контакта с животными — не показывай страх. Однако… С этим у нее были большие проблемы.
— Нет, не нужно. Сейчас я минутку постою, соберусь с мыслями. И пойдем. Ничего страшного, — прошептала Микаса и поджала губы. Нервно переступив с ноги на ногу, она мучала указательный палец на правой руке, царапая отросшими ногтями сухую кожу.
Мало того, что это место на девяносто девять процентов состояло из мужчин, так еще и из тех, кто в курсе о том, что с ней было. И если некоторые чудовища, называемые обществом мужчинами, могли испытывать хоть какую-то каплю эмпатии, то другие — нет. Они подавили в себе человечность еще в пубертат, когда впервые нашли кассету с записью какого-нибудь группового изнасилования, тихо прячущегося под названием «порно». С тех пор никто из них не воспринимал женщин за людей, а лишь за объекты, которые можно насиловать.
Паника медленно накрывала ее. В памяти моментально всплыло то, как капли пота падали на ее лицо, и насколько тяжело стонал один из
них. Ее моментально замутило. Микаса сразу же осмотрелась, и ей казалось, что вся работа в офисе остановилась. Почему-то в голове всплыла идея о существовании людей, читающих мысли. И тех, кто умел передавать их всем в помещении. Тогда выходило, что
все видели то, что вспомнила Микаса. Ленивый оперативник перестал прожигать потолок взглядом в ожидании конца рабочего дня и теперь смотрел на нее с легким отвращением. Милого вида секретарша больше не бегала по комнате и так же застыла, смотря с каким-то сожалением. Словно вид Аккерман сейчас был настолько жалким, что она моментально вызывала сочувствие у других. Кто-то зашептал на английском: «Это она — свидетель по делу Йегера? Интересно, она из шлюх или из тех несчастных, кто рожал?». И это моментально вырвало ее из потока мыслей. Голова опустела, осталось лишь отвратительное, холодное ощущение омерзения внутри. Парень в черной куртке с надписью «интерпол» ответил кивком. Его шепот, казалось, был настолько громким, что все находящиеся в комнате всё слышали. Больше не было сожаления во взгляде. Теперь девушка смотрела на нее так, словно Микаса была самым мерзким существом на свете, и ей было стыдно находиться с
этим в одном помещении. Мужчина едко усмехнулся и перевел свой взгляд в окно. Ей стало нестерпимо тревожно от одного своего существования в этом месте. Хотелось рвать на себе волосы, снять с себя кожу и выбросить ее в мусор. Бежать далеко-далеко, желательно несколько дней подряд без остановки. Не нужно было соглашаться давать показания, нужно было сбежать, умереть, провалиться сквозь землю! Вот, что думали люди на самом деле о ней! Что она противная, мерзкая… Что это то, чего она хотела! Что она
шлюха! Теперь она не являлась человеком. И не была достойна даже считаться животным. Теперь она стала разлагающимся мусором под ногами нормальных членов общества.
Микаса плелась следом за Николо, больше не смотря людям в глаза. Словно приняв свое истинное положение, Аккерман старалась занимать как можно меньше места. Съежилась и сжала правую руку левой, слегка сдавливая кожу. Она пыталась зафиксировать взгляд на его слегка потрепанных ботинках, чтобы совсем не заблудиться в здании.
Ей здесь не место… Нужно уехать обратно в Америку и спрятаться от всех там. Где-нибудь в большом городе, где никто и знать не знал о том, насколько она на самом деле мерзкое существо, и какие ужасные вещи делала. Как можно избавиться от пут прошлого, мешающих жить, если растишь в себе ненависть к самой себе? Как можно считать себя хоть чего-нибудь достойной, имея
такое за своей спиной? Как можно портить жизнь хорошим людям своим позорным существованием рядом?
— Микаса Аккерман? — Послышался мягкий женский голос спереди. Перед грязной парой обуви стояла пара начищенных до блеска сапог на небольшом каблуке, рядом с которыми стояла до боли знакомая пара мужских ботинок. Она наконец осмелилась поднять взгляд и увидела женщину лет сорока с повязкой на глазу. Рядом с ней стоял Эрен, который был явно обеспокоен ее видом. Как же ей донести ему, что она недостойна находиться даже в одной комнате с ним? — Ханджи Зоэ. Я буду вести допрос.
