Автобус сонно двигался в нужном направлении, провожая остановки задними фонарями. Задумавшись, Эрен едва не проехал свою, но вовремя спохватился. Закутавшись в куртку, подняв воротник, он быстрым шагом добрался до квартиры. Саша к этому времени успела уже побывать здесь, если верить присланному сообщению. Помыв руки, первым делом Йегер проверил Джесс. Совсем вымоталась бедняга — уснула, завернувшись в одеяло. Наверное, привыкшая к большему теплу, совершенно замерзала. Или просто пряталась… Тяжело вздохнув, Эрен привычно прошел на кухню, чтобы заварить себе чай и чего–нибудь быстро перекусить перед тем, как залипнуть на дурацкую змейку, а после и вовсе уснуть. С чаем он разобрался и уже собирался состряпать толстый бутерброд… Но все его внимание переняла небольшая записка на столе. Всего два слова, но от них сердце внезапно забыло, что должно работать. Замерло. Начало новый оборот только когда Эрен произнес вслух:
—
Микаса Аккерман. Значит, это твое имя. — Он улыбнулся. Джессика ей точно не подходило, а вот Микаса… Только от этого стало как–то грустно. Словно ее прошлое отказывалось вязаться с настоящим. Печально. Но, собравшись, он все же скинул информацию для Ханджи с помощью пейджера.
Записка тут же была сожжена в пепельнице, бутерброд доделан, все распоряжение отданы и проконтролировано их исполнение. Обычное завершение рабочего дня. Разве что с доктором не удалось связаться, но это, к слову, даже к лучшему. Вновь выпишет каких–нибудь дурацких капельниц, снимет симптомы… Это все скорее будет лишь спектаклем для Эрвина — не больше. Повезло, что Саша не отказала в помощи. Вот уж ей действительно следовало говорить слова благодарности. Вернее, перечислять. И не малые.
Полностью вымотавшийся за день, Эрен едва добрался до своей кровати. Рухнув, все повторилось с надоевшей точностью: пустые сны, резкое пробуждение, не особо вкусный кофе. В турке он постоянно подгорал, а кофемашину выбрать так и не получилось. Но это все мелочи. Следовало поговорить с Микасой. Ведь им так и не довелось это сделать. Поэтому, как только Йегер услышал, что она проснулась, тут же прошел в ее комнату и занял кресло.
— С добрым утром, Микаса, — произнес он как можно ровнее, сохраняя лишь небольшую улыбку.
— Я уже отвыкла от этого имени, — сонно прошептала она и, вытянувшись, села на диван, забиваясь в самый угол. — И что теперь будет? После того, как я назвалась.
— При других я точно тебя так называть не стану. Извини. Но я передам его в полицию, не людям Смита. Другим. Настоящим. Только мне нужна информация, которая поможет. Я не давлю на тебя, понимаю, что будет тяжело рассказывать. Но, когда будешь готова… — Эрен попытался оторвать заусенец, но предпочел воспользоваться после ножницами. — А еще Эрвин разрешил сводить тебя к доктору.
— Ах, как благородно! — Притворно восхитилась она, резво хлопая в ладоши. — Как по–доброму с его стороны! Не перевелись еще джентльмены на этой планете.
— Вообще–то, это я рискнул спросить об этом в нужный момент, — уточнил он тихо. Но не обижаться ведь на девушку в таком положении за ее тон. Совсем глупо. — Я просто стараюсь сделать все, что в моих силах. Но без твоей помощи не получится никого наказать и вывести на чистую воду. Весь этот рынок так и продолжит существовать.
— Да поняла я! Поняла! — Микаса фыркнула и закуталась в одеяло сильнее. — Мне нужно вспомнить все. Это не так–то и легко. С головой у меня точно что-то не так…
— Тебе здесь наверняка холодно. — Эрен нахмурился, прикидывая, хотел ли он обеспечить ее лучшими условиями из жалости, правил приличия или чтобы расположить к себе… Хотелось бы верить, что в приоритете второй вариант. — Давай, собирай вещи. Во второй комнате будет уютнее. И пойдем завтракать. Хотя…
Эрен сам принялся складывать те немногие вещи Микасы, которые сам же и купил. Взял одеяло, подушку и кивнул, намекая следовать за ним. Так будет правильно. Его комната была больше, да и двуспальная кровать намного удобнее дивана для гостей. Вещей здесь практически никаких и не имелось, если не считать разных мелочей на тумбочке и пары книг. Будильник Эрен сразу забрал, как только прикрыл окно. Он привык спать, когда в комнату попадал свежий воздух. Даже зимой не отказывал себе в подобном. Но Микасе такое точно не пойдет на благо.
