В зале суда и за его пределами

Эджворту не в новинку отсекать что-то старое, бесполезное, ненужное. Он смог отсечь значительный кусок собственной жизни — почти наживо из себя вырезать, — так что это дело почти привычное, с механическим равнодушием совершаемое. Новое — лучший повод избавиться от старого, начать с чистого листа. Даже если это такая мелочь, как новый телефон с пустым списком контактов. В избранные он занёс телефоны полиции и прокуратуры. За ними потянулся длинный перечень имён — за долгие годы успело скопиться немало «мёртвых» номеров. С кем-то Эджворт распрощался, выпустившись из университета, с кем-то — ещё раньше. С каких-то номеров он не сдувал пыль уже лет десять — их он удалял, даже не пытаясь вспомнить лица тех, с кем ему выпало учиться в младших классах. В прошлой жизни. Кажется, эти ставшие бессмысленными наборы цифр — и правда всё, что у него от той жизни осталось. Эджворт не жалел об этом. Ту жизнь всё равно не вернуть — смысл тогда вспоминать и сокрушаться? Проще вовсе забыть, в его нынешней жизни отголоски из той звучали почти неразличимым белым шумом. Он дошёл почти до самого конца списка — и вдруг палец замер, так и не нажав на кнопку «дальше». Оу. Этот номер. Как странно, что он помнил его до сих пор, даже не глядя на имя контакта. Он знал, чей это. Феникса Райта. Ещё одного осколка былых времён — лёгких, детских лет, когда они учились в одном классе, обсуждали новые серии еженедельного шоу, бегали вечерами к реке и забивали голову всякой чепухой, как и подобает девятилетним мальчишкам. Почему-то один из таких вечеров отчётливо встал перед внутренним взором Эджворта. Небо, оранжевое от заходящего солнца, блики на воде, две парных подвески на их мобильниках — и большие, полные радости глаза Райта, и такая же радостная, широкая улыбка. Что за парнем был этот Райт… Стиснув зубы, Эджворт слишком сильно вдавил кнопку на телефоне. И быстро нажал «да», когда всплыло окошко подтверждения удаления контакта. Именно что «был». Для него, Эджворта, Феникса Райта больше не существовало, как и всей той жизни, которую Райт мог освещать своей улыбкой. В поломанном, выстроенном на запрятанной, но не излеченной боли мире, где жил сейчас Эджворт, этой улыбке было не место. Она только лишний раз тревожила его глупой, ненужной ностальгией. А от всего ненужного Эджворт безжалостно избавлялся.