Та самая Ханджи, значит… Завязанные в небрежную дулю волосы, зарождающиеся морщины в уголках глаз и на лбу. Мятая рубашка выглядывала из-под прикрытия черным пиджаком, который она успела заляпать. Видимо, пролила кофе. Ее неопрятный вид каким-то образом успокаивал внутреннюю истерику Микасы о том, что ей здесь не место. Аккерман даже почувствовала, как ее почти каменное от напряжения тело слегка расслабилось. Мика выдавила из себя вежливую улыбку и взглянула себе за плечо на офис, который снова гудел работой. Проходя мимо, секретарша доброжелательно ей улыбнулась и скрылась за дверью небольшого кабинета, словно той сцены с омерзением вовсе и не было. Что, если это действительно было так? И осуждающие взгляды — плод ее разрушающегося от ненависти к себе мозга? Она отбросила в сторону размышление об этом. Возможно, потом стоит набраться смелости и спросить Николо. Однако сейчас ей нужно было пройти за этой милой женщиной, явно уставшей от своей работы. Ее разместили в небольшой комнате четыре на четыре с большим зеркалом справа. Из просмотра дешевых детективных сериалов Аккерман знала, что это — окно, и за ним стояли другие люди, наблюдая. Но от этого ей не становилось тревожно. Даже с пониманием того, что огромное количество людей будет слушать ее историю, сейчас она чувствовала себя в одиночестве в этой комнате. Ханджи не было примерно пятнадцать минут, но, вернувшись, она поставила перед Аккерман кружку с чаем и небольшую булочку с малиной на блюдце.
— Ко мне присоединится в скором времени детектив из США, который вел дело о пропаже девушек в Вашингтоне. — Тембр голоса Зоэ был успокаивающе тихим. Микаса понимала, что это наверняка была специальная манипуляция, но ей хотелось считать, что хоть кому-то еще, кроме Эрена, ее по-настоящему жаль. — Майк Захариас. Не против, если мы будем на «ты»? И если он зайдет сейчас сюда?
— Нет, все в порядке, — прошептала Микаса, медленно размешивая сахар в чае. Мужчина-детектив из Вашингтона… Неужели кто-то занимался ее пропажей на полном серьезе? Огонек надежды зажегся в ее груди и сразу же потух. Конечно, занимались. Они искали Хисторию. — Не думала, что в США кто-то занимается нашим делом.
В комнату вошел до ужаса высокий мужчина возрастом ближе к сорока. Под серыми глазами образовалась усталая синева; щетина дополняла вымотанный вид. Микасе казалось, что он, возможно, только сегодня сошел с борта самолета и сразу же направился на работу. И при всем своем ужасающем росте для Микасы он не выглядел страшным и не вызывал негативных ощущений. Неужели это из-за того, что в ее голове он теперь помечен меткой «Он искал нас и беспокоился»?
— Мисс Аккерман, — с тяжелым вздохом начал он, сев на стул рядом с Ханджи Зоэ. Поправил свои классические черные штаны и слегка расслабил галстук. — Отследить вас было трудно, признаюсь честно.
— Меня? — Аккерман непонимающе захлопала глазами, явно не ожидая такого начала разговора. — Мне казалось, что искать будут кого угодно, но не меня. Я сирота, и некому было следить за тем, чтобы поиски проводились верно… Некому было даже заявить о моей пропаже. Не могли бы Вы рассказать, ну, кто это сделал? Как все происходило?
— Ваш начальник со старой работы заявил о Вашей пропаже. — Майк хмыкнул. — Арендаторша увидела письмо под дверью квартиры от модельного агентства о том, что договор расторгнут из-за Вашей неявки, и подумала, что он может знать, куда Вам передать его. Тогда этот старик забил тревогу о том, что пропала не только Хистория Рейсс, а еще и ее подруга. Дело передали мне. К этому моменту в штате пропало около шести девушек из разных городов. В отличии от других дел у этого были хоть какие-то зацепки. Все вещи в Вашей квартире лежали на месте так, словно Вы должны были вернуться через несколько часов. Бутылка вина с Вашими отпечатками пальцев, а затем и с отпечатками Хистории. Каблуки на полу, платья… Сложив два плюс два, я понял, что девушки решили отметить такую возможность и пошли отдыхать. К счастью, в вашем городе было не так много мест, куда могли бы пойти девушки вечером. Опросив персонал в одном из клубов, охранник опознал мисс Рейсс. Качество записи на камерах было ужасным, и оно не показывало почти ничего, кроме того, что вы зашли в клуб и вышли через несколько часов не через парадную дверь. Однако запись показала, что следом за вами вышел мужчина. Мы долгое время пытались найти хоть еще одну камеру наблюдения, которая могла бы показать нам, что случилось далее. А затем так же долго пытались добиться разрешения получить с нее запись. И на ней был прекрасно виден момент нападения. С этого момента ваше дело расследовалось намного серьезнее, ведь на руках у полиции оказалось доказательство о похищении. Но все длилось настолько долго, что еще несколько недель без продвижения — и я бы не смог спасти дело от закрытия.