— Располагайся, как тебе удобно. Вечером я только заберу подушки свои и одеяло. Что на завтрак будешь?
— Я не буду здесь спать! Это же твоя комната. — Отрицательно качнула головой Микаса. — Мне нравится диван. Просто одеяло тонкое слишком. И там батарея ближе, чем здесь.
— Давай обойдемся без споров, хорошо? — Он сжал губы, не особо готовый к подобной реакции. — Мне так будет спокойнее. И я прекрасно знаю, что спать на том диване просто невозможно. Тебе меня не обмануть, убеждая в его удобстве. Давно уже следовало выбросить. Чем я и займусь, пока меня снова не вызвали.
— Тогда купи новый диван. И я буду спать на нем, — тут же настояла Аккерман. — Я не могу занять твою кровать.
— Когда куплю, тогда и поговорим. — Отмахнувшись, он достал чистое постельное белье и положил на кровать. — Все, идем уже завтракать, расскажешь что–нибудь о себе, если хочешь. Черт. Тебя ведь еще Эрвин захочет наверняка вытянуть на какое–нибудь мероприятие… Ничего такого — всего лишь стоять рядом и улыбаться. Насколько я знаю.
— Мы не договорили по поводу кровати, если что! — обещала ему она. — Но, так уж и быть, мы отложим этот разговор. Я слишком сильно хочу есть.
— А что не так с кроватью? Спишь на ней, и все. Одна. Я не стану ходить к тебе, моих вещей тут… Ну, хорошо. Я заберу книги, если тебе они мешают. Подушки те же. Одеял больше. Микаса, не разводи из банальной вежливости проблему. — Он вышел из комнаты, сразу принимаясь за стандартную готовку. Легкий салат, обязательно что– нибудь мясное… Соблюдать правильный рацион нужно было обоим. Стоя к Аккерман спиной, он пробубнил непроизвольно уже на немецком: — Никогда бы не подумал, что девушка откажется от чего–то лучшего. Спать на диване… Удумала!
— Я здесь чужая. И временно. Не нужно так сильно стараться что–то делать для меня. — Ее щеки начали покрываться румянцем. Конечно, Микасе было очень неловко и стыдно, что она попала в ситуацию, где ей приходится жить вот так. — Я даже убраться здесь не могу сама! Я не заслужила такую кровать.
— Mein Gott! Ничего заслуживать не нужно, хорошо? Сойдемся на том, что мне так комфортнее. Привычнее. Я не знаю. Просто выделил комнату. Менять свое решение я не собираюсь. Ну не закрывать же мне тебя там на ключ, в самом деле, Микаса, перестань. Всем будет проще, если забудем об этой ситуации. Считай, что ты здесь на правах гостьи. Разберемся со всем, отправишься домой. — Нож в его руках задвигался шустрее, выражая волнение. Размерный стук по разделочной доске немного успокаивал. Да и процесс готовки шел быстрее. Скинув овощи по двум аккуратным салатницам, залил маслом, посыпал кунжутом и поставил на стол, чтобы вернуться к жарке колбасок. — Ешь лучше. И скажи, тебе хотя бы немного помогает лечение, которое назначила Саша?
— Да. Она провела какие–то странные процедуры, объяснила, как пользоваться лекарствами. — Она водила вилкой по овощам, задумавшись. — Стало лучше. Уже не так больно, как было раньше. Но постоянно хочется есть, и слабость. Сказала, что у меня может быть анемия.
— Тогда тебе точно нужно хорошо питаться. Да и столько голодать… Я бы отъедался наверняка после год — не меньше. Главное — не стесняйся, бери все, что найдешь в холодильнике. Обычно там все в контейнерах, ресторанное. Очень даже вкусно. Ну а я так — готовлю разве что на завтрак. Да и не обладаю таким талантом, пришлось научиться, обстоятельства заставили. — Пожав плечами, Йегер перевернул колбаски, сдобрил их соусом и накрыл крышкой. Запах уже стоял такой, что желудок сводило. — Сегодня у меня, судя по всему, выходной. Но я могу пропадать и на сутки. Охрана человека, да еще и столь важного — дело такое… Не хочу, чтобы ты сидела голодная. Можешь просить помочь Сашу, если будет совсем невмоготу. Только вот… Эрвину о ней ни слова. Он не знает о том, куда я тебя водил. Договорились?