— Понятно, — прошептала Микаса, хмурясь. Как скоро после похищения это случилось? Неужели тогда, когда их держали в том разваливающемся домишке в Нью-Мексико? Когда они сидели с мыслью о том, что их никто не найдет. В страхе боролись за свою жизнь, отнимая чужую. Или когда их перекупили и отправили в Италию? Что будет, если она расскажет всю правду? Наверное, стоило умолчать о том, что они убили человека.
— В общем, нам нужно очень многое у вас узнать. Дело сложное, и нам нужно много доказательств, чтобы суд мог вынести достойное наказание всем виновным, — начала Ханджи, поправляя свои очки. — Следственные действия и дальнейшие суды — дело долгое. У нас могут уйти года на то, чтобы засадить всех. Поэтому тебе и остальным согласившимся нужно рассказать нам все в точности: с именами, с местами действий и прочим. От этого зависит четкость правосудия. И я понимаю, что погрузиться во все снова будет ужасно тяжело, но я пройду этот путь вместе с тобой. Ты сможешь? Мы не будем заставлять тебя рассказывать все сразу. Это займет примерно три часа твоего времени в день, чтобы у тебя была хоть какая-нибудь передышка.
— Остальным? Кто-то еще согласился давать показания? — Аккерман удивленно вздернула брови и приоткрыла рот.
— Хистория Рейсс согласилась, так же около десяти других работниц борделя, горничная мистера Оньянкопона, некоторые работники Эрвина… — перечисляла Ханджи. — Этого хватит. Так ты в состоянии давать сейчас показания?
Сердце Микасы пропустило удар. Значит, они спасли Хисторию! Но сможет ли она увидеть ее? Поговорить? Смогут ли они сохранить дружбу после того, что случилось? Микаса прикусила щеку, сжимая кулаки. Нет, они больше не смогут быть друзьями. Присутствие друг друга будет всегда напоминать им о том, какую ошибку они совершили, идя в этот клуб. О том, что их разделили, и о том, насколько страшен бывает мир. Помимо любви к себе, достоинства и личности Микаса потеряла единственное, что было важно в ее жизни. Лучшую подругу.
— Смогу. Я обязана сделать это. — Микаса глубоко вдохнула, а затем выдохнула, наконец беря себя в руки. Если она не расскажет все, что знает, — их страдания были напрасными. Она не может взять и спрятаться в скорлупе от всего, отрицая произошедшее. — С чего мне начать?
— День, когда осталась жить в особняке Смита. Что происходило? Насколько я поняла из доклада, ты знала о том, что Йегера рассекретили. — Ханджи достала какие-то бумаги из конверта, лежащего на столе, и перепроверила информацию. Удостоверившись, что все верно, она с ожиданием взглянула на Аккерман. — Но ты не сказала об этом Эрену, хотя могла. Почему?
Микаса уперла взгляд в стол и нахмурилась, вспоминая. Все началось в ночь когда Йегер вошел в дом с информацией о том, что ей придется некоторое время находиться у Эрвина. Конечно, в тот момент Аккерман была в полном ужасе, хоть и притворилась, что успокоилась. Словно он смог убедить ее в том, что ничего страшного не произойдет. Но она чувствовала, что это не так. Что это конец, и обратно она уже не вернется.
───── • ─────
Чертова комната в доме Смита всегда пахла странно. Нет, она была чистой, опрятной. Хоть и крошечной. Небольшая кровать, стол, стул, шкаф. Окно с видом на ворота. Но запах был невозможным, нафталин забивал ноздри и преследовал ее везде. Стоило ей спуститься вниз на завтрак, или высунуть нос в открытую форточку комнаты — он был везде. В какой-то момент Микасе даже стало казаться, что дело не в комнате, и не в мебели, а в самом Эрвине Смите. Словно он настолько ужасный человек, что все, к чему он имел причастие, начинало вонять сладкой гнилью. Как долго он будет издеваться над ними? Аккерман чувствовала: он ее ненавидит. Но зачем тогда спас? Хотя, это было понятнее всего. Наверняка чтобы потешить свое эго. «Эй, смотрите, я могу делать и хорошие дела!». А на деле — лишь лицемер. Она скривилась, понимая, что ей еще повезло. Он не трогал ее физически, но явно был готов отдать кому-нибудь другому по первой просьбе. К счастью, в ту ночь Эрен вмешался и остановил то безумие в бильярдной. Она наверняка смогла бы выдержать насилие снова и прожить после этого еще несколько дней, а затем наложить на себя руки окончательно. Но присутствие Йегера в той комнате все обостряло еще больше. Быть униженной на глазах Эрена, понимать, что он не сможет помочь… Это был один из ее главных страхов. Ей хотелось оградить его от того, что с ней делали, или могли сделать. Хотелось, чтобы он никогда не видел и не знал, как это происходило. Но Эрвин, казалось, только и делал, что стремился к этому.
Вдобавок ко всему: он не разговаривал с ней. Хоть Микаса и знала, что он из Великобритании и прекрасно знал английский. Скорее, ему было даже противно находиться в одном помещении с ней дольше нужного. Из-за этого ей было запрещено посещать почти все комнаты, кроме кухни, служебной ванной и своей собственной спаленки. Аккерман чувствовала, как каждое ее движение контролировалось кем-либо. Камера, охрана, Леви, кто угодно. Этот дом — при всей его красоте — стал для нее тюрьмой. Как и ожидалось. Она смотрела на то, как Эрен уходил, как он возвращался, но не могла поговорить и даже выйти в коридор в день, когда он был в особняке.
В один из таких вечеров Микаса поняла, что за ее комнатой впервые никто не следил. Иллюзия свободы слегка вскружила голову, заставляя начать продумывать план побега. Однако он разбился о правду — здесь слишком много охраны, чтобы она могла хотя бы выйти на крыльцо. Но вот пройтись в запретные зоны — да. Что она и сделала. Стянула с себя обувь и стала ходить по коридорам. Странные картины в различных стилях висели на стенах, новомодная мебель и светильники. Всю свою жизнь Микаса была слишком нищей, чтобы понять ценность таких вещей. Да и даже если бы были деньги — она недостаточно образована, чтобы банально отличить Моне от Ван Гога.
Время близилось к ночи, и многие уже спали. Однако… Тонкая полоска света, исходящая из кабинета Эрвина, ее напрягла. В темном коридоре это был единственный источник света, и единственный источник шума. Эрвин разговаривал с кем-то на английском. Ей хотелось вернуться к лестнице и запереться в своей комнате, но что-то не давало ей сдвинуться с места. Нет, в нем определенно было что-то, из-за чего он пугал ее больше всех остальных. Его желание казаться, а не быть? Его вид? Или то, как он смотрел на нее? Эрвин даже не знал ее лично, но уже наверняка был готов распять ее за грехи, и желал ей всего самого наихудшего. Признаться честно, это было взаимно.
Любопытство, конечно, пересилило ее. Мысль о том, что она могла добыть полезную для Эрена информацию, начала крутиться на репите в голове, заставляя приблизиться к кабинету, прислоняясь ухом к стене рядом с приоткрытой дверью. Если она сейчас добудет хоть что-нибудь — явно станет полезнее. Ему ведь нужна помощь. Одному из этого дела не выплыть, вот что она знала точно. И даже если они спасутся — это дело изменит Эрена.
— Думаешь, мы не ошиблись? — сказал устало Леви, начальник охраны. Микаса нахмурилась и недовольно сжала руки в кулаки.
Хуже Эрвина был только этот коротышка-уродец, вечно пытающийся запереть ее в комнате насовсем. У него были с ней какие-то личные счеты, не иначе. Потому что она никогда не понимала, почему он смотрел
так злобно. В какой-то момент ей даже стало казаться, что он делал все, лишь бы угодить Эрвину, и только из-за этого испытывал к ней ненависть. Это выглядело странно, и все их взаимодействия, которые смогла застать Микаса, были такими же ненормальными, как и они сами. Леви казался ей психопатом, которому нравилось смотреть на то, как она мучилась от скуки и иногда от голода. И, возможно, если сейчас ее обнаружат, именно он будет выступать за то, чтобы ей отрезали уши или язык.