— Договорились, — сказала она, не отвлекаясь от еды. — Вообще, я и не собиралась ему рассказывать. Этот Эрвин такой же, как и все они. Злобный и жестокий ублюд…
Микаса оборвала себя и недовольно поджала губы. Все же, перебарщивать в такой ситуации было опасно. Это из-за Эрвина она здесь. Бросив на Йегера короткий, внимательный взгляд, Аккерман отвернулась. Эрен смягчился, стараясь выглядеть более располагающе. Такое поведение Микасы было понятно, и осуждать ее нельзя.
— В общем, с такими говорить я не хочу.
— Он не совсем такой, как ты думаешь. — Заняв место напротив, Эрен принялся за салат, чтобы хоть немного унять голод. — Спрашивал про тебя, еще и запретил тебя касаться, прекрасно понимая твое положение. Может, он и жестокий, но понятие морали ему знакомо. Если что, я и не собирался трогать как–то тебя и обижать. Он, как и я, не в восторге от того, что сейчас происходит. Поэтому его и недолюбливают местные. Много работы теперь и у меня…
Эрен немного забылся, включившись в разговор. Оказалось: вполне неплохое чувство — делиться с кем–то некоторыми моментами своей работы за завтраком.
— Звучит так, будто бы ты в него влюбился! — Микаса вдруг серьезно взглянула на него. Его слова забили последний гвоздь в гроб ее самоконтроля. — Мораль у ублюдка, который связан с криминалом?! Какое лицемерие!
Прекратив есть, Йегер уставился на нее, словно услышал что–то совсем выходящее за рамки его понимания. Впрочем, так и было. Брезгливо поморщившись, он быстро отрицательно замотал головой. Как у нее вообще в голове родилась подобная мысль?
— Я тебе что, на педика похож?! — Он звучал уже совсем не так мягко, как раньше, хоть раздражения Эрен и не выдал. — Глупые шутки. Пытался сказать, что даже в такой сфере есть люди, способные на хорошее. А ты все перевернула.
— Тебе самому не стыдно при мне нахваливать очередного урода?! — тут же спросила Аккерман с вызовом. — Думаешь, он спихнул бы меня тебе, если бы не был геем? Да он бы с радостью пользовался выпавшей возможностью, как и все остальные. Хватит романтизировать его! Блевать от тебя теперь тянет, просто отвратительно. Способны они на хорошее. Как же! Полицейский еще, называется. Ври больше. Я и поверила, уши развесила. Подумала, что хоть что-то измениться может. А ты — грязный коп, который прикрывает зад того, из-за кого местные на наркоте сидят! В очередной раз только убедилась, что глупая. Не нужно было тебе свое имя говорить.
Швырнув вилку в тарелку, едва не разбив ее, она тут же поднялась и вышла из кухни. Вскоре раздался громкий хлопок двери, ведущей в комнату. Продолжительно и шумно выдохнув, накрыв лицо ладонью, Эрен крепко сжал переносицу и зажмурился. Наверное, за все время работы на таких людей, работы под прикрытием, и сам начал пропитываться всей гадостью, смотреть на мир иначе? Тогда и впрямь — хреновый из него сотрудник. Или настолько сросся со своей маской? Микаса видела все иначе, и в ее словах была правда. Только с таким характером и поведением ей точно пришлось бы несладко. Окажись она даже у Эрвина, он не стал бы терпеть — это факт. Кому нужна своевольная проститутка? Но в этом сейчас были и плюсы: ее не сломали настолько, чтобы она и слово боялась против сказать. Ну, как минимум, так казалось ему.
Бросив взгляд на пачку сигарет, Йегер поморщился. Нужно было бросать уже эту привычку, которая только раздражала, и он убрал все в карман вместе с зажигалкой. Непонятный диссонанс поселился теперь внутри. Чтобы быть на хорошем счету у Эрвина и выполнить поставленную полицией задачу, от него требовалось холодное поведение, наплевательство на некоторые человеческие нормы. Он должен поддерживать решения Смита, внедриться в весь бизнес. Ужасный и мерзкий. Должен был принять правила игры, стать таким же. Чтобы не выдать себя. Но что тогда останется человеческого в нем самом? В очередной раз пожалел, что согласился на все условия. Теперь ведь от самого себя будет тошно. Еще и девушку задел, обидел… Когда громче заскворчали колбаски, Эрен поспешил снять их со сковороды, переложил на тарелку к салату и, взяв порцию Микасы, вошел к ней в комнату. Сев на кровать, он поставил тарелку на тумбу.
— Я достаточно долго не общался с девушками, — признался он, проводя ладонью по шее. — Да и вообще с людьми, не из преступного мира. Не оправдание, знаю. Но не хотел тебя так злить.
— Да мне вообще все равно. — Она даже не посмотрела на него. Микаса стояла у окна, наблюдая за тем, как люди медленно плелись по улицам. Серый, депрессивный пейзаж. Точно такой же отвратительный, как и ее жизнь. Невольное сравнение промелькнуло в его голове. — Конечно не хотел злить, скорее показать, насколько моя жизнь вообще ничего не стоит. Спасибо, что напомнил.
— И совсем не это. — И что ему с ней делать? Куда отправить, чтобы хоть немного развеять, внести красок? Эрен злился, но больше на себя и собственное бессилие. Еще и слова Эрвина «не привязываться». Конечно, Йегер делать этого не собирался — у него других проблем навалом. Но проявить заботу он мог себе позволить. — Хочешь прогуляться? Не очень далеко, правда, и не особо долго.
— Мне не нужны твои подачки, — прошептала Микаса. — Вряд ли мне вообще можно на улицу. Да и я не хочу. Оставь меня уже в покое!
— Ладно, как хочешь. Я только хотел… Все, проехали. — Недовольный собой, он поставил на тумбочку тарелку с едой. Прежде чем выйти, забрал все необходимое ему и попросил: — Можешь немного побыть в гостиной? Я пока все доделаю…
Когда Аккерман расположилась на диване, он молча включил телевизор. Все лучше, чем в тишине одной. Было трудно. Даже очень. Но Эрен знал, что наладить контакт с настоящей жертвой насилия будет непросто. Тут важны выдержка и отсутствие агрессии. Ему повезло обладать терпением и умением налаживать контакт. Конечно, вряд ли сейчас у него все получалось идеально. Самое простое — применить насилие, прогнуть под себя и выжать всю информацию. Но такой вариант он отмел моментально. Совсем уж бесчеловечно. Микасе нужно было время, которого, к сожалению, имелось в запасе не так много. В любой момент могло произойти все, что угодно. От любого ее спонтанного решения до его… смерти. На таких заданиях случалось всякое, и Эрен прекрасно понимал это.
Выходной день Йегер обычно проводил по отлаженной схеме. Даже учитывая, сколько всего сейчас спуталось и переплелось, от уборки нельзя было отказываться. Все-таки намного приятнее жить, когда дома все на своих местах, все чисто и свежо. Открыв окна на кухне и в спальне, бормоча привычно песенку себе под нос, он сперва расставил всю посуду, протер рабочую поверхность на кухне, стол, а после перешел и к сантехнике. Не так уж и много времени занимала уборка, если чистота в доме всегда поддерживалась на должном уровне. Закончив с мытьем полов в основной зоне, Эрен провел ладонью по лбу и осторожно заглянул в комнату, где находилась Микаса.
Она тихо наблюдала за происходящим на экране. Высокие девушки вышагивали по подиуму, демонстрируя наверняка дорогую одежду. Все такие серьезные, но очень красивые. Закадровый голос рассказывал что-то об изменениях в новой коллекции какого-то дизайнера — Эрен совершенно не запомнил. Кашлянув, привлек внимание Микасы к себе и тут же поспешил извиниться:
— Прости. Отвлек тебя. Просто… Я хотел немного убраться, чтобы дышалось легче. Впрочем… Могу попозже зайти.
— Убирайся дальше. Я все равно не понимаю, что они обсуждают. — Микаса поднялась и отошла к стене. Она молча поглядывала в его сторону, словно не решаясь предложить свою помощь. От былой злобы, казалось, не осталось и следа. — Я могу помочь пыль протереть. Если хочешь.
Неловко помявшись, Эрен прошел было к окну, открыл его и уже начал мыть пол, но остановился. Поджав губы, он отставил швабру и осторожно присел на диван поодаль.