— Я ошибся лишь в том, что решил играть с ним, — сказал серьезно Эрвин. Его голос был ближе к двери, из-за чего Микаса испуганно вздрогнула и встала чуть дальше. — Эрена нужно устранить, как только он совершит ошибку. Он не будет нам полезен. Да, сейчас он уберет лишних людей. Но потом…
Микаса в ужасе прикрыла рот. Они хотели убить Эрена?! Мысли панически быстро менялись в ее голове, не давая адекватно соображать. Ноги резко стали ватными, из-за чего пришлось опереться рукой на стену. Его смерти нельзя было допустить ни в коем случае. Из них двоих именно Аккерман должна была умереть, но никак не он! Эрен был добр к ней все это время, спасал и заботился. Он достоин прожить счастливую жизнь подальше от Смита и нее.
— Да ладно тебе, Эрвин. Он был полезен и вывел нас на свою начальницу. — Леви едко усмехнулся. — Мы убрали ее, убрали нескольких других засланных ублюдков, благодаря тому, что нашли в ее квартире. Да и им можно управлять через эту шлюшку. Он сделает что угодно, лишь бы ей не навредили. Может, даже начнет сливать данные полиции.
Она поджала губы. Значит, это из-за нее Эрен в таком уязвимом положении. Сердце неприятно кольнуло, и Микаса еле как сдержала слезы. Из-за нее его убьют, и тогда в этом мире не останется совсем никого, кто мог бы быть таким же добрым, как он. Нужно было что-то делать.
— Мне не нужны данные полиции, — вдруг ответил Смит. — Мне лишь нужно, чтобы…
Аккерман начала пятиться назад и случайно задела горшок. Он тихо звякнул в ночи, и разговоры прекратились. Микаса быстро побежала обратно в комнату, но ее тут же повалили, вжимая лицом в пол. Она всхлипнула и попыталась сбросить с себя нападавшего, но у нее ничего не выходило.
— Крыса сраная! — зашипел Леви, и свет включился. Эрвин стоял позади, наблюдая за тем, как колено Аккермана давило на ее шею.
Умереть вот так глупо, не принеся пользы… Микаса зажмурилась, ощущая, как воздух быстро кончался в легких. Она начала дергаться и царапаться, хватая все, до чего могла бы дотянуться. Расцарапала ему руку и ногу сквозь штаны, после чего он отстранился и с силой несколько раз ударил ее ногой в живот.
— Сдадим ее туда, где она и должна быть. — Смит усмехнулся. — Только нужно убедиться, что она не будет болтать. Можешь бить ее так, чтобы не было видно.
Микаса почувствовала, как во рту начинала накапливаться кровь, и заставила себя сглотнуть ее. Если ее сейчас вырвет на его пол, вряд ли он будет хоть немного идти на контакт. Мозг очень медленно переваривал информацию. Что значило «бить так, чтобы не было видно»?! Аккерман в ужасе посмотрела на Леви, который явно даже не задумывался исполнять ему приказ или нет.
— Я ничего не скажу! Сделаю все, что вы хотите… Эрен ничего не узнает, я пойду за вами, — начала хрипеть она, приподнимаясь на трясущихся руках. — Только позвольте мне увидеть отдел «А». И я сделаю все, что вы хотите.
Эрвин выгнул бровь и несколько секунд прожигал ее задумчивым взглядом. А затем, кивнув, вернулся в свой кабинет. Леви сразу же схватил ее за волосы и, не позволяя ей подняться, потащил в подвал. Его удары были точными и болезненными. Он знал куда нажать, чтобы ее боль не прекращалась. И знал, что ему никто ничего за это не сделает.
───── • ─────
— Хотите сказать, что ваше молчание — обмен на возможность встретиться с мисс Хисторией Рейсс? — Майк хмурился, записывая что-то в блокнот.
— Это единственное, что я могла попросить. Мне нужно было знать, что с ней. — Микаса склонила голову. — Справедливости ради, я попыталась предотвратить совершение мистером Йегером ошибки. Как могла, не нарушая уговор. Я пыталась намекнуть ему, что пора действовать.
— Что происходило далее? — с интересом спросила Ханджи, которая все это время задумчиво смотрела в угол.
— Ничего. Он притащил меня в комнату и запер. А затем днем мы направились в отдел «А». Там был мистер Йегер, и он наверняка отобразил все в отчетах. — Она явно не хотела пересказывать все в точности. — Простите, я не могу рассказать о Смите что-то еще. Это было все, что я знала.