— Он обсуждает какую-то коллекцию прошлого года. Говорит, что нынешняя уступает в деталях. Вот, например, это пальто схоже с тем, которое было на… На какой-то модели два года назад. Я не запомнил ее имя. Но это выглядит более сдержанно, правда, мне кажется, что там ремешок вот-вот развяжется. — Он усмехнулся своему наблюдению. Все ведь так и выглядело для него — одежда смотрелась на девушках так, словно в любой момент готова была слететь. — Могу переключить, если хочешь.
— Переключи. Не хочу на это смотреть. — Мика отвернулась от телевизора и, взяв небольшую влажную тряпочку, начала протирать пыль с подоконника. — Ты неправильно убираешься.
— Да… Я так привык, всегда… — Он заставил себя замолчать и переключил канал на какой-то музыкальный. — И в чем я ошибаюсь?
— Ну… — Мика повернулась к нему и хмуро посмотрела на швабру. — Сначала нужно убрать все сверху. Протереть все полки от пыли, убрать мусор с поверхностей. Затем хорошенько подмести и только потом помыть пол.
— Почему? — тут же выпалил Эрен, склонив голову набок и поднимаясь с дивана. Раз уж она начала с ним обсуждение хоть какой-то темы, то следовало поддержать. — Нет, мне действительно интересно.
— Потому что на влажные полы осядет вся пыль, которая будет падать с грязных поверхностей. Ну, по крайней мере, так говорила мама. — Аккерман слегка замялась и подошла к фотографиям в рамках. — При уборке все это нужно снять и протереть. А еще с улицы будет залетать дополнительная пыль, так что проветривание нужно делать в самом начале.
— Вот оно что… — Эрен задумался, прикидывая, что в ее словах была правда. Это облегчило бы уборку в разы. — А я мыл полы два раза. В начале, как сейчас, чтобы все собрать, и пока проветривалась квартира. А второй раз — когда уже убирал остальное. Думаю, советы твоей мамы мне пригодятся. Что говорила моя, я успешно прослушал и забыл. А ты помнишь… Наверняка ты — та сама прилежная дочь, я прав? То есть…
— Я была маленькая, когда они погибли. — Микаса сняла со стены рамку и внимательно всмотрелась в фотографию Эрена в обществе каких-то людей. — Не особенно много помню.
— Терять родных всегда больно. В любом возрасте. Особенно если у вас хорошие отношения. Но когда маленький, то запоминаешь все самое хорошее и приятное. — Он слабо улыбнулся, наблюдая за Микасой. Теперь стало понятно, почему она так была уверена, что ее никто не станет искать. Наверное, случись что сейчас с Эреном, его искали бы только как сотрудника полиции. Все-таки не настолько он успел сдружиться с кем-либо из отдела, прежде чем попасть на это дело. — А у вас была какая-нибудь семейная традиция? Например, каждое воскресенье собираться за одним столом.
— Не помню. — Она пожала плечами и аккуратно положила фоторамку на плечо. — Помню, что жили бедно. Папа мало зарабатывал, мама и подавно. Помню, что она была учителем музыки при школе, а вот кем работал папа, я так и не вспомнила за столько лет. Память ребенка — странная штука. Я почему-то запомнила абсолютно бесполезный день от начала до конца, но то, что было важно — нет. Только мелочи. И что мама пела мне колыбельную, но голос ее я никак не могу вспомнить.
— Уверен, она очень красиво пела, — предположил Эрен, ощущая зарождавшуюся грусть где-то внутри. Сам он старался глушить все подобные воспоминания, лишь бы не увязнуть в них. Но он хотя бы помнил родителей, брата. У него остались вполне реальные воспоминания о них, фотографии. А у Микасы — лишь обрывки. — Расскажешь?
Аккерман застыла. Она явно не ожидала того, что ему будет интересно услышать, что запомнил ее детский мозг. Это воспоминание казалось ей настолько незначительным. Простой летний день. Такой же, как и все остальные…
• 𝐌 •
𝟏𝟗𝟖𝟓, 𝐣𝐮𝐧𝐞
Июньские вечера были особенно атмосферными в дни, когда отец возил их с братом на своем старом Понтиаке к семье своего давнего друга. У него был большой белый дом на окраине, почти что у самых берегов Тихого океана. Двор с качелями, много игрушек и дети, с которыми было весело играть. Однако Микаса ждала такие поездки только ради их семейной собаки. Большой золотистый ретривер Бадди всегда любил лежать рядом с ней или играть в перетягивание каната. Аккерман до жути мечтала о собственном питомце. По пути в школу она на десятки минут застывала рядом с собаками, которые ждали своих хозяев около магазинов. Плакала над каждым фильмом, где присутствовали хвостатые. Ее единственной отдушиной был Бадди. Но в этот раз он заболел, и серьезно, из-за чего ей было абсолютно нечем заняться. Смотреть на болеющую собаку было невыносимо. Да и скучно наблюдать за тем, как ее двухлетний брат возился со своим одногодкой в песочнице. Ребекка была занудой, которая постоянно пыталась перетянуть на себя лидерство. Вот и оставалось Микасе сидеть на террасе и смотреть, как муравьи тащат хлебную крошку в свое логово.
Иногда ей казалось, что быть муравьем намного лучше, чем Микасой Аккерман. Им для счастья хватало небольшой крошки, но человеку этого будет мало. И, скорее всего, он ее даже не заметит, настолько она была незначительна в его глазах. Незначительна… Такой она хотела быть. Молча наблюдать в лесу за тем, как белка осторожно спускается по мохнатому дереву вниз. Смотреть, как ее шкурка переливается на редко пробивающемся сквозь густые кроны солнце. Быть бесцветной, не чувствовать жажды и голода, чтобы бесконечно бродить по планете. В солнечную погоду из окна ее комнаты было видно зеленые холмы, которые находились далеко-далеко. В перерывах между домашней работой и заботой о брате Микаса застывала у окна и мечтала добраться до того места, чтобы посмотреть, как же там все обстоит.
Как и всегда, машина отца заглохла на полпути до города, из-за чего им пришлось остановиться на обочине. Яркий свет заходящего солнца освещал дорогу, мокрую после небольшой моросни. Слегка взъерошенные и отросшие волосы отца всегда становились более золотыми в таком свете, из-за чего на них можно было смотреть часами. Но сегодня Мику не интересовало наблюдение за отцом. В ее голове все еще сохранился вид измученного болезнью пса, лежащего на большой подушке. Муравьем определенно быть лучше. Как минимум, им все равно на стремительно подступающие смерти друзей. Тихоокеанский бриз пробился сквозь зеленую прослойку суши, освежая слегка душный салон машины. В Вашингтоне ей нравилось. Их небольшой городок был уютным, хоть и частые дожди мешали гулять с соседскими детьми. Однако это было лишь неудобством по сравнению с тем, как красиво было в их штате. Иногда отец брал их в поход, и они целый день гуляли по вечнозеленому лесу. Трогали покрытые мхами деревья, и дышали свежим воздухом, наконец забывая о своей нищете.
Отец всегда чинил машину быстро. Другого выхода не было, на полноценный ремонт никогда не хватало денег. И вот сейчас он с довольным видом захлопнул капот, энергично вытер ладони о свои черные джинсы и улыбнулся ей. Веснушки красиво проявлялись на его лице каждое лето, и Микаса каждый год надеялась обнаружить то, что они появились и у нее. Но этого не случалось. Она была копией своей матери, и единственное, что она взяла у отца — глаза. Глубокие, серые. Они всегда нравились ей больше всего во внешности. Отец тихонько открыл дверь со стороны водителя и сел. Сидение противно скрипнуло. От него пахло моторным маслом и легкими духами, которые отдавали свежестью. В памяти снова всплыл болезненный вид четвероногого друга.
— Бадди умрет, ведь так, па? — спросила Микаса после того, как машина завелась. Спящий на заднем сидении брат недовольно промычал сквозь сон и повернулся к ним спиной. Отец, казалось, напрягся.
— Почему ты так думаешь? — Он бросил быстрый взгляд на дочь, а затем сосредоточился на дороге. Все же, попасть в аварию совсем не хотелось.
— Он похож на бабушку. — Микаса прижалась головой к подушке, которую в начале поездки заботливо прикрепил к стеклу отец. — Она тоже похудела и сильно болела. А потом умерла.
— Думаю, с ним все будет хорошо. Нужно верить в это, принцесса. — Он ободряюще ущипнул ее за пухлую щеку. Микаса притворно скривилась и потерла покрасневшую кожу. — Не омрачай себе такими мыслями свои первые каникулы.
— Но я не могу не думать о нем! — Тут же взъерошилась она. — Он мой друг. Друзей нельзя оставлять в беде, а когда они болеют — за ними нужно ухаживать. Только мистер Вайсс не ухаживает за ним. Мне Ребекка сказала. Можно мы заберем Бадди и подлечим его? Я сама буду его кормить, с ним гулять!
— Зайчонок… — устало протянул он. Аккерман ненавидел отказывать своим детям, но делать это приходилось часто. Зарплат едва хватало на их небольшую семью. — Лечение собаки стоит много, очень. У нас нет столько денег. Твоему брату нужен инсулин, тебе нужно оплачивать дополнительные занятия.
— Я могу продать свои игрушки! И делать лимонад, как в прошлом году! — предложила Микаса, явно не желая принимать отказ.
— Микаса! Бадди — собака Ребекки. Даже если мы захотим, нам его не забрать. Она привязана к нему. — Отец стал более строгим, из-за чего она грустно опустила взгляд в пол. — Я знаю, тебе хочется пса. И я постараюсь получить повышение, чтобы мы смогли его себе позволить. Но, малыш, ты должна понимать, что это может занять и два года, и три. Ты же уже большая.
— Ты так говорил в прошлом году! — недовольно напомнила ему она. — Почему бы тебе не поменять работу? Ты же взрослый, и все умеешь!
— Не все так в жизни легко. — Строгость сошла с его лица, оставляя только легкую грусть и разочарование в самом себе. — Я бы с радостью нашел что-нибудь получше, но, увы, не получается.
Микаса лишь хмыкнула. Ей казалось, что взрослые всегда утрируют трудность нахождения работы и ее выполнения. Школа казалась ей намного сложнее. Все эти скучные уроки с изучением букв, цифр, а в особенности уроки музыки, на которые ей приходилось ходить из-за матери, казались ей настоящим адом. Микаса любила петь, но ненавидела фортепиано. Еще и раздражающая Мадонна, постоянно играющая в машине отца. И зачем они вообще поехали в гости?
Доехали домой они поздно. Отец нес спящего брата на руках, Микасе же пришлось с недовольным лицом тащить свой рюкзак на четвертый этаж, где была их небольшая квартирка. Ужин успел остыть, да и есть не хотелось совсем. Как и обычно, когда у нее было плохое настроение, Микаса забросила рюкзак на пуфик в коридоре и, демонстративно громко топая, скрылась в детской. Через щель в приоткрытой двери она наблюдала за тем, как отец устало обнимал мать, и та говорила ему что-то подбадривающее, мягко поглаживая по спине. Мике вдруг стало стыдно за то, что она наговорила в машине, но выходить сейчас она не решилась. Завалившись на кровать, она смотрела на то, как брат мирно спал, прикрытый тонким одеяльцем. На секунду ей захотелось вновь стать такой же маленькой, как и он. Но это было уже невозможно. Поэтому она поднялась и переоделась в пижаму с узором в виде скачущих ковбоев. В этот момент, слегка скрипнув, открылась дверь. В комнату заглянула мать и, улыбнувшись тому, что Микаса еще не спала, зашла в комнату. Они вместе легли под одеяло, начиная ерзать, чтобы найти положение удобнее. Все же, с каждым годом умещаться к ней в кровать становилось все сложнее, и сложнее.
— Я не хотела грубить папе сегодня, — прошептала Микаса, подкладывая руку под голову. — Я просто сильно расстроилась из-за того, что Бадди заболел. Не хочу, чтобы он умирал. Не хочу, чтобы хоть кто-то умирал.
— Я понимаю, и папа тоже. Он не злится на тебя, котенок. Но, скажи мне одно. Тебе не понравилось сегодня, ведь так? — Ее мягкая ладонь поправила волосы на лице дочери, заправив их за ухо. Микаса кивнула. — Хорошо, тогда в следующее воскресенье мы все вместе поедем в парк. А папу попросим позвонить и спросить как там Бадди. Хорошо?
— Хорошо. — Микаса слегка приободрилась и подползла ближе. — Ты же споешь мне сегодня свою колыбельную?
♫
У мамы всегда было теплое тело. Не такое, как обычно. А то, которое отдает тепло, словно радиатор. В такие моменты Микаса ощущала себя маленьким птенчиком, прижавшемся как можно ближе к матери. Ее приятный, мелодичный голос тихо напевал слова колыбельной, что казалась для засыпающей Микасы чем-то из разряда заклинаний. Обычно после такого сон был крепким и глубоким.
Аккерман долгое время не могла найти слова, которые бы объяснили то, почему объятия матери создавали такой эффект. Однако вскоре все оказалось намного проще, чем она думала. Простое ощущение защищенности способно настолько расслабить тело ребенка, что он засыпал моментально. То самое чувство, которое она не ощущала годами.
───── • ─────
Эрен слушал тихое пение Микасы, прижавшись спиной к стене и прикрыв глаза. Не трудно было догадаться, что произошло что-то неприятное в ее детстве. Сам он невольно вспоминал, как он больше всего на свете ненавидел ложиться спать, поэтому даже прятался под кроватью. Но мама всякий раз находила его, мягко щипала за бок и закручивала в одеяло, обещая никогда больше не выпустить, пока он не начинал причитать и просить отпустить его. Лишь после обещания уснуть эта «пытка» прекращалась. Эрен помнил каждую сказку, которую рассказывали ему на ночь родители. Нахмурившись, он отвернулся, чувствуя, как защипало в районе переносицы.
— Они ведь погибли не очень хорошо, верно? — очень тихо уточнил он, приподняв плечи, все еще не смея взглянуть на Микасу. — Расскажешь, как?
— В восемьдесят шестом попали в ураган, и дерево упало на машину. Из-за непогоды скорая не успела приехать и спасти их. Я была в школе в тот момент. — Микаса говорила спокойно, протирая при этом рамку. — Я давно уже пережила эту утрату. Стараюсь вообще не думать обо всем этом. Бывает, конечно, тяжело. Но я отвлекалась работой. Да и говорила же, что это странное и бесполезное воспоминание. Даже не знаю, почему именно этот день.
— Понял. — Эрен виновато опустил голову, но вскоре нашел в себе силы встрепенуться и закрыть окно. Наверняка Аккерман уже замерзала. — Прости, что заставил тебя вспоминать. Это было не очень красиво с моей стороны.
— Ничего страшного. Зато я вспомнила что-то приятное. Своих родителей. И хоть я не могу вспомнить их голоса и лица — это все равно подняло мне настроение. — Микаса улыбнулась и продолжила вытирать пыль. — А твоя семья? Они знают, чем ты занимаешься?
— Ее нет, — быстро ответил Эрен. Взяв швабру, он начал елозить ею рядом с собой. Ему очень захотелось выговориться, поделиться накопившейся печалью, но не вываливать же вот так все на Микасу, у которой и так-то жизнь не была сладкой. — В плане, была, но… Вон та фотография. Там мне шесть. В деревянной рамке, разрисованной чернилами.
— Красивая. — Микаса всмотрелась в счастливые лица его родителей. Йегер хранил этот снимок, хоть и помнил, как ему прилетело, когда он решил разукрасить рамку ручкой. Так старательно выводил загогулины и цветочки, что в итоге мама сжалилась, приняв этот его проступок. Он ведь действительно лишь пытался украсить скучную, блеклую рамку в том запечатленному счастью на снимке. — Не буду допытываться. Давай лучше закончим убираться и поищем какие-нибудь каналы на английском.
— Конечно. — Дальше Эрен уже следовал предложенному Микасой плану уборки.
Плюсы сразу выявились. Как минимум, не пришлось перемывать полы в комнате. Теперь все вновь сияло чистотой. После смерти семьи, оставшись в одиночестве, Йегер завел эту привычку — полную уборку. Это помогало отвлечься. Он надеялся, что и Микасе поможет подобное занятие. Это убивало такое ненужное время нахождения наедине со своими же мыслями.
— Прости, что нагрубила тебе. Я не должна была закатывать такую истерику, — тихо добавила Микаса. Эрен замер, смотря на нее с полным вниманием, и кивнул, произнеся в том что-то о том, что все понимает. Ее слова застали его врасплох, но услышать подобное оказалось приятно. Пусть он и не ожидал услышать никаких извинений. Да и она не должна была… За правду не извиняются.
Вскоре получилось найти и канал на английском, что наверняка порадовало Аккерман. Слышать родную речь в чужой стране — точно всегда шло на пользу. Долго надоедать своим присутствием Йегер не стал. Да и, к тому же, после всех этих семейных воспоминаний они лишь перекинулись парочкой дежурных фраз. Эрен и Микаса погрузились в свои собственные размышления, которыми пока что не собирались делиться ни с кем.